История законодательного определения преступления

Введение

Понятие преступления является одной из основных категорий уголовного права, которое призвано изучать разновидность отклоняю­щегося (девиантного) поведения людей - преступное поведение. Для ха­рактеристики такого поведения закон употребляет термин «деяние». Данная формулировка закона призвана подчеркнуть, что преступление — это всегда поведение, деятельность конкретного человека.

Особенность права состоит в том, что оно нейтрально к внутреннему миру человека. Намерения, цели, ради осуществления которых человек не предпринимает действий, не относятся к области уголовно-правового регулирования, поскольку не создают общественной опасности причи­нения вредных последствий. Так, угроза убийством наказывается по ст. 119 УК тогда, когда она выражена в таких словах или действиях, кото­рые заставляют потерпевшего опасаться за свою жизнь, ограничивают свободу выбора возможного поведения. Вместе с тем одно лишь выска­зывание намерения совершить убийство не создает состояния опасности и поэтому преступлением не является.

Противоправное поведение может быть выражено как в активной деятельности, так и в бездействии лица в случаях, когда на него законом была возложена обязанность действовать. Бездействие имеет уголовно-правовое значение лишь в том случае, если лицо было обязано и имело реальную возможность совершить определенное действие. По­нятием деяния в ст. 14 УК охватываются как общественно опасное дей­ствие (бездействие), так и его вредные последствия.

Преступление как правовое явление характеризуется определен­ными признаками, представляющими существенные стороны данного явления. На основе анализа законодательного определения преступле­ния могут быть выделены следующие признаки преступления: уголовная противоправность, общественная опасность, виновность и наказуе­мость.

Российское законодательство рассматривает в качестве преступ­ления такое поведение человека, которое специально предусмотрено в диспозициях статей Особенной части УК. В науке уголовного права данный признак преступления принято называть противоправностью, или противозаконностью. Он базируется на важнейшем принципе уго­ловного права — «нет преступления без указа­ния на него в законе».

Преступление - это социальное и правовое явление. Преступ­ность появилась с расколом общества на антагонистические клас­сы. Нормы о преступлениях и наказаниях стали выражать волю экономически и политически господствующих отношений, прежде всего в охране власти и собственности.

В рабовладельческом обществе самый многочисленный класс рабов не был объектом уголовно-правовой охраны. Рабы как "го­ворящие вещи" рассматривались в качестве не субъектов, а пред­метов уголовно-правовых отношений. Социально-классовая приро­да рабовладельческого уголовного законодательства выражалась также в неравенстве граждан перед законом в зависимости от ка­стовой принадлежности. Древнейшие памятники права, например, Законы Хаммурапи или Ману, жестокими наказаниями карали ма­лейшие поползновения на власть фараонов, их собственность, осо­бенно со стороны низших сословий.

Так, в древнеиндийском памятнике права и эпоса Законах Ма­ну преступность и наказуемость открыто связывались с кастовой принадлежностью субъекта преступления и потерпевшего. Напри­мер, в ст. 365 — 374 обольщение, прелюбодеяние и обесчещивание не наказывались вовсе либо наказывались штрафом, телесным наканием, кастрацией или смертной казнью в зависимости от при­надлежности виновного к классам и сословиям брахманов, вайшиям или шудра. Последний при сожительстве с благородной женщиной подлежал смертной казни. Для брахмана за такое же преступле­ние предусматривалось наказание в виде обривания головы. Ста­тья же 380 прямо устанавливала, что "никогда нельзя убивать брах­мана, даже погрязшего во всяких грехах: надо изгнать его из страны со всем имуществом без телесных повреждений"[1].

Кодекс Юстиниана (834 г.) признавал основным делением лю­дей, относящимся к их правам, на свободных и рабов. Книга один­надцатая, титул III "Об испорченном рабе" предусматривала за увечье раба компенсацию как за порчу имущества, и то, если деяние совершено со злым умыслом. Если же таковой отсутствует или увечье последовало вследствие забавы (например, смерть раба, прыгнувшего в колодец по забаве свободного лица), вообще ника­кой ответственности не наступает.[2]

"Русская Правда" (II век) также оценивала убийство холопа как повреждение имущества. Пеня (штраф) строго дифференци­ровалась за идентичные преступления в зависимости от классово-сословных статусов субъектов преступлений и потерпевших. За убийство представителей знати — 80 гривен, смерда — 5 гривен.[3]

Интересно, что во введении к Уложению царя Алексея Ми­хайловича (1649 г.) по крайней мере словесно провозглашалось не­кое равенство перед судом и наказанием: "Чтобы Московские Го­сударства всяких чинов людям от большего до меньшего чина, суд и расправа были при всяких делах весьма ровно".[4] Однако дальше этой декларации равенство не пошло и не могло пойти. В классо­во-сословном обществе и государстве уголовное право объективно, не по чьему-то произволу не может не быть адекватно классово-сословным. Данную закономерность исторического материала сле­дует спокойно констатировать и не пытаться критиковать. Поэто­му и в этом Уложении наказания строго взвешивались по классам и сословиям — бояр, крестьян, холопов. Статья 8 гл. XVIII, напри­мер, гласила: "А будет чей-нибудь человек помыслить смертное убийство на того, кому он служит, или против его выметь какое оружие хотя его убить, ему за такое дело отсечь рука".

Уголовное законодательство феодального права открыто и скрупулезно, с не меньшей суровостью защищало интересы коро­левских династий, дворянства, духовенства, состоятельных сосло­вий, знати. Классический источник уголовного права позднего фе­одализма — "Каролина"[5], по которому издание и применение норм о менее тяжких и мелких преступлениях со стороны крестьянства и челяди вообще составляло прерогативу сеньоров, феодалов, по­мещиков.

Специфическое для европейского Средневековья каноническое (церковное) право под видом преследования ереси жестоко подав­ляло сопротивление крестьянства и свободолюбивых слоев горожан. Одновременно оно освобождало от уголовной ответственности лиц духовного и прочих "благородных" сословий за большое число пре­ступлений либо существенно смягчало наказания за них путем за­мены наказаний церковной карой.

Уголовно-судебное уложение императора Карла V Священной Римской империи германской нации середины XVI в. Действовало более 300 лет на территории Европы, Иерусалима, Индийских ос­тровов и других стран. Это типичный правовой памятник позднего феодализма, отличающийся беспрецедентной жестокостью в соче­тании с откровенным социальным неравенством. Например, изме­на трактовалась в нем не только как государственная, но и как из­мена "собственному господину". Каралась такая измена смертной казнью — четвертованием для мужчин и утоплением для женщин. "Бунт простого народа против власти" карался смертной казнью либо сечением розгами и изгнанием из страны. Воровство пресле­довалось смертной казнью, "калечащими телесными наказаниями" либо иным путем "соразмерно положению лица".

Крайней религиозной нетерпимостью отличалось мусульман­ское уголовное право. В нем исповедание ислама оказывалось даже значительнее социальной принадлежности преступника и потерпев­шего. К примеру, аят 91 (81) Корана предписывал: "Неверных схва­тывайте и убивайте, где бы ни нашли их". Раб освобождался от наказания, если он верующий и убил неверующего из враждебно­го народа аят [94 (92)].[6]

В отличие от рабовладельческого и феодального законодатель­ства, не знавших общего понятия преступления, буржуазное уго­ловное законодательство такое понятие выработало. Уголовные ко­дексы, начиная с французского, стали признавать преступлением деяния, запрещенные уголовным законом под страхом наказания. Такое определение, исходившее из запрета внезаконодательного и несудебного наказания, из признания преступными лишь деяний, а не образа мыслей, из формального равенства всех граждан пе­ред законом независимо от их классовой или сословной принад­лежности, явилось крупнейшим, принципиальной важности исто­рическим достижением уголовного права. В нем нашли закрепле­ние многовековые общечеловеческие чаяния о справедливости и гуманизме.

При социализме, впервые в ми­ровой практике уголовного законодательства произошло коренное изменение социальной сущности преступного деяния, адекватно, открыто зафиксированного в нормах закона. Преступлениями Со­ветское государство объявило деяния, которые причиняли вред интересам трудящегося народа. Уголовно-правовые нормы стали выражать его волю.

Исторически первым законодательным актом, давшим поня­тие преступления, явилась Декларация прав человека и гражда­нина 1789 г. Франции. Ее статья 5 по существу характеризовала материально-содержательное свойство любого правонарушения, а именно его вредность для общества. Она гласила, что "закон впра­ве запрещать лишь действия, вредные для общества. Нельзя препятствовать тому, что не запрещено законом, и никто не может быть принужден делать то, что закон не предписывает". Статья 8 Дек­ларации формулировала принцип "Никто не может быть наказан иначе как в силу закона, установленного и опубликованного до совершения преступного деяния и примененного в законном порядке". Фран­цузские УК 1791 и 1810 гг. исходили из юридической дефиниции преступления путем категоризации их на три вида, утратив, к со­жалению, материальный признак преступлений, содержащийся в Декларации прав человека и гражданина. Его частично восстано­вил УК 1992 г.

Вслед за французскими аналогичную дефиницию установили другие буржуазные УК. Преступлением признавалось деяние, зап­рещенное уголовным законом под угрозой наказания. Некоторые уточняли эту формулировку указанием на закон, который действо­вал во время совершения преступления.

Достоинство такого понятия в его соответствии принципу за­конности — "Нет преступления, нет наказания без указания о том в законе", в формальном равенстве нарушителей закона перед ним. Однако существенный недостаток состоял в том, что, достаточно четко отражая юридический признак преступления, его противо­правность, формальное определение (потому и формальное, что описывало лишь юридическую форму преступления) совсем не рас­крывало социальной сущности преступного и наказуемого деяния. Получался логически замкнутый круг: преступно то, что по зако­ну наказуемо, наказуемо то, что преступно. А что лежит в основе преступного, какие основания криминализации деяния, т. е. объяв­ление его преступным и наказуемым, — оставалось за рамками та­кого определения. Поэтому в XX в. (не без воздействия советского уголовного законодательства) прогрессивные ученые Запада стали активно критиковать формальное определение преступления.

Формализм конструкции преступления в действительности не препятствовал принятию, казалось бы, неприемлемой при таком определении преступления нормы об аналогии. Так произошло, на­пример, с фашистским уголовным законодательством. В 1935 г. на­ционал-социалистический режим включил в УК норму об анало­гии, ничуть не заботясь о несоответствии ее формальному поня­тию преступления в УК. Аналогичное положение существовало в российском Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.

Материальное понятие преступления означает раскрытие его социальной сущности. Оно содержит такой признак, как обществен­ная опасность, причем не в абстрактном понимании, а с указанием на то, каким социальным интересам причиняет вред преступление.

Материальное определение, попытки дать которое предпри­нимаются современным буржуазным уголовным законодательством, ориентируется на понимание вредоносности преступления как "опасности интересам правового государства", противоречия "со­циальной этичности" или "интересам публичной морали", "соци­альной общности", даже (в фашистском праве Германии) "народ­ному духу".

Действующие УК, исключая кодексы стран СНГ и некоторых государств Восточной Европы, в общем определении преступления пока не восприняли материальной дефиниции. Однако в отдельных нормах, например, о целях наказания, в составах конкретных пре­ступлений проскальзывают формулировки "ресоциализации", "хо­роших нравов" "социальной значимости". Еще шире используются материальные конструкции в судебном и доктринальном толкова­нии уголовного законодательства.

Статья 7 УК РСФСР 1960 г. "Понятие преступления" давала следующую дефиницию преступления: "Преступлением признает­ся предусмотренное уголовным законом общественно опасное дея­ние (действие или бездействие), посягающее на общественный строи СССР, его политическую и экономическую системы, собственность, личность, политические, трудовые, имущественные и другие пра­ва и свободы граждан, а равно и иное посягающее на социалистический правопорядок общественно опасное деяние, предусмотрен­ное уголовным законом".

Как видим, нормативная конструкция понятия преступления появляется в уголовном законодательстве довольно поздно — в на­чале XIX столетия. В действующих УК понятие преступления низ­ведено до объясняемого термина в главе "Толкование терминов" (см. УК штата Нью-Йорк, УК ФРГ). К заслугам отечественного зако­нодательства следует отнести то, что в Уложениях XIX и XX вв., в УК советского периода всегда содержалась норма, раскрываю­щая понятие преступления.

УК РСФСР и РФ постепенно совершенствовали общее опре­деление преступления соответственно уголовной политике того или иного периода. Первые УК 20-х гг. делали акцент на социально-классовом содержании преступления.

Основы уголовного законодательства 1958 г. исключили клас­совую характеристику преступления, включили юридический при­знак — уголовную противоправность. УК РФ 1996 г. включил так­же указание на вину. Его статья 14 устанавливает: "Преступлени­ем признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания".

Дата добавления: 2014-01-05