Лекция № 4 от 31.10.2011

Император Феодосий первым делом ставит задачу освободить империю от готов[25], если точнее, север Балканского полуострова: территории современной Югославии, современной Румынии, Хорватии, Сербии. Император Феодосий строго придерживается никейского Символа Веры. К этому добавился очень военный характер Феодосия. Он был родом из Испании. Его легионы стояли в Галлии, на территории современной Германии. И он привык в отношении Церкви следовать четким указаниям, как в армии. Церковь высказалась никейским Символом Веры – значит так и нужно веровать. Поэтому какие-либо указания епископов в церковном отношении Феодосий использовал очень строго. 379-380 гг. - война с готами. На востоке в это время происходит абсолютно противоположенный процесс. Все знают, что Феодосий по головке не погладит, что он очень резок в своих решениях. Что происходит в результате его прихода к власти? Буквально за два года епископы подписали (причем сами) никейский Символ Веры. Все, кто были арианами или полуарианами, услышав, что император по головке не гладит… что может проявить себя по-солдафонски резко… (потом будет каяться), что он человек запада (это восток любит всячески исхищряться)… Пока он в походах воюет с готами, занят делами – это не страшно… Но, рано или поздно, он вернется… может и казнить начать… подписали этот никейский Символ Веры.

Возвращаясь к Григорию Богослову, одно из его (императора) резких деяний было следующим. В 380 году он собственным приказом снимает епископа константинопольского (арианина) и ставит, как ему сказали, одного из достойных сынов востока, образованного - Григория Богослова[26]. Григорий Богослов прибывает в Константинополь и здесь обнаруживает, что город практически весь арианский. Более того, город ненавидит Григория. Он остановился у двоюродного брата, который был крупным юристом, адвокатом в Константинополе, в его большом мраморном доме, практически дворце, при котором была небольшая церковь. И Григорий начинает служить в этой маленькой церкви. Больше ему негде. Он столкнулся с мощнейшей арианской аппозицией. Именно в это время он оставляет самые эмоциональные и замечательные слова. Он описывает, что почти все (причем он берет самые простые слои населения) разбираются в богословии лучше него. Он дурак какой-то из Капподокии, хоть и аристократ, а они все во всем разбираются. Он очень поэтически описывает даже такую ситуацию, как приходит толпа молодых людей и устраивает драки возле этой маленькой церкви, о том, что швыряются камнями чуть ли не в него самого. Очень живописно все это описывает. Буквально такими словами: ну сколько булыжников они найдут на дороге, чтобы в меня кинуть. Идешь на базар к ростовщику разменять обол[27]. Представьте, как выглядит на базаре в Константинополе ростовщик – какой-нибудь мерзкий прощалыга… не довесить… обмануть… перехитрить… восток же… И Григорий пишет: вот он уже разбирается… он тебя спрашивает: в Единого ты веришь или в Единое? Идешь дальше к торговке покупать рыбу, и она говорит нечто подобное, идешь в термы отдохнуть помыться, и там женщины из богатых сословий, (которые тоже вряд ли задумываются об этом) тоже сидят, спорят о таких подобных вещах. Вот эта весна 380 года была для Григория Богослова, пожалуй, самым тяжелым временем. И он это время выдержал. Чем? Он проповедовал. Проповедовал очень эмоционально, говорил, доказывал. И уже к лету 380 года ситуация изменилась. Большинство жителей Константинополя приняли и Григория и богословие Василия Великого, и Троицу, и Никейский Символ Веры[28]. Но эта была половина проблем, в которые пришлось окунуться Григорию в Константинополе. Как-то, когда он уже добился некоторого успеха, когда у него уже было несколько храмов, к нему прибыл некий египтянин под наименованием Максим Циник (или Киник, т.е. приверженец кинической философии). Прибыл он в Константинополь не один, а стремя другими некими египетскими епископами, которые не говорили (или, во всяком случае, делали вид), что по-гречески они не говорят. Как описывает Григорий Богослов, этот Максим Циник был крайне подозрительного вида: ходил в каких-то немыслимой красоты египетских шелковых одеждах, борода у него не росла, сам он какой-то толстенький, волосы кудрями и необычайно опрятный, т.е. мужчина он или не мужчина вообще не понятно. И всем представлялся, что он друг покойного Афанасия Великого. Это вообще распространенный случай, как мы уже говорили. Афанасий Великий выдержал самый главный натиск арианства после I Вселенского Собора, и при нем, и после его смерти, люди, представлявшиеся друзьями, знакомыми или родственниками Афанасия практически везде находили приют, потому что велики были его заслуги. (Прямо дети лейтенанта Шмидта какие-то!). Сам Григорий принял этого Максима, разместил в том самом дворце двоюродного брата. А дальше произошло следующее: ночью вот эти три епископа рукополагают этого Максима в епископы Константинополя. Григорий Богослов даже не знал, как на это реагировать. Он оставил об этом событии только одно примерно следующее сообщение, опять же в своем таком, немного ироничном, литературном стиле: на нашу грешную греческую землю (даже имен этих епископов он не называл) прибыли Аммон, Апаммон, Арпократ, Стип, Родон, Анувис, Эрманувис – египетские боги, в виде обезьян и псов преставшие демоны, жалкие и буйные моряки, которые недорого себя продают, за небольшую монету охотно, посмотрели на нас грешных и решили навести порядок, поставили этого Максима в епископы Константинополя и, ни о чем с нами, грешными, не говоря, отправились опять в свои великий египетские пустыни[29].

В какой-то момент императору все это надоело, и в 380 году вышел его указ о созыве Вселенского Собора для решения на нем двух вопросов: с арианством (Потому что интриги ариан его уже достали к этому времени, и он, как человек запада считал, что восток вообще весь арианский. Поэтому надо уже окончательно решить вопрос с этим арианством. Но нужно, понятное дело, не руками махать, а чтобы Церковь решила, наконец, как она верует.) и «тверд ли на кафедре Григорий Богослов». (Почему – нетрудно догадаться. Ему подсказали или он сам догадался, что поставил Григория он сам императорским указом. А имел ли он право? В таком случае, если он не имел права, то пусть собор поставит своего ставленника. У него была серьезная вера в то, что Собором управляет Дух Святой. А его императорским указом - неизвестно.). В указе была намечена дата Собора – май 381 года.

Дата добавления: 2014-01-06