СССР в 1928-1941 гг

.

Синтетический учёт операций по движению денежных средств

Предприятия могут своим работникам выдавать некоторые суммы в подотчет. Подотчетными суммами называются денежные авансы, выдавае­мые предприятием из кассы на расходы экспедиций, геологоразведоч­ных партий, хозяйственные расходы, на расходы по командировкам для осуществления оперативной деятельности предприятия. Порядок выдачи денег под отчет, размер авансов и сроки, на которые они мо­гут быть выданы, установлены правилами ведения кассовых операций.

Выдача наличных денег под отчет оформляется расходным кас­совым ордером на основании авансового заявления работника. Список подотчётных лиц, максимальные размеры выдаваемых им сумм и сроки погашения авансов ежегодно определяются приказом руководителя организации. Сумму аванса на командировки опреде­ляют по предварительному расчету стоимости проезда, суточных, квартирных и других расходов.

В установленные сроки подотчетные лица обязаны представить авансовые отчеты о действительно израсходованных суммах с приложением оправдательных документов по унифицированной форме. Отчет о расходах по командировке, на­пример, должен быть представлен в течение 3 дней по возвращении из командировки.

Учет расчетов с подотчетными лицами ведется на синтетическом активно-пассивном счете 71 "Расчеты с подотчетными лицами".

Подотчетные суммы для контроля за их расходованием учиты­ваются в разрезе каждого работника предприятия в ведомости и журнале-ордере по счету 71. Основанием для заполнения этих до­кументов являются расходные и приходные кассовые ордера - при выдаче средств в подотчет и возврате их в кассу, а также авансо­вый отчет - при списании израсходованных сумм.

При этом по дебету счета 71 фиксируются полученные в подот­чет или в счет компенсации произведенных расходов денежные средства обычно в корреспонденции со счетом 50 "Касса" (в этом случае возникает задолженность работника перед предприятием или погашается задолженность предприятия ему), по кредиту же - направление их расходования в корреспонденции с соответствующими счетами (при этом возникает задолженность работнику или погашается его задолженность перед предприятием).

Подотчетные суммы, не возвращенные работниками в установ­ленные сроки, удерживаются в бесспорном порядке при выплате заработной платы.

Пример 3. На начало октября дебиторская задолженность по счёту 71 «Расчёты с подотчётными лицами» составила 20 руб., в том числе за: Ивановым И.П. – 15 руб., Семёновым П.П. – 5 руб. В течение месяца в журнале хозяйственных операций были отражены следующие операции:

№	Дата	Сумма	Корресп. Счета	Содержание операций
Д-т	К-т
	03.10 03.10 03.10 11.10				Командировочные расходы Иванова И.П. Командир-е расходы Семёнова П.П. Выдан аванс Иванову И.П. Отчёт о закупке материалов Ивановым И.

Требуется отразить операции по счёту 71 «Расчёты с подотчётными лицами» в учётном регистре.

РЕШЕНИЕ

Оборотная ведомость по счёту 71 «Расчёты с подотчётными лицами» за октябрь представлена в таблице (табл.11.1 на с.49).

Расчёты с поставщиками и подрядчиками

К поставщикам и подрядчикам относятся предприятия и орга­низации, поставляющие сырье, материалы и другие товарно-мате­риальные ценности, а также оказывающие различные виды услуг (от­пуск электроэнергии, пара, воды, газа и др.) и выполняющие разные работы.

Расчеты с поставщиками и подрядчиками осуществляются с применением различных форм расчетов (платежные поручения, платежные требования, аккредитивы, че­ки); возможны и на­личные расчеты с передачей денежных средств непосредственно в кассу поставщика, подрядчика (сейчас они ограничены суммой в 60 тыс. рублей по одной сделке).

Учет расчетов с поставщиками и подрядчиками ведется на одно­именном счете 60. Все операции, связанные с расчетами за приобретенные материальные ценности, принятые работы или потребленные услуги, проводятся по счету 60 "Расчеты с поставщиками и подрядчиками" независимо от времени оплаты.

При проведении операций с поставщиками и подрядчиками по кредиту счета 60 фиксируются возникающие суммы задолженно­сти поставщикам и подрядчикам. Счет 60 дебетуется в случае погашения задолженности поставщи­кам и подрядчикам на суммы исполнения обязательств, включая авансы и предварительную оплату.

Аналитический учет по счету 60 ведется по каждому предъ­явленному счету, а расчетов в порядке плановых платежей - по каждому поставщику и подрядчику.

План:

1. Историографическая традиция.

2. Государство и право.

3. Экономическое положение.

4. Россия и мир.

5. Начало второй мировой войны. Причины и характер

6. Характер второй мировой войны

7. Основные этапы Второй мировой и Великой Отечественной войны.

8. Последствия и итоги Великой Отечественной войны для СССР.

1. Историографическая традиция.

Из всех периодов советской истории наибольшей лакировке и приукрашиванию в традиционной отечествен­ной историографии были подвергнуты годы, начавшиеся с «великого перелома» 1929 г. и продолжавшиеся до конца 30-х гг. В концепции советской истории, впервые сфор­мулированной в «Кратком курсе истории ВКП(б)», эти годы характеризовались как эпоха фундаментальных преобразо­ваний в экономике, коренных сдвигов в социальной сфере, политической и духовной надстройке, свидетельствующих о построении в СССР основ социалистического общества. «Великий перелом», отделяющий 1920-е гг. от 30-х, в этом труде подавался как принципиальный выбор между «преда­тельским» курсом на реставрацию капитализма и единственно возможным вариантом социалистического строительства.

Уже через год после выхода «Краткого курса» в выступ­лении И.В. Сталина на XVIII съезде ВКП(б) в официальную концепцию был внесен небольшой, но очень существенный штрих. Конец 1930-х гг. в советской истории стал связываться уже с построением социализма в СССР, а не только его основами. В таком виде данная концепция существовала вплоть до середины 1980-х гг., несмотря на попытку историков после 20-го съезда КПСС критически переосмыслить сталинскую историографию. Однако все усилия исследова­телей 2-ой половины 1950-х – начала 60-х гг. свелись к перечислению ошибок, совершенных лично И.В. Сталиным, и не коснулись оценки данного периода в целом. С середины 60-х гг. благодаря усилиям официальной историографии во главе с Б.Н. Пономаревым, С.П. Трапезниковым и другими идеологами брежневской эпохи была восстановлена сталинская оценка советской истории 30-х гг. Однако сле­дует отметить, что протаскивание данной оценки даже в 1970-х — первой половине 80-х гг. в отечественную историографию было непростым делом, свидетельством чего был невыход соответствующих томов некоторых многотом­ных изданий по всемирной, отечественной истории и истории КПСС. Попытку представить историю страны в 30-е гг. как развитие поступательное, бескризисное, при полном отсутствии недостатков и трудностей было очень трудно подтвердить фактическим материалом.

Переосмысление отечественной истории послеоктябрь­ского периода, начатое во второй половине 80-х гг., не сразу привело к радикальным результатам. Сначала оно велось в рамках верности «социалистической идее» и историки пытались уточнить: какое общество было построено в СССР к концу 30-х гг.? При этом исследователи оперировали различными терминами: «основы социализма», «социализм, построенный в основном», «ранний социализм», «переход­ный период от капитализма к социализму» и т.п. Одновре­менно исследователи обратились к изучению новых источников, которые позволили им по-новому оценить итоги социально-экономических процессов, происходивших в стране в 30-е гг. Появились работы О.Р. Лациса, В.П. Данилова, B.C. Лельчука, Л.А. Гордона, Э.В. Клопова, в которых пересматривались показатели экономического развития страны в годы предвоенных пятилеток и высказы­вались сомнения о завершенности построения социализма к концу 30-х гг. Заслугой авторов являлось то, что они привлекали внимание читателей к тем трудностям, которые сопровождали процесс переустройства общества в эти годы. Постепенно на первый план стала выдвигаться личность И.В. Сталина и его деятельность в 20-30-е гг. И в выступ­лении М.С. Горбачева, и в первых работах о И.В. Сталине, написанных Ю. Борисовым, Д. Волкогоновым, Н. Васецким, Г. Бордюговым, В. Козловым была восстановлена оценка И.В. Сталина, данная на 20-м съезде КПСС. Суть ее сводилась к тому, что наряду с положительными сторонами деятельности И.В. Сталина назывались и негативные мо­менты, в частности его роль в организации массовых репрессий.

Однако в условиях радикализации общества такая оцен­ка деятельности И.В. Сталина уже не могла устроить многих исследователей. Стали публиковаться статьи Ю. Афанасьева, М. Гефтера, А. Ципко, Ю. Буртина, Ю. Карякина и др., которые во многом опирались на оценки деятельности И.В. Сталина, издавна существовавшие в за­рубежной историографии. Негативная оценка деятельности И.В. Сталина сначала была перенесена на период 30-х гг., который стал характеризоваться как «государственный социализм», «казарменный социализм», а затем как «сталинизм», «тоталитарная» и «административно-команд­ная система». Утверждению этой точки зрения в массовом сознании способствовала публикация в России произве­дений западных авторов С. Коэна, Р. Конквеста, И. Дойчера, Д. Боффа, Н. Верта, а также эмигрантской литературы: М. Восленского, Н. Валентинова, А. Авторханова и др.

В переводной литературе был поставлен ряд вопросов, ответы на которые различались у конкретных авторов и которые стали объектом для острых дискуссий в отечествен­ной историографии. Особенностью научных дискуссий по отечественной истории, которые развернулись в 1990-е годы, было то, что в них самое активное участие принимали не только профессиональные историки, но и политологи, философы, экономисты, публицисты и представители широкой общественности.

Главный вывод, который следовал из зарубежной историографии, гласил, что культ личности Сталина являл­ся закономерным следствием социализма как тоталитарной системы. Советские историки попытались сначала опровер­гнуть этот вывод как ненаучный, но потом признали, что культ личности является порождением либо переходного периода от капитализма к социализму, либо раннего социализма. При этом Ю. Борисов, В. Лельчук, О. Лацис призвали отделить понятия «Сталин» и «сталинизм», критикуя последний за то, что он персонифицирует административно-командную систему, которая была созда­на не только Сталиным, но и его ближайшим окружением. Сталина называли лишь главным функционером этой систе­мы, которая вполне могла бы существовать и без него. Ю. Борисов обращал внимание на многоступенчатость и сложность формирования культа личности как явления общественного сознания, который окончательно сложился лишь к концу 30-х гг.

Критикуя попытки объяснить культ личности только субъективными качествами самого Сталина, эти исследова­тели стали писать о социальных корнях культа личности, усматривая их в росте и влиянии партийной и советской бюрократии, изменении состава рабочего класса и кресть­янства в период индустриализации и коллективизации, поддержке Сталина со стороны части интеллигенции, преж­де всего идеологических работников.

Более радикальная часть исследователей перевела обсуж­дение проблемы сталинизма в другую плоскость — где искать истоки сталинизма и была ли его победа неизбеж­ной? Ответы на эти вопросы разделили исследователей на два непримиримых лагеря. О. Лацис, Ю. Голанд, А. Нуйкин, Л. Гордон, Э. Клопов, В. Селюнин и др. под­черкивали, что культ личности являлся порождением 30-х гг., признавая огромную ответственность за него Сталина и его ближайшего окружения. Особую роль в становлении сталинизма отводили «великому перелому» 1929 г., который называли политическим переворотом и переломом в формировании административно-командной системы (Ю. Борисов), сменой стратегии социалистическо­го строительства, перехода от одного варианта не­капиталистической индустриализации к другому (Л. Гор­дон, Л. Клопов), контрреволюционным переворотом (А. Бутенко, Л. Ионин, А. Бордюгов, В. Козлов). Их усилия были направлены на то, чтобы развести ленинизм и сталинизм и найти в истории 20-х годов реальные альтернативы сталинизму. Эти альтернативы были найдены в возмож­ности продолжения и в 1930-е гг. новой экономической политики и в более мягких вариантах социалистических преобразований, которые рассматривались на XV съезде ВКП(б) и были заложены в первоначальный вариант перво­го пятилетнего плана.

И. Клямкин, В. Кожинов, Б. Курашвили, В. Журавлев, А. Ципко, В. Попов, Н. Шмелев и др., наоборот, доказы­вали, что альтернативы сталинизму в истории нашей стра­ны не было, но причины неизбежной победы Сталина объясняли по-разному. Одни писали о несчастном стечении обстоятельств и неправильно сделанном выборе стратегии социалистического строительства (В. Журавлев, В. Нау­мов). При этом упор делался на объективные трудности и, в частности, сложное международное положение, в котором постоянно находилась Советская Россия. М. Шатров, Е. Плимак ответственность за приход Сталина к власти возлагали на В.И. Ленина, который при своей жизни не реформировал партию так, чтобы культ личности был не­возможен, и на ближайшее окружение В.И. Ленина, кото­рое не выполнило его волю о смещении Сталина.

Однако наиболее популярной стала точка зрения А. Ципко, Ю. Буртина, которые предопределенность прихо­да Сталина к власти видели в «доктринальных» корнях сталинизма, в том, что Сталин был всего лишь примерным учеником Ленина и Маркса и претворил на практике их идеи. Этот вывод позволил противникам «социалистической идеи» поставить под сомнение положительный выбор Октября 1917 г. и возложить всю ответственность за не­гативные черты советской истории на основоположников марксизма-ленинизма.

Таким образом, эволюцию современной историографиче­ской традиции можно представить по следующей схеме: пересмотр традиционной концепции истории 1930-х гг. был начат с критики ошибок Сталина, затем системы, им созданной, а в конечном итоге была поставлена под сомнение идея, положенная в основу данной системы.

2. Государство и право.

Политическая система Советского Союза в 30-е гг. развивалась по тем же законам, что и в предшествующий период. Однако завершение борьбы в руководстве Ком­мунистической партии позволило произвести логический переход от монопольного господства одной партии к режиму личной власти Сталина.

Режим личной власти, доведенной до уровня харизматического вождя, возможен только в стране, насе­ленной неграмотными или полуграмотными людьми, лишенной интеллигенции, или при наличии интеллигенции, выращенной на основе почитания этого вождя. Важным условием этого режима является уничто­жение свидетелей и очевидцев того времени, когда вождь еще был простым человеком. Размышление над процессами, происходившими в политической жизни Советского Союза в конце 20-х—30-е годы, подводит к выводу о том, что Сталин сделал все для того, чтобы обеспечить себе непререкаемый авторитет в обществе. Немаловажная роль в этом отводилась карательным органам Советского государства.

В конце 20-х годов начинается активная законотворче­ская деятельность, направленная на то, чтобы создать бла­гоприятные условия для работы карательных органов. 3-я сессия III созыва ЦИК СССР 25 февраля 1927 г. ввела в действие главу первую статьи 58 Уголовного кодекса РСФСР «Преступления государственные». Этим была завер­шена работа над понятием «контрреволюционные преступ­ления», начатая еще В.И. Лениным, по подведению законо­дательной основы под политические процессы. Сразу же развернулась работа по подготовке таких процессов. Их острие было направленно против специалистов в области экономики и культуры, с которыми Советское государство какое-то время сотрудничало, а затем решило от них избавиться.

Первый крупный политический процесс — Шахтинский — проходил в 1928 г. и вписывался в начавшуюся работу по свертыванию нэпа. Затем последовали процессы в 1930 г. над так называемой Промпартией, в ходе которых в качестве свидетелей проходили представители так называемой Тру­довой крестьянской партии, и в 1931 г. — процесс над меньшевиками. Первую серию открытых политических процессов венчал состоявшийся в апреле 1933 г. суд над специалистами фирмы «Метрополитен-Виккерс».

В ходе этих процессов появились некоторые общие черты, которые затем были использованы при проведении Московских процессов. Главное острие процессов было направленно против представителей интеллигенции, прав­да пока технической и научной. Инициатором процессов выступали, как правило, органы ОГПУ. В представленных ими суду документах опять же, как правило, отсутствовали конкретные доказательства вины подсудимых, и все сводилось к получению признания вины от самих под­судимых. Наконец, уже в первых процессах проявили себя люди, которые в дальнейшем стали главными «героями» Московских процессов: В.В. Ульрих, А.Я. Вышинский, Л. Шейнин и др. Исключение составляет, пожалуй, фигура Н.В. Крыленко, который из главного обвинителя позже превратился в обвиняемого.

В начале 1930-х гг. применялась практика проведения за­крытых судов, а также внесудебных расправ. Законодатель­ная основа подобного «судопроизводства» закладывалась в ходе начавшейся массовой коллективизации. Уже в конце 1929 г. по инициативе местных партийных органов стали создаваться «тройки» из первых лиц, включая начальника ГПУ, которые были фактически легализованы постанов­лением ЦИК и СНК от 1 февраля 1930 г. "О мерах по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством". Эта практика, когда судопроизводство вершили «тройки», вскоре была распространена не только на кулачество, но и нэпмановские элементы города, лиц, служивших в царской и белой армиях, лиц, состоявших в различных политических партиях, представителей интеллигенции. С 1930 по 1933 гг. состоялись закрытые суды и внесудебные расправы над бактериологами, историками, руководящими работниками пищевой промыш­ленности, совхозов, наркомата земледелия и т.д.

Поскольку поток осужденных постоянно увеличивался в конце 20 - начале 30-х гг. была проведена реорганизация исправительно-трудовых учреждений, которые существо­вали в Советской России и в 20-е гг. Они подразделялись на исправительно-трудовые колонии и исправительно-тру­довые лагеря. В 1928 г. заместитель наркома РКИ РСФСР Н. Янсон обратился с письмом к И.В. Сталину, в котором предлагал использовать труд уголовников в освоении отда­ленных территорий, на земляных работах крупных строек, на заготовке леса. 7 апреля 1930 г. было принято новое положение об исправительно-трудовых лагерях, которые стали пополняться за счет лиц, осужденных судом на срок свыше 3-х лет и направленных в них внесудебным порядком. Именно лагеря стали основой исправительно-трудовых уч­реждений Советского Союза. В 1930 г. они были переданы в ведение ОГПУ, и было создано Главное управление лагерей (ГУЛАГ) во главе с Г. Ягодой.

Одновременно было проведено реформирование административно-политического аппарата Советского госу­дарства. В начале 30-х гг. управление им было централизовано, а численность его резко возросла. В декабре 1930 г. были ликвидированы НКВД союзных республик, НКВД СССР стал союзно-республиканским органом. ОГПУ СССР вершил не только дела политической направлен­ности, но в его ведение была передана милиция, которая до этого времени находилась в двойном подчинении рес­публиканских НКВД и исполкомов местных советов.

Эти меры позволили перейти к ужесточению советского законодательства. В постановлении ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперативов и укреплении обще­ственной (социалистической) собственности" впервые в законодательном акте был использован термин «враг наро­да», к которым применялась высшая мера наказания или срок 10 лет с конфискацией имущества. 22 августа 1932 г. было принято новое постановление высших органов госу­дарственной власти "О борьбе со спекуляцией", в котором за указанное преступление выносился срок от 5 до 10 лет без права амнистии. В декабре того же года в стране был введен паспортный режим, отмененный Советской властью в 1923 г., который серьезно ограничивал свободу передвижения для советских граждан, отдельные категории населения паспортов не получили вовсе. В марте 1933 г. органы ОГПУ получили право расстреливать людей без суда и следствия.

Западные историки отмечают, что в 1934 г. в Советском Союзе произошла определенная либерализация законода­тельства. Это связывается с проведением XVII съезда ВКП(б) в январе – феврале 1934 г. и с деятельностью С.М. Кирова, которая излишне идеализируется. В частности, ссылаются на проведенную в этом году частичную амнистию так называемых спецпереселенцев, роспуск ГПУ 10 июля 1934 г. и передачу вопросов охраны государственной без­опасности в ведение НКВД, которое лишилось своих юридических полномочий, права выносить смертные приго­воры и за деятельностью которого был установлен проку­рорский надзор. Однако одновременно в том же 1934 г. 20 июля был издан декрет, утверждающий принцип заложничества. В ноябре того же года были учреждены особые совещания НКВД, обладающие такими же полномочиями, что и прежние органы ГПУ. Наконец, 1 декабря 1934 г. в день убийства С.М. Кирова, был принят заранее разрабо­танный и лишь приуроченный к этому убийству закон "О порядке ведения дел по подготовке или совершению террористических актов", который упростил судопроизвод­ство по политическим делам и создал законодательную основу для раскручивания маховика репрессий.

Остальные законодательные акты, принятые в Советском Союзе во второй половине 30-х гг., лишь дополняли и конкретизировали данные законы. В 1935 г. репрессивные меры распространялись на советских граждан, со­вершивших побег за границу, а также на людей, не до­несших об этом. В этом же году была установлена уголовная ответственность вплоть до смертной казни в отношении детей, начиная с 12 лет. В 1937 г. закон от 1 декабря 1934 г. был распространен на дела о вредительстве и диверсиях.

Усиление репрессивного законодательства проходило на фоне принятия Конституции СССР 1936 г., которая была объявлена советской пропагандой самой демократической конституцией в мире. Тезис Конституции СССР о правах человека, принципы судопроизводства, изложенные в ней, выглядели насмешкой над реальностью, которая существо­вала в стране в 30-е гг.

Используя законодательную базу, изменяя ее в угоду своим личным интересам и интересам политической борь­бы, И.В. Сталин с конца 20-х гг. стал расправляться со своими противниками не только политическими, но и юридическими методами. 22 января 1929 г. Л.Д. Троцкий был арестован и выслан из страны, а позднее был лишен советского гражданства. Летом того же года была проведена чистка Коммунистической партии, которая привела к исключению из нее 11% ее членов, в основном сторонников «левой» оппозиции. К концу 1929 г. завершился разгром «правой» оппозиции в партии, и И.В. Сталин впервые мог ощутить себя единовластным правителем партии и государ­ства. Он с помпой отметил свой полувековой юбилей в декабре 1929 г. и стал готовить наступление на старых большевиков, соратников В.И. Ленина, которые хорошо помнили, как происходило создание партии, осуществ­лялись Октябрьская революция и социалистическое строительство и какова была реальная роль И.В. Сталина в этих процессах.

Первые шаги в этом направлении, предпринятые в нача­ле 30-х гг. — дело Сырцова-Ломинадзе, осуждение Рютина — не принесли Сталину морального удовлетворения, ибо не все члены партии, а также ее руководства поддержали Сталина безоговорочно. Понадобились новая чистка партии в 1933 г., в ходе которой из нее было исключено еще 18% членов, а также убийство СМ. Кирова, для того чтобы начать массовые расправы над неугодными Сталину людьми.

1935-1938 гг. называют вершиной сталинских репрессий. За это время было проведено 3 крупных политических процесса над верхушкой большевистского руководства, была разгромлена возможная оппозиция Сталину в Красной Армии, перетряхиванию были подверг­нуты руководящие кадры в промышленности, партии, обще­ственных организациях и т.д. Масштабы репрессий этого времени, видимо, никогда не удастся установить точно, а приблизительные подсчеты, имеющиеся у разных авторов, расходятся в очень большом диапазоне. Количество заклю­ченных в Советском Союзе в конце 1930-х гг. определяется в пределах 10 млн. человек.

Именно к концу 30-х гг. культ личности Сталина достиг своего апогея за весь предвоенный период. Его имя неизмен­но связывалось с многочисленными успехами в деле пост­роения социалистического общества в СССР. На его ав­торитет уже никто не мог покуситься, ибо рядом с ним не было фигуры, не только равной Сталину по популярности, но даже близко стоящей по отношению к нему. Это поз­волило Сталину накануне Великой Отечественной войны существенно сократить масштабы репрессий и даже про­вести рассчитанную на публику некоторую либерализацию режима.

Уже в ходе третьего Московского процесса, который проходил в марте 1938 г., среди осужденных был Г. Ягода, который олицетворял негативные стороны в деятельности репрессивных органов. Это было сделано по решению Пле­нума ЦК ВКП(б), состоявшегося в январе 1938 г., который открыто осудил практику необоснованных репрессий. В постановлении пленума содержались призывы о прекра­щении огульного исключения коммунистов из партии и бюрократического отношения к апелляциям исключенных. В 1938 г было начато частичное освобождение заключенных из ГУЛАГа. Это касалось членов партии и военнослужащих. В ноябре 1938 г. был распространен секретный циркуляр о приостановлении дальнейших арестов. Новым «козлом отпущения» за репрессии был выбран всесильный нарком внутренних дел Н. Ежов, который с конца 1938 г. сошел с политической арены, а новый нарком Л. Берия попытался выставить себя либералом. Однако аресты продолжались и в 1939 – 1941 гг., и касались они по-прежнему представителей интеллигенции.

1. Экономическое положение.

Отказ от новой экономической политики нельзя пред­ставлять себе каким-то единовременным актом. Выкорчевы­вание ее принципов пришлось на конец 20-х - начало 30-х гг. и касалось различных отраслей экономики. Считается, что апогеем новой экономической политики был 1927/28 хо­зяйственный год, однако уже в начале 1928 г, началось свертывание принципов нэпа в самой главной сфере эко­номических отношений — между городом и деревней. Здесь все чаще возникающие проблемы стали решаться внеэко­номическими, административно-принудительными мерами. Использование чрезвычайных методов для решения пробле­мы хлебозаготовок долгое время не было систематическим и постоянным. Даже в начале 30-х годов были периоды в развитии советской деревни, которые некоторые исследова­тели окрестили «неонэпом». Исходя из тактических сообра­жений, руководящие органы в период весенних полевых работ сообщали крестьянам о возможном возврате к прод­налогу, но осенью обязательно изымали у крестьян весь хлеб.

Вторым мероприятием, сильно подорвавшим принципы нэпа, явилось подстегивание темпов промышленного развития страны. Известно, что первый пятилетний план разрабатывался и был принят с учетом принципов нэпа и, в частности, был рассчитан на сбалансированное развитие всех основных отраслей народного хозяйства. Первые два года пятилетний план успешно выполнялся, что свидетель­ствует о том, что в 1928/29 и 1929/30 хоз. гг. в промыш­ленности продолжали действовать принципы нэпа. Перелом в промышленности падает на конец 1929 г. и особенно 1930 г., когда Сталин официально заявил о необходимости пересмотра заданий первого пятилетнего плана в сторону их существенного увеличения. Это было отражено в решениях XVI съезда ВКП(б) летом 1930 г. и, как следствие, уже в 1931 г. плановые задания не были выполнены по всем количественным и качественным показателям.

Реформы коснулись и финансовой области. Вместо существующих в годы нэпа около 90 различных видов платежей и налогов, взимаемых с объектов хозяйственной деятельности в доход государства, в 1930 г. остались налог с оборота и отчисления от прибыли. Были ликвидированы кредиты, рассчитанные на то, чтобы предприятия развивались на принципах хозрасчета. Недо­статок финансовых средств пришлось покрывать широкой эмиссией денег, увеличением продажи водки, массовым распространением внутренних займов.

Не принимались специальные законодательные акты о полном вытеснении частника из экономики, ликвидации концессий, ограничения прав кооперации, однако к началу 30-х гг. существование этих принципов нэп было сведено на нет. Уже в 1929 г. в официальных документах все чаще говорилось о необходимости возврата к прямому продукто­обмену между городом и деревней, о внесении плановых начал в этот процесс и т.д. Судьба этого вопроса также была решена на XVI съезде ВКП(б). Одновременно с этим была решена судьба теоретиков кооперативного движения в стра­не А. Чаянова и Н. Кондратьева, была проведена чистка многих органов управления от так называемых старых специалистов, вина которых также была и в том, что они привыкли работать на принципах нэпа.

Параллельно с этим создаются новые органы управления, которые более устраивают административно-командную систему. В 1932 г. ликвидируется ВСНХ, а вместо него сначала образуется 4 отраслевых наркомата, а к концу 30-Х годов их количество возрастает до 20. Именно наркоматы со строгой вертикальной структурой подчинения, доходя­щей до каждого отдельного предприятия, становятся иде­альной формой для приказного метода управления. Кроме того, эта система открывала неограниченные возможности для роста бюрократического аппарата, ставшего одной из ключевых опор сталинизма.

Обосновывая необходимость смены экономических приоритетов в конце 20-х годов, Сталин указывал на реаль­но существующие трудности во внутри- и внешнеполитиче­ском положении страны. Внутри страны вновь обострились диспропорции в развитии сельского хозяйства и промыш­ленности. Хлебозаготовительные трудности вызывали обо­стрение продовольственной проблемы и заставили ввести в городах в начале 1929 г. нормированное распределение продуктов по карточкам. Кроме того, начавшая увеличивать темпы своего развития промышленность испытывала серь­езные проблемы в обеспечении своих потребностей в сель­скохозяйственном сырье и рабочей силе. Все эти внут­ренние проблемы страны Сталин, оставшийся к концу 20-х годов единоличным правителем, думал решить за счет сель­ского хозяйства.

Индустриализацию страны и коллективизацию сельского хозяйства необходимо рассматривать как две стороны одно­го и того же процесса, направленного на ускорение темпов социально-экономического развития. Начало и того и дру­гого приходится на 1929 г., когда в результате волюн­таристского вмешательства сталинского руководства были кардинально пересмотрены показатели уже принятого и начавшего успешно осуществляться первого пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР. Сталина и его окружение не устраивали не только «отправной», но даже и «оптимальный» варианты плана, и в 1929 г. в них были внесены существенные коррективы в русле повышения задач. Еще один пересмотр показателей развития народного хозяйства страны произошел в начале 1930 г., и уточненные цифры первого пятилетнего плана были утверждены на XVI съезде ВКП(б).

В области промышленности начальные и уточненные показатели первого пятилетнего плана выглядели следу­ющим образом: по чугуну вместо 10 млн. т было утверждено 17 млн. т, по тракторам вместо 53 тыс. шт. — 170, по автомашинам вместо 100 тыс. шт. — 200. Качественные показатели работы промышленности должны были сос­тавить к концу пятилетки: по производительности труда предусматривался рост на 110%, по себестоимости про­дукции — снижение на 35%. Поскольку при утверждении новых показателей работы промышленности никого не вол­новали проблемы их соотнесения с реальными возможно­стями страны, то их принятие уже в 1930 г. привело к серьезной дезорганизации производства и хроническому невыполнению плановых показателей. Одновременное строительство сотен новых промышленных предприятий, не подкрепленное соответствующими капитальными вло­жениями, материальными и людскими ресурсами, вело к распылению средств и сил, к появлению большого количе­ства незавершенного строительства. Непосильные темпы развития производства вызывали нарушение техно­логических требований, многочисленные аварии и поломки оборудования, перебои в снабжении, снижение качества работ и выпускаемой продукции.

Для того чтобы обеспечить выполнение производствен­ных заданий, стоящих перед промышленностью, требова­лось в таких же размерах «подстегнуть» темпы развития сельского хозяйства. Согласно плановым заданиям; сельское хозяйство к концу пятилетки должно было сделать огром­ный скачок в деле социалистического преобразования де­ревни. Планировалось увеличить посевную площадь на 22%, урожайность — на 35%. Экономисты подсчитали, что рост сельскохозяйственного производства, способный обес­печить потребности промышленности, можно достичь при объединении 18-20% крестьянских хозяйств в колхозы, 85% их — в кооперативы и при дальнейшем развитии индивидуального крестьянского хозяйства. Однако уже в ноябре 1929 г. была поставлена задача форсировать темпы социалистического преобразования сельского хозяйства, а в январе 1930 г. был утвержден график коллективизации. В соответствии с ним к концу пятилетки в колхозах должно было находиться не 20, а 80-90% крестьянских хозяйств. Естественно, что достичь этого в столь короткие сроки можно было только путем насилия над крестьянином.

Итоги первой пятилетки можно рассматривать двояко. С одной стороны, в области промышленности страна в 1928-1932 гг. переживала большой подъем. Не вдаваясь в споры о количественном и качественном выполнении показателей первого пятилетнего плана из-за отсутствия сопоставимых показателей для сравнения, заметим лишь, что промышленность страны сделала очевидный шаг впе­ред. Если за 1928 г. в СССР было произведено 3,3 млн. т чугуна, то в 1932 г. — 6,2 млн.т, по тракторам рост составил с 1,8 тыс. шт. до 50,8 тыс. шт., по автомобилям — с 0,8 тыс. шт. до 23,9 тыс. шт.

Другое дело, что практически ни один показатель перво­го пятилетнего плана не только принятого в 1930 г., но даже оптимального вариантов не был выполнен в области про­мышленности. А в области сельского хозяйства произошел явный откат от результатов, имевшихся в конце нэпа. Если в 1928 г. страна производила 4,9 млн. т мяса и сала, то в 1932 г. лишь 2,8 млн. т, соответственно по молоку показатели снизились с 31 млн. т до 20,6, а по яйцу — с 10,8 млрд. шт. до 4,4.

Но самое главное — неумеренное форсирование темпов экономического развития страны в годы первой пятилетки вызвало настоящую человеческую трагедию. В результате массовой коллективизации было «раскулачено» почти 15% крестьянства страны, причем его наиболее хозяйственного слоя. Завершение этого процесса привело страну к страш­ному голоду 1932-1933 гг., когда в мирное время умерло, по разным подсчетам, от 3 до 10 млн. человек. Ин­дустриализация проходила за счет снижения жизненного уровня городского населения, характерным показателем которого являлось существование в 1929-1933 гг. карточной системы снабжения населения.

Чтобы скрыть от народа действительное положение дел в экономике, сталинское руководство умело манипулирова­ло фактами, часто заменяя их демагогическими рассуж­дениями. Официальная статистика долгое время не публиковала реальных показателей выполнения первого пятилетнего плана. Однако выводы из уроков первой пятилетки были сделаны, и на XVII съезде ВКП(б) при обсуждении показателей второго пятилетнего плана, курс на дальнейшее форсирование экономического развития страны был подвергнут существенной корректировке. В области промышленности были утверждены задания по ежегодному росту производства на 16% вместо первона­чальных 19%, а в сельском хозяйстве предусматривалось закрепление достигнутых результатов. Однако эта кор­ректировка не внесла изменения в сам курс экономической политики, приоритетом которой все 30-е гг. оставалось пер­воочередное развитие тяжелой индустрии. Этого можно было достичь только путем ограничения потребления, сок­ращения производства в тех отраслях, которые работали на потребление, то есть в конечном счете при невысоком жизненном уровне населения страны.

На реализацию плана второй пятилетки оказывали влияние различные факторы. Некоторое ослабление директивного давления на экономику в начале пятилетки, перестройка органов управления ею привели к тому, что рост промышленной продукции в 1933 г. составил лишь 5%, в 1934-1936 гг. промышленность набрала высокий темп по 20% ежегодного прироста, однако массовые репрессии среди инженерно-технических сил и руководителей предприятий привели к падению темпов роста промышлен­ной продукции в 1937 г. до 11% и в 1938 г. до 12%. Особенно сильный удар пришелся по Наркомату тяжелой промышленности, возглавляемому Г.К. Орджоникидзе, и в 1937-1939 гг. выплавка чугуна фактически топталась на месте. В целом, хотя вторая пятилетка в области промыш­ленности оказалась также не выполненной по основным показателям, однако промышленность в эти годы развива­лась более динамично, чем в первой пятилетке. В результате героического вклада рабочего класса был обеспечен сущест­венный прирост производительности труда.

Сельское хозяйство страны в годы второй пятилетки продолжало оставаться в сложном положении и так и не смогло выйти из кризиса, в который она попала в результате коллективизации. В эти годы завершался процесс сплошной коллективизации, так как к началу второй пятилетки в деревне сохранилось еще около 5 млн. единоличных хо­зяйств. Несмотря на значительный рост посевных площа­дей, главным образом в восточных районах страны, где «раскулаченные» крестьяне осваивали целинные и залеж­ные земли, только к началу 40-х гг. удалось вывести сель­скохозяйственное производство на уровень 1928 г., при этом продукция животноводства вышла на этот уровень лишь в начале 50-х гг.

Третий пятилетний план развития народного хозяйства СССР по основным экономическим приоритетам шел в русле политики, избранной сталинским руководством в начале 30-х гг. Его особенностью было то, что он должен был, используя достижения в области промышленности, Направить их на обеспечение обороноспособности страны. Его осуществление было осложнено как внутренними проб­лемами, которые проявили себя во второй половине 30-х гг., так и изменением международного положения СССР.

Оценивая итоги экономического развития страны в 30-е гг., нужно иметь ввиду следующее. Его результатом был выход СССР на первое место в Европе и на второе в мире по объему промышленного производства. В стране были созданы новые отрасли промышленного производства, отсутствующие в царской России и способные производить оборудование различного назначения, не уступающее миро­вым аналогам. Реальные темпы развития промышленности в 1928 — 1940 гг. оказались ниже, чем в годы нэпа, но все же достаточно высокими по сравнению с другими странами мира. За эти годы они составили, по официальным данным, 17% в год, а в пересчете современных исследователей — 9%. Более однородной стала социальная структура населения, что отвечало доктринальным стремлениям большевиков. Сталинская пропаганда после окончания Великой Отечествен­ной войны доказывала, что именно в результате эко­номических успехов, достигнутых в 30-е гг., была обеспечена победа советского народа в войне с фашистской Германией.

Однако нужно видеть и цену достигнутых эко­номических результатов. Высокие темпы экономического развития поддерживались за счет снижения жизненного уровня населения страны. Еще сильнее проявила себя в 30-е гг. диспропорция в развитии различных отраслей на­родного хозяйства: деградация деревни была оборотной стороной прогресса тяжелой индустрии. Социальная одно­родность населения обернулась появлением маргинальных слоев в структуре советского общества, которые не могли до конца осознавать свои интересы и становились объектом манипулирования со стороны властных структур. Значительное место в советском обществе отводилось за­ключенным, которые рассматривались не только как источник дешевой рабочей силы, но и как способ избав­ления от инакомыслящих. Что касается победы над Гер­манией, то она была достигнута половиной того экономиче­ского потенциала, который имелся в СССР накануне Великой Отечественной войны (другая половина была утеряна с быстрой оккупацией гитлеровцами значительной части страны).

2. Россия и мир.

Одним из парадоксов современной историографической ситуации является отсутствие переосмысления концепции советской внешней политики 1930-х гг. Внимание большинства исследователей привлечено к проблеме совет­ско-германских отношений в 20-30-е гг., а также к напря­женной международной ситуации, которая сложилась на­кануне второй мировой войны. Исследователям, которые изучают историю советско-германских отношений, приходится учитывать, во-первых, появление новых доку­ментов, которые проливают свет на эту проблему. В част­ности, в сборнике документов «Фашистский меч ковался в СССР» убедительно доказано, что в 1920-е гг. советское руководство помогло Германии создать свои вооруженные силы в обход Версальского договора. Во-вторых, приходится учитывать влияние западной историографии, которая основную вину за развязывание второй мировой войны возлагает либо на СССР, либо на А. Гитлера и И. Сталина одновременно. Подобные взгляды высказываются, в част­ности, в работах Н. Верта, в которой вся внешняя политика СССР в 30-е гг. подается под углом дестабилизации положения в Европе и попустительства агрессору, и особенно работа В. Суворова «Ледокол», кото­рая имеет характерный подзаголовок «Кто начал Вторую мировую войну?» и своим содержанием подводит к одноз­начному ответу на этот вопрос.

Указанные два обстоятельства повлияли на работы М.И. Семиряги, Г.Л. Розанова, Л.А. Безымянного, О.А. Ржевского, A.M. Самсонова, А.О. Чубарьяна и других исследователей, посвященные анализу внешней политики СССР накануне Второй мировой войны. Заслуживают внимания исследования В. Петрова, А. Донгарова об обсто­ятельствах советско-финской войны 1939-1940 гг., В. Абаринова о трагедии в Катыни, В.А. Парсадоновой о взаимоотношениях между СССР и территориями, которые отошли к нему по советско-германскому пакту 1939 г. Имен­но этот пакт и политика СССР после его заключения требуют взвешенного анализа исследователей не на основе идеологии, а на основе объективного изучения фактов и шагов, предпринятых всеми субъектами международных отношений.

На рубеже 1920 – 30-х гг. во внешней политике СССР произошли такие же радикальные изменения, что и внутри страны. Полностью изменилось руководство народного комиссариата иностранных дел и Коминтерна, перед которым была поставлена основная за­дача — обеспечить благоприятные внешние условия для построения социализма в СССР. Нужно было предотвратить угрозу втягивания СССР в международные конфликты, а также максимально использовать выгоды экономического сотрудничества с развитыми странами Запада. В связи с изменением приоритетов во внешней политике деятель­ность Коминтерна рассматривалась как второстепенная по сравнению с деятельностью НКИД, во главе которого был поставлен М.М. Литвинов, известный своими симпатиями к западным демократиям.

Сначала были урегулированы отношения с ближайшими соседями СССР. В 1929 г. были подписаны соглашения со странами Прибалтики, Польшей, Румынией, Турцией и Персией, предусматривающие отказ от применения силы при рассмотрении территориальных претензий. В начале 30-х гг. СССР заключил пакты о ненападении с Польшей, Финляндией, Латвией и Эстонией. Слабым участком со­ветских границ стал с конца 20-х гг. Дальний Восток, где активизировалась Япония и неясны были перспективы борь­бы в Китае. В этом регионе СССР действовал, играя на противоречиях между различными политическими силами. В это же время были укреплены связи СССР с развитыми капиталистическими государствами Европы. До прихода Гитлера к власти в 1933 г. основным политическим и экономическим партнером СССР в Европе продолжала оста­ваться Германия. Именно в Германию шел основной поток экспорта из советской страны, и из нее поставлялось обо­рудование для советской промышленности. В 1929 г. уда­лось восстановить нормальные отношения с Великобританией, а в 1932 г. было подписано советско-французское соглашение о ненападении. Однако эти ве­дущие страны Запада не соглашались пойти на расширение экономических связей с СССР.

Поворот во внешней политики CCCP произошел после прихода Гитлера к руководству Германией. Согласно кон­цепции германского фашизма (национал-социализма или нацизма), славянские страны расс­матривались в качестве первоочередного объекта агрессии, и советское руководство не могло с этим не считаться. У СССР существовала реальная угроза оказаться втянутым в войну на два фронта, и следовало предпринять решительные шаги во внешней политике, учитывая экономические неу­рядицы в стране. В этом контексте следует рассматривать активизацию внешней политики СССР, приведшей к уста­новлению нормальных отношений с США, вступлению СССР в Лигу Наций, заключению ряда соглашений с Францией, Чехословакией и другими государствами. Несом­ненно, что события в Германии доказали Сталину, что его политика в Коминтерне оказалась недальновидной, и он был вынужден внести в нее существенные коррективы.

Деятельность СССР на дипломатической арене в се­редине 30-х гг. получила название «политика коллективной безопасности». Ее эффективность в предотвращении угрозы мировой войны высоко оценивалась официальной советской историографией и подвергается сомнению в современной литературе. Следует, однако, учитывать, что политика коллективной безопасности зависит от позиции всех сторон, участвовавших в ее выработке. Важно определить степень заинтересованности этих сторон в создании системы кол­лективной безопасности в Европе.

СССР понимал надвигающуюся на мир угрозу войны и свою неготовность к ней в то время. Поэтому в искренности его усилий не стоит сомневаться. Однако без попуститель­ства Германии со стороны стран Запада были бы невозмож­ны ремилитаризация Рейнской области, война в Испании и победа фашизма в ней, аншлюс Австрии и оккупация Чехословакии. Призывы СССР к обузданию агрессора в Лиге Наций можно рассматривать как демагогию, но нельзя не замечать складывание блока агрессивных государств на основе Антикоминтерновского пакта и подписание Мюн­хенского соглашения.

Учитывая крах своей дипломатической деятельности, СССР вынужден был обратить внимание на ситуацию, которая складывалась вблизи его границ. Положение на дальневосточных рубежах пришлось исправлять военным путем в сражениях с Японией на озере Хасан и в районе Халхин-Гола. Угрозу, которая надвигалась с Запада, приходилось решать дипломатическим путем сначала в пере­говорах с западными демократиями, а затем и со страной, которая представляла непосредственную угрозу СССР.

Обстоятельства, приведшие к заключению советско-гер­манского договора о ненападении, а также его влияние на международные отношения в настоящее время известны хорошо, и вряд ли можно ожидать каких-то новых докумен­тов по этим вопросам. Их трактовка зависит от позиции, которую занимает исследователь, характеризуя советскую внешнюю политику. Мнения по этому вопросу кардинально расходятся у различных исследователей, и они базируются на политических симпатиях и антипатиях, а не на объективном анализе фактов.

1. «Конституция страны победившего социализма была самой демократичной из всех конституций, известных истории». Чем вы можете подтвердить или опровергнуть этот тезис советских историков?

2. В какой мере директивная экономика соответствовала первоначальной, дооктябрьской модели социалистического хозяйства?

3. Составьте диаграмму, отражающую социально-классовую структуру советского общества. Сравните ее с социальной структурой российского общества на рубеже XIX-XX вв. Объясните и оцените произошедшие изменения.

4. Сформулируйте развернутое определение понятия «государственный социализм». Какие еще характеристики созданного в СССР общества и государства вам знакомы? С какими из них вы согласны?

5. Какие варианты преодоления кризиса в сельском хозяйстве предлагались во второй половине 1920-х гг. и почему восторжествовала сталинская альтернатива?

6. В кратком тезисном плане сформулируйте цели сплошной коллективизации. Сопоставьте шаги индустриализации и сплошной коллективизации. Какие типичные советские черты управления экономикой вы обнаружили в обоих процессах?

7. Как при сокращении численности крестьян на треть и прежнем валовом сборе зерна можно было в три раза увеличить его государственные заготовки?

8. Соотнесите цели и реальные итоги коллективизации сельского хозяйства. Что из намеченного удалось достичь к концу второй пятилетки и какой ценой?

9. Каковы причины и сущность индустриализации?

Дата добавления: 2014-01-04