Значение религии и тенденции ее развития

ФУНКЦИИ И ЗНАЧЕНИЕ РЕЛИГИИ

Объединяют все религии функции, которые они выполняют в обществе. Вопрос о функциях — это вопрос о том, что дает религия, зачем она нужна человеку, грубо говоря, какая польза от религиоз­ной веры. Человек должен воспринимать лучшее, что существует в окружающей его жизни, в том числе и религию. Конечно, и в рели­гии не все однозначно, но и из религии надо брать лучшее.

Первая из функций, которую рассмотрим, заключается в том, что религия дает ответ на вопрос: каково происхождение и уст­ройство мира. Это ее онтологическая функция. Религия подчер­кивает значение творчества и Творца, а также значение законов природы, которые установил Бог. Ведь это в примитивных религи­ях Бог вынужден создавать все, например, лепить из глины каждого рождающегося человека. В развитых религиях Бог совершает акт творения только качественно нового, а воспроизводство идет по со­здаваемым им законам. Понимание наличия этих сотворенных Богом законов лежало в основе развития науки. В мире есть чудо, по­тому что есть Бог Творец, творящий по собственному произволу, но в мире есть и законы, которые может познать человек. Онтологи­ческое значение религии переходило в гносеологическое значение. Недаром ученый Сваммердам писал: «Я докажу вам существование божественного провидения, анатомируя вошь». В то же время уче­ные понимали, что Бог непосредственно не открывается в изучае­мых ими явлениях и законы природы действуют сами по себе.

Религия ориентирует на то, что человек способен познать мир, потому что создан по образу и подобию Творца. Эта вера вдохновляла на познание природы, и посредством познания люди уподоблялись Богу, что особенно подчеркивалось в эпоху Воз­рождения. Вдохновленный Богом человек становится пророком,и таковым был и поэт, и ученый. Христианство оказало большое влияние на становление науки в западном мире, а ислам всегда подчеркивал значение знания.

Вера в широком смысле слова как вера в мир вокруг нас ле­жит не только в основе религии, но и науки. Без веры в объектив­ный мир познание лишилось бы творческой основы. Это хорошо показано Б. Расселом в книге «Человеческое познание. Его сфе­ра и границы». Таким образом, вера и познание составляют еди­ное целое. Как ни странно это покажется, именно философия в своем развитии дала место вере и привела тем самым религию на высшую ступень пьедестала духовной культуры. Это сделала ан­тичная философия, но ее результаты подтвердил и Кант в Новое время, а позже Б. Рассел.

Выделяя антропологическую функцию религии, следует ска­зать, что и онтологическая, и гносеологическая функции, конеч­но же, имеют отношение к человеку, но в данном случае речь идет о значении религии для обычной жизни человека. Люди слишком поглощены бытом и мало думают об отдаленном будущем. Религия обращает их взор к вечному, тяга к которому живет в их сердце. Тем самым религия обращает человека к нетленному в нем самом. Она находит формы для выражения вечного и сооб­щает их людям. Конечно, самой религии грозит искушение пре­ходящим, и, чтобы быть полезной людям, она не должна подда­ваться этому, оставаясь символом вечности.

Религия утверждает, что земное существование не случайно и не бесцельно. Формируя свой дух на путях жизни, человек го­товит его к вечности. Каждый призван на Земле «собирать себе небесные сокровища» (евангельские слова). В результате разви­вается и спасается душа. Итак, религия помогает понять смысл и перспективу человеческой жизни. Это ее смыслообразующая функция. «Древо жизни» бессмертно, и человек должен приоб­щиться к нему. Как? Очевидно не как Адам и Ева, а как-то иначе. По словам А. Меня, «эволюция биосферы это побег от смерти, история же человека — это путь к воскресению и одухотворению материи.Воскресение из факта однойрелигии поднимается до универсального символа. Дух как спо­соб победы над смертью есть путь к осуществлению этого самого сильного желания человека. Сейчас это невозможно для смерт­ного человека, но может быть в перспективе.

Религия имеет значение для повседневного быта человека. На­зовем эту функцию прагматической. Она поддерживает его во все моменты жизни — в делах и в болезнях, в решении сложных проблем и в организации его досуга. Говоря о прагматической функции религии, нельзя не коснуться так называемого прагма­тического аргумента в пользу веры, сформулированного амери­канским философом Уильямом Джемсом (1842—1910). Если вера окажется ложной, то я ничего не теряю и не окажусь в худшем положении, чем неверующий; но если она окажется истинной, я обеспечу себе спасение и вечную жизнь. Не стоит терять единствен­ный шанс, и, значит, есть резон верить в Бога. Прагматический аргу­мент веры, конечно, тоже способен оказать влияние, и все же он не может быть главным. Вера рождается не из меркантильных соображений, а прежде всего на основе искреннего чувства.

Религия имеет и важное психологическое значение для пре­одоления страха смерти. Отталкиваясь от замечания У. Джемса, что зло может пониматься как жертвоприношение, можно ска­зать, что, осознавая значение жертвы в культуре (и прежде всего в религии), мы с помощью религии справляемся со страхами, преследующими человека, и особенно со страхом смерти, проис­текающим из ее осознания, и не только в том смысле, что верим в загробное существование, но и потому, что осознаем смерть как необходимое в цепи других для жизни в этом мире жертвоприно­шение, которое имеет место не только в случае, когда человека распинают, но и когда он умирает в собственной постели.

Велико этическое значение религии. Моральные представле­ния, начиная с древности, были заключены в мистическую, ми­фологическую и религиозную форму (например, 10 заповедей). Религия выполняет важную нравственную миссию: учит почи­тать родителей, любить и прощать, раскаиваться в своих грехах, не зазнаваться и т.п. В религии в наиболее сильной форме пред­ставлена идея жертвоприношения. Если она связывается с моралью (скажем, через восприятие зла как жертвоприношения), то тем самым связываются религия и мораль. Но религия, в отли­чие от морали, принимает зло как данность, а не просто клеймит его; не пропагандирует зло, а ограничивает его при внутреннем неприятии. Конечно, Иисус Христос выгнал торговцев из храма, но он же добровольно взошел на Голгофу и не обвинял с креста распявших его и молчаливо взиравший народ.

В религии Бог становится моральным примером для челове­ка, высшей нравственной идеей, облекшейся в плоть и кровь. Но религия может и расходиться с обыденными правилами и ожи­даниями, поскольку имеет примат над человеческим понимани­ем добра и зла. Мораль, а тем более этика не тождественны рели­гии. Моральные максимы являются одной из сторон религии, а этические представления (особенно в наше время) не обязатель­но присутствуют в религиозной форме, но также в философской, научной, идеологической. Говоря о соотношении религии и мо­рали О. Пфлейдерер пишет, что «богослужение совершается дво­яко: богослужение в узком смысле слова — это культ, непосред­ственное общение с Богом; в широком смысле слова — это соот­ветствующее Божественной воле нравственное поведение в мире» (Мистика. Религия. Наука... С. 125). Конечно, это не всегда и не у всех людей соединяется вместе. Можно соблюдать все обряды и вести себя безнравственно, а можно, наоборот, поступать нрав­ственно, не соблюдая требований культа. В целом религия укреп­ляет веру в конечное торжество справедливости, т.е. помогает реализации этой сущностной потребности человека.

В лице церкви как социального института религия играет важ­ную социально-консолидирующую роль. Религия имеет такое же социальное значение в жизни современных мировых цивилиза­ций, какое мифология имела для становления ранних цивилиза­ций. Т. Гоббс называл религию необходимым и подходящим по­литическим инструментом. Основная функция религии, по Б. Малиновскому, состоит в соблюдении традиций, которые сами освящаются ею (там же. С. 378). По Э. Дюркгейму, важнейшей задачей религии является «позитивное поддержание нормального течения жизни» (там же. С. 207).

Имея в виду влияние религии на индивидуальную и обще­ственную жизнь, Вольтер со свойственной ему афористичностью провозгласил: «Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать», а русский анархист Бакунин со своих позиций преобразовал данное высказывание следующим образом: «Если бы Бог был, его следова­ло бы упразднить». Основоположник политологии А. Токвиль считал, что людей в государстве скрепляют две силы — патрио­тизм и религия. Правда, в XX в. религию в этой ее функции по­теснила идеология, но, как показывает опыт (и, в частности, опыт СССР), одной идеологии для этого далеко не достаточно.

В религии культура достигает своего высшего духовного разви­тия, почему порой и отождествляется не совсем справедливо (хотя основания для этого есть) с духовностью. «Она превращает несо­вершенное земное создание во что-то целостное, она возвышает нас к вечности, вырывая из страданий и борьбы бытия, подчиненного времени» (там же.С. 134). В последующих отраслях культуры — науке и идеологии — происходит спад духовности. Те, кто этого не хочет, остаются с религией. Обеспечивая высшую степень ду­ховности своим последователям, религия выполняет тем самым эволюционную функцию, поскольку духовное направление пред­ставляет собой один из путей эволюции человека как вида.

В XIX в. основатель позитивизма французский философ О. Конт (1798—1875) высказал мысль, что человеческое мышле­ние прошло в своем развитии три этапа. Сначала оно было рели­гиозным (теологическим) и объясняло все происходящее действи­ем богов. Потом оно стало философским (метафизическим) и вы­водило все из умопостигаемых идей и сущностей. В последовавшее за эпохой Возрождения Новое время мышление стало научным (позитивным), и оно делает выводы на основе эмпирической про­верки теоретических построений, открывая законы природы.

Такое представление было в XIX в. очень популярным, и оно развивалось в двух направлениях. С одной стороны, основатель коммунистической идеологии К. Маркс (1818—1883) выдвинул тезис о том, что цель религии отвлечь трудящихся классового общества от борьбы за свои права. С другой стороны, против ре­лигии выдвигается обвинение, что, защищая слабых, она препятствует эволюции, в которой выживают сильнейшие (Ф. Ницше). Было провозглашено, что «Бог умер», а большевики после рево­люции 1917 г. в России пытались это осуществить на деле, закры­вая храмы и репрессируя священнослужителей. Эта чудовищная попытка избавиться от религии оказалась тщетной. В XX в. мысли об эволюции человеческого мышления были скорректированы К. Ясперсом в том смысле, что религиозное, философское и научное отношение к действительности не сменяют друг друга, а сосуществу­ют. Роль религии не изменяется в течение значительного проме­жутка времени, и нет оснований считать, что она уменьшится в обозримом будущем. Это свидетельствует о том, что религия вы­полняет важные социальные функции. Причина, приведшая к возникновению религии как отрасли духовной культуры и соци­ального института, о которой говорилось в первой главе, остает­ся поныне, а стало быть, религия сохраняет свое значение.

ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ В РЕЛИГИЯХ

У каждой религии имеются свои особенности генезиса в за­висимости от условий их возникновения. Это видно из схемы генезиса религий, представленной ниже.

Первоначальные мифологические

представления, основанные на синто

обожествлении природных явлений

Первоначальные мифологическиедаосизм

представления, основанные на конфуцианство

обожествлении предковбуддизм

джайнизм

Первоначальные мифологические

представления, основанные наиндуизм

сказаниях о множестве боговм

Первоначальные мифологическиеиудаизм

представления, основанные нахристианство

монотеизмеислам

Общей является направленность развития религии: от оли­цетворения сил и явлений природы до их представления в виде множества богов (например, в ведизме Агни — бог огня, Индра — грозы и дождя, Сурья — Солнца, Варуна — неба, Сома — Луны и опьяняющего напитка, Вритра — засухи), затем до представления о едином верховном божестве (Брахма — в брахманизме, Яхве -- в иудаизме) и до обожествления человека (Лао-цзы и Конфуция в Китае, Будды и Джины в Индии, соединение божественного с человеческим в образе Христа).

В Коране Говорится о том, что Бог использует катастрофы для того, чтобы погубить отошедшее от его заветов человечество. Но можно сказать, что Бог использует и эволюцию для развития че­ловека: Не только человек появился в результате эволюции (тво­рение в шесть дней тоже эволюция), но и духовная культура и сама религия появились в результате эволюции, и религия до сих пор остается высшей духовной вершиной человечества. Религия представляет собой развитие духовной сферы, можно сказать, ее рационализацию, имея в виду общую тенденцию рационализа­ции, присущую развитию человека и вообще живого на Земле.

Все религии учат смирению и в этом похожи. Смирение за­ставляет человека понять ограниченность своих возможностей в океане Бесконечного. Но к иным обстоятельствам религии отно­сятся по-разному. Для буддизма страдание — зло, для христиан­ства — испытание, для ислама — наказание.

Три разных подхода к высшему у трех мировых религий: от­рицание богов в самой древней — буддизме, признание Бога не­видимым и неизобразимым в самой молодой — исламе и пред­ставление о вочеловечившемся Боге — в христианстве. Но все три подхода объединяются способностью верить и стремлением по­стигнуть Бесконечное.

Подход к текстам также различен. При жизни Будды запись его деяний не велась, тогда как Коран написан самим основате­лем ислама (по его словам, наговорен ему архангелом Гавриилом), а жизнь Христа описана его учениками.

По образному выражению Д.Л. Андреева, религии — это от­дельные лепестки единой «Розы мира».

Религия как социальный институт приспосабливается к обы­чаям народов, среди которых распространяется. Человек инди­видуален, и по большому счету каждый вправе включать в свои религиозные представления личностные мотивы. То есть рели­гиозные убеждения не только общи, но и индивидуальны. «Господ­ствовать религия может только в том смысле, что она, в качестве центра человеческой душевной жизни, будучи тесно переплетен­ной с личностью ее носителя, дает всем другим проявлениям его духа направление и освящение, но этим как раз не только не осуж­дает и не парализует постоянного развития всего истинно чело­веческого, но способствует ему» (Классики мирового религиове­дения... С. 167),

Это способствует эволюции религии, которая развивается, как и все на Земле. Человеческая природа не идеальна, и религиоз­ные догмы и объединения не индивидуальны. В религии, как во всех социальных институтах, всегда будет присутствовать про­тиворечие между идеальным, божественным, вечным и несовер­шенным, человеческим, временным. Иначе не было бы социаль­ного развития.

Церковная мораль — это усредненная мораль, которая не мо­жет намного превосходить средний уровень морали в обществе, поскольку церковь не может оторваться от своей паствы. Но от­дельные индивидуумы могут подниматься на самые высокие уровни нравственности, переходя от этики справедливости к эти­ке милосердия. Если в обществе появляются группы людей, не­довольных моральной составляющей церковной практики, то они могут пойти за человеком, находящимся на более высоком нрав­ственном уровне. Так образуются секты и новые конфессии, как было с протестантизмом.

К. Тиле предостерегает от отождествления религии и церкви. «...если исходят из того, что церковь — это и есть религия и вне моей церкви нет святыни, тогда появляются клерикализм, нетер­пимость, религиозная ненависть и война за веру — характерные симптомы того, что религиозная жизнь больна» (там же. С. 189). Для религиозного человека важно понятие благочестия как уважения к Высшему. «...высшим выражением благочестия являет­ся любовь, т.е. стремление к проникновеннейшему духовному соединению с Богом... В этом настроении, в этой набожности, которая есть состояние духа, по праву усматривали сущность ре­лигии... Религия как оболочка необходима только для ядра, а ре­лигиозность как раз и является ядром, в котором пребывает су­щественнейшее в религии... По отношению к этой внутренней религиозной жизни вероучение есть ее описание; культ, т.е. ис­поведание посредством слова и дела, есть ее раскрытие; церковь — ее организация» (там же. С. 191, 192).

В современном религиозном движении можно выделить два во многом противоположных направления — фундаментализм и модернизм. В то время как фундаментализм подчеркивает необ­ходимость следования основам (фундаменту) данной религии, модернизм озабочен приспособлением религии к реалиям совре­менного мира. Фундаментализм подчеркивает уникальность дан­ной религии и ее высшую ценность по отношению к другим. Всем известно словосочетание «исламский фундаментализм». Воин­ственность ислама М. Вебер объяснял тем, что ислам обращался прежде всего к воинам. Но слово «фундаментализм» можно от­нести ко всем религиям, так же как и слово «модернизм». Послед­ний в отличие от фундаментализма более нацелен на взаимодей­ствие религий и связь с современными социальными проблемами. Сюда относится и экуменическая деятельность, и современные дискуссии в рамках всех мировых религий, например, дискуссии в католичестве относительно разрешения возводить в сан священ­ника женщин, отказа от обета безбрачия для священнослужите­ля и т.п. Надо иметь в виду, что церковь остается на сегодняшний день одним из самых консервативных социальных институтов.

К тенденции модернизации относится и создание новых ре­лигий. Общее число возникших в XIX—XX вв. новых религий можно определить в несколько сотен, от ставших широко извест­ными «АумСенрикё» и «Белое братство» до известных только в местах их возникновения. Обычно в центре новой религии стоят«откровение» ее создателя и описание его жизненного пути. Ос­нователя новой религии в большинстве случаев почитают как святого и даже обожествляют. Многим новым религиям прису­щи апокалиптический и хилиастический характер и критика дей­ствительности.

В качестве примера рассмотрим религию Баха и, отпочковав­шуюся от шиитского ислама. Ее предтеча Баба (буквально «вра­та») (1819—1850) объявил себя исчезнувшим двенадцатым има­мом Махди, который, как верили шииты, вернется на Землю тог­да, когда несправедливость между людьми переполнит чашу терпения, чтобы основать тысячелетнее царство мира. Баба как еретик и предатель ислама был казнен, а жестокие преследова­ния его сторонников и последователей только укрепили новое религиозное движение. Основателем религии Бахаи стал Мирза Хусейн Али (1817—1892), прозванный Баха Улла — «Блеск Бо­жий» (по этому имени и получила название религия).

Хотя бахаизм возник в мусульманском мире, он по своему ве­роучению приблизился к христианству и представляет собой, как большинство новых религий, синтетическое направление. Баха­изм строго монотеистичен. Бог непознаваем, он создает все по­средством эманации, как пишущий создает текст, ничего не те­ряя из своей целостности. По сравнению с бытием Бога бытие его творений — Ничто. Бахаизм воспринял эволюционные идеи. Он утверждает, что новые религии возникают тогда, когда чело­вечество достигает состояния деградации, и задача их в том, что­бы принести людям новое знание. Таким образом обеспечивает­ся духовное развитие человечества. Все религиозные истины за­висимы от времени, от исторической эпохи, однако вместе они образуют мистическое единство. Главное зло, от которого стра­дает человечество, по утверждению Баха Улла, отсутствие един­ства — единого мирового государства, законодательства, письмен­ности, цивилизации. Таким образом, Бахаи — это эволюционная и универсальная религия. В грядущем мировом сообществе ре­лигия и паука, по утверждению бахаистов, будут развиваться в гармонии друг с другом.

В бахаизме отсутствуют священники, а наиболее важные ре­шения принимаются большинством голосов. Молитвенные дома называются «домами благоговения». Имеется и универсальный «дом справедливости» в г. Хайфе. Слияние человека с Богом но­сит название «мистического союза». Бахаизм предлагает объеди­нение всех религий. Считая христианство «религией любви», иудаизм «религией справедливости», ислам «религией самоот­дачи», буддизм «религией освобождения», зороастризм «религи­ей чистоты», бахай претендует на синтез религий и называет себя «религией единения». Последователей бахаизма около 6 млн (40% живут в Индии, 20% — на африканском континенте, 5% — в за­падных странах).

ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ РЕЛИГИИ И ЕЕ БУДУЩЕЕ

Прослеживая эволюцию религии, видим в ней усиление эти­ческого момента. Он стоит у истоков религии, отличая ее от мис­тики и в меньшей степени от мифологии, в которой присутству­ет, но не всегда так четко и однозначно, как в религии. Этический момент становится более заметным в мировых религиях. Усиле­ние его по отношению к обрядовому прослеживается и в динами­ке развития самих мировых религий. Это соответствует общей тенденции эволюции морали в обществе как процессе, коррели­рующем с ростом материальных возможностей человека, в про­тивовес становящейся все более могущественной технике унич­тожения. Религия — это путь от мистики и мифологии к морали, синтез мистики, мифологии и морали.

Вторая тенденция — тенденция укрупнения религий, она яв­ляется одним из выражений общей тенденции к укрупнению форм социальной жизни. Данная тенденция проявилась уже в процессе формирования мировых религий и в дальнейшем пере­ходит в стадию становления единой глобальной религии. В ре­зультате социальной интеграции происходило увеличение коли­чества богов и создание политеистических систем, которое затем, когда богов стало очень много и их отношения запутанными, при­вело к замене политеистических религий монотеистическими.Сами политеистические религии, развиваясь и усложняясь, го­товили почву для замены их новыми, более интегральными ре­лигиями (греческой мифологии — христианством и т.п.). По К. Тиле, монотеистические религии являются высшей формой религии, этическими религиями в отличие от естественных, и их монотеизм вытекает из их этико-индивидуалистического харак­тера.

В эпоху информационного взрыва, когда любые учения про­никают во все точки земного шара с помощью Интернета прак­тически мгновенно, возникают новые направления, которые по­рой основываются на том или ином синтезе существующих ре­лигий. Синтетические направления появляются зачастую на периферии главных религий: не на Западе, не в Индии и Китае, не в России и Израиле, а, скажем, в Корее, где возникла Церковь объединения Муна. Это один из ростков, который может развить­ся или исчезнуть, чтобы появилось нечто более крепкое и жизне­стойкое.

К числу новых направлений можно отнести такие, которые пытаются синтезировать достижения религии, философии и на­уки. Сюда относится концепция ноосферы Тейяра де Шардена, в которой постулируется образование некой духовной сферы и ее сгущение в единую точку Омега. Сюда же относится теософия, соединяющая древние мифические представления с современны­ми эволюционными взглядами. Вариантом теософии является антропософия Р. Штайнера, которая была необычно модной в начале прошлого века. Ныне очень популярны книги Кастанеды и других современных писателей мистического толка. В задачу данного учебного пособия не входит подробное рассмотрение этих направлений; скажем только, что развитие нетрадиционных под­ходов продолжается доныне и, очевидно, будет продолжаться дальше.

Тенденция глобализации социальной жизни и культуры объективно ведет к созданию единой мировой религии, хотя на­учные прогнозы здесь мало что могут дать. В основе ее, возмож­но, будет христианство, синтезированное с исламом и взявшее изиндийских религий представление о карме (причем окончатель­ное возмездие за грехи можно отдалять до Страшного суда). Вто­рое русло, по которому идет движение к объединению религий, — экуменизм, который становится все более широким.

Наконец, третья тенденция - это тенденция рационализации. Эволюция христианства особенно хорошо показывает, как нара­стает в религии рациональный момент. Появляется протестан­тизм, и в нем происходит отказ от мистических и мифологичес­ких компонентов, хотя, казалось бы, можно было просто отказать­ся от индульгенций и инквизиции.

За 1500 лет тенденция рационализации сделала свое, и появи­лось большое количество людей, скептически относящихся к мистике и мифологии. Для них это в лучшем случае полезные символы, но они уже не могут воспринимать их буквально.

Мировыми религиями становятся такие системы, которые взяв все рациональные выводы из мифологических воззрений, не основе которых они возникли, освободились от самих мифо­логических образов, которые составили основу этих воззрений. Далее. Мировые религии обращались не к отдельным народам и слоям общества, а ко всем людям. В результате религии смогли стать мировыми и сделать религию ведущей отраслью культуры.

СООТНОШЕНИЕ РЕЛИГИИ С ДРУГИМИ ОТРАСЛЯМИ КУЛЬТУРЫ

Все отрасли культуры имеют свою специфику и в то же время в определенных отношениях сходны друг с другом. Религия не составляет исключения. О сходстве и отличии религии от мисти­ки и мифологии мы говорили в двух первых главах. В этом пара­графе поговорим о сходстве и отличиях между религией, с одной стороны, и философией и наукой - с другой, хотя кое-что об этом было сказано выше.

И философия, и религия пытаются каждая по-своему приот­крыть завесу над Бесконечным, разгадать тайну жизни и смерти. По Гегелю, «философия и религия имеют своим предметом ис­тину, и именно истину в высшем смысле этого слова, - в томсмысле, что Бог и только он один, есть истина» (Гегель Г. Энцик­лопедия философских наук: В 3 т. М., 1975. Т. 1. С. 84). Жажда вечной жизни стимулирует познание и ведет к обнаружению ис­тины. «Философия не есть мирская премудрость, не познание немирского; не познание внешней массы, эмпирического налич­ного бытия и жизни, а познание того, что вечно, что есть Бог и что связано с его природой» (там же. С. 219). Любопытно это оп­ределение философии как познания немирского сравнить с фраг­ментом «Нового Завета»: «Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, со­кровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе на­шей» (1 Коринфянам 2: 6—7).

Смерть — тайна из тайн. Как родовому существу человеку про­тивостоит природа (все люди объединяются для борьбы с ней), как социальному существу — общество (группы людей противо­стоят друг другу), и, наконец, как индивиду, человеку противо­стоит смерть (каждый встречает ее один на один). Люди делятся на верующих в вечность своего Я, неверующих и сомневающих­ся. Различные философские системы вращаются вокруг этих воп­росов. История философии — это совокупность аргументов за и против бессмертия.

Нет никаких эмпирических данных о смерти. Обыватель уби­вает время, чтобы забыть об ужасе смерти, и мало у кого хватает мужества заглянуть в глаза страшной неизвестности. От боязни смерти не избавиться ни запрещением, ни привычкой думать о ней. Единственный способ — подняться над ней духом не только в волевом (заставлять думать или не думать — успеху этого пре­пятствует бессознательное), но и в содержательном плане. К это­му ведут философия и религия.

Большинство философских работ относится к «философии смерти». Бердяев писал: «Я отношу к философам-мистикам не только Плотина, но и Платона, не только Якова Бема, не только Шеллинга или Баадера, но и Гегеля и Шопенгауэра» (Бердяев Н.А. Новое религиозное сознание и общественность. СПб., 1907.С. XIII). Везде, где есть разговоры о внечувственных реальнос­тях, имеем дело с «философией смерти», психологической осно­вой которой является потребность в бессмертии, а не тяга к зна­ниям, точно так же, как алхимиков жажда обогащения, а не зна­ния, заставляла искать философский камень; как и астрологами руководило желание узнать будущее. Наука древних, ориенти­рованная на познание сущности мира, исходила преимуществен­но из потребностей загробной жизни. Современная наука, ори­ентированная на технический прогресс, определяется потребно­стями посюсторонней жизни. В целостной культуре обе цели соединяются.

В той мере, в которой философия обращается к проблеме бес­смертия, она религиозна. Порой возникновение и развитие фи­лософии и религии объясняют «абсурдом существования», кото­рый привел к центральной проблеме религии и философии, — эсхатологии.

От религии философия отличается тем, что сомнение в ней перманентно, хотя в философию идут для того, чтобы обрести твердую почву под ногами. Декарта обвинили в том, что, начав с сомнения во всех основаниях, он пришел к созданию системы на основаниях столь же сомнительных. Философия начинается с сомнения в чужих положениях и приходит к концепции, осно­ванной на индивидуальном духе. Теологические системы Авгус­тина и Фомы Аквинского занимают промежуточное место меж­ду философией и религией, поскольку они индивидуальны, но покоятся на внешнем авторитете.

Человек начинает философствовать, когда у него закрадыва­ются сомнения в смысле жизни, но отыскать его он во что бы то ни стало хочет. Однако если он заставит себя поверить в какой- либо вариант, то из философии перейдет в религию. Если же он вообще не интересуется смыслом жизни, то никогда не дойдет до философии.

Люди с большим запасом телесной энергии склонны к «фи­лософии жизни». Главный психологический корень «философии смерти» — потребность в вере в вечную жизнь. Сторонники это­го направления имеют меньше телесной энергии, но больше силы духа. В философском мистицизме велик момент веры, что сближает его с религией.

Между философией и религией то общее, что философские истины столь лее интуитивны, как догматы веры, но первые ра­ционально обоснованы, вторые - нет. Философ обязан обосно­вать с логической непротиворечивостью (но не доказать — это невозможно) то, во что он верит и подкрепить разумом веру.

Арджуна еще спрашивает у Кришны: «Ты должен мне ясно ответить: что лучше?» Будда уже достигает просветления сам, но его способ не рационален. Ясперс критикует теологию за инерт­ность и пренебрежение доводами «чистого» разума. Но если фи­лософия все трансцендентное расценивает как шифр (именно так поступает экзистенциализм), тем самым она противопоставляет себя вере и вместо утешения дает понять, что понять бытие нельзя.

«У философа должно быть «око», которое зрит божествен­ное», — писал М. Штирнер. Бог для философии не менееважен, чем для религии, хотя часто он выполняет функцию по­нятия о мыслительных сущностях, первостепенную для филосо­фии. Философский бог не тождествен религиозному, и его при­сутствие, не гарантирует, что мы имеем дело с философией рели­гии. Бог религии не только мыслительная сущность, но еще и личностен. Он менее рационален, чем философский, но верую­щим ближе и понятней.

Связь между философскими и религиозными представления­ми прослеживается четко и совсем не удивительно, что именно в греческом политеизме сформировалась философия Платона с его царством идей, а в монотеистической христианской Европе, два с лишним тысячелетия спустя, появился Гегель с единой Абсо­лютной Идеей.

И в философии, и в религии присутствуют рассуждения о Боге. Но «в споре нет смиренномудрия», говорили оптинские старцы. А философия не обходится без спора. Оружие религии - молитва, философии — логичный аргумент.

Стремление философа к истине не насыщаемо, потому что он не знает, «попал в цель» или нет. Если он уверен, что истина у него в руках, он становится верующим. Если уверен, что ничего найти нельзя, погружается в материальную действительность. Религия обращается ко всем людям, но несет одну истину как единственно верную. Философия не претендует на истинность какой-либо одной системы. Она конструирует пригодные для всех духовные дома, которые хотя и связаны с традициями опреде­ленной культуры, но в принципе универсальны. Она преимуще­ственно спрашивает, и удачные вопросы и ответы входят в со­кровищницу человеческой мудрости. Религия и идеология дают ответы соответственно для той и этой жизни.

Остановимся теперь на соотношении науки и религии, тем более что существуют различные точки зрения по данной про­блеме. В атеистической литературе пропагандировалось мнение, что научное знание и религиозная вера несовместимы и каждое новое знание уменьшает область веры, вплоть до утверждений, что поскольку космонавты не увидели Бога, то стало быть его нет.

Водораздел между наукой и религией проходит в соответствии с соотношением в этих отраслях культуры разума и веры. В на­уке преобладает рациональность, но и в ней имеет место вера, без которой познание невозможно, — вера в чувственную реальность, которая дается человеку в ощущениях, вера в познавательные возможности разума и в способность научного знания отражать действительность. Без такой веры ученому трудно было бы при­ступить к научному исследованию. Наука не исключительно ра­циональна, в ней есть место и интуиции, особенно на стадии фор­мулирования гипотез. С другой стороны, и разум, особенно в тео­логических исследованиях, привлекался для обоснования веры, и далеко не все церковные деятели соглашались со словами: «ве­рую, потому что абсурдно».

Итак, области разума и веры не разделены абсолютной пре­градой. Наука может сосуществовать с религией, поскольку вни­мание этих отраслей культуры устремлено па разные вещи: в на­уке — на эмпирическую реальность, в религии - преимущественно на внечувственное. Научная картина мира, ограничиваясь сферой опыта, не имеет прямого отношения к религиозным от­кровениям, и ученый может быть как атеистом, так и верующим. Другое дело, что в истории культуры известны случаи резких конфронтаций между наукой и религией, особенно в те времена, когда наука обретала свою независимость, скажем, во времена создания гелиоцентрической модели строения мира Коперником. Но так не обязательно должно быть всегда.

«То, что в традиционных религиозных представлениях про­тиворечит результатам научного познания, не может считаться объективной истиной, поскольку в противном случае это приве­ло бы к внутреннему противоречию разума и означало бы отри­цание единства Бога, который является единственной основой любой истины. На протяжении своей истории она уже неодно­кратно делала это, но, как правило, неохотно и с опозданием. Но в каждом из этих случаев в конце концов выяснялось, что рели­гия от этих уступок не теряла ничего из того, что имеет действи­тельную ценность, но даже выигрывала, облагораживаясь и ста­новясь духовно глубже» (Мистика. Религия. Наука... С. 146). В то же время «наука, стремящаяся разрушить религию, на самом деле служила и будет служить ей ценнейшей подмогой. Но это возможно только в том случае, если религия откажется от попы­ток контролировать науку, предоставит свободу исследований и признает ее служительницей истины, а следовательно, и Бога» (там же. С. 147).«Истинная наука, работающая по правильной методе и правильно осознающая свои границы, не угрожает ре­лигии; искусство, которое действительно жаждет прекрасного и стремится его осуществить, не осквернит религию» (Классики мирового религиоведения...С. 196).

Существует еще и область суеверий, которая не имеет отно­шения ни к религиозной вере, ни к науке, а связана с остатками мистических и мифологических представлений, а также с различ­ными сектантскими ответвлениями от официальной религии и бытовыми предрассудками. Суеверия, как правило, далеки и от подлинной веры, и от рационального знания.

На состоявшемся в 2003 г. саммите организации «Исламская конференция» премьер-министр Малайзии М. Мохаммад сказал: «Нам предписано читать и стремиться к знаниям. Ранние мусуль­мане поняли, это правильно и принялись штудировать древних греков, дополняя их учения собственными открытиями. В резуль­тате они дали миру великих математиков, физиков и астрономов, превзойдя остальные народы своего времени по знаниям. Поэто­му они смогли преумножить свои богатства, построить передо­вые армии, защитить свой народ и дать ему предписанный исламом собственный путь жизни... Но потом пришли новые интер­претаторы ислама, которые принялись понимать под наукой лишь исламскую теологию. Все остальное отвергалось. И начался регресс... Наша религия учит нас готовности защищать свой народ... Для обо­роны нам нужны автоматы и ракеты, бомбы и военные самолеты, танки и боевые корабли. Но из-за собственного отвержения на­уки мы сегодня не имеем возможности производить все это ору­жие». Эти слова справедливы не только для ислама и не только в отношении материальной техники. Религия и наука дают человеку духовное оружие в позитивном смысле этого слова, оружие созида­ния, и в этом качестве они должны действовать сообща.

ВЕРА КАК УСЛОВИЕ И СЛЕДСТВИЕ ОБРЕТЕНИЯ ЧЕЛОВЕКОМ ЦЕЛОСТНОСТИ

Важный вопрос, который возникает в связи с изучением ре­лигиоведения, — вопрос о том, как оно соотносится с верой, ко­торая может не быть результатом всестороннего знания. Помо­гает ли оно вере или, наоборот, препятствует? Выскажем пред­положение, что изучение истории религии расширяет основания веры и служит еще одним ее источником.

Для того чтобы что-то делать добротно, человек должен ве­рить в то, что все это не напрасно и имеет непреходящее значе­ние. Безверие мешает настоящему делу. Напротив, что-то полу­чается даже у того, кто просто верит в свое предназначение. А если он к тому же работает над собой не время от времени, а все силы своего ума, души и тела отдает тому, что считает своим предназначением, то непременно достигает результатов. Религиозная мысль, хорошо представляла себе значение веры. «Все, во что мы верим, удается. Верьте в то, чего нет, для того, чтобы оно могло быть: в наших руках находятся созидательные силы воображе­ния». Апостол Павел писал: «Вера есть осуществление ожидае­мого и уверенность в невидимом» (Евреям 11: 1). Человек может поправиться от болезни не только за счет лекарств, но благодаря вере — таков взгляд «христианской науки». Когда человек вну­шает себе, что он здоров, это помогает ему выздороветь. Когда внушает другим, что они здоровы, они на самом деле выздорав­ливают. В этом смысл лечения внушением и самовнушением (из­вестен эффект плацебо). Через внушение человек может управлять телом и потоками мировой энергии. В чудеса верят и чудесное про­исходит — от силы веры. Но большинство людей настолько сла­бы, что не могут верить в чудесное. Тогда им нужны пастыри — люди, верящие сами и обладающие такой огромной силой веры, что могут внушить ее другим. Эта сила передается через личный контакт тому, кто жаждет поверить и настраивается на веру. От­сюда процедура посвящения, таинственность ритуалов и т.д. Каж­дый должен прежде решиться поверить в то, во что хочет и мо­жет уверовать, и тогда в нем открываются силы для реализации веры. Научное знание эмпирически проверяемо, и для веры в него не нужно много внутренних сил. В век науки теряется напряжен­ность веры. Вера в чудеса трудна и непроверяема. Отвлеченный разум не дает настоящей уверенности ни в чем. Последняя появляется тогда, когда акты мышления, обеспечивающие основу для ее обретения, не останавливаются на уровне абстракции, а транс­формируются в акты жизни человека. Для этого разум должен стать целостным и весь мир воспринимать как нечто живое. Та­кое восприятие мира — шаг к вере. Акты целостного мышления, связанного с истоками духовной жизни, вызывают веру и приво­дят человека в состояние гармонии со своей природой.

Даже отвлеченное мышление зиждется на вере. Как ни пара­доксально, и атеистические мировоззрения секрет своих успеховимеют в вере. Правда, в век безверия вера слаба сама по себе и вынуждена прикрываться «научными» аргументами.. Современ­ная вера прячется под покров объективной научной истины, и задача состоит в осознании этого феномена. Сама наука зиждет­ся на вере. Тем не менее различать, где наука, и где верование, полезно, потому что между наукой и верой нет обратной зависи­мости: если наука основывается на вере, то вера не обязательно нуждается в науке. Это обосновывается тем фактом, что вера су­ществовала практически во все времена, а наука — недавний фе­номен. Все, что связано с проблемой утверждения веры, неподв­ластно современной науке, которая оторвалась от истоков верыи, по крайней мере формально, обособилась от нее. Однако вера в наше время не может основываться только на Откровении. Она должна базироваться на всех данных природы и культуры, в том числе и на науке.

Вера, как отмечалось, нужна для скрепления разума, чувств и воли. И наоборот, для обретения веры все силы в человеке долж­ны устремляться друг к другу. Важным компонентом формироваиня личности является синтез разума и веры, преодоление той обособленности, которая характерна для настоящего времени. Кант показал, что не трудящийся для веры «чистый» разум может доказать только свою бессмысленность. Мысль современно­го человека отделена от веры, и мучения другого философа — Кьеркегора — из-за трудности поверить глубоко симптоматич­ны. Имеется, конечно, определенное базисное противоречие: ког­да мыслю, я склонен сомневаться во всем; когда верю, склонен фиксировать свое сознание на постоянной мысли. Для веры как таковой как будто не нужен разум, и особенно чутко вера чувствует опасность отвлеченного разума. Некогда христианство выступило против римско-эллинской мудрости. Однако затем пришел Декарт со своим знаменитым сомнением, и в нем вера была постепенно утеряна.

На самом деле разум никогда не выключается на пути обрете­ния смысла жизни и веры в смысл. Чем больше область веры, тем меньше у разума ниспровергающей работы, но тем больше работы обосновывающей. В отсутствие конструктивной работы разу­ма вера слабеет. На первых порах это протекает незаметно, по­этому и кажется, что коль есть вера, разум не нужен. В то же время и конструктивная работа разума в присутствии веры менее заметна, потому что в этом случае меньше препятствий. Разум показывает всю свою мощь, когда появляются препятствия на его пути.

Великая задача религии — примирить веру с разумом. В рас­щепленный- век это сделать весьма сложно: разум человека от­влечен и сам он не способен к вере, даже если прозревает все ее значение. В наш век, когда торжествует отвлеченный разум, а вера слабнет, обретение ее, по мнению Л. Шестова, будет означать на­чало подлинного человеческого возрождения. Именно на таком пути обретается единство разума и веры. Оно зиждется на том, что разум не столько сомневается в вере, сколько для веры. Че­ловек — единственное существо, обреченное на поиски смысла бытия. В нем бытие пытается осознать себя. Это нелегкий про­цесс, и человек не так силен, чтобы бесповоротно отдаться ему. Но он поистине отвечает своему предназначению, пока ищет смысл своего существования. Он сомневается в своей вере для того, чтобы прийти к вере более прочной, чем прежняя. Совре­менный человек, уйдя из духовного дома веры, пребывает в по­стоянном страхе, и для обретения спокойствия ему необходимаэкоургия — строительство нового духовного дома веры, столь же важного, как строительство дома материального, — преобразова­ние природы и собственного тела.

Умные люди видят все жуткие противоречия жизни и отчаи­ваются в ней. Но это именно такой ум, который процветает в эпо­ху безверия и на который ополчалась христианская вера, провоз­глашая: «станьте, как дети». Это не призыв впасть в детство, но сохранить и развить детскую веру и попытаться (подавив, если нужно, «умное» отчаяние) воплотить их в жизнь.

Религиозные культы, как все земное, историчны и направле­ны на то, чтобы поддержать веру. Они меняются во времени. От­ход от культурных традиций может быть следствием и укрепле­ния веры, и ее ослабления, и именно второй вариант осуществил­ся. Гёте называл человека «первой беседой, которую природа ве­дет с Богом», и считал, что он сам только с Богом может говорить о многих вещах. Но многие ли сейчас способны на это.

Много в наше время говорят об агрессивности современного человека. Последняя идет от страха, а страх — от безверия и ду­ховной измученности, которая сопровождает безверие. Психоло­гические истоки страха — в проблематичности будущего, но это может породить и надежду. Основу жизни правильней назвать страхом-надеждой. Отдельный человек и все человечество нахо­дятся в постоянном колебании между страхом и надеждой. В эпо­ху становления и укрепления данной отрасли культуры преоблада­ет надежда, затем, когда она постепенно догматизируется, на смену надежде приходит страх и самая его мощная разновидность — страх смерти. В эти эпохи в культуре начинает проводиться мысль, что надеяться на что-то вообще нелепо и надо трудиться «без надеж­ды на успех», ясно осознавая абсурд бытия.

В эпохи безверия надежда действительно наивна. Но маят­ник двинется в сторону веры, когда над осознанием обреченнос­ти вспыхнет звезда детской, быть может, нелепой надежды. От­влеченный рационализм старается вообще ничего не чувствовать и тем самым не испытывать и чувства страха. Но для человека как разумно-чувственного существа полное бесстрастие невоз­можно, и отказ от чувств мстит сильнейшим чувством страха и ощущения бессмысленности прожитой жизни. Другой путь пре­одоления страха смерти — накопление веры. Это трудный путь, могущий привести к тяжелым мукам в течение жизни и не ис­ключающий, как и в первом случае, страдание. Но это единствен­ный путь, на котором можно достичь желаемого. Страх смерти — чувство и его можно преодолеть только чувством, соединенным с разумом. Бесстрастному рационализму никогда не прийти к истинной вере. Даже фанатичный атеизм ближе к ней, чем отвле­ченный рационализм, поскольку основан на чувстве. Вот почему все фанатики немного религиозны. По этой же причине рассмат­ривающий человека как чувствующее существо экзистенциализм ближе к вере, чем рационализм Нового времени.

Путь от страха к надежде длинный и извилистый. Если осно­ва страха — осознание смертности, то основа надежды — прозре­вание вечности. Последнее столь же отличает человека от животно­го, как и первое. Тот факт, что человек под воздействием каких-либо идей может сделать нечто в ущерб своей эмпирической жизни, го­ворит о том, что он выше закономерностей физического мира. На­дежду подает сам факт существования человека. Если он благода­рит родителей за свое появление на свет, то насколько больше он должен благодарить бытие, которое обеспечивает эту возможность. Надежда начинается с благодарности за дарованную жизнь и уси­ливается жизненным героизмом. Прозревание вечности наталкива­ет человека на поиски смысла жизни, через подход к которому он обретает веру. Не отказываться от видения этого мира и в то же вре­мя прозревать сквозь него мир иной — задача человека.

Он убежден в посюсторонней значимости своих деяний, в том числе любовно-творческих. Однако эмпирически понимаемые любовь и творчество ущербны, потому что время грозит их унич­тожить. Вера в вечное значение любви и творчества может спас­ти человечество от абсурдности и бессмысленности существова­ния. Дело, однако, не только в заботе о будущем человеческого рода, а в обретении спокойствия души, которое дается верой в величие и вечность человеческих деяний. В конечном счете че­ловек может прожить и без веры за счет «мужества отчаяния». Однако последнее совсем не то, что мужество веры — в нем нет радости бытия.

Вера — это результат не только разума и чувства, но прежде всего воли, направленной на всего человека как целостность. Это тоже творчество и любовь, но не только разумное творчество и не только чувственная любовь, а целостное творчество и целостная любовь.

Отчаяние безверия было основой расщепления человека, а вера и надежда — основы обретения целостности. Для того чтобы понять в каком направлении пойдет развитие духовной культу­ры, надо рассмотреть корни культур современных и современно­го безверия. Они в слабости людей, в боязни не только природных и общественных явлений, но и самих себя. Если бы люди шли по пути реализации своей природы, им не понадобился бы Бог, прощающий и наказывающий, и они не впали бы в безверие, связь которого с бессилием ясно осознал Кьеркегор. Эволюция общества через веру в Бога, как всесильного и справедливого начальника, отражавшую бессилие человека перед природными и социальными явлениями и самим собой, и через безверие, которое было отражением той же слабости или псевдосилы современного человека, должна прийти к вере истинно духовной личности в вечность, в которой (вере) воплощены человеческие мечты о любви и творчестве. Духовная культура должна быть основана на вере в вечность природы и личности. Вечность – чудо, и оно присутствует в таких земных феноменах, как любовь и творчество. Вера в любовь и творчество есть вера в вечность. Цель человека – вечное счастье. А средства к этому – вера и неуклонное движение по пути любви и творчества. В вере утверждается воля быть вечно, и вечность становится желанием, доведённым через волевое воздействие до реальности. Вера в вечность препятствует эмпирическому эгоизму и действию по принципу «после нас хоть потоп» и подготовляет почву для утверждения лучшего устройства человека и общества.

Закончим словами русского религиозного философа С.Н. Трубецкого. «Человека нередко определяли как животное двуногое, животное разумное и словесное, животное политическое. Можно также определить его как животное верующее… Человек верит в определённый смысл мира, и смысл существования, в безусловную цель, идеал своего существа. И когда такая вера у него отнимается, существование его представляется ему бессмысленным, бесцельным, случайным и лишним». Люди приходят к вере, отходят от неё сами или отстраняются насильственно и вновь возвращаются к ней.

Дата добавления: 2014-01-04