Ораторское искусство и политика

На протяжении многовековой истории своего развития ораторское искусство использовалось в различных сферах жизни общества: духовной, идеологической, социально-политической. Наиболее широкое применение оно всегда находило в политической деятельности.

Начиная с Древней Греции, ораторство и политика были неразрывны. Так, все знаменитые ораторы Древней Гре­ции были крупными политическими деятелями. Напри­мер, Перикл, который в течение 15 лет правил Афинами. С его именем связаны законодательные мероприятия, при­ведшие к дальнейшей демократизации афинского государ­ства. По данным исследователей, высочайший внутренний расцвет Греции совпадает с эпохой Перикла. Про Перик-ла говорили, что «на его устах почивала богиня убежде­ния», что «он пускал стрелы-молнии в души своих слу­шателей».

Крупным политическим деятелем был и самый за­мечательный оратор Древней Греции Демосфен. Древ­негреческий историк Плутарх писал о нем:

Демосфен сперва обратился к искусству речи, чтоб попра­вить собственные дела, а впоследствии, достигши мастерства и силы, стал первым уже в состязаниях на государственном поприще и превзошел всех своих сограждан, поднимавшихся на ораторское возвышение [37, 143].

Демосфен был защитником афинской рабовладельческой демократии. В течение 30 лет с гневом и изумительным упорством произносил он речи против македонского царя Филиппа, главного врага Афин, призывая граждан пре­кратить между собой все раздоры и объединиться против Македонии. Речи Демосфена производили огромное впе­чатление на слушателей. Рассказывают, что когда Фи­липп получил доставленную речь Демосфена, он сказал, что если бы он сам слышал эту речь, то, вероятно, голосо­вал бы за войну против себя.

Демосфен, упорнейшим трудом подготовивший себя к общественной деятельности (из его биографии известно, что он страдал многими физическими недостатками) и по­святивший все свое ораторское мастерство служению ро­дине, сумел верно определить социальную природу ора­торской речи. В знаменитой речи «О венке», в которой он выступил против представителя промакедонской партии Эсхина, Демосфен подчеркнул связь ораторского искусст­ва с политикой:

Не слова, Эсхин, и не звук голоса составляют славу орато­ру, но направление его политики.

Крупной политической силой ораторское искусство было и в Древнем Риме.

Умение убеждать аудиторию высоко ценилось людьми, которые готовились к политической карьере и видели себя в будущем правителями государства. Не случайно, когда в середине II века до н.э. в Риме появились греческие рито­ры и открыли там первые риторские школы, в них устре­милась молодежь. Но греческие риторские школы были доступны не каждому: уроки риторов обходились недеше­во, и учиться в них можно было, в совершенстве зная греческий язык. Практически посещать греческие школы могли только дети аристократов, которые должны были потом встать во главе государства. Поэтому правительст­во не чинило препятствий греческим риторам и благо­склонно относилось к их школам. Но когда в I веке до н.э. открылась школа с преподаванием риторики на латинс­ком языке, сенат заволновался. Нельзя было допустить, чтобы оружие, владеть которым до сих пор учились их сыновья, взяли в руки представители других классов. И в 92 году издается эдикт «О запрещении латинских риторс­ких школ». Там было записано:

Нам сообщено, что есть люди, которые ввели новый вид преподавания и к которым в школу собирается молодежь; они дали себе имя латинских риторов; юноши сидят у них целыми днями. Предки наши установили, чему учить своих детей и в какие школы желательно им ходить. Эти новше­ства, установленные вопреки обычаям и нравам предков, нам не угодны и кажутся неправильными [44].

Ораторская карьера в Древнем Риме была и почетной, и доходной. Один из римских историков писал:

Чье искусство по славе своей сравнится с ораторским? <..> чьи имена родители втолковывают своим детям, кого про­стая невежественная толпа знает по имени, на кого указывает пальцем? — на ораторов, конечно [44].

Знаменитые ораторы Древнего Рима, как и древне­греческие, были известными политическими деятелями. Так, одним из первых римских ораторов являлся государ­ственный деятель Рима III—II вв. до н.э. Марк Катон Стар­ший. Непримиримый враг Карфагена, Катон каждую речь в Сенате заканчивал фразой, которая стала крылатой: «И все же, я полагаю, Карфаген должен быть разрушен». Это выражение употребляется как призыв к упорной борьбе с врагом или каким-либо препятствием.

Выдающимися ораторами более позднего периода были известные государственные деятели и сторонники проведе­ния аграрной реформы — Тиберий и Кай Гракхи. Видное место среди римских ораторов занимал и Марк Антоний, римский политический деятель и полководец.

Но самым крупным политическим деятелем того време­ни был Марк Туллий Цицерон.

Есть два искусства, — писал Цицерон, — которые могут вознести человека на самую высшую ступень почета: одно — это искусство хорошего полководца, другое - искусство хо­рошего оратора.

Это изречение раскрывает взгляд Цицерона на сущность ораторства. Ораторство — это функция политики.

Как свидетельствует история, и в последующие перио­ды крупными ораторами становились видные политичес­кие деятели.

Следует иметь в виду, что ораторское искусство всегда обслуживало и обслуживает интересы определенных соци­альных классов, групп, отдельных личностей. Оно одина­ково может служить как правде, так и лжи, быть исполь­зовано как в нравственных, так и в безнравственных це­лях.

Кому и как служит ораторское искусство — вот основ­ной вопрос, который решался на протяжении всей исто­рии ораторского искусства, начиная с Древней Греции. И в зависимости от решения этого вопроса определялось от­ношение к ораторскому искусству, к науке об ораторском искусстве и к самому оратору.

Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях» приводит любопытные факты из ораторской практики Цицерона:

...честолюбие нередко заставляло Цицерона, упивавшегося силою собственного слова, нарушать все приличия. Расска­зывают, что как-то раз он защищал Мунатия, а тот, благопо­лучно избежав наказания, привлек к суду Сабина, одного из друзей своего защитника, и Цицерон, вне себя от гнева, вос­кликнул: «Ты, видимо, воображаешь, Мунатий, будто выиг­рал в тот раз собственными силами? Ну-ка, вспомни, как я в суде навел тень на ясный день!» Он хвалил Марка Красса, и эта речь имела большой успех, а несколько дней спустя, сно­ва выступая перед народом, порицал Красса, и когда тот за­метил ему: «Не с этого ли самого места ты восхвалял меня чуть ли не вчера?» — Цицерон возразил: «Я просто-напросто, упражнялся в искусстве говорить о «низких предметах».

Однажды Красе объявил, что никто из их рода не жил дольше шестидесяти лет, но затем принялся отпираться от своих слов и спрашивал: «С какой бы стати я это сказал?» — «Ты знал, что римляне будут рады такой вести, и хотел им угодить», — ответил Цицерон [37, 173].

Как видим, Цицерон порой поступался моральными принципами в угоду честолюбивым устремлениям. Неред­ко он обижал всех подряд, походя, ради одной лишь заба вы и этим, по словам Плутарха, «стяжал жестокую нена­висть к себе».

Нравственная позиция оратора — это, пожалуй, самое главное в ораторском искусстве. Она важна не только для политического деятеля, но и для любого оратора, чье сло­во может оказать влияние на судьбу людей, помочь при­нять правильное решение.

Дата добавления: 2014-01-06