Провал в витебском подполье

В начале августа 1943 года (уже в который раз) отправился на задание в Витебск. Подхожу утром к дому «Сапожника». Кажется, еще не дошел до крыльца, как в полуоткрытой двери показалось взволнованное лицо хозяина.

— Немедленно уходи, мы провалились. Все арестованы. Петр тоже арестован. Передай своим, что в часы попал песок,— сказал «Сапожник» скороговоркой и захлопнул дверь.

Я пошел в город. Было больно за товарищей. Надо спокойно собраться с мыслями. Все ли арестованы? Добрались ли до Черткова? Что со «Вторым»?

Подхожу к развилке, где сходятся дороги из Сенно и Бешенковичей перед лучесским мостом. До этого места в теплое время я всегда ходил босой. На развилке полным-полно немцев. Сидят на обочине. Курят. Болтают. Вначале подумал — не облава ли? Это у них часто бывает. Но нет. Прохожу. Они не обращают на меня внимания, а я делаю вид, что они для меня вообще не существуют.

Прешел и сел на обочину. Развязал одной рукой шнурки ботинок, вторая рука на повязке. Под ней за поясом пистолет. Начинаю обуваться. Как трудно надеть ссохшийся ботинок одной рукой! Сижу, мучаюсь...

Крайний немец смотрел-смотрел на меня, потом поднялся. Я насторожился, сжался в комок, как пружина. Но напрасно. Немец садится передо мной на корточки. Надел мне ботинки. Зашнуровал. Спрашивает, что у меня с рукой.

— Партизаны подстрелили. Отца убили. Он полицай. А меня вот ранили,— объясняю ему словами и жестами.

— Партызан никс гут, плёх, плёх,— прошепелявил немец, вынул из кармана галету и дал мне.

Он или вспомнил сына своего, или у него проснулись отцовские чувства, или просто оказался человеком.

Поблагодарил немца, поднялся и пошел.

Я знал, что ко «Второму» могу идти либо по указанию, либо если что случится с «Сапожником». Значит, должен идти ко «Второму». Но это вечером. Свободного времени у меня было предостаточно, и я решил сначала зайти в городскую больницу, выяснить, не арестован ли Чертков.

Пришел на Лобазную улицу к больнице, сел в тени на противоположной стороне и наблюдаю. В больницу заходить не стал, боюсь попасть в ловушку или навести на след. Через некоторое время вижу — выходит со двора старушка-медсестра Екатерина Семеновна. Значит, не арестована. Жду. Всматриваюсь в окно на втором этаже. Там кабинет Черткова. Где-то часов в двенадцать в белом халате и шапочке показался Чертков, открыл окно. Я обрадовался, настроение поднялось. Значит, нить, пойманная немцами и ведущая в подполье, не дотянулась сюда.

Иду на Полоцкий рынок. Прохожу по тропе в сторону Юрьевой горки. Никаких изменений в домике не замечаю. На окнах по-прежнему белоснежные занавески, калитка заперта на крючок, во дворе чистенько подметено. Кажется, все в порядке.

Вечером захожу в дом. И «Дядя Жора» и «Тетя Катя» дома. «Дядя Жора» немножко взволнован, но старается не показать виду.

— Я шел к «Сапожнику», но там случилась беда. Поэтому пришел к вам. Принес пакет,— начал я.

— Да, случилась беда. В механизм попал песок. Нам отрубили одно крыло. Жаль людей. Так хорошо все было организовано и продумано, но просмотрели. Враги тоже не спят,— проговорил «Дядя Жора» в глубоком раздумье.— Но они еще узнают наших, мы отомстим за смерть товарищей.

— Они что — уже расстреляны? — спросил я.

— Нет. Только один убит. Он оказал вооруженное сопротивление, уложил наповал фашиста и сам погиб. Ему легче, а остальным предстоят пытки.

— Не смалодушничает кто-нибудь из них, не выдаст остальных?

— Что ты? Не должно быть. Все ребята надежные и испытанные,— уверенно ответил «Дядя Жора».— Тем более у нас хорошая конспирация, и арестованные знают немногих.

Я спросил, известно ли ему, что Чертков связан с группой через «Сапожника».

— Конечно. И сегодня от него получили очередную партию медикаментов. Чертков ничего не знает об аресте товарищей. Ему не следует говорить об этом. Так спокойнее,— предупредил он.

— А что с «Сапожником»?

— Ничего. Мастерскую закрыли. Перевели в надежное место, продолжает работать.

Перед сном он опять попросил, чтобы я отдал ему пистолет.

— А может, не надо, «Дядя Жора»? Вдруг что случится. Я не хочу живым попадаться в руки фашистам.

— Не волнуйся. Этого не случится. Во-первых, еще никакой опасности нет, а во-вторых, если что и случится, то ничего не останется ни от нас, ни от того, кто за нами придет. Наш домик надежно заминирован,— сказал он, потрепал меня по щеке и забрал пистолет.

Назавтра, возвращаясь домой, я заметил, что на домике «Сапожника» уже не было вывески. На дверях висел большущий замок. После этого я еще два месяца ходил в Витебск ко «Второму». Всегда обращал внимание на домик «Сапожника». На дверях все так же одиноко висел тот большущий замок.

Фашисты почти одновременно схватили около ста пятидесяти патриотов, активных участников подпольных организаций Витебска и прилегающих к нему населенных пунктов. Тогда были арестованы и патриоты торфопредприятия «Городнянский мох», которыми руководил Антон Никитич Козлов.

Как выяснилось потом, оккупантам удалось заслать в витебское подполье провокаторов из группы хорошо обученных и подготовленных «ловцов партизан». Так фашисты называли завербованных ими различного рода предателей и изменников Родины, которые уже успели замазать свои руки в народной крови, проявить себя рьяными служаками «нового порядка». Организация «ловцы партизан» была создана при тайной полевой полиции (сокращенно ГФП).

В начале 1943 года в район Витебска в составе войск ГФП-703 в строжайшей тайне прибыла большая группа «ловцов партизан», которую возглавлял бывший унтер-офицер русской армии Печенкин. Он после Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны бежал за границу, где вместе с недобитыми белогвардейцами поступил на службу к фашистам, и до войны жил в Германии.

Провокаторы немедленно приступили к выполнению своих подлых планов. Они выступали то в качестве партизанских представителей, прибывших в город на связь с подпольщиками, то в роли военнопленных, желающих связаться с партизанами с целью ухода в лес. Используя высокий патриотизм советских людей и горячее стремление бороться с фашистской чумой, пользуясь неопытностью и доверчивостью отдельных патриотов, «ловцы партизан» вскоре сумели проникнуть в некоторые подпольные организации. Они развернули активную деятельность, нащупывали нити связей с партизанами, разыскивали подпольные организации, выявляли советских патриотов и молодежь, желавших уйти в партизанские отряды.

Августовские провалы в витебском подполье и аресты многих руководителей лучших организаций, испытанных и закаленных в борьбе с врагом, серьезно обеспокоили подпольные обком, горком партии и партизанское командование. Были срочно приняты меры к выявлению провокаторов. Подпольщики, над которыми нависла угроза, отзывались в партизанские отряды. Горком партии работал над восстановлением подпольной сети, создавал новые организации и группы.

Начавшиеся аресты и провалы в подпольных организациях, особенно арест патриотов торфопредприятия «Городнянский мох» во главе с Антоном Козловым, сильно обеспокоили сосновских подпольщиков и руководство партизанской бригады «Алексея». Александр Фомич Шипуло чувствовал, что фашисты все больше и больше к нему присматриваются, меньше доверяют, следят за его работой. Не раз по мельчайшим деталям он замечал, что его рабочий стол и шкаф подвергались досмотру.

Обо всем этом я сообщил в бригаду. Было решено на первый случай вывести в партизаны одиннадцать человек: семью Шипуло и восемь других подпольщиков, над которыми нависла угроза.

Эту операцию поручили провести начальнику разведки 16-го отряда Михаилу Григорьеву, бывшему ученику Сосновской средней школы. Неуловимый разведчик и бесстрашный комсомолец, он еще в мае 1942 года установил контакт со штабом отряда имени Селиваненко, а затем и с отрядом «Моряк», регулярно передавал партизанам разведданные, документы и бланки немецких аусвайсов, добываемые сосновскими подпольщиками, сам проникал в штабы фашистских подразделений и выуживал необходимые сведения, участвовал в диверсиях, передавал подпольщикам указания партизанского командования.

Не раз фашисты и их ищейки нападали на след Миши Григорьева, арестовывали и держали в застенках его отца, но схватить юного разведчика им так и не удавалось. Лишь летом 1942 года его случайно задержали в Лиозненском районе, продержали сутки под арестом и, не зная с кем имеют дело, отпустили. В начале февраля 1943 года Михаил вынужден был уйти в партизаны, стал разведчиком отряда «Моряк», затем его назначили начальником разведки отряда «Комсомолец», позже — «Большевик», а с января 1944 года — командиром отдельной роты разведки 1-го батальона бригады «Алексея». Так и провоевал он до соединения с Красной Армией.

Когда в ноябре 1943 года бригаде потребовалось связаться непосредственно с командованием частей Красной Армии, действовавших на витебском направлении, чтобы передать разведданные и важнейшие немецкие документы, попавшие в руки партизан, А. Ф. Данукалов направил за линию фронта именно комсомольца Михаила Григорьева. Михаил с шестью бойцами долго возился в боевых порядках фашистской обороны, пока отыскал щель. Задание командования было успешно выполнено. Через неделю Михаил Григорьев вернулся в бригаду, не потеряв ни одного бойца.

— Молодец, Михаил! Везучий ты человек! — заключил комбриг, выслушав рапорт Григорьева.

Не раз Григорьев попадал под вражеские пули и снаряды. Но счастье никогда ему не изменяло — везло человеку. Сколько случалось: то изрешетят полы кожанки, то осколком вырвет клок голенища, то автоматной очередью прошьет шапку-чапаевку, а Михаил всегда оставался почти невредим, отделывался легкими царапинами руки, ноги, головы... Лишь однажды пролежал месяц после контузии. И на этот раз человеку, считай, здорово повезло. У спящего Михаила Александровича в кармане кожаной куртки взорвалась граната, изрешетила стену дома, а ему — ни царапины, только сильно оглушило.

Семь дней лежал Михаил без сознания, и все это время возле него сидела отрядная медсестра Валентина Кравченко. Разведчики уже думали, что не придет в себя их бесстрашный командир. Врачи не обещали ничего утешительного, записали Михаила в безнадежные. Валя не раз тайком вытирала слезы. Любила она этого храбреца, любила втайне, боясь признаться даже себе.

А за эти дни так привыкла к нему, что и представить не могла жизни без него.

На восьмой день Михаил очнулся, начал кое-что соображать. Только никак не мог понять, почему он не слышит голоса друзей. Глазами видит, что они что-то говорят, смеются, но слышать ничего не слышит. Оказалось, что от разрыва гранаты лопнула в правом ухе барабанная перепонка, левое же — временно оглохло, но постепенно позже стало отходить. Дела пошли на поправку. Вместе с сознанием и слухом возвращалась к нему и прежняя веселость, ухарство. Все чаще шутил он, а однажды не то в шутку, не то всерьез заявил медсестре:

— Хорошая ты дивчина, Валя, добрая, сердечная. Вот воскресила меня с того света. Давай, родная, поженимся, да и только.

— Да ты что?! С ума спятил,— покраснела до самых ушей Валя.

— Люблю я тебя, очень люблю.

— А я не люблю,— соврала она,— смотреть на тебя не могу.

— Это не беда, привыкнешь ко мне, а там и полюбишь.

Не затаил зла на Валю Михаил, но первое время старался избегать ее, пытался не встречаться с ней наедине, не возвращался к разговору о любви и женитьбе, все присматривался со стороны, думал: «Правду ли сказала она, что не любит его, или сболтнула так, сгоряча?» Он хорошо знал, что не одна девушка вздыхает по нему, за счастье бы приняла его ухаживания, хоть в великий пост пошла бы замуж за Михаила, не задумываясь. А эта нет. Гордая...

Валя все время терзала себя, каялась, что оттолкнула Михаила, соврала, сказала, что не любит. «А если он рассердится, поверит, что я действительно не люблю, и не подойдет ко мне больше?..»

Но Михаил все чаще и чаще стал искать поводы встретиться с Валентиной, выискивать возможности остаться наедине, снова и снова заговаривать о любви. Валя крепко стояла на своем: «Не люблю, и все». Скажет, а потом плачет ночами. Вот натура человеческая. Думает, мечтает, ласкает мысленно, старается хоть издали взглянуть на любимого, с нетерпением ожидает встречи, дает клятву, что признается ему в любви, а сама, когда встретится, говорит совершенно другое.

Наконец Валя снисходительно сказала:

— Хорошо. Выйду за тебя замуж, но только после войны. Может, и вправду привыкну, а там, кто знает, и полюблю...

— Что ты, Валя, говоришь?! Когда эта война кончится? Может, пять раз погибну.

— Если захочешь жениться, то выживешь,— сказала она, как отрезала.

И сдержала слово. Действительно, только после войны вышла замуж за Михаила Григорьева.

Но до этого еще время дойдет не скоро, много воды утечет.

А сейчас Михаил Григорьев взял с собой Аркадия Макеенко, Виктора Савицкого и Ивана Шняка и отправился в Сосновку выполнять задание командования. Добрались благополучно. Остановились в деревне Железняки и через связных сообщили Шипулам, что их ждут.

В ночь на 13 августа одиннадцать подпольщиков явились в назначенное место. Все были вооружены, имели винтовки, гранаты, патроны, а некоторые — автоматы и пистолеты. Только Александра Александровна (мы всегда ее звали Шура Александровна) шла с медицинской сумкой, набитой медикаментами и бинтами, да пачкой немецких карт и планов, которые различными путями сосновским подпольщикам и военнопленным удалось добыть в штабах вражеских частей.

Удачно перешли железную дорогу, незамеченными обошли фашистские гарнизоны, добрались до реки Черничанки, а за ней уже вон на горке и деревня Песочно. Около самой окраины ее — мост, через который незаметно не пройдешь. Сюда часто наезжают полицаи и немцы. Залегли в кустах над болотиной. Солнышко уже поднялось высоко. Решили отдохнуть и подождать ночи, а там под ее покровом спокойно перейти мост и пойти дальше. Пролежали несколько часов, перекусили. Дело шло к полудню. Нигде не видно ничего подозрительного.

— Давай, командир, пойдем,— говорит Савицкий.— Видать, фашистов сегодня здесь не будет.

— Правильно! — поддержали остальные, особенно бывшие подпольщики.

Каждому из них хотелось побыстрее добраться до отряда и стать настоящими партизанами. Согласился с ними и Григорьев. Аркадия Макеенко он послал в деревню Песочно в разведку. Тот осторожно вышел на мост. Никого. Кругом тихо. Зашел в крайнюю хату. Все Спокойно.

Григорьев оставил группу в кустах, а сам приблизился к мосту, чтобы видеть сигналы Аркадия.

— Давайте быстрее! Никого нет! — сообщил Макеенко.

Группа поднялась и побежала к мосту. Григорьев впереди, за ним новички, а Витя Савицкий и Ваня Шняк, как и положено, последними, чтобы на всякий случай прикрыть людей. За ними спешила и Александра Александровна. То ли ей тяжело было, то ли, имея медицинскую сумку, чувствовала она свое место в этом строю. Скорее всего, последнее.

Партизаны выскочили на дорогу. Когда до моста оставалось не более полусотни метров, со стороны колковского кладбища из-за горки выползли два грузовика, битком набитые фашистскими солдатами. Возвращаться назад уже было поздно. Выбора другого нет. Только вперед. Каратели заметили партизан и поддали «газу», машины помчались к мосту.

— Быстрее, быстрее! Вперед, через мост и в кусты! — кричал Григорьев.

Сам он перебежал мост и из-за кустов открыл по передней машине огонь из автомата. С горки от Песочно бежал Макеенко и на ходу посылал одну за другой автоматные очереди по машинам. Партизаны перебежали мост и над рекой уходили к кустам. Первая машина буквально на плечах группы Григорьева мчалась к мосту, но в пяти метрах от него вильнула влево и поползла в реку. Видно, автоматные очереди достигли цели. Фашисты выскочили из кузова и бежали через мост, но им преградил путь второй грузовик. Григорьев, Шняк, Савицкий, Макеенко и Игорь Шипуло открыли огонь по нему. Вторая машина выползла на мост, однако левое колесо ее сразу же провисло, и она накренилась в речку. Немцы выпрыгнули из кузова, многие из них перебежали мост, стреляя на ходу. Оставшиеся на левом берегу залегли и повели прицельный огонь.

Григорьев приказал прикрывающей группе отходить в сторону Ивановки. Побежали догонять новичков, которые уже скрылись в кустах. Отходил по огородам и Аркадий Макеенко, изредка отстреливаясь. Витя Савицкий оглянулся и увидел, как в двадцати метрах от него оккупант целится в Аркадия. Он вскинул винтовку и выстрелил. Немец рухнул на землю. В этот момент из-за моста поднялась группа карателей и кинулась за уходящими партизанами. Витя схватил противотанковую гранату и со всего размаху бросил ее в гущу гитлеровцев. Но автоматная очередь прошила грудь комсомольца Савицкого. Он упал замертво. От разрыва гранаты несколько фашистов свалились на землю убитыми и ранеными. Остальные растерялись и замешкались. Макеенко подскочил, схватил винтовку погибшего Вити и скрылся в кустах. Он догнал группу уже в лесу.

Так получили боевое крещение сосновские подпольщики, уходя в партизаны. Комсомолец, партизанский разведчик Виктор Савицкий сознательно отдал жизнь, чтобы спасти товарища по борьбе Аркадия Макеенко.

К вечеру сосновские подпольщики прибыли в 16-й партизанский отряд и были зачислены в его личный состав.

Остальные подпольщики оставались в Сосновке, трудились, кому где приходилось, но связи между собой не теряли. После ухода в отряд их руководителя Александра Шипуло там целенаправленного руководства деятельностью сосновских подпольщиков не стало. Сейчас они в основном занимались добычей оружия и боеприпасов, подготовкой к уходу в партизаны. Подпольщики уже знали, что бригада «Алексея» ушла в сенненском направлении. Иногда через связных оставшиеся подпольщики получали весточки от своих боевых друзей из леса.

Но вот нависла новая опасность. Упорно поползли слухи, что фашисты готовятся вывезти молодежь Сосновки и окружающих деревень в Германию. А спустя некоторое время уже вывесили списки юношей и девушек, подлежавших вывозу в фашистскую неволю. Дальше время тянуть было некуда.

Первыми ночью ушли пять бывших учеников Сосновской средней и Селютской неполной средней школ Юрий Павленко, Владимир Зиновьев и другие, вооруженные винтовками и гранатами. Они самостоятельно пробирались к алексеевцам, но по дороге встретили разведчиков бригады И. К. Захарова и пошли вместе с ними.

Затем перебрались в бригаду «Алексея» шесть комсомольцев Сосновской школы, живших в деревне Волосово: Анатолий и Василий Сорокины, Василий Артеменко, Михаил Пугачев, Василий Постеев и Андрей Баринов. Перед уходом в партизаны Анатолий и Василий Сорокины из дома своего дяди, где квартировали немцы, утащили пулемет и два автомата.

Через несколько дней после этого в ивановский лес, на лесопилку, где временно остановился 16-й отряд алексеевцев, сосновский комсомолец Алик Осипов, который верховодил среди своих сверстников, привел вооруженную группу бывших учащихся Сосновской и Селютской школ. Их было около двадцати человек. Среди них с винтовкой на плече и подсумками на немецком ремне стояла щупленькая девушка Надя Шаврова. Она тоже пришла бить фашистов, защищать Родину.

Прибывшую группу добровольцев, выстроенную в шеренгу, обходил начальник штаба Ставицкий. Командир отряда Артем Исаевич Ваканов отсутствовал. Начальнику штаба бросился в глаза самый маленький по росту партизан с немецким автоматом на груди — Алик Осипов. Ставицкий безапелляционно приказал:

— Выйди из строя, сдай оружие и возвращайся домой! Здесь не детский сад...

Как ни просили ребята за Алика, ничего не помогало. Просила за него и прибежавшая сюда Александра Александровна Шипуло. Но начальник штаба стоял на своем. К счастью, вскоре вернулся командир. Выслушав внимательно обе стороны, он приказал:

— Зачислить в личный состав отряда комсомольца Александра Осипова!

Так снова пополнилась семья алексеевцев за счет бывших воспитанников Сосновской средней школы. Справедливости ради следует сказать, что не было в бригаде «Алексея» такого количества воспитанников других школ, сколько Сосновской. Их насчитывалось сто два человека. Да, наверное, и в других бригадах не было ничего подобного.

Среди алексеевцев находились многие учителя Сосновской школы. Так, комиссаром 20-го отряда стал учитель этой школы Евсей Георгиевич Дягилев. В первые дни войны он ушел на фронт, громил фашистов, но в 1942 году попал в окружение, вырвался оттуда, вернулся в Сосновку, а затем подался к алексеевцам. В конце июня 1944 года за несколько часов до соединения с частями Красной Армии Евсей Георгиевич пал смертью храбрых в бою с отступавшими озверевшими эсэсовцами.

Коллектив Сосновской средней школы смело может гордиться своими воспитанниками и считать своей партизанскую бригаду «Алексея», которой командовал Герой Советского Союза Алексей Федорович Данукалов. Не зря в 1976 году Совет Министров Белорусской ССР присвоил Сосновской средней школе почетное имя А. Ф. Данукалова.

Дата добавления: 2013-12-13