Будьте изобретательными

Но просто сказать «запах бензина» — недостаточно. Старайтесь описывать предметы, людей, пейзажи своим собственным, уникальным способом — так, как никто не описывал их до вас. Это непросто, но оно того стоит. Подумайте, как отличались бы изображения Эйфелевой башни на картинах Пикассо и Матисса. И как похожи они у их бесчисленных (и безымянных) подражателей, продающих свои картинки за десять евро у ее подножия.

Разумеется, невозможно даже приблизительно сказать, в чем может заключаться эта уникальность (а то какая же это уникальность???). Но вот несколько простейших ингредиентов вашей персональной «живой воды».

· уподобление: сравнение двух понятий с использование союза «как» или «словно».
Асфальт нагрелся как противень.

· метафора: сравнение, преподносимое, как данность.
Я шел по нагретому противню асфальта.

· персонификация и антропоморфизм: придание какому-то бездушному предмету или отвлеченному понятию человеческих качеств.
Жара опаляла мне шею своим дыханием.

· аллитерация и звукоподражание: акцентированное использование слов, которые звучат как само описываемое действие или понятие.
Это кажется более присущим поэзии, нежели прозе; поэтому привожу не сконструированные, а реальные примеры:
«Стерляжья уха с на лим ами и мол оками шипит и ворчит у них меж зубами» (Гоголь, «Мертвые души»)
«И еще, и еще клинькала в синюю бездну дня целебеевская колокольня; и юлили над ней, и писали, по визгив ая, во сьмерки стрижи». (Белый, «Серебряный голубь»).

Глаголы «шипеть и ворчать» кажутся не очень применимы к ухе с молóками, а глагол «повзигивать» скорее мы отнесем к щенку, чем к стрижу. Но они лучше передают звуки производимые описанными действиями (и в обеих случаях звукоподражания усилены аллитерациями).

И, конечно, бегите как от чумы, от готовых выражений

· стояла адская жара

· в нем чувствовался стальной стержень

· бежать как от чумы

Мы слышали эти обороты столько раз, что не задумываемся над их смыслом. Они удобны и применимы в устной речи, потому что способствуют ее гладкости и связности, но они же делают речь письменную безликой, незапоминающейся. Если не можете подобрать своего «эксклюзивного» слова — говорите самое простое, нейтральное, но не пользуйтесь словами чужими! И тем более общими. Места общего пользования — они и есть места общего пользования.

Над заемным остроумием и дутым красноречием издевался еще Пушкин:

...что сказать об наших писателях, которые, почитая за низость изъяснить просто вещи самые обыкновенные, думают оживить детскую [т.е. неразвитую — МВ ] прозу дополнениями и вялыми метафорами? <...> Дóлжно бы сказать: рано поутру — а они пишут: едва первые лучи восходящего солнца озарили восточные края лазурного неба — ах, как это все ново и свежо, разве оно лучше потому только, что длиннее.<...> Точность и краткость — вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат[1].

Другое дело — «сдвигать» заезженные метафор и устоявшиеся выражения. Заменить «каменное сердце» на «гранитный камушек в груди» — уже неплохо. Вересаев, говоря в притче «Состязание» об условно-древнем погонщике мулов, писал: «Больно ущемила тоска по красоте его жесткое, как подошва, сердце». Попробуйте подумать, чему еще можно уподобить черствого человека?

Но метафора способна и на еще большее. Весь роман Акунина «Пелагия и красный петух» основан на буквальном воплощении устоявшегося обозначения монашки — «невеста Христова». Пелагия — монахиня, и когда она убеждается, что странный чудак, вылезший из пещеры — это Иисус Христос собственной персоной, перенесшийся в Россию XIX века по какому-то пространственно-временому туннелю, ей ничего не остается, как следовать за своим женихом.

А представьте буквальное воплощение затертого словечка «сердцеедка»? Бр-р.

Дата добавления: 2014-01-04