Иеремия Бентам (1748—1832)

Право и нравственность

ЧТОБЫ БЫЛО СДЕЛАНО ПО ОТНОШЕНИЮ К ТЕБЕ

Естественные законы неизменны и вечны. Наука об этих законах является истинной моральной философией. Если мы рассматриваем эти теоремы как возвещенные Богом, повелевающим по праву всем, тогда они правильно названы законами.

Завещал все свое состояние Лондонской Больнице при условии, что его тело будет находиться на всех собраниях членов правления. Его останки были одеты в костюм, а на лице сделана восковая маска. В таком виде ученый до сих пор находится на всех собраниях.

Введение в основания нравственности и законодательства

Множество людей беспрестанно говорят о «законе природы», или естественном законе, и затем сообщают вам свои мнения о том, что хорошо и что плохо, и вы должны разуметь, что эти мнения суть именно главы и отделы закона природы.

7. Вместо выражения «закон природы» вы имеете иногда «закон разума», здравый разум, естественную справедливость, добрый порядок. Все они одинаково хороши. «Добрый порядок» всего больше служит в политике.

Бентам был сторонником ясного и доступного законодательства. Английскую систему "общего права", основанную на судебных прецедентах, он порицал как "капризную и непонятную властительницу наших судеб". Однако существующее законодательство архаично и несовершенно. "Законодательство должно, наконец, найти непоколебимую основу в чувствах и опыте".

Природа поставила человечество под управление двух верховных властителей, страдания и удовольствия. Все действия самой возвышенной добродетели можно легко привести к расчету благ и зол.

В поисках этой основы Бентам разрабатывает теорию утилитаризма. "Наибольшее счастье для наивозможно большего числа членов общества: вот единственная цель, которую должно иметь правительство".. Покровскому сделать вывод о том, что английского философа можно считать одним из основателей телеологической концепции права: «Из принципов учения философа... вытекает прежде всего общий взгляд Бентама на право как на нормы человеческого поведения, устанавливающиеся сознательной деятельностью человека и направленные на достижение определенных целей, диктуемых людскими интересами.

принцип величайшего (возможного) счастья или благоденствия

Выше было сказано, что счастье отдельных лиц, из которых составляется общество, т.е. их удовольствия и их безопасность, есть цель и единственная цель, которую должен иметь в виду законодатель: это — единственный стандарт, с которым каждое отдельное лицо, насколько это зависит от законодателя, должно бы быть заставлено сообразовать свое поведение.

1. Чтобы исчислить вред преступления. В самом деле, одно и то же номинальное преступление не есть одно и то же преступление реальное, когда чувствительность оскорбленного лица не одна и та же. Например, известное действие было бы тяжелой обидой для женщины, тогда как оно было бы индифферентно для мужчины. Известное телесное оскорбление, которое, будучи нанесено больному человеку, подвергает опасности его жизнь, не имеет никаких последствий для человека здорового. Известное обвинение, которое может убить состояние или честь одного лица, может не нанести никакого вреда другому.

2. Чтобы дать должное удовлетворение оскорбленному лицу. Одно и то же номинальное удовлетворение не есть одно и то же удовлетворение реальное, когда чувствительность двух лиц существенно различна. Денежное удовлетворение за обиду может быть или приятно, или оскорбительно, смотря по общественному положению человека, его состоянию, его предрассудкам. Если я оскорблен, то публичная просьба об извинении была бы для меня достаточным удовлетворением со стороны высшего или равного лица, но не была бы удовлетворением со стороны низшего.

3.Чтобы оценить силу и впечатление наказаний на преступников. Одно и то же номинальное наказание не есть одно и то же наказание реальное в случаях, где чувствительность бывает существенно различна. Изгнание не будет наказанием, равным для молодого человека и для старика, для холостяка и для отца семейства, для ремесленника, не имеющего средств существовать вне своей родины, и для человека богатого, который переменит только сцену своих удовольствий. Заключение не будет наказанием равным для мужчины и для женщины, для человека здорового или больного, для богача, семейство которого ничего не терпит от его отсутствия, или для человека, который живет своим трудом и оставляет семью в бедности.

4. Чтобы переносить закон из одной страны в другую. Один и тот же закон на словах не есть один и тот же закон на деле, когда чувствительность двух народов существенно различна. Известный закон в Европе, составляющий счастье семейств, будучи перенесен в Азию, сделался бы язвой общества. Женщины в Европе привыкли пользоваться свободой и даже домашним господством, в Азии женщины по своему воспитанию приготовлены к тому, чтобы жить в стенах сераля и даже в рабстве. Брак в Европе и в Азии не есть договор одного и того же рода: если бы вздумали подчинить его одним законам, очевидно, этим сделали бы несчастье всех заинтересованных сторон.

Одинаковые наказания для одинаковых преступлений, говорят нам. Это изречение имеет вид справедливости и беспристрастия, который увлекает все поверхностные умы. Но чтобы дать ему настоящий смысл, надо сначала определить, что разумеют под одинаковыми наказаниями и одинаковыми преступлениями. Закон непоколебимый, закон, который бы не обращал внимания ни на пол, ни на возраст, ни на состояние, ни на общественное положение, ни на воспитание, ни на нравственные или религиозные предрассудки людей, — такой закон был бы вдвойне ошибочен как недействительный и как тиранический. Слишком строгий для одного, слишком снисходительный для другого, всегда погрешающий излишеством или недостаточностью, он под видом равенства скрывал бы самое чудовищное неравенство.

Законодатель, имеющий в виду многочисленный народ, тем более обязан держаться общих законов, и он должен даже опасаться запутать их, нисходя к частным случаям. Если бы он предоставил судьям право варьировать приложение законов по этому бесконечному разнообразию обстоятельств и характеров, то не было бы пределов произволу решений: под предлогом, что они улавливают истинный смысл законодателя, судьи стали бы делать закон орудием своих капризов и фантазий

То, что предлагается здесь, вовсе не есть какая-нибудь утопическая мысль. Не было такого варварского и такого глупого законодателя, который бы пренебрег всеми обстоятельствами, оказывающими влияние на чувствительность. Они имели более или менее смутное чувство, которое руководило ими в установлении гражданских и политических прав; они обращали больше или меньше внимания на эти обстоятельства в определении наказаний; отсюда различия, допущенные для женщин, детей, свободных, рабов, военных, священников и т.д.

Ясно поэтому, что наказание не должно быть допускаемо в следующих случаях:

1. Где оно неосновательно; где нет вреда, который бы оно предотвращало, когда акт в целом не вреден.

2. Где оно должно быть недействительно; где оно не может действовать так, чтобы предупреждать вред.

3. Где оно неприбыльно или слишком дорого; где вред, который оно может произвести, был бы больше того вреда, который оно должно предотвратить.

4. Где оно не нужно; где вред может быть предотвращен или может прекратиться сам, без него; т.е. дешевле. (преступления, которые состоят в рассеивании вредных мнений)

Мы видели, что общая цель всех законов есть предотвращать вред, т.е. когда он этого стоит; но что там, где нет других средств сделать это кроме наказания, есть четыре случая, где дело этого не стоит.

Когда вред стоит этого, то законодатель, руководящийся в своих взглядах принципом полезности, при своем стремлении достигнуть сколько возможно этой общей цели естественно предполагает себе следующие четыре второстепенные цели.

1. Его первая, наиболее обширная и наиболее желательная цель есть предотвратить, насколько только возможно, и все стоящие того^роды преступлений, каких бы то ни было¹; другими словами, действовать так, чтобы не могло быть совершаемо вообще никаких преступлений.

2. Но если человек необходимо должен совершить преступление того или другого рода, ближайшая цель законодателя есть скорее побудить его совершить менее вредное преступление, чем более вредное; другими словами, побудить его выбирать всегда наименее вредное из двух преступлений, которые будут соответствовать его цели.

' Под преступлением я разумею здесь акты, которые, как ему кажется, имеют стремление произвести вред.

3. Когда человек решился на какое-нибудь частное преступление, ближайшая цель есть расположить его делать не больше вреда, чем сколько необходимо для его намерения; другими словами, сделать так мало вреда, как это сообразно с благом, какое он имеет в виду.

4. Последняя цель состоит в том, чтобы, каков бы ни был вред, который предполагается предотвращать, предотвращать его сколько возможно дешевле.

С этими четырьмя целями должны быть сообразны правила, которыми должна быть определяема пропорция между наказаниями и преступлениями.

Правило 1. Первая цель, как видели, та, чтобы предотвращать все роды преступлений, насколько это стоит делать; поэтому — ценность наказания должна быть во всяком случае не менее, чем сколько достаточно для того, чтобы перевесить ценность прибыли' от преступления².

Под прибылью от преступления надо понимать не только денежную прибыль, но и какое бы то ни было удовольствие или выгоду, которую человек получает или ожидает получить от удовлетворения желания, которое приводит его к совершению преступления.

Эта прибыль (т.е. ожидание прибыли) от преступления и составляет побуждающий мотив или, где их несколько, сумму побуждающих мотивов, приводящих человека к совершению преступления. С другой стороны, наказание (т.е. ожидание наказания) составляет удерживающий мотив, который или сам по себе, или в соединении с другими может действовать на него в противоположном направлении, побуждая его воздержаться от совершения преступления. Оставляя в стороне случайные обстоятельства, сила искушения равняется силе соблазняющего или побуждающего мотива или мотивов. Итак, сказать, как говорили это писатели с великими заслугами и великими именами, что наказание не должно возрастать с силой искушения, значит то же, что сказать в механике, что движущая сила или м о м е н т силы не должен возрастать с моментом тяжести.

Если бы эта ценность была меньше, то преступление все-таки будет наверняка совершено (если только не вмешаются какие-нибудь другие соображения, независимые от преступления, и если эти соображения не подействуют успешно в качестве предохраняющих мотивов): вся совокупность наказаний будет выброшена: она будет совершенно недействительна'.

гх.

Против вышеприведенного правила часто возражали на основании его кажущейся суровости: но это может быть только по недостатку должного понимания его. Сила искушения, caeteris p a r i b u s, равняется прибыли от преступления; количество наказания должно возрастать с прибылью от преступления: поэтому, caeteris paribus, оно должно возрастать с силой искушения. Это не подлежит спору. Правда, что чем сильнее искушение, тем менее решительно указание, которое акт преступления дает об испорченности расположения преступника². Итак, если только в разбираемом случае не окажется какого-нибудь отягчения, происходящего из необыкновенной испорченности расположения, или по большей мере, если в разбираемом случае окажется присутствие основания для облегчения, происходящего из невинности или благотворности расположения преступника, — сила искушения может действовать в смысле понижения требования наказания. Но действие ее никогда не может простираться так далеко, чтобы она могла выказать свойство делать наказание недействительным, что, конечно, будет, если понизится уровень видимой прибыли от преступления.

Частная благосклонность, которая была бы склонна к уменьшению наказания ниже этого уровня, действовала бы как против тех целей, к которым, собственно, хотел бы стремиться этот мотив, так и против тех, более об-

ширных целей, к которым должна бы стремиться благосклонность: это было бы жестокостью не только против публики, но и против тех самых лиц, в пользу которых она говорит: я разумею, в последствиях, хотя она и желает противного в своих намерениях. Это была бы жестокость против публики, потому что — при недостатке в должном охранении — публика оказалась бы подверженной вреду преступления; жестокость даже против самого преступника, потому что он был бы наказываем без всякой ясной мысли и без шанса достигнуть той благотворной конечной цели, которая одна может оправдывать введение зла наказания.

Правило 2. Но будет ли данное преступление предотвращено в данной степени данным количеством наказания — это всегда только шанс; и для приобретения этого шанса, каково бы ни было применяемое наказание, многое применяется авансом. Впрочем, чтобы дать ему лучший шанс перевесить прибыль от преступления, — чем больше вред преступления, тем больше должна быть трата, какую стоит сделать путем наказания¹.

Правило 3. Дальнейшая цель — та, чтобы побудить человека выбирать всегда наименее вредное из двух преступлений; поэтому, — когда встречаются два преступления, то наказание за большее преступление должно быть достаточно для того, чтобы побудить человека предпочитать меньшее².

' К примеру, если когда-либо стоит идти на такую трату, как столь ужасное наказание, как сожжение живьем, то это будет оправдано скорее, имея в виду предотвращение преступлений типа убийства или поджигательства, чем для предотвращения выпуска фальшивых денег.

Правило 4. Когда человек решился на какое-то преступление, то дальнейшая цель — побудить его делать не больше вреда, чем необходимо для его намерения: поэтому—наказание должно быть приноровляемо к каждому преступлению таким образом, чтобы для каждой части вреда здесь мог быть мотив, который бы удерживал преступника от произведения этого вреда'.

Надобно заметить, что прибыль, хотя часто, но не постоянно, бывает пропорциональна вреду: например, когда вор вместе с теми вещами, какие он желал иметь, крадет и те, которые ему совсем не нужны. Это может случиться по легкомыслию, лени, торопливости и проч.

Правило 5. Последняя цель — та, чтобы, какого бы мы ни остерегались вреда, остерегаться от него насколько можно дешевле: поэтому—наказание ни в каком случае не должно быть больше того, чем сколько нужно для того, чтобы согласовать его с данными здесь правилами.

Правило 6. Нужно заметить далее, что так как люди при различных обстоятельствах различным образом и в разной степени принимают действие одной и той же возбуждающей причины, то наказание, по имени одно и то же, не всегда произведет (или действительно, или даже видимо для других) в двух разных лицах одну и ту же степень страдания: поэтому—для того, чтоб количество наказания, действительно налагаемое на каждого индивидуального преступника, соответствовало количеству, предполагаемому для подобных преступников вообще, всегда надобно принимать в расчет различные обстоятельства, оказывающие влияние на чувствительность'.

Итак, первое качество, которое должно быть дано комплексу наказания, — то, чтобы этот комплекс был способен иметь относительно своего количества вариации сообразно с каждой вариацией, какая может иметь место в прибыли или вреде преступления. Это свойство, кажется, может быть обозначено словом изменяемость.

Второе свойство, тесно связанное с первым, может быть названо равномерностью.

Третье правило пропорции было то, что когда встречаются два преступления, то наказание за большее преступление должно быть достаточно для того, чтобы побудить человека предпочитать меньшее преступление. Адля того, чтобы быть достаточным для этой цели, оно должно быть очевидно и однообразно больше: больше не только в глазах некоторых людей, но всех людей, которые способны быть в таком положении, что им придется выбирать между двумя преступлениями, т.е. в глазах всего человечества. Другими словами, два наказания должны быть совершенно соизмеримы. Отсюда возникает третье свойство, которое может быть названо соизмеримостью (commensurability), т.е. относительно других наказаний.

С точки зрения полезности:

– часто законы, сохранившиеся с незапамятных времён, налагают бесполезные, а порой и вредные для общества ограничения.

– прецедентное право несовершенно потому, что у большинства людей нет никакой возможности узнать хотя бы малую часть его норм (это «собачье право» – сравнение судебные прецеденты с созданием хозяином законов для своей собаки). прецедентное право действует ex post facto, его нормы фактически имеют обратную силу. Невозможность узнать требования правовых норм приводит к их повсеместному нарушению, а также порождает пренебрежение к праву в целом. Поэтому фи- лософ предлагает последовать французскому опыту и установить приоритет парламента в сфере право- творчества. «Спаси, Господи, парламент. Нет собачьему праву! Да здравствует парламент»

«Закон можно определить как собрание знаков, выражающих воление, установленное или санкционированное сувереном в государстве относительно желаемого в определённой ситуации поведения лица или группы лиц, подчинённых (или считающихся подчинёнными) его власти. Это воление нацелено по своей сути на ожидание конкретных последствий, наступление которых оно подразумевает. Такое провозглашение в данной ситуации станет средством для осуществления этого воления, а последствия, которые оно имеет в виду, выступят мотивом для тех, о чьём поведении идёт речь» «A law is a command»

Закон сам по себе — зло, поскольку он связан с применением наказания (страдание). Кроме того, при его осуществлении возможны ошибки. "Каждый закон есть нарушение свободы". Тем не менее закон — зло неизбежное, ибо без него невозможно обеспечить безопасность.

Реформы права, проведённые в Англии в XIX в., отразили многие из идей основополож- ника утилитаризма. Исследователи отмечают, что Закон о реформе 1832 г. и Закон о муниципальной реформе 1836 г. основывались на бентамовских идеях. Под влиянием его учения было изменено граж- данское законодательство. Скупка и удержание товаров, ростовщичество перестали быть преступле- ниями. По закону «О женитьбе» 1835 г. брак стал рассматриваться как договор, в котором церковь не имела особого участия, а по закону «О разводе» 1857 г. был признан, подобно другим договорам, рас- торжимым на законных основаниях. Под влиянием отстаиваемого философом принципа свободы дого- вора в 1824-1825 гг. была проведена реформа законодательства о юридических лицах.

Прогрессивные идеи, отстаиваемые Бентамом в области уголовного права, привели к из- менениям последнего. В 1816 г. в Англии был отменён такой вид наказания, как позорный столб, в 1837 - наказание кнутом для женщин, в 1820 - повешение в кандалах, в период 1827-1861 гг. смертная казнь стала применяться фактически только за убийство, публичное истязание убийц было запрещено в 1868 г. Бентамовская критика вдохновила статутные реформы доказательственного права 1843, 1851 и 1898 гг., которые, по словам юристов, заставших эти перемены, «приравнивались к юридической революции».

Дата добавления: 2014-01-04