Верхушки айсберга

Внутрипартийная оппозиция могла действовать в режиме «теневого кабинета», ожидая, когда влиятельные региональные и военные руководители отстранят Сталина от власти и создадут более терпимый партийных режим. Насколько такая угроза сталинскому режиму была серьезной?

В 1932 г. Сталин столкнулся с фактом обсуждения прежде лояльными партийными работниками необходимости его смещения. 19–22 ноября 1932 г. кандидат в члены ЦК М. Савельев сообщил Сталину о беседах своего знакомого Н. Никольского с наркомом снабжения РСФСР Н. Эйсмонтом. Среди прочего Эйсмонт сказал (в интерпретации Савельева): «Вот мы завтра поедем с Толмачевым к А. П. Смирнову, и я знаю, что первая фраза, которой он нас встретит, будет: „и как это во всей стране не найдется человека, который мог бы „его“ убрать“»[360]. Смирнов – бывший нарком земледелия, видный «правый уклонист», отстраненный от власти, оказывается, ведет антисоветские беседы с влиятельными чиновниками, которые внешне вполне лояльны Сталину. И это – лишь один пример, «верхушки айсберга».

Постепенно пропаганда «не разоружившая оппозиционеров» проникла в сознание партийно‑государственной элиты. К декабрю 1934 г. Сталин узнал об оппозиционных настроениях лишь некоторых прежде послушных аппаратчиков: Сырцова, Ломинадзе, Эйсмонта, Толмачёва, части делегатов XVII съезда партии, в том числе весьма влиятельных. Айсберг внутрипартийной оппозиции появлялся над водой то тут, то там множеством «верхушек».

Одна из загадок, вокруг которой не прекращаются споры – была ли антисталинская оппозиция на XVII съезде ВКП(б) в феврале 1934 г. Внешне это был съезд «победителей», славословивших Сталина. Но в 1937–1938 гг. большинство делегатов XVII съезда будет уничтожено. Что такого Сталин знал о кулуарах съезда? О чем думал он, когда, получив в подарок от тульской делегации ружье с оптическим прицелом, «шутя» смотрел через него в зал? Один из немногих выживших делегатов съезда В. Верховых в 1960 г. дал показания Комиссии партийного контроля, расследовавшей события 30‑х гг.: «В беседе с Косиором последний мне сказал: некоторые из нас говорили с Кировым, чтобы он дал согласие стать Генеральным секретарем. Киров отказался, сказав: надо подождать, все уладится»[361].

По утверждению О. Г. Шатуновской, сотрудницы комиссии Президиума ЦК под председательством Н. Шверника, которая расследовала события 30‑х гг., беседе Косиора и Кирова предшествовало прошедшее на квартире Орджоникидзе (в его отсутствие) совещание недовольных делегатов съезда, среди которых были такие влиятельные фигуры, как Косиор, Эйхе, Шеболдаев[362].

Биограф Кирова А. Кирилина отрицает достоверность этих сведений, несмотря на то, что их подтвердил еще один гость съезда: «Спустя четверть века бывшие делегаты XVII съезда обменялись своими впечатлениями по вопросу: выдвигали или не выдвигали Кирова на должность генсека. Итог „да“ – два голоса, „нет“ – два голоса… Полагаю, что нет»[363]. Такое голосование, в котором решающий голос остается за А. Кирилиной, выглядит странно. Два человека оказались свидетелями негласных обсуждений, и нет ничего удивительного в том, что большинство делегатов об этом слыхом не слыхивали. Не убедительно и возражение Кирилиной о том, что никто не участвовал в совещании лично. Еще бы. На такое совещание не пускали кого попало, а после террора 1937–1938 г. были уничтожены все сколько‑нибудь нелояльные партийные боссы. К тому же нельзя согласиться, что свидетельство Верховых сделало «с чужих рук» – ведь ему о разговоре сообщил его непосредственный участник, а возможно и инициатор. Кирилина удивлена, почему показания были даны в 1960 г., а не в 1957 г. Это легко объяснимо – в 1957 г. еще не было ясно, чем может кончиться готовность давать такие показания – исход борьбы за власть в Кремле не был ясен.

К тому же есть еще один важный свидетель. Уже во второй половине века выживший в сталинских лагерях Н. Оганесов рассказал Молотову, что во время съезда их собрал первый секретарь Азово‑Черноморского крайкома Б. Шеболдаев: «вот он собрал человек восемь‑десять делегатов», включая первого секретаря Казахского крайкома Л. Мирзояна[364]. Судя по всему, это уже другое совещание – ключевых фигур, кроме Шеболдаева, здесь нет. В перерыве съезда они переговорили с Кировым: «Старики поговаривают о том, чтобы возвратиться к завещанию Ленина и реализовать его… Народ поговаривает, что хорошо было бы выдвинуть тебя на пост генерального секретаря»[365]. Оганесов продолжает: «И он нас высмеял, изругал: Что вы глупости говорите, какой я генеральный»[366]. Молотов подтвердил, что Киров рассказал об этом Сталину[367]. Сталин получил новые данные о том, что среди влиятельных партийных чиновников, появились десятки и сотни людей, стремившихся его «убрать». Судя по последующему вниманию НКВД к Азово‑Черноморскому краю, Киров мог сообщить Сталину о беседе с Шеболдаевым. Об оппозиционных настроениях Косиора Сталин догадался в 1938 г.

Таким образом вывод А. Кирилиной, «что все разговоры о тайном совещании, о замене Кирова Сталиным являются мистификацией»[368], нельзя признать обоснованным. Решающим для биографа Кирова является не «очная ставка» источников, а такое вполне логичное соображение: «Вряд ли можно поверить, что именно Киров был той фигурой, которая могла стать, по мнению делегатов, антиподом Сталина на посту генсека. Масштаб не тот»[369].

Это верно. Но если недовольные партбоссы додумались совещаться по этому вопросу с Кировым, то им могло «хватить ума» взять власть самим. Киров был очевидно неспособен руководить самостоятельно, как Ленин, Сталин, Троцкий. Также потом соратники Сталина думали о Хрущеве, ставя его во главе партии. Хорош для «коллективного руководства». Для единоличного лидерства – «масштаб не тот».

По мнению В. Молотова, «Киров… теоретиком не был, и не претендовал… О том, чтобы ему идейно разбить Троцкого, Зиновьева, Каменева, об этом и говорить нечего!»[370]. В случае подобной смены лидера могло быть облегчено и возвращение к власти оппозиционных вождей, когда выяснилось бы, что без соответствующей квалификации провинциальным руководителям не удается справиться с «масштабом».

Разговор оппозиционеров с Кировым, человеком, который не участвовал в совещании, был делом рискованным. Но Косиор, Шеболдаев и другие «старики» тоже когда‑то договаривались между собой. Получается, что инициаторы новой оппозиции не решились выдвинуть себя кандидатами в генсеки. Сначала попробуем уломать «кронпринца», а уж если не выйдет, то чем хуже Косиор или Шеболдаев?

Доступные нам данные позволяют утверждать, что Сталин имел основания считать: влиятельные чиновники и бывшие оппозиционеры активно контактируют друг с другом, и пропаганда оппозиционеров имеет успех. И это происходило в абсолютистско‑тоталитарной системе, идеально приспособленной для переворота. Для изменения курса, вызывающего широкое недовольство, достаточно отстранить от власти или уничтожить всего несколько руководителей.

Дата добавления: 2014-01-04