Тенденции изменения структуры ВВП и национального дохода России

Рассчитанный по методу потока расходов, ВВП любой страны (Q), как известно, включает: С – частные потребительские расходы; I – валовые частные внутренние инвестиции; G – государственные закупки; B т– торговый баланс. В кризисные 1990-е гг. помимо рекордного сокращения величины российского ВВП (Q) в его внутренней структуре (Q = С + I + G + B т) произошли кардинальные изменения, которые едва ли можно признать благоприятными, о чем свидетельствуют данные, приведенные в табл. 1.2.

Таблица 1.2

Изменение совокупного спроса в России
за период 1991–1999 гг., %

Спрос
Потребительский	41,4	33,7	40,9	44,1	49,3	48,8	50,0	54,4	50,4
Инвестиционный	37,1	25,7	27,8	25,8	25,3	24,5	22,3	15,4	15,1
Государственный	21,2	16,2	23,3	25,5	21,9	22,6	24,8	22,8	18,2
Внешний	0,3	14,4	8,0	4,6	3,5	4,1	7,4	7,4	16,3

Источник: Российский статистический ежегодник / Госкомстат России. М., 2000. С. 265.

Во-первых, в этот период существенно возросла­ доля потребительского спроса домохозяйств, что отражало тенденцию к «проеданию» сокращавшегося продукта. Во-вторых, резко сократилась доля инвестиций, что ввергло отечественную экономику в состояние затяжного инвестиционного спада. В-третьих, обозначилась тенденция увеличения доли торгового баланса­ в структуре ВВП, которая обусловлена не только невостребованно­стью значительной части топливно-энергетических ресурсов внутри страны, но и восходящей динамикой мировых цен на данные ресурсы[12]. Лишь доля государственных расходов демонстрировала относительную стабильность, несмотря на стремление правительства сокращать свои затраты для противодействия бюджетному дефициту. Однако и здесь­ наметилась неблагоприятная тенденция уменьшения удельного веса активной части (оборудования для больниц, вузов, военной техники) в пользу пассивного компонента, выраженного, например, в строительстве административных зданий из мрамора и гранита.

В течение первого десятилетия ХХI в. столь негативные тенденции изменения структуры российского ВВП так и не были переломлены. Например, если конечное потребление домохозяйств (С) за период 1990–2010 гг., обусловленное прежде всего растеканием нефтедолларов по стране и стремительным расширением долгового бремени граждан, выросло в реальном выражении в 2,65 раза (что оказалось в 2,5 раза быстрее роста ВВП), то так называемые нефинансовые инвестиции (I) сократились более чем вдвое. Понятно, что столь избыточное потребление россиян, происходящее за счет будущих поколений, лишенных нынешних рентных доходов от нефтедолларов, не может расцениваться в позитивном ключе. Оглушительное лопание потребительского «пузыря», интенсивно раздуваемого на фоне глубочайшего инвестиционного кризиса, посредством неэквивалентного обмена невозобновляемого минерального сырья на товары народного потребления, становится вопросом не самого отдаленного времени.

Что же касается структуры российского национального дохода (включающего, как известно, такие факторные доходы, как заработная плата, прибыль, рента и процент), то она и в настоящее время не соответствует общемировым тенденциям распределения первичных доходов. Во-первых, ее отличает чрезвычайно низкий удельный вес оплаты труда и высокий – прибыли. Доля оплаты труда, составлявшая в совокупных доходах на­селения в 1990 г. 74% (и превышающая 65% в большинстве развитых стран), к 1996 г. снизилась до 43,4%[13]. И это случилось в обстановке катастрофического падения ВВП, а также наличия скрытых форм оплаты и включения в средний уровень зарплаты доходов высших менеджеров, в том числе крупных процветающих компаний, собственники которых делятся с последними немалой долей своей сверхприбыли. Научно-исследовательский институт труда и социального страхования так оценивал динамику индекса реальной заработной платы в 1992–2002 гг. сравнительно с предреформенным 1991 г.:

Таблица 1.3.

0,67	0,67	0,62	0,44	0,30	0,53	0,46	0,36	0,43	0,52	0,61

Источник: Яковлев Р. Динамика производительности труда и заработной платы в постсоветской России: есть ли взаимосвязь? // Российский экономический журнал. 2003. № 9–10. С.27.

В то время, доля заработной платы в составе национального дохода России резко сократилась, доходы от предпринимательской способности составили в 1996 г. 38,7%. В дальнейшем эти компоненты национального дохода продолжили сближение, и соотношение между оплатой труда (включая даже скрытую вкупе с социальными начислениями) и прибылью составило 57:43 [14]. Столь значимая доля валовой прибыли рассматривается С.М. Меньшиковым в качестве одного из двух (наряду с чрезмерной топливно-сырьевой ориентацией) наиболее значимых структурных перекосов отечественной экономики[15]. Получается, что из добавленной стоимости, создаваемой российским обществом, необоснованно высокая доля превращается в доход предпринимателей, занятых в сфере материального производства, в банковском, страховом бизнесе и т.п. Представители зарубежного бизнеса не перестают удивляться потребительским амбициям российского высшего менеджмента (президентов компаний и председателей советов директоров), которые направляют в личный доход рекордные доли получаемой выручки. Во многом благодаря этому при общем объеме капитала, находившегося в начале ХХI в. в частных руках, примерно в 1 трлн дол. ежегодные доходы его собственников превышали (после уплаты налогов) 250 млрд дол., т.е. невиданная в мире­ доходность оказывалась выше 25% [16]. В либеральной прессе по сей день сохраняется идеологический стереотип относительно незавидной участи отечественных бизнесменов (нарастанию прибыли которых якобы мешают высокие налоги, дорогие кредиты, бюрократический произвол властей и т.п.), однако бесстрастная статистика фиксировала факт средней рента­бельности в промышленности Российской Федерации на уровне 25,5%, а в США – лишь 8,9% в благоприятном для обеих стран 1999 г. Рентабельность столь крупных нефтяных транснациональных корпораций, какими являются «ВР», «Excon Mobil», «Royal Dutch/Shell», «Chevron Texaco» в 2000–2007 гг. варьировалась в диапазоне 6–12%, в то время как у их российских коллег-конкурентов «ЮКОС», «ТНК», «ЛУКОЙЛ» она колебалась от 23 до 55%.

Первой причиной столь разительного отличия в прибыльности российского и среднемирового бизнеса является всемерная экономия на оплате труда[17], обеспечиваемая закономерным укреплением позиций работодателей на российском рынке труда в период безработицы 1990-х гг. и, соответственно, откровенной слабостью, сравнительно, например, с Францией и Великобританией, профсоюзного движения. Причем невысокий уровень заработной платы является в нашей стране давней традицией, берущей свое начало еще в советский пери­од ее истории. Уже тогда в ней сформировалась так называемая экономика дешевого работника, имеющая наряду с очевидными изъянами и определенные конкурентные преимущества из-за значимой экономии на издержках производства. Однако в тот период наряду с непо­средственной оплатой труда существовали масштабные общественные фонды потребления, за счет которых население во многом бесплатно удовлетворяло свои потребности в образовании, здравоохранении, жилье, отдыхе и т.п. В на­стоящее время уровень бесплатной реализации этих насущных потребно­стей людей резко сократился, а сохранение отношения к труду как дешевому ресурсу неминуемо влечет за собой серьезнейшее дестимулирование трудовой деятельности, падение престижа труда (особенно высокоинтеллектуальных его форм), отток специалистов из отечественных наукоемких отраслей и перемещение их за границу. Стремление многих работников компенсировать невысокий уровень оплаты труда увеличением его продолжительности (связанное с неустанным поиском приработков) крайне негативно сказывается на состоянии здоровья нации и продолжительности жизни. Приводит оно и к росту безработицы: в то время как одни трудятся слишком много, другим рабочих мест не достается вовсе. Дополнительным фактором, сбивающим цену труда на отечественном рынке, выступает массовый приток ино­странных работников (гастарбайтеров), закрепляющий долю заработной платы в национальном доходе на недопустимо низкой отметке. Такому закреплению содействует и поддержание на устойчиво высоком уровне теневой занятости в стране с типичными для этой сферы стереотипами поведения, когда работники соглашаются трудиться на основе лишь устной договоренности с работодателями. Последние же, сохраняя огромную власть на рынке труда, не желают оплачивать возросшие ныне страховые взносы и отпуска, а также предпочитают увольнять часть персонала без заблаговременных предупреждений и каких-либо других социальных гарантий.

Правда, в последние годы наметились, казалось бы, позитивные перемены в динамике заработной платы, позволяющие рассчитывать на заметное повышение ее удельного веса (за счет сокращения доли прибыли). Во всяком случае, официальная статистика фиксирует во многих секторах нарастание оплаты труда, превышающей скорость увеличения производительности труда. Однако при ближайшем рассмотрении подобное соотношение темпов является результатом использования при их сравнении индекса потребительских цен. Если же заменить его дефлятором ВВП, повышающимся примерно вдвое быстрее, то выяснится, что опережающий динамику производительности рост реальных заработков наблюдается в основном лишь в металлургии и электроэнергетике. В других же отраслях реального сектора и по сей день производительность труда нарастает более быстро. Если в 1990 г. среднемесячная заработная плата в нашей стране колебалась вокруг отметки в 300 руб., то в середине 2012 г. она превысила 27 тыс. руб. Но покупательная способность последней суммы явно не дотягивает до докризисного уровня, поскольку за прошедшие годы цены на товары и услуги повысились в среднем минимум в 100–150 раз.

Вторая причина завышенной рентабельности российского бизнеса связана с попаданием в доход многих предпринимателей существенной доли рентного дохода – из-за несовершенства сложившегося механизма рентного налогообложения. Удельный вес ренты в национальном доходе России объективно очень велик[18] – из-за общепризнанного богатства страны в части природных ресурсов: в мировых запасах нефти он составляет 17%, газа – 30%, сельскохозяйственных земель – 10%, лесных ресурсов – 23%[19]. Причем столь впечатляющие цифры не могут считаться окончательными, поскольку в будущем на территории Российской Федерации наверняка будут обнаружены новые месторождения, как это случилось, например, в 1926 г., когда на Колыме открыли целую горную страну, и на карте пришлось замазывать коричневой краской участок, бывший ранее зеленым. Беспрецедентное богатство российских недр выражается в том, что удельный вес рентных доходов в структуре ВВП варьировался в 1997–2002 гг. (в зависимости от динамики мировых цен на топливо и сырье) от 20 до 50%[20]. Причем одна, сегодня явно меньшая, часть рен­ты,­ которую можно называть природной, образуется из-за различий между внутренней ценой, например нефти и газа, и суммой фактических затрат на их добычу и транспортировку и прибыли. Другая же, большая, доля рентного дохода (который оправданно называть экспортным) получается вследствие сохраняющегося отличия между внешними и внутренними ценами­ на эти виды топлива. Например, в 2007 г. внутрироссийская цена 1000 куб. м. природного газа для потребителей была равна 1856 руб., а средняя цена газа, экспортируемого нашей страной, составляла 5744,7 руб.[21]

При формировании механизма государственного регулирования отечественной экономики до сих пор недостаточно учитывается тот факт, что «доходы, поступающие из сырьевого сектора, делятся на две принципиально разные категории: а) обычные доходы от предпринимательской деятельности по добыче полезных ископаемых; б) природную ренту (как дополнительный доход от использования ограниченных природных ресурсов)»[22]. При этом подавляющая часть добавленной стоимости, создаваемой в сырьевом секторе, обеспечивается не трудом занятых здесь наемных работников и даже не капиталом владельцев сырьевых производств, а полученным ими доступом к природным ресурсам. Чем, как не сохранением в собственности частных акционеров ОАО «Газпром» чудовищной доли рентных доходов (позволяющей, например, питерскому «Зениту» не слишком стесняться при приобретении «звезд» мирового футбола), можно объяснить комбинацию его всего лишь 50 места в мире в списке Forbes по валовой выручке и 1 места – по полученной прибыли в кризисном 2009 г.? И если средний размер налоговой нагрузки на звенья нефтегазового комплекса России составил в 2011 г. 39,1% от их выручки (а на компанию «Славнефть» – 71,5%), то для «Газпрома» эта нагрузка оказалась намного ниже – всего 25,9% [23].

Как считает С.Ю. Глазьев, алгоритм распределения­ национального дохода, сложившийся в 1990-е гг., построен «в инте­ре­сах олигархических кланов узкого круга лиц, преуспевших в рас­хище­­нии государственного имущества и государственной казны, в незаконном вывозе капитала за рубеж»[24]. Причем их огромные рентные сверхдоходы, которые являются избы­тком над средней прибылью и подлежат изъятию в бюджет­ по причине конституционного сохранения государственной собственности на природные богатства и отсутствия связи этих сверхдоходов с собственными трудо­выми усилиями и капиталовложениями недропользователей, в нашей стране в немалой степени направляются на выплату дивидендов ведущим акционерам. Например, ОАО «Сибнефть» только за 2001 г. – первую половину 2003 г. выплатило дивидендов в размере 2,85 млрд дол., а так как 90% акций этой компании принадлежали Р.А. Абрамовичу, то такие доходы, конечно же, позволяли ему укреплять финансовую базу английского «Челси», обустраивать Чукотку и покупать персональные «Боин­ги» для путешествий по миру.

Сырьевая рента, отмечает С. Губанов, присваивалась «иностранным и компрадорским, олигархическим капиталом, тогда как на долю государственного бюджета приходились крохи (5–7%), а на государство записывались внешние долги, набранные классом компрадоров»[25]. Наличие у российских нефтяников и газовиков по сей день немалого запаса финансовой устойчивости (связанного прежде всего с антиконституционным присвоением ренты) косвенно подтверждает тот факт, что когда в разгар глобального кризиса 2008 г. мировые цены на нефть скатились с 150 до 40 дол. за баррель, в состоянии банкротства не оказалось ни одной нефтяной компании. Это свидетельствует о том, что, несмотря на развернувшуюся в ХХI в. масштабную «откачку» рентных доходов недропользователей в государственный бюджет (через повышение экспортных пошлин на вывозимые энергоносители [26], ставок налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ), акцизов на газ) резервы пополнения бюджета, а значит, и оптимизации структуры национального дохода в нашей стране еще далеко не исчерпаны.

Как видим, на рубеже ХХ–ХХI вв. в России развернулись масштабные разрушительные процессы в плане количественного сокращения масштабов и качественного ухудшения структуры национального продукта, предопределившие затяжное кризисное состояние отечественной экономики. Для того же, чтобы обеспечить ее выход на траекторию устойчивого роста, найти комплекс действенных антикризисных «лекарств», требуется постановка точного «диагноза». Иначе говоря, необходимо найти ответ на вопросы: отчего так сильно сократилось производство в России; почему, несмотря­ на формирование основ рыночной экономики, даже докризисный объем ВВП в ней так долго не восстанавливался?

Связывая российский кризис с чрезмерно масштабным вмешательством государства в хозяйственную жизнь, одни ученые усматривают истоки этого спада в субъективных обстоятельствах – в цепочке допущенных в 1980–1990-е гг. стратегических просчетов в экономической политике. Другие склонны увязывать кризис с факторами, имеющими объективную природу: с принципиальной нежизнеспособностью изначально сформировавшейся в нашей стране экономической системы (теория перманентного кризиса централизованно-планируемой экономики советского типа). Третьи доказывают неизбежность экономического спада в любой из стран, решивших переходить от плановой экономики к экономике рыночной (теория трансформационного спада).

Контрольные вопросы

1. Какие индикаторы экономической конъюнктуры могут быть использованы для характеристики кризисного состояния российской экономики в 1990-е гг.?

2. Проведите количественную оценку масштабов экономического спада в России в 1990-е гг.

3. Каковы характерные черты «ловушки» равновесия на низком уровне­, в которой на рубеже веков оказалась российская экономика?

4. В какие периоды развития советской экономики в ней проявлялись кризисные процессы?

5. Как вы оцениваете увеличение доли услуг в структуре российского ВВП сравнительно с долей производимых товаров?

6.Какие изменения произошли в структуре ВВП Россий­ской Федерации в 1990-е гг.? Как вы оцениваете их с позиции обеспечения устойчивого роста отечественной экономики?

7. Каковы, на ваш взгляд, причины занижения доли заработной платы и завышения доли прибыли в составе национального дохода нашей страны? Что необходимо сделать для радикального устранения подобных структурных перекосов?

8. В чем состоит своеобразие структуры российского национального дохода сравнительно с большинством других стран в части рентных доходов? Каким является и каким должен быть механизм их использования?

9. Какие взгляды на природу кризиса российской экономики представлены в мировой литературе?

[1] Внешнее сходство нашей депрессии с американской проявляется даже в датах их начала (при чтении слева направо): 20.10.29 и 02.01.92.

[2] Петров Ю., Жукова М. Трансграничное движение капитала в постсоветской России // Российский экономический журнал. 2006. №7-8. С.32.

[3] Аганбегян А. О месте экономики России в мире // Вопросы экономики. 2011. № 5. С. 44.

[4] Иноземцев В. Будущее России – в новой индустриализации // Экономист. 2010. № 11. С.5.

[5]Там же. С. 4.

[6] Сорокин Д. Российская экономика на рубеже десятилетий // Проблемы теории и практики управления. 2011. № 4. С. 12.

[7] Там же. С.10.

[8] Для сравнения: в Японии имеется всего 5 млн га земель сельскохозяйственного назначения, но питание 122 млн граждан обеспечивается здесь на 75%.

[9] Губанов С. Назревшие решения // Экономист, 2004. № 9. С.42–43.

[10] Абалкин Л. Размышления о долгосрочной стратегии, науке и демократии // Вопросы экономики. 2006. № 12. С.6.

[11] Губанов С. Новая целевая задача и условия ее решения // Экономист. 2008. № 3. С. 9.

[12] Правда, если анализировать не стоимостной, а физический объем внешнеторгового оборота нашей страны, то он окажется почти вдвое меньшим, чем в 1990 г. В 2009 г. в России было добыто на 8,8% меньше нефти, чем в РСФСР образца 1985 г., на 10,6% меньше газа, чем в 1990 г. с еще более стремительным снижением доли нашей страны в мировом объеме добычи этих полезных ископаемых – с 19,4 до 12,9% по нефти и с 35,8 до 17,6% по газу (Иноземцев В. Будущее России – в новой индустриализации // Экономист. 2010. № 11. С. 4).

[13] При этом средний уровень заработка в России еще и искусственно завышается тем обстоятельством, что если средняя заработная плата не достигает и 40-60% от европейской, то оплата труда топ-менеджеров, особенно в финансовой сфере – 1,7–1,9 (Главное – эффективность бюджетных расходов // Финансы. 2011. № 5. С.12).

[14] Гурвич Е. Насколько точны макроэкономические и бюджетные прогнозы? // Вопросы экономики. 2006. № 9. С.13.

[15] Дзарасов С., Меньшиков С., Попов Г. Сквозь призму перемен // Вопросы экономики. 2004. № 6. С. 145.

[16] Ханин Г.И. Перераспределение доходов населения как фактор ускорения экономического развития и обеспечения социальной стабильности // ЭКО. 2002. № 6. С. 96–97.

[17] По оценке С. Губанова, в среднем по народному хозяйству уровень оплаты труда в нашей стране занижен относительно достигнутой производительности труда в 2,7 раза при отраслевом разбросе от 5,5 раз в сфере добычи полезных ископаемых, 3,4 – в строительстве, 3,0 – на транспорте, 2,3 – в здравоохранении, 2,2 – в образовании, 0,9 – в государственном управлении (Губанов С. Новая целевая задача и условия ее решения // Экономист. 2008. № 3. С. 15).

[18] По оценке Е. Гурвича, доля одной лишь нефтегазовой ренты в ВВП России составляет в последние годы 12–16% (Гурвич Е. Нефтегазовая рента в российской экономике // Вопросы экономики. 2010. № 11. С.8).

[19] Голуб А. Факторы роста российской экономики и перспективы технического обновления // Вопросы экономики. 2004. № 5. С.55.

[20] Там же. С.54.

[21] Ишханов А.В., Линкевич Е.Ф. Инфляционные процессы в новой России // Финансы и кредит. 2009. № 4. С. 43.

[22] Гурвич Е. Нефтегазовая рента в российской экономике // Вопросы экономики. 2010. № 11. С.4.

[23] Эдер Л., Филимонова И. Экономика нефтегазового сектора России // Вопросы экономики. 2012. № 10. С. 80.

[24] Глазьев С. Социально-экономический смысл бюджета-2005 // Российский экономический журнал. 2004. № 9–10. С.3.

[25] Губанов С. Новая целевая задача и условия ее решения // Экономист. 2008. № 3. С.7.

[26] Среднегодовая экспортная пошлина на нефть составила в 2011 г. 408,9 дол. /тонну (Эдер Л., Филимонова И. Экономика нефтегазового сектора России // Вопросы экономики. 2012. № 10. С.78).

Дата добавления: 2014-01-04