Муравьев Пушкин

Въявь богиню благосклонну С душою, полной сожалений,

Зрит восторженный пиит, И опершися на гранит,

Что проводит ночь бессонну, Стоял задумчиво Евгений,

Опершися на гранит. Как описал себя пиит.

Муравьев явился родоначальником русской романтической элегии. Первая в русской литературе романтическая элегия ― его «Сожаление младости» (1780), подбирая жанровое определение которому поэт останавливался на таких, как «поэма», «эпистола», «рапсодия», «рассуждение», «разглагольствование», и в итоге отверг все. Стихотворению свойственны мотивы скуки, тоски, разочарования, которые будут доминировать в лирике начала ХIХ в.:

О юность! зрелище явившая мне света,

Преддверье, может быть ненастливого лета,

Исшед из области волшебной твоея,

Угрюмой странствую пустыней жития

И, робко преходя к явленью от явленья,

Всей траты моея питаю сожаленья.

Неудовольствия из сердца льется ток,

И каждый час родит роптание на рок.

Печали терние с усильем исторгаю,

Но умиления не нахожу того,

Что сердце счастием бывало моего…

Предваряя поэтов следующего поколения, Муравьев создает и первые русские предромантические баллады. В 1781 г. появилась «Неверность», которую автор не определял как балладу, но в этом произведении уже обнаруживаются черты балладного жанра, формирующегося в русской поэзии под воздействием западноевропейских образцов. До Муравьева любовная и панегирическая баллады французского типа были представлены в новой русской литературе в творчестве Тредиаковского, Сумарокова, анонимных авторов. Муравьев создает лирико-драматическую балладу английского типа, в которой любовный конфликт занимает центральное место. Поэт придает ей национальный колорит. «Народный» характер произведения усиливается безрифменным «русским стихом».

В духе раннего романтизма написана им баллада на средневековый сюжет из польской истории «Болеслав, король польский» (1790-е гг.). Интересна история создания этого произведения. В 18-летнем возрасте (в 1775-м г.) Муравьев начал писать трагедию «Болеслав», задуманную в традициях классицизма. Спустя некоторое время он ощутил художественную слабость своего юношеского сочинения, и трагедия осталась незаконченной. Почти через 20 лет Муравьев снова возвращается к сюжету, заинтересовавшему его в молодые годы. Но пишет уже не трагедию, а балладу, сохраняя основной конфликт трагедии и по-новому разрабатывая любовную тему. В неоконченной трагедии любовь ― «поносна страсть», отнимающая разум, превращающая справедливого государя в «тирана», в «содетеля мук». Истории трагической любви Болеслава к невесте брата уделена почти половина баллады: 7 строф из 18. Эта любовь ― стихия, которой никто не в силах противостоять. Любовный конфликт переплетается с темой вражды Збигнея к Болеславу. Опираясь на исторические источники и руководствуясь вымыслом, Муравьев стремится усилить ужасное (Болеслав сам убивает брата у ног его невесты). В финал баллады Муравьевым привнесен русский национальный мотив всенародного покаяния в убийстве. Элегическая концовка полна сочувствия к Болеславу, поскольку удел человека на земле (и царей, и героев, и простых смертных) ― страдание. Многие моменты, отличающие балладу «Болеслав, король польский» от наброска трагедии «Болеслав», связаны с переходом поэта от классицизма к сентиментализму и предромантизму, а также с особенностями жанра баллады. В балладе почти полностью отсутствуют славянизмы, характерные для высокого стиля трагедии, шестистопный ямб сменяется четырехстопным хореем, исчезают второстепенные действующие лица, многословные монологи заменяются эпическим повествованием. События следуют одно за другим, произведение становится компактным и емким. В лирических высказываниях сквозит авторское сочувствие главному герою. Неоспоримыми художественными достоинствами баллады Муравьева являются самобытная трактовка темы, легкий стих, изящество формы, глубокий лиризм.

Творческий путь Муравьева можно в целом рассматривать как сознательный поиск собственного стиля — стиля, адекватно выражающего своеобразие его личности. В 1790-е гг. он записал в дневнике: «Натура во мне взяла уже свой слог». Таким образом, большой и несомненной заслугой Муравьева является сформулированная им идея индивидуальных стилей (индивидуального своеобразия), которую поэт стремился реализовать в своей художественной практике.

В.Г. Белинский считал, что «Муравьев как писатель замечателен по своему нравственному направлению, в котором просвечивалась его прекрасная душа, и по хорошему языку и слогу, который … едва ли уступает карамзинскому».

Муравьев оказал огромное влияние на развитие русской лирики ХVIII и начала ХIХ вв., на творчество Дмитриева, Карамзина, Жуковского. Не подлежат сомнению решающее значение его поэзии для формирования Батюшкова, знакомство с его произведениями Пушкина.

6. Первые в русской литературе романы были авантюрными. Герой их, соответственно, был авантюристом (проходимцем, плутом, мерзавцем), который своим поведением протестовал против одномерности жизни, против сковывавших всякую личную инициативу законосообразных принципов (церкви и государства), поступал по собственной воле и вызывал не столько смех, сколько симпатию у массового читателя. Народное сознание ставило авантюрного героя нередко в один ряд с героем-подвижником житийной литературы. В основном романистика была уделом «мелкотравчатых» писателей, обслуживавших мещанство, купечество и часть дворянства (не очень грамотного, не имевшего доступа к литературе на европейских языках). Русская «демократическая» проза представляла собой компиляцию мотивов второразрядной европейской авантюрной романистики. Демократизация литературного сознания способствовала пересмотру жанровой системы классицизма, переоценке сложившихся ранее эстетических норм.

В 1763 г. Федор Александрович Эмин (по происхождению иностранец-мусульманин, человек «фантастической» биографии, к этому времени служивший переводчиком в Кабинете Екатерины II) опубликовал два первых русских оригинальных романа: «Непостоянная фортуна, или Похождение Мирамонда» и «Приключения Фемистокла». В 1964 г. вышел его роман «Награжденная постоянность, или Приключения Лизарка и Сарманды». Романам Эмина характерны экзотические персонажи, вымышленная география, бутафорская обстановка в сочетании с элементами автобиографизма и ориентацией на старорусскую повествовательную манеру. В мае 1765 г. Эмин за сочинение резко сатирического памфлета «Сон, виденный в 1765 году генваря 1-го», разошедшегося в списках, по повелению императрицы («за его продерзость в составлении некоторого пасквильного сочинения») был посажен на две недели в тюрьму Петропавловской крепости.

В 1766 г. из-под его пера вышел 1-й русский сентиментальный роман в 4 частях «Письма Эрнеста и Доравры», который представлял собой подражание роману Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» (1761). Однако острую проблематику социального неравенства, отличавшую роман Руссо, Эмин заменил внешними препятствиями (герой беден, героиня богата, они дворяне, но герой уже женат), мешающими любящим соединиться; тонкий анализ любовной страсти в романе Руссо – моралистическими рассуждениями о добродетели и святости семейных уз. У Руссо Эмин заимствовал и эпистолярную форму.

В центре романа – частная жизнь обыкновенных рядовых людей, представителей современного общества. Автор стремится исходить из жизненных фактов, продвигаясь от любовно-авантюрного романа (где главное – внешние происшествия) к роману любовно-психологическому. Элементы психологизма обнаруживаются в чрезвычайно подробном анализе сердечных переживаний двух влюбленных (в их автопризнаниях-письмах). Эрнест убежден: «Нет большего наслаждения, как иметь весьма чувствительную душу».

О влиянии эстетики классицизма на автора романа свидетельствуют:

а) рассуждения Эрнеста о «должности»;

б) победа долга над страстью в его душе;

в) публицистическая дидактика в сочетании с попытками резких сатирических обличений действительности (направленных против знатных вельмож, фаворитов, неправосудия, полицейского произвола, насилия; тяжкое положение крепостного крестьянства вызывало сочувственное отношение автора).

«Добродетельному сердцу дόлжно быть праведну, хотя бы весь город утопал в пороках», – морализирует герой Эмина. Добродетельный Эрнест – смелый обличитель пороков и их носителей, навлекающий на себя гнев и гонения со стороны «знатных вельмож».

В споре с другом Ипполитом по поводу сатиры на «пороки» и сатиры «на лица» Эрнест отстаивает право на прямое изобличение конкретных носителей зла («тот, который хочет быть верным последователем добродетели и истины, никогда не должен опасаться злых следствий, которые ненависть оной приуготовляет»; «…надо описывать и осуждать порочных людей, а не пороки»). Эмин был убежденным сторонником сатиры «на лица».

В 1769 г. он выступил как издатель и единоличный автор «Адской почты» – одного из самых боевых сатирических журналов XVIII в., который в полемике «Всякой всячины» с «Трутнем» встал на сторону последнего. Эмину и Новикову приписывается издание журнала «Смесь».

Имя Эмина как популярного в мещанских кругах писателя ХVIII в. упоминается в поэме А.С. Пушкина «Домик в Коломне», когда речь заходит о Параше:

В ней вкус был образованный. Она

Читала сочиненья Эмина.

Основоположник русского реально-бытового романа Михаил Дмитриевич Чулков, подобно Эмину, был человеком своеобразной биографии. Чулков – самый значительный представитель русской художественной прозы до Радищева и Карамзина, писатель нового типа, «разночинец» (по его собственным словам, «солдатский сын»), сделавший успешную карьеру (дослужился до должности канцеляриста правительствующего Сената) и получивший потомственное дворянство и чин надворного советника.

Его активная литературная деятельность началась во 2-й половине 1760-х гг. В 1766–68 гг. выходят из печати 4 части сборника «Пересмешник, или Славенские сказки» (5 часть вышла в 1789 г.). Это цикл со свободной композицией (по типу сказок «Тысяча и одна ночь») авантюрных повестей и новелл, откровенно ироничных и развлекательных. В «Предуведомлении» Чулков сообщал читателям: «В сей книге важности и нравоученья очень мало или совсем нет. Она неудобна, как мне кажется, исправить грубые нравы; опять же нет в ней и того, чем оные умножить; итак, оставив сие обое, будет она полезным препровождением скучного времени». Предисловие к сборнику было подписано: «Нижайший и учтивый слуга общества и читателя Россиянин». Чулков принципиально выступил как русский писатель, использовавший русский материал. «Пересмешник» состоит из повестей разного объема, рассказанных двумя действующими лицами – Ладоном (от Лада – славянская богиня любви) и монахом–весельчаком по очереди. Ладон рассказывает «романтические», волшебные и любовные истории; монах – плутовские.

1-я часть «Пересмешника» – это 1-я попытка беллетристического повествования о русском быте (повесть «В чужом пиру похмелье», новелла «Ставленник»): внимание писателя обращено на смешные и занимательные происшествия; это не сатирические, а юмористические произведения. Чулков стремится прежде всего развеселить, рассмешить читателя. Русский быт в его «сказках» условен. Описываются грубые проделки героев, попойки, обжорство, драки и т.п. Ни о крепостном праве, ни о взяточничестве, ни о неправосудии чиновников, ни о политических проблемах речь не идет.

Существенно отличаются от ранних новелл 3 новеллы 5-й части «Пересмешника»: «Горькая участь», «Пряничная монета» и «Драгоценная щука», представляющие собой литературно преобразованный анекдот. Их объединяет исторически точное изображение русского быта. Сюжет каждой новеллы изложен как реальное происшествие и предваряется рассуждением по поводу затронутой темы.

«Драгоценная щука» начинается экскурсом в историю взяточничества на Руси с древних времен и до той поры, когда чиновники были переведены с «кормления» на «жалованье» (указом Екатерины II): «… но как государственные доходы приведены в совершенную известность и учинены штаты и определено всем находящимся у дел жалованье, то взятки, или, учтивее, акциденция, вовсе отменены и строго запрещены». Это запрещение вынудило «заботливые умы» придумать «целые академии проектов», как обойти новый закон, и далеко не безуспешных, о чем свидетельствует описанная далее выдумка одного «основательного человека» –провинциального воеводы.

Воевода – судебно-административная должность управляющего городом и его окрестностями (волостью, уездом) и даже целыми областями (н-р, Сибирью). Воевода осуществлял административную, военную, судебную и полицейскую власть. Власть воевод, грабивших население, время от времени ограничивалась выборными от населения земскими старостами, особенно в судебных и финансовых вопросах. Воеводы не получали жалованья, а «кормились» частью судебных и иных пошлин, которые собирали с населения, обычно злоупотребляя при этом властью. Правительство пыталось ограничить власть воевод и часто их сменяло. Должность была упразднена в 1775 г.

Вновь назначенный воевода объявил магистрату города (купцам, привыкшим «к поклонам» и пытавшимся всучить новому начальнику вместе с хлебом-солью серебряный поднос и золотую солонку), что «подношений» не берет: «… приняв на себя суровый вид, говорил им гневно, чтобы они и впредь так поступать не отваживались, и когда до него приучены к таким неблагопристойным поступкам, то во время правления его должны отвыкнуть». Городские обыватели, послушавшись совета старика, многих воевод повидавшего на своем веку, разузнали о единственной слабости «вновь определенного» воеводы: он «неслыханный охотник до щук» и не может отказаться, когда ему в подарок подносят хорошую щуку. Щуками же торговал в своем садке рыбак, бывший крепостным крестьянином воеводы, специально привезенным из другой губернии. И щука в его садке была все время одна и та же, но цена, которую просителям приходилось за нее платить, менялась в зависимости от «цены» тяжебного дела и состояния челобитчика (за этим исправно следил и руководил продажей назначенный воеводой «приказный служитель»). По принципу: «Нужда закон переменяет».

За 5 лет воевода заработал с помощью подарка в виде щуки 20 тысяч рублей. А мог бы и еще больше, «ежели б сему добросовестному воеводе не последовала смена, по причине, как сказывают, притеснения неимущих, которым за настоящую цену щуки оной продавать не хотели, а требовали всегда назначенную приказным служителем; но недостатки их лишали той покупки, а оттого, сказывают, многие растеряли деревнишки и дворишки, которые и причислены к селам, сельцам и дворам обширным и знаменитым». На прощальном застолье главным угощением смененного воеводы была та самая щука. Хозяин ее беззастенчиво превозносил себя, свое «неусыпное старание в производстве … сомнительных дел», благодаря которому многие состоятельные горожане «довольно руки понагрели и запасли не только себе, но и деткам».

В этой новелле занимательный анекдотичный сюжет – не самоцель автора, а средство поддержания интереса к сатирическому и бытописательскому произведению. Г.А. Гуковский отмечал: «Характерна зоркость Чулкова в социальных вопросах, присущая ему, несмотря на его невмешательство в политику; он прекрасно видит социальные процессы <…> Сознание Чулкова демократично».

В 1769 г. Чулков издает журнал «И то и сё» (литературно-коммерческого характера). После небольшой стычки с журналом Екатерины II «Всякая всячина» чулковский журнал принял сторону «Всякой всячины» и выступал с резкими нападками на издания Новикова и Эмина. Линию «И то и сё» в 1770 г. продолжил новый журнал Чулкова «Парнасский щепетильник».

В 1770–74 гг. вышли из печати 4 части «Собрания разных песен», в которое Чулков включил 800 песен, авторских (без обозначения авторства) и народных. 47 песен принадлежало Сумарокову. «Собрание» Чулкова – богатейший свод песенных текстов – явилось 1-м печатным песенником, за которым последовал целый ряд других; оно заслуженно пользовалось большой популярностью и сыграло значительную роль в деле сближения литературы с народным творчеством, в популяризации песенного жанра.

В 1770 г. был опубликован его неоконченный (по-видимому, из-за увлечения служебной карьерой) «плутовской» роман «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины. Часть I». Существует предположение, что продолжение было написано, но не увидело света по цензурным условиям. Как бы там ни было, а в 1770-х гг. Чулков оставил литературную деятельность, посвятив свою дальнейшую жизнь исключительно службе и связанным с нею экономическим и юридическим трудам. Содержание романа ― исповедь Мартоны, история любовных приключений героини, оставшейся 19 лет от роду вдовой после мужа-солдата, убитого в Полтавском сражении. Мартона ― не дворянка, а женщина «низкого звания». Ей пришлось в поисках средств к существованию поступить на содержание «дворецкого некоторого господина». Вскоре она меняет слугу на его богатого барина. Затем она сменила еще нескольких любовников. В конце концов Мартона узнает, что такое истинная любовная страсть.

Героиня Чулкова – явление совершенно новое в русской литературе, человек из «низов», кузнец своего счастья. Мартона в названии романа аттестуется автором как «пригожая» и «развратная». Однако Чулков вовсе не намерен судить свою героиню. «…Увидит свет, увидев, разберет, а разобрав и взвеся мои дела, пускай наменует меня, какою он изволит», – говорит сама Мартона. Она расчетлива и не очень разборчива в средствах, безразлична к идеям чести и добродетели, так как мораль, честь – это ведь только маски, лицемерные слова в обществе, где все основано на праве сильного. В жизни оказывается правым лишь тот, кто богат. Девизом Мартоны становится пословица: «Богатство рождает честь». Больше всего на свете она ценит деньги и испытывает удовлетворение от появления на ее столе «шкатулы с чистыми червонцами». Ловкая Мартона достигает личного успеха в жизни, используя свою красоту, она владеет искусством обольщения.

Чулковым была предпринята попытка создать характер. В образе Мартоны писатель не выделяет одну-две черты, а стремится изобразить свою героиню с психологической сложностью, преодолевая отвлеченность классицизма. Мартона у него не «плохая» и не «хорошая». Она человек, красивая женщина, и она естественна в своем стремлении к удовольствиям и благополучию. В этом ее оправдание. Мартона почти лишена индивидуальности. Она и сама говорит о себе как об «одной из». Речь Мартоны, женщины из народа, насыщена пословицами, поговорками, простонародными выражениями. Однако в поисках своей «фортуны» она уже оторвалась от породившего ее сословия и чувствует себя одинаково органично в любой среде. В ее рассказе нет места переживаниям, она совершает поступки, а не рефлексирует по их поводу. Повествование Чулкова очень динамично и останавливается на очередной любовной интриге Мартоны. Стиль писателя – это стиль практической речи. Зарисовки действительности не возвышаются над уровнем эмпирических наблюдений (натуралистическая бытопись).

Эмин и Чулков унаследовали и развили повествовательную манеру повестей («гисторий») петровского времени, в которых впервые начали складываться некоторые характерные черты романа. На уровень высокого искусства, сопоставимого по значимости с поэзией, русскую прозу возвел Н.М. Карамзин, разработавший поэтику повести.

7. На конец 1760-х – первую половину 1770-х гг. пришелся подлинный расцвет журналистики. Это было время сатирических журналов, общее число которых достигло двух десятков: «Всякая всячина», «Трутень», «Пустомеля», «Адская почта», «Живописец», «Кошелек», «И то, и сё» и др. Степень свободы слова была весьма высокой. Особенностью журнальной полемики стало участие в ней самой императрицы. Более того, она была инициатором и зачинателем этой полемики. Участие императрицы в литературной и журнальной полемике со своими подданными – в сущности беспрецедентный факт.

В январе 1769 г. появился первый из серии сатирических журналов – «Всякая всячина». Редактором его был статс-секретарь императрицы
Г.В. Козицкий, но не было секретом, что за его спиной стояла сама Екатерина, для которой издание журнала имело важное политическое значение. Только что бесславно закончила свою деятельность Комиссия по составлению нового уложения (распущенная императрицей под благовидным предлогом начавшейся войны с Турцией), наступил период колебаний, неуверенности, поисков новых решений. Екатерине необходимо было высказать свою точку зрения на происшедшее и заручиться поддержкой общества. Именно поэтому уже в первом номере нового журнала было сказано о поощрении аналогичных изданий, был сделан намек на необходимость обсуждения назревших проблем, дискуссии. И реакция последовала незамедлительно: уже в том же, 1769-м г. издавалось 8 сатирических ежемесячников и еженедельников. Журнальная публицистика стала ареной первых общественно-политических дискуссий.

Екатерина изложили свой взгляд на причины провала Уложенной комиссии в «Сказке о мужичке и кафтане». В ней рассказывается о том, как портные (депутаты) шили мужичку (народу) новый кафтан (уложение). И хотя у них был даже образец такого кафтана («Наказ»), дело им не давалось. Тут «вошли четыре мальчика, коих хозяин недавно взял с улицы, где они с голода и холода помирали» (Лифляндия, Эстляндия, Украина и Смоленск), которые, хоть и были грамотны, помогать портным не пожелали, а, напротив, стали требовать, чтоб им отдали те кафтаны, какие они носили в детстве (старинные привилегии). В итоге мужичок так и остался без кафтана. Показательно здесь убеждение Екатерины, что национальные окраины империи облагодетельствованы вхождением в нее. В сказке дворецкий втолковывает мальчикам, что хозяин и их не забудет, «только им наперед ту милость заслужить должно, а не по-пустому упорствовать».

Другая задача, которую ставила перед собой державная журналистка, заключалась в обличении и осмеянии разнообразных пороков. Это породило оживленную полемику о самом характере сатиры, направленности ее против абстрактных пороков или их конкретных носителей. Позиция «Всякой всячины» – необходимо сосредоточиться на борьбе именно с пороками. Главным ее оппонентом был Н.И. Новиков (1744―1818), полагавший возможной сатиру «на лица», не называя их по имени. Образец такой сатиры он демонстрировал в своем «Трутне» (1769―1770), причем объектом насмешек стала «Всякая всячина», а следовательно, сама императрица, которую знаменитый публицист обвинил в плохом знании русского языка и чрезмерном «самолюбии». По-видимому, императрица не воспринимала полемику с Новиковым как принципиальную и сугубо идеологическую, иначе она не переключилась бы в 1770–1771 гг. на писание комедий. Она, скорее всего, оценивала критику в свой адрес лишь как проявление испорченных нравов, как критику ради критики, несущую разрушение, а не созидание. Против такой критики она выступила в комедии «О, время!». Анонимному, но всем, конечно, прекрасно известному автору этой комедии Новиков посвятил свой новый журнал «Живописец» (1772―1773). В посвящении Новиков обещал следовать «по стезе, ею проложенной и ею указанной». В «Живописце» он продолжал критиковать праздность и невежество дворян, смело полемизировал с правительством, поддерживая линию Кантемира и Сумарокова. Независимость его мнений и резкость обличений привели к тому, что журнальная деятельность его стала невозможной.

В 1772 г. Новиков издал «Опыт исторического словаря о российских писателях», в 1773―1775 гг. ― 10 томов «Древней российской вивлиофики, или Собрания разных древних сочинений». В 1779 г. он переехал в Москву, где занялся широкой издательской деятельностью, арендовав на 10 лет университетскую типографию. Еще в 1777 г. месте с Херасковым он начал издавать масонский журнал «Утренний свет» (с
1775 г. Новиков был масоном) — первый в России философский журнал. В 1779 г. году им стал издаваться первый русский журнал для женщин «Модное ежемесячное издание, или Библиотека для дамского туалета», а позже (в 1785― 1789 гг.) ― первый в России журнал для детей «Детское чтение для сердца и разума». За 10 лет им было издано около 1000 названий различных книг, организована книготорговля в ряде провинциальных городов, бесплатная библиотека в Москве, бесплатная аптека. В голодные годы он организовал в широких масштабах бесплатную помощь крестьянам зерном. Много занимался благотворительностью. Помогал бедным молодым людям получать образование. Авторитет его рос. Но в 1792 г. за масонскую деятельность Новиков без суда был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где просидел четыре года. Вышел он больным и беспомощным стариком. Последние годы его прошли в одиночестве и бедности в родовом имении Тихвинское-Авдотьино под Москвой, где он и похоронен.

8.1. С середины 1760-х гг. в России приобрела огромную популярность «слезная комедия» («серьезная комедия», «мещанская драма») – недопустимая с точки зрения эстетики классицизма форма комедии «смешанного жанра», получившая обоснование в статьях Дидро и завоевавшая европейские сцены.

В 1765 г. появился 1-й образец русской театральной пьесы в новом роде – «Мот, любовию исправленный» В.И. Лукина. Пьеса, сочетающая в себе «жалостное» и смешное. Промотавшийся и чуть не попавший за долги в тюрьму игрок, дворянин Добросердов, совращенный ложным другом Злорадовым, возвращается на стезю добродетели с помощью добродетельной дворянки Клеопатры, в которую он влюблен, и своего крепостного слуги Василия.

В предисловиях к своим «слезным комедиям» («Пустомеля», «Награжденное постоянство», «Мот, любовию исправленный») Лукин последовательно сформулировал и отстаивал теорию «склонения» («преложения») иностранных произведений на «наши нравы». Суть ее состояла в переделывании переводных пьес на русский лад (место действия – Россия, русский быт, русские имена, русские характеры) с тем, чтобы комедия могла воздействовать на зрителей, укрепляя их в добродетелях и очищая от пороков. Теория «прелагательного» направления была поддержана драматургами кружка И.П. Елагина, идеологом которого был Лукин. Ориентировалась на нее в своих комедиях Екатерина II, в духе «прелагательного» направления написал свою первую комедию «Корион» (1764) Д.И. Фонвизин.

Мысль о необходимости создания серьезной, воспитательной комедии в противовес развлекательной, и о том, чтобы придать ей более определенные национальные черты, была своевременной, и в этом – заслуга Лукина. Деятельность его способствовала увеличению театрального репертуара, расширению возможностей драматургии. Благодаря ему в русском комедийном репертуаре в середине 1760-х гг. наметился поворот к реальной отечественной тематике. Но Лукин решительно отвергал принцип сатирического изображения носителей социальных пороков русской действительности, выступая за «сатиру на общие пороки», а не «на лица», и нападал на крупнейшего сатирика эпохи – Сумарокова. Лукин занимал откровенную проофициозную литературно-общественную позицию, поэтому подвергался многочисленным нападкам со стороны своих собратьев по перу.

В образе Василия, раба по убеждению, который «презирает вольность и остается при господине своем», Лукин дал образец «усердия к господам своим», т.е. образец «нравственности» народа, «примерной добродетели» крепостных слуг.

8.2. В целях формирования надлежащего общественного мнения в России сама императрица обратилась к литературе, проявив себя на поприще драматургии. Всего ею было написано около 30 пьес – комедий, комических и сказочных опер, «исторических представлений».

В 1772 г. Екатерина II впервые выступила в новом и весьма необычном для себя качестве: она опубликовала несколько комедий собственного сочинения. Пьесы анонимного автора, объединенные ссылкой на то, что писаны они «в Ярославле», поставленные на сцене придворного театра, сразу же привлекли внимание любителей театра и имели заслуженный успех. Это яркие, остросатирические, непосредственно связанные с публицистикой (продолжающие традиции «Всякой всячины») комедии: «О, время!», «Именины госпожи Ворчалкиной», «Госпожа Вестникова с семьею», «Передняя знатного боярина» и «Невеста невидимка». Направленные против ханжества, мотовства, погони за модой, слепого подражания французам, душевной и умственной ограниченности, пьесы били по тем же мишеням, что и статьи «Всякой всячины». И герои ранней драматургии и публицистики императрицы суть одни и те же лица.

Самая первая и лучшая из пьес Екатерины комедия нравов «О, время!» вышла с большим подзаголовком: «Комедия в 3-х действиях. Сочинена в Ярославле во время чумы 1772 г.». Все в этих словах – литературная игра. До сих пор остается неясным, почему местом жительства «сочинителя» императрица избрала русский город Ярославль. Позднее выяснилось, что комедия «О, время!» явилась лишь переделкой пьесы немецкого писателя Х.Ф. Геллерта «Богомолка». Правда, императрица блестяще ее отредактировала: сократила натянутые сцены, ввела чисто российские реалии и живой разговорный язык, дописала два новых образа.

Действие комедии происходит в Москве, в доме г. Ханжахиной («говорящая» фамилия, что очевидно, образована от слова «ханжа»). Тема пьесы – повседневная жизнь, быт заурядного российского дворянства. Непустов прибывает из Петербурга, чтобы устроить свадьбу своего друга Молокососова и внучки Ханжахиной Христины. Вслед за ним прибывает и сам Молокососов. В доме Ханжахиной появляются и две московские барыни: ее сестра Вестникова и приятельница Чудихина. Хозяйка и ее гостьи хотят расстроить свадьбу, но служанка жестокой и двуличной Ханжахиной Мавра, умная и более развитая, чем ее госпожа (жертвой произвола которой она становится: та однажды расшибла ей голову, швырнув в нее молитвенник), помогает Непустову и Молокососову склонить на свою сторону бабушек-сестер. В 1 явлении 1-го действия комедии Мавра замечает о Ханжахиной: «Не можно никак к ней примениться: странный весьма человек. <…> Говорит, что грешно осуждать ближнего, а сама всех судит, о всех переговаривает; особливо молодых барынь терпеть не может; кажется ей, что они всё не так делают, как бы по мнению ее делать надлежало». Под занавес Мавра, оставшись одна, произносит: «Вот так наш век проходит! Всех осуждаем, всех ценим, всех пересмехаем и злословим, а того не видим, что и смеха, и осуждения сами достойны. Когда предубеждения заступают в нас место здравого рассудка, тогда сокрыты от нас собственные пороки, а явны только погрешности чужие: видим мы сучок в глазу ближнего, а в своем – и бревна не видим». Эта поучительная реплика явно нацелена на критически мыслящих оппонентов государыни.

Оставив без изменения главную черту классицизма – дидактическую направленность, Екатерина по-новому подошла к созданию художественных образов. Комедийные герои ее наделены своей логикой, которая движет их поступками и обусловливает особенности речи. Скупая, бессердечная Ханжахина и суеверная сплетница Вестникова несли с собой приметы времени и стали нарицательными в обществе (они наделены живыми, вполне реальными чертами и, созданные в целом в рамках традиций классицизма, превратились из персонажей-символов в легкоузнаваемые жизненные и литературные типы). Здесь поучение подано в излюбленном Екатериной «улыбательном духе», с легкостью и остроумием.

В начале 1770-х гг., строя образы на вполне реальных и достоверных чертах, императрица сделала достаточно смелый шаг в становлении русской бытовой комедии. И хотя такой подход был далек от истинной типизации и психологизации, тем не менее, он по-своему отразил общую тенденцию сближения драматургии с жизнью. Однако в 1780-е гг. стремительное развитие драматургии и появление на русской сцене «Недоросля» сделали недостаточным лишь осмеяние пороков – необходимо было исследовать и правдиво показать зрителям и причины их возникновения, и последствия пагубного воздействия. Комедии, написанные Екатериной в это время (комедии, высмеивающие масонов и масонские учения, которые утверждали, что истина ― всего лишь индивидуальное, субъективное переживание: «Обманщик», «Обольщенный» и «Шаман сибирский»), схематичны, они заметно уступают не только произведениям других авторов, но и собственным ее ранним пьесам. Художественному исследованию она предпочитает политическое назидание, сатире – комичность ситуаций. Несмотря на все старания Екатерины и приближенных, поздние комедии не имели истинного успеха. Живое остроумие ранних пьес осталось непревзойденным в творчестве императрицы.

В 1780-е гг. анонимно вышли в свет две ее исторические пьесы: «Историческое представление из жизни Рюрика» (1786) и «Начальное управление Олега» (1787). Исторические пьесы несут на себе отпечаток чтения Шекспира, но Екатерина сохраняет верность патриотической направленности. В них осуждается тирания и воспевается просвещенный монарх. В «Историческом представлении из жизни Рюрика» были использованы сведения из Никоновской летописи о событиях конца IХ в. в Новгороде: о восстании новгородского посадника Вадима Храброго против варяжского князя Рюрика. Восстание было подавлено, а Вадим Храбрый убит: «Того же лета уби Рурик Вадима Храброго и иных многих изби новгородцев, советников его». Екатерина II использовала летописный рассказ для того, чтобы историческим примером утвердить и приукрасить идею самодержавной власти. Для этого она представила Рюрика идеальным монархом, добрым и справедливым, а Вадима — честолюбивым завистником. В пьесе Рюрик не убивает Вадима, а милостиво прощает его и даже делает своим приближенным. Вадим совершенно подавлен великодушием монарха. Он глубоко раскаивается и дает клятву верности Рюрику: «О государь! ты к победам рожден, ты милосердием врагов всех победиши, ты дерзость тем же обуздаешь… Я верный твой подданный вечно». Екатерина II явилась родоначальницей охранительного направления в русской исторической драматургии.

Литературное творчество Екатерины публицистично. Оно было частью ее государственной политики. «Просвещенная» императрица предпочитала не подавлять литературную деятельность писателей, а направлять ее. Вместе с тем преследованию с ее стороны подвергались те авторы, которые были критически настроены по отношению к власти. Однако, по словам исследователя О.Н. Михайлова, «сумерки екатерининского царствования хоть и оттеняют в нем черты сугубого деспотизма, но никак не могут перечеркнуть главного: и в истории политической, и в истории нашей словесности Екатерина II неординарна, роль ее велика, и всесторонняя, объективная оценка, очевидно, принадлежит будущему».

В процветание России вслед за Петром I и его дочерью Елизаветой Петровной императрица Екатерина II, правившая с 1762 по 1796 гг., внесла значительный вклад. При ней дворяне, которые долгое время не имели гражданских прав, могли даже подвергаться телесным наказаниям, получили «вольность». «Указом о вольности дворянской» (1862) было покончено с бесправным положением дворянского сословия и, в частности, запрещались телесные наказания дворян. Вместе с тем усиливалось закрепощение крестьян, что вызывало их волнения, самым крупным из которых была крестьянская война под предводительством Е. Пугачева (1773―1775).

Правление Екатерины II точно охарактеризовал А.С. Пушкин: «Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространявший первые лучи его, перешел из рук Шешковского в темницу, где находился до самой ее смерти; Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами, и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если бы не чрезвычайная его известность».

Литература

1. Западов В.А. Проблемы изучения и преподавания русской литературы ХVIII века. Статья 3. Сентиментализм и предромантизм в России // Проблемы изучения русской литературы ХVIII века. От классицизма к романтизму: межвуз. сб. науч. трудов. ― Л., 1983. ― Вып. 5. ― С. 135―159.
2. Русский и западноевропейский классицизм: проза. ― М., 1982. ―
   С. 183―235.
3. Крашенинникова О.А. «Взносись, Российская держава…» (Выражение национального самосознания в русской оде 1760―1780-х годов) // Русская литература как форма национального самосознания. ХVIII век. ― М., 2005. ―
   С. 358―381.
4. Крашенинникова О.А. «Служить Отечеству трудами и мечом…» (Жанр эпической поэмы в русской литературе и «Россияда» М.М. Хераскова) // Там же. ―
   С. 405―443.
5. Кулакова Л.И. Поэзия М.Н. Муравьева // Муравьев М.Н. Стихотворения. — Л., 1967. — С. 5—49.
6. Лотман Ю.М. Пути развития русской просветительской прозы ХVIII века // Проблемы русского Просвещения в литературе ХVIII века. — М.; Л., 1961
7. Автухович Т.Е. Риторика и русский роман ХVIII в. ― Гродно, 1996.
8. «Комедия нравов» в творчестве В.И. Лукина (1737―1794) // О.Б. Лебедева. История русской литературы ХVIII века: учебник. ― М., 2000. ― С. 150―163.
9. Мартынов И.Ф. Книгоиздатель Николай Новиков. ― М., 1981.
10. Новиков Н.И. Смеющийся Демокрит / сост., вступ. статья А.В. Западова; примеч. В.А. Западова. ― М.. 1985.
11. Н.И. Новиков // Русская литература ХVIII века: хрестоматия мемуаров, эпистолярных материалов и литературно-критических статей / под ред. проф.
    О.М. Буранка. ― М.. 2007. ― C. 144―171.
12. Сочинения Екатерины II / сост. вступ. ст. О.Н. Михайлова. ― М., 1990.

[1] Масонство широко распространилось в высших кругах русского общества, среди оппозиционно настроенного дворянства вследствие недовольства екатерининским режимом, особенно после пугачевского бунта, напугавшего не только власть, но и дворянских либералов (хотя известно в России с 1731 г.). Русские религиозно-философские тайные общества – ложи братьев «свободных каменщиков храма Соломонова» – преследовали цель нравственного совершенствования. В конце 1780-х гг. начались гонения на масонов. В 1792 г. Екатерина II запретила масонские ложи, видя в них средство распространения революционных идей.

[2]В поэме Вергилия Дидона, оставленная Энеем, бросается в костер.

[3]Этот эпизод ― пародия на рассказ о последней битве ахейцев и троянцев из «Энеиды» Вергилия.

[4]Т.е. «еще, снова, опять».

3Бурлéск [фр. burlesque < ит. burla шутка] ― пародийно-возвышенный, герои-комический стиль.

[6]Склонность к чувственным удовольствиям, к изнеженной жизни.

Дата добавления: 2014-01-05