Культура крестьянства

На протяжении веков ярославское крестьянство составляло основной массив населения края. Многие базисные черты всесословной культуры последовательно реализуются и на крестьянской почве. С другой стороны, крестьянская культура хранит и воспроизводит стародавние традиции, нередко трансформированные или вовсе утраченные в других общественных группах.

Крестьянская культура, духовно ориентированная на присутствие вечности и связанная с извечными природными ритмами, имела огромный запас прочности. В крестьянской культуре надолго задерживаются элементы натуралистической мифообрядности, связанные с языческими воспоминаниями. Это представления о нечистой силе, магическая практика в повседневном быту. Обычно эти представления получают христианизированную интерпретацию, так что духи природы приобретают статус бесов, а магия интерпретируется как запретная, «черная».

Культурный быт крестьянства опирался на строгие устои патриархальной морали. Они упорядочивали весь строй жизни на основе четких правил, с одной стороны, и подчинения старшему в семье, с другой. Почитание младшими старших, подчинение женщины мужчине имело характер неписаного закона. Прочными узами человек был связан с другими членами своего семейства, с соседями и со всей своей общиной. Семейная и общинная солидарность, предпочтение коллективного интереса личному являлись нормой крестьянской жизни. С этим была связана практика взаимопомощи, взаимозамены, общинной поддержки старых и увечных.

Характерное явление крестьянской жизни - помочи (толока): добровольная и бескорыстная помощь поселян в срочной и большой работе односельчанину (вывоз навоза на поле, жатва, покос, вывоз леса, постройка дома и т.п.). Вечером, после завершения работы, хозяин угощал всю деревню обедом из двенадцати блюд (чтобы каждый месяц в году был сытным), крестьяне веселились и обливали друг друга водой.

По церковным праздникам, до четырех раз в год, проводились мольбы, называемые по имени святого, на день памяти которого выпадало действо. Это был обычай коллективного общественного угощения: варили пиво и устраивали общественное застолье. Так, в Пошехонье 1 ноября устраивали три братчины: для детей, девушек и стариков.

В крестьянской среде считалось нормой выполнение взятых на себя обязательств, умение держать слово. В статистическом описании Ярославской губернии фиксировалось: «Поселяне и до сего времени имеют еще веру и уважение к честному слову; все расчеты их, даже и денежные, делаются без расписок и свидетелей; клятва, произнесенная перед образом, единственным посредником их, имеет всю силу и важность для самого даже лживого человека».

Одним из ярчайших моментов жизни были у крестьян молодые годы до вступления в брак. Это время совместных игрищ девок и парней, посиделок, хороводов, колядования на святках; время, когда ослабевают многие моральные ограничения. В XIX веке сельское духовенство с осуждением отзывалось о практике бесед, когда деревенская молодежь собиралась вечерами в какой-нибудь избе, с ребятишками на печи и полатях, и засиживалась заполночь, проводя время в веселых развлечениях, «бесшабашном разгуле, пьянстве и произволе, буйном и диком своеволии» (А.Ливанов). Впрочем, А.Титовсвидетельствует, что в Ростовском уезде даже и в практике домовничества (когда в отсутствие старых родителей парни с девками спят вместе) соблюдалась некая мера: «ночевки вообще сохраняют целомудренный характер».

В дальнейшей жизни часы такого праздного времяпрепровождения сокращаются. Светских ритуалов в жизни крестьянина становится меньше. Так, в XVIII веке наблюдатель писал о переславской деревне: «Веселостей у них иных нет, как только что бабы, собравшись на улице, поют песни».

Свадьба являлась основным ритуалом в жизни крестьянина. Вступление в брак означало важнейшую перемену общественного положения, обретение статуса полноценного и полноправного члена сообщества. В ритуале участвовало все поселение, причем у каждого из участников имелась роль, освященная традицией.

Установлено было венчать девушку не ранее достижения ею 15 лет. Сына же родители женили лет в 16-18 и далеко с этим не откладывали, стремясь получить в дом работницу-невестку. Инициатива в деле принадлежала именно родителям молодого человека, которые в старые времена выбирали невесту сыну, часто не спрашивая его желания. Так, под Ростовом молодые «знакомились на беседах или родители выдавали за незнакомых». Если даже женились и выходили замуж по своей воле, то обязательно с согласия родителей и по их благословению. Если девушка родителям парня не нравилась, искали другую. Так же обстояло дело, по М.Смирнову, и в Переславском уезде.

Повсеместно заведено было засылать к невесте сватов (сваху) - иногда тайно, а иногда открыто. Во всяком случае, сватовство обставлялось собственной обрядностью, включавшей полусекретный характер миссии, окольные выражения, в которых формулировалось предложение. В случае согласия сторон на брак устраивались смотрины: какая-нибудь родственница жениха отправлялась к невесте, чтоб оценить ее внешность и определить, каков ее характер. Если все было в порядке, составлялся брачный сговор с обязательствами сторон по срокам женитьбы, расходам на свадьбу, размером приданого от родителей невесты (старинный обычай давать за невесту выкуп ушел из культурной практики очень рано) и др.

В случае необходимости (если жених был незнакомый) родители невесты ехали осматривать его жилище, знакомиться с ним самим, а обратно с ними шел их жених с гостинцем. В Пошехонском уезде иногда еще устраивалось пропиванье-просватанье, а рукобитье проводилось отдельно; то и другое сопровождалось пирами, причитаньями невесты, отцы жениха и невесты ломали пополам пирог и хранили эти половины до свадьбы, когда на пиру именно с этого пирога начинали трапезу молодожены. Просватанная невеста (сговоренка) ходила с заплетенной косой, в низко («внахмурочку») повязанном черном (или белом) платке, который впоследствии оставался, по пошехонским сведениям, у родителей невесты, чтобы она в замужестве не плакала. На улицу сговоренка почти не показывалась.

В XIX веке, хотя сватовство сохраняло свою роль, молодые люди под влиянием приходящих из города новшеств получили гораздо большую свободу в выборе спутника ж, считалось полезным в храме, перекрестясь, тихонько шепнуть: «Я, раб Божий, венчаюсь, а мои болезни не венчаются». Здесь, как и в других ритуальных правилах, просматривается схема инициации, нового рождения в ином культурном статусе, когда все прошлое человек оставляет безвозвратно позади.

После завершения церковной части ритуала свадебный поезд направлялся в дом жениха. Здесь родители жениха встречали молодых иконой Спаса или Святого Николая, хлебом и солью. Их осыпали зерном и хмелем (род магии плодородия) и т.п. Иногда в тот же день начинался праздничный свадебный пир, где полагалось уже не плакать, но веселиться и желанным гостем становился в старину скоморох - музыкант, игрец и балагур. Повсеместно в крае новобрачных после венца за столом садили на шубу, вывернутую вверх шерстью. Это считалось средством от порчи, способствовало богатой жизни, чтоб водился скот.

Предельно ритуализирована была и первая брачная ночь молодых супругов. Утренние ритуалы следующего дня были своего рода испытанием для молодой жены. Она, в частности, должна была вымести избу обрубленным веником и т.п. Праздничное гулянье с песнями, плясками и разными затеями длилось еще день-другой-третий. Об обычаях села Нагорье в Переславском уезде М.Смирнов пишет: «Молодая должна звать свекра со свекровью батюшка и матушка. Ей из семьи мужа ничего не делают, только покупают башмаки, детям только обувь и теплую одежду, а фартуки, платья, белье она себе, детям и мужу должна делать все на свои деньги... Молодые в течение трех лет после венца на каждый праздник Пасху, Рождество, масленицу и заговенье уходят к тестю с тещей».

С целым рядом ритуалов связаны были также смерть и погребение. Храмовое действо сочеталось здесь с причитаниями и поминанием, в которых боль утраты соединялась с упованием на невечность расставания.

С XVII века консервативная крестьянская культура приходит во взаимодействие с веяниями европеизации. На первых порах образовался огромный разрыв между европеизированной культурой дворян и традициями простонародной жизни. К тому же волей социальных обстоятельств крестьянство было отлучено от активного участия в авангардном культурном движении. Однако уже в XIX веке в Ярославском крае сложилась устойчивая ориентация крестьянства на усвоение новейших культурных форм и ценностей. Благодаря практике отходничества под влиянием городской культуры существенно меняется культура деревни. Широкое распространение отходничества во многом означало революцию в крестьянском быту. Это становится особенно явным с середины XIX века. С этого момента уже невозможно говорить о замкнутости крестьянской культуры, следовательно - и об ее внутренней цельности, завершенности. Она вся приходит в движение под воздействием культурных импульсов извне. Новый опыт и новые ценности постепенно вводятся в контекст традиции, а затем и модифицируют ее.

В деревню приходят новые манеры, платье, танцы и песни, чай и табак, посуда, мебель и обои... Причем новизна зачастую воспринимается позитивно. А.Балов и другие наблюдатели свидетельствуют, что под влиянием городских правил в крестьянской жизни делается больше внешнего приличия, входит благопристойность, «во многих местах парни говорят уже девушкам на «вы», в обращении парней с девушками стало больше сдержанности, заигрывания уже почти неизвестны, меньше стало нескромных шуток и песен и т.п. Вообще отход существенно повлиял на положение женщины в крестьянском обществе. В отсутствие мужа жена исполняет всю домашнюю работу и имеет, поэтому почти равные права с мужчиной в принятии решений. Север губернии и вообще называли иногда «бабьей стороной», «бабьим царством»: здесь многое решали женщины.

Вышедший из крепостных крестьян села Великого московский купец Н.Щербань в своей автобиографии рассказывал, что в доме его отца имелись книги Карамзина, Фонвизина, театральные пьесы и романы, сказки, Четье Минеи и Священная История. Отец учил его: «Будь важен без гордости, а низок без подлости». Из крепостных Ярославской губернии вышли стихотворец и живописец Федор Слепушкин, поэт Иван Суриков, прозаик Алексей Иванов-Классик, поэт и этнограф Савва Дерунов, литератор И.Майков (Розов) и др. Были и уникальные случаи. В 1861 году крестьянин села Давыдкова Романов-Борисоглебского уезда Шелохов поручает разрешение открыть здесь частную типографию «в один станок».

С другой стороны, наблюдатели сокрушенно фиксируют оскудение фольклора, огрубление нравов. Гусли и свирель сменяются тальянкой (гармоникой), серьезные, печальные и возвышенные песни - частушкой - «потявкушкой», бульварным городским романсом (свидетельство М.Смирнова). Земец М.Шмелев регистрировал «чрезвычайно» широкое распространение сифилиса как следствие отхода.

Разрушается традиционный патриархальный строй семейной жизни, когда младшие беспрекословно подчиняются старшим. Во второй половине XIX века авторитет старшинства в общине заменяется авторитетом богатства. Богатых крестьян уважают, оказывают им почет, но им же и завидуют. В начале ХХ века в ярославской деревне были и трудолюбивые, глубоко нравственные крестьяне - и пропойцы, бессовестные мерзавцы. Остатки традиционного крестьянского миросозерцания активно разрушались нигилистическими идеями, потоком хлынувшими из города. Распадаются основы традиционной веры, уходят в прошлое старые социальные представления. С этого момента крестьянская культура как целостное явление перестает существовать в традиционных ее рамках. От былого остаются отдельные фрагменты, осколки, хотя на протяжении нескольких десятилетий сказывается инерция прежних навыков, обычаев, морали

Крестьянин Даниловского уезда	Крестьянский праздник	Игры крестьянских детей
Дед нянька качает люльку	Крестьянская семья	Крестьянин Любимского уезда
Крестьянская семья Ростовского уезда	Крестьяне Рыбинского уезда	Крестьяне Рыбинского уезда
Крестьянская ярмарка

Дата добавления: 2014-01-06