Тесты к теме № 10

2.

1.

СССР в 1920-х гг.

1. Формирование однопартийной политической системы в СССР. Политическая борьба в СССР в 20 годы.
2. Новая экономическая политика.
3. Образование СССР.

В конце 1917г. — начале 1918г. одновременно с ликвидацией в центре и на местах дореволюционных управленческих структур шло создание нового государственного аппарата.

Высшим законодательным органом был провозглашен Всероссийский съезд Советов. В перерывах между съездами эти функции исполнял Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК). Высшим исполнительным органом являлся Совет Народных Комиссаров, обладавший также правом законодательной инициативы. Прежние министерства заменили вновь образованные центральные органы государственного управления — народные комиссариаты (наркоматы).

Важнейшей вехой на пути формирования новой государственности стала позиция, занятая новыми правителями России по отношению к Учредительному собранию. Именно оно должно было окончательно и на законном основании решить вопрос о государственной власти в стране и ее будущем развитии.

Под давлением широких слоев общества большевики были вынуждены разрешить проведение всенародных выборов в Учредительное собрание и, как мы знаем, проиграли их: свыше 60% мест получили социалистические партии (из них 55% приходилось на эсеров), 17% — буржуазные партии. Сразу после этого большевики предприняли ряд превентивных мер, призванных если не устранить полностью, то хотя бы смягчить понесенное ими политическое поражение. В конце ноября 1917 г. Совнарком одобрил декрет, объявивший партию кадетов «партией врагов народа». Тем самым фактически аннулировались мандаты, полученные на выборах в Учредительное собрание этой влиятельной среди имущих слоев населения, интеллигенции, студенчества партией. Еще раньше декретом от 27 октября закрыты органы печати, «отравляющие умы и вносящие смуту в сознание масс» (около 150 ведущих оппозиционных газет и журналов).

Всероссийское Учредительное собрание открылось в Петрограде в Таврическом дворце 5 января 1918 г. Центральное место в многоча­совой острой дискуссии занял вопрос о том, кому должна принадлежать власть в стране.

В первые же минуты заседания большевики предложили принять подготовленную ВЦИК Декларацию прав трудящегося и эксплуати­руемого народа и тем самым санкционировать октябрьский перево­рот и советские декреты. Умеренные социалисты в свою очередь го­рячо ратовали за «восстановление единства сил российской демокра­тии», расколотой «своекорыстными действиями экстремистов от революции». Только так, по их мнению, можно было спасти страну от анархии и гражданской войны. Иными словами, они пытались вдохнуть вторую жизнь в идею «однородного социалистического пра­вительства», отражавшего бы расстановку партийных сил в Учреди­тельном собрании.

На сей раз большевики чувствовали себя уверенно и не нужда­лись даже в видимости словопрений по вопросу о «социалистическом правительстве». После того как эсеро-меньшевистское большинство отказалось обсуждать в качестве первоочередного документа Декла­рацию ВЦИК, они покинули Таврический дворец. Немного погодя за ними ушли и левые эсеры. Днем 6 января подоспел декрет ВЦИК о роспуске Учредительного собрания, обвиненного в «несовместимо­сти с задачами осуществления социализма».

10 января в том же Таврическом дворце собрался III Всероссий­ский съезд Советов. На нем произошло объединение Советов рабочих и солдатских депутатов с Советами крестьянских депутатов, исключе­но слово «временное» из наименования советского правительства, Россия была объявлена Советской Федеративной Социалистической Республикой (РСФСР). Зимой и весной 1918 г. прошли выборы сель­ских и волостных Советов, до того времени практически отсутствовав­ших. Новая организация власти была закреплена в Конституции РСФСР, принятой на V съезде Советов в июле 1918г. Она торжест­венно декларировала, что власть «принадлежит всему рабочему насе­лению страны, объединенному в городских и сельских Советах».

На деле же складывавшаяся государственно-политическая систе­ма резко расходилась и с конституционными положениями, и с пер­воначальными «революционно-романтическими» представлениями большевистских теоретиков о «государстве диктатуры пролетариата».

В дооктябрьский период В. И. Ленин не раз выражал уверенность в способности народных масс непосредственно через Советы осуществлять управление государством. А это, с его точки зрения, делало ненужными институты парламентского типа, разделе­ние законодательной, исполнительной и судебной властей и многие другие структуры демократического государственного устройства. Но и здесь практика разошлась с ленинским прогнозом.

Большая часть трудового населения была сразу же серьезно ущемлена в своем праве участвовать в реальном осуществлении вла­сти. Большевики не ограничились тем, что лишили политических прав городскую и сельскую буржуазию, помещиков, чиновников, служителей церкви. Опасаясь проэсеровских симпатий крестьян, об­наружившихся при выборах в Учредительное собрание, они ввели в Конституцию ряд особых статей. По ним при выборах в Советы ус­танавливались существенные преимущества для рабочего класса по сравнению с крестьянством. Пролетарии могли послать от равного числа избирателей в пять раз больше делегатов, чем сельские жители. Кроме того, вводилась многоступенчатая система выборов при от­крытом голосовании, что дополнительно создавало целый ряд фильт­ров на пути движения делегатов от низших до высших органов совет­ской власти.

Уже эти формально-юридические ограничения ставили под со­мнение идею народоправства» через Советы. Но окончательно она сводилась на нет другими, более глубокими причинами. «Диктатура пролетариата» в России с самого начала осуществля­лась через узкий слой, практически целиком сконцентрированный в рядах компартии. Именно в ее руках находились рычаги реальной власти.

В подобных условиях советская политическая система могла быть или однопартийной, или включать в себя такие партии социалисти­ческой ориентации, которые добровольно подчинили бы себя большевикам, отказались бы от проведения собственной политической линии.

Левые эсеры оказались единственной социалистической партией, которая после колебаний вступила в правительственный блок с большевиками в декабре 1917 г. и получила в СНК несколько портфелей наркомов.

Правительственный блок оказался непрочным. Противоречия неуклонно нарастали. Острые дискуссии шли по вопросам как принципиально-теоретическим, так и сугубо практическим. Разделяя тактический выбор ведущей партии коалиции, левые эсеры выступали против марксистского тезиса о «диктатуре пролетариата». В противовес ему они выдвигали идею «трудовой демократии» или «трудового народа» (под ним, по народнической традиции, подразумевались рабочие, все слои крестьянства и интеллигенция) в форме Советов. Поэтому они были решительно не согласны с превращением Советов в административный придаток большевистской власти.

В марте 1918 г. после ратификации Брестского мира IV Всероссийским съездом Советов левые эсеры в знак протеста вышли из правительства.

Во ВЦИКе левоэсеровская фракция сосредоточила огонь своей критики на экономической политике большевиков, получая активную поддержку со стороны правых эсеров, меньшевиков, анархистов и других оппозиционных политических групп в советском «парламенте».

К тому времени умеренные социалисты уже изживали «парламентскую» фазу своего противоборства с правящей партией. Отчаявшись в тактике политического давления на нее, Совет партии правых эсеров в мае 1918 г. провозгласил в качестве «очередной и неотложной задачи всей демократии» ликвидацию большевистской власти. Эти решения правых эсеров встретили поддержку меньшевиков.

Едва успели умеренные социалисты взяться за оружие, как последовал ответ большевистской партии. В июне 1918 г. эсеры (правые и центристы) и меньшевики были с большим пропагандистским шумом исключены из ВЦИК и местных Советов. Началось их повсеместное преследование, повальное закрытие социалистических и сохранившихся либерально-буржуазных газет.

Вскоре настал черед левых эсеров. Левые эсеры в свою очередь решили форсировать события, 24 июня их ЦК вынес роковое для партии постановление: «В интересах русской и международной революции необходимо в самый корот­ок положить конец» Брестскому миру. В этих целях предполагалось организовать ряд террористических актов в отношении виднейших представителей германского империализма и одновременно «приложить все меры к тому, чтобы трудовое крестьянство и рабочий примкнули к восстанию и поддержали активно партию». 1918 г. левыми эсерами был убит посол Германии в России граф В. Мирбах. В тот же день партийные боевики выступили с оружием в руках против большевиков в Москве и ряде других мест. Эти полустихийные выступления были в считанные часы подавлены, а сама партия левых эсеров разделила судьбу правых эсеров и меньшевиков: большинство ее членов исключили из ВЦИК и Советов.

Начиная с этого момента можно говорить об утверждена в советском государстве однопартийной системы, ибо сохранявшееся до 1923 г. представительство левых социалистических партий в Советах было крайне незначительным (до долей процента) и уже не и сколько-нибудь заметной роли.

В 20-е гг. важные изменения происходят и в самой правящей партии. Численность российской компартии, переименованной в 1925 г. во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков) — ВКП(б), быстро увеличивалась — с 732 тыс. человек в 1921 г. до 1,3 млн. в 1927 г.

В самой партии, по мере расползания ее вширь, углублялся обозначившийся после Октября раскол между массой рядовых членов и верхами. Ведущие рычаги управления компартией (а следовательно, и государством, с которым она все больше сливалась, утрачивая черты собственно политической организации) по-прежнему оставались у так называемой «старой большевистской гвардии» — примерно 8 тыс. партийцев с дореволюционным стажем.

Большевистская гвардия включала в себя немало профессиональныx революционеров. Они обладали богатым опытом политической борьбы, способностью самостоятельно анализировать события. Естественно, что на крутых поворотах революции в этой среде часто формулировались не совпадающие с центральной линией предложения по разрешению встававших проблем, возникали фракционные группы. При слабости демократического механизма принятия и учета прав меньшинства, присущей авторитарному по своему духу большевизму, только наличие на вершине партийно-государственной пирамиды общепризнанного лидера смягчало внутрипартийные противоречия, столкновения личных амбиций, позволяло старой гвардии сохранять единство собственных рядов и проводить последовательный политический курс.

Сам В. И. Ленин, тяжело болевший с мая 1922 г., осознал в последние месяцы жизни шаткость равновесия в большевистских верхах и наметил ряд новых мер (дополняющих решение X съезда РКП(б) о запрете фракций) по его стабилизации. В заметках известных как «Завещание», он рекомендовал сместить И. В. Сталина с поста Генерального секретаря ЦК РКП(б), позволившего ему через подбор и расстановку ответственных партийных кадров за короткий срок (с 1922 г.) «сосредоточить в своих руках необъятную власть». Далее, по мысли Ленина, следовало повысить значение ЦК и Центральной контрольной комиссии. Им отводилась роль своего рода буфера, призванного гасить разногласия в верхах партаппарата и обеспечивать его политическую устойчивость.

Дальнейшее развитие событий предсказать было несложно. После смерти В. И. Ленина (январь 1924 г.) раскололся интегрирующий разные точки зрения партийный центр — Политбюро, и борьба за личное лидерство, начавшаяся в большевистской верхушке еще с осени 1923 г, разгорелась в полную силу.

Первая стадия битвы за власть над партией и страной при на 1923—1924 гг., когда против руководящей группы ЦК (И.В.Сталин, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Н. И. Бухарин) выступили вместе со своими единомышленниками Л. Д. Троцкий. Вторая стадия вылилась в дискуссию 1925 г. с «новой оппозицией», возглавляемой, Зиновьевым и Каменевым. Третья — с «объединенной оппозицией», собравшей в 1926—1927 гг. в своих рядах Троцкого, Зиновьева, Каменева и других противников сталинской «генеральной линии».

За внутрипартийными схватками тех лет стояли не только амбиции претендентов на ленинское наследие, но и разное видение ими теории и практики строительства социализма. Все без исключения оппозиционеры горячо выступали против выдвинутого И. В. Сталиным в середине 20-х гг. тезиса о «возможно­сти построения социализма в одной стране». Оппоненты генсека, от­стаивая традиционные для большевизма воззрения на сей счет, про­должали утверждать: социалистический строй в отсталой крестьян­ской России может утвердиться лишь после победы пролетарской революции на индустриальном Западе.

В одном ключе, хотя и под разными углами зрения, оппозицион­ные силы критиковали экономическую политику ЦК. Л. Д. Троцкий требовал ужесточить «диктатуру промышленности» над сельским хо­зяйством, перейдя к широкомасштабной перекачке средств из дерев­ни в индустриальные отрасли. По его мнению, только «форсирован­ная индустриализация» и укрепление на ее базе обороноспособности государства, оказавшегося в «тисках капиталистического окружения», могли помочь ему продержаться до мировой революции. Г. Е. Зи­новьев и Л. Б. Каменев резко осуждали решение ЦК снять недоволь­ство крестьян путем углубления в 1924—1925 гг. рыночных начал в аграрном секторе экономики (снижение промышленных цен и зе­мельного налога, льготы на аренду земли и наем рабочей силы и др.). Подобные меры однозначно квалифицировались как опасная уступка кулакам и нэпманам, подрыв устоев «диктатуры пролетариата».

Никаких разногласий не знали оппозиционеры в бескомпромисс­ной критике «зажима демократии», разделившего Компартию, по их выражению, на «два этажа — верхний, где решают, и нижний, где уз­нают о решении». Оппоненты генсека призывали рядовых партийцев взять под действенный контроль вознесшийся на недосягаемую вы­соту партаппарат — вплоть до ЦК и Политбюро, требовали восстано­вить свободу фракций, отказаться от назначения партфункционеров в низовые организации сверху и т. п.

Обосновавшись на «верхнем этаже» ВКП(б), большевистская гвар­дия вовсе не желала поступаться правами и льготами в пользу рядовых Коммунистов. Поэтому она с явным неудовольствием взирала на оппозиционный лозунг широкой внутрипартийной демократии, способный поколебать устоявшееся распределение ролей (независимо от того насколько искренни были здесь оппоненты И. В, Сталина).

Не меньшую настороженность в среде старой гвардии вызвали левацкие наскоки оппозиционеров на нэп и требования «форсированной индустриализации» за счет фактического ограбления деревни». Такой крутой, по сути «военно-коммунистический», поворот в экономической политике таил опасность нового обострения отношений с крестьянством.

Учитывая сказанное, нетрудно понять, почему на каждом витке борьбы против сменявших друг друга оппозиций И. В.Сталин и его соратники неизменно получали поддержку подавляющей старой большевистской гвардии. Именно это обстоятельство предопределило малочисленность и слабость самих оппозиционных группировок. В 1927 г. Л. Д. Троцкий, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, другие вожди оппозиции вместе со своими убежденными сторонниками были исключены из рядов ВКП(б).

Итак, И. В. Сталин достиг своей ближайшей цели, сумев столкнуть с политической арены основных соперников в борьбе за ленинское наследие. Но внутрипартийные баталии нэповских лет принесли еще один неожиданный для многих их участников результат. К исходу 20-х гг. оказались серьезно подорванными и позиции солидарной в целом с «генеральной линией» ЦК старой большевистской гвардии: ее представители исподволь и в нараставшем числе замещались на руководящих партийных и государственных постах выдвиженцами генсека.

Тем самым был сделан второй (после избрания на должность генсека) шаг на пути к утверждению в партии и стране режима личной власти И. В. Сталина.

С конца 1920г. положение правящей в России коммунистической партии стало стремительно ухудшаться. Крестьянство, отстояв в боях с белогвардейцами и интервентами землю, все настойчивее выражало нежелание мириться с ухудшавшей всякую хозяйственную инициативу экономической политикой большевиков.

Сами большевики не собирались отказываться от политики «военного коммунизма», расценивая ее не просто как сумму продиктованных войной чрезвычайных мер, а как форсированный прорыв в правильном направлении — к созданию нетоварной, истинно социалистической экономики. Стремительность ломки старых рыночных структур они объясняли тем, что буржуазия сопротивлялась по-военному, и необходимо было ради защиты революции немедленно лишить ее экономического могущества. В мирных же условиях, считали большевики, крестьянам следует набраться терпения, исправно поставлять в город хлеб по продразверстке, а власть «разверстает» его по заводам и фабрикам, оперативно восстановит на этой основе почти полностью разрушенную за годы лихолетья промышленность, укрепив тем самым устои социализма.

Ответ деревни не заставил себя долго ждать. Одно за другим в разных концах страны (в Тамбовской губернии, в Среднем Поволжье, на Дону, Кубани, в Западной Сибири) вспыхивают антиправительственные восстания крестьян. Недовольство перебросилось и в Вооруженные Силы. В марте с оружием в руках против коммунистов выступили матросы и красноармейцы Кронштадта — крупнейшей военно-морской базы Балтийского флота. В городах нарастала волна массовых забастовок и демонстраций рабочих.

Поднимавшиеся на борьбу с властью трудящиеся выступа за отмену разверстки, требовали свободы торговли и хозяйствования на земле, наконец, демократизации политического режима в стране, что выражалось в лозунгах «свободных Советов» (т. е. Советов, переизбранных без диктата коммунистов при свободе агитации социалистических партий) и изредка — созыва нового Учредительного собрания. По своей сути это были стихийные взрывы народного возмущения политикой советского правительства.

В критической ситуации первой послевоенной весны руководство компартии хладнокровно бросило на подавление народных выступлений сотни тысяч штыков и сабель регулярной Красной Армии. Одновременно В. И. Ленин делает вывод, что «только соглашение с крестьянством может спасти социалистическую революцию в России, пока не наступила революция в других странах». И тут же требует ужесточить «борьбу против меньшевиков, социалистов-революцио­неров, анархистов» и других политических противников большевизма, оживившихся в условиях народного недовольства, с целью их полной и окончательной изоляции от масс.

В результате Советская Россия вступила в полосу мирного строительства с двумя расходящимися линиями внутренней политики. С од­ной стороны, началось переосмысление основ политики экономиче­ской, сопровождавшееся раскрепощением хозяйственной жизни стра­ны от тотального государственного регулирования. С другой — в области собственно политической — «гайки» оставались туго закру­ченными, сохранялась окостенелость советской системы, придавлен­ной железной пятой большевистской диктатуры, решительно пресека­лись любые попытки демократизировать общество, расширить граж­данские права населения. В этом заключалось первое, общее по своему характеру противоречие нэповского периода.

Реализуя установку вождя на экономическое соглашение с кре­стьянством, X съезд Компартии (март 1921 г.) принимает решение о замене разверстки продналогом, что положило начало новой эко­номической политике (нэп). Вскоре это решение было законодатель­но оформлено декретом ВЦИК. Размер налога снижался почти в два раза по сравнению с продразверсткой, причем основная его тяжесть падала на зажиточных сельских хозяев.

Декрет ограничивал свободу торговли остающейся у крестьян по­сле уплаты налога продукцией «пределами местного хозяйственного оборота». В масштабах же всей страны на первое место, как и весной 1918 г., выдвигался безденежный товарообмен между городом и деревней через государственные и кооперативные торговые учрежде­ния. Но уже в октябре 1921 г. В. И. Ленин с горечью констатировал, что «с товарообменом ничего не вышло, частный рынок оказался сильнее нас, и вместо товарообмена получалась обыкновенная куп­ля-продажа, торговля». Большевикам пришлось сделать еще один шаг по пути отступления от принципов нерыночной экономики и кардинально расширить сферу действия в народном хозяйстве товарно-денежных отношений.

Через год, в октябре 1922 г., был принят новый Земельный кодекс. Крестьяне получили право свободного выхода из общины и выбора форм землепользования. Разрешались, хотя и в крайне ог­раниченном размере, аренда земли и применение наемного труда.

В деревне пошло на убыль число насаждавшихся властями и совхозов. Крестьяне-единоличники давали 98,5% всей продукции сельского хозяйства.

В городах частным лицам разрешалось открывать или брать в аренду мелкие и отчасти средние предприятия. К середине 20-х гг.капиталистический сектор производил 27% всей промышленной продукции. В розничной торговле нэпманы контролировали в 1923 г. 75% товарооборота, в оптовой — 18%.

Частных предпринимателей — владельцев торговых и промышленных предприятии, арендаторов, различных посредников насчитывалось тогда 1,3 млн. человек (1,5% населения страны). При этом следует отметить, что преобладающую часть нэпманов составляли мелкие капиталисты.

Была предпринята попытка привлечь капиталы из-за рубежа через концессии — предоставление прав на использование богатств и создание промышленных предприятий. Однако ее иностранные предприниматели остерегались вкладывать свои деньги в Советскую Россию, и концессии не получили заметного распространения. Их удельный вес в промышленности к концу 20-х гг. не превышал 1,5%.

В первый год нэпа произошла также перестройка управления народным хозяйством, ослабла его чрезмерная централизация. Объединения государственных предприятий (тресты) перешли на хозрасчет, что существенно расширяло их права. Они теперь самостоятельно решали вопросы заготовки сырья и реализации готовой продукции. Трудовые мобилизации заменил свободный наем силы через биржи труда. Упразднялась уравнительная оплата труда существовавшая в годы «военного коммунизма». Рабочие стали получать заработную плату в зависимости от своей квалификации и количества произведенной продукции. К 1922 г. была отменена карточная система.

Важнейшей составной частью нэпа являлось возрождение фактически распавшейся денежной системы государства. В октябре 1921 г.был восстановлен Госбанк, контролировавший сеть вновь образованных кооперативных банков, кредитных и страховых товариществ. С 1922 по 1924 г. произошло вытеснение обесцененных денег («совзнаков») твердой конвертируемой валютой — червонцем. По покупательной стоимости он равнялся дореволюционной 10-рублевой золотой монете.

В целом нэповская экономика представляла собой сложную и малоустойчивую рыночно-административную конструкцию. Причем введение в нее рыночных элементов носило вынужденный и тактический характер, а сохранение административно-командных — принципиальный и стратегический.

Не отказываясь от конечной цели (создания нерыночной экономики), большевики прибегли к использованию товарно-денежных отношений при одновременном сохранении в руках государства «командных высот»: национализированной земли и недр, крупной и большей части средней промышленности, транспорта, банковского дела, монополии внешней торговли. Предполагалось относительно длительное сосуществование социалистического и несоциалистических (государственно-капиталистического, частнокапиталистическо­го, мелкотоварного, патриархального) укладов с постепенным вытеснением последних из хозяйственной жизни страны при опоре на «ко­мандные высоты» и с использованием рычагов экономического и административного воздействия на крупных и мелких собственни­ков (налоги, кредиты, ценовая политика, законодательство и т. п.).

В качестве главного приоритета в текущей хозяйственной поли­тике большевики неизменно рассматривали восстановление и интен­сивное развитие крупной промышленности. Она оценивалась, во-первых, как основная экономическая опора власти, своего рода социалистический оазис в бурной и малоуправляемой стихии мелко­товарного производства, преобладавшего в народном хозяйстве; во-вторых, как становой хребет обороноспособности государства, на­ходившегося отнюдь не в дружественном окружении. «Без спасения тяжелой промышленности, без ее восстановления, — подчеркивал В. И. Ленин, — мы вообще погибнем как самостоятельная страна».

Решать поставленную задачу в условиях почти сплошной убы­точности государственных предприятий, особенно в индустриаль­ных отраслях, можно было только за счет материальных средств, извлекаемых из деревни через налоги и искусственную ценовую политику (существенное завышение цен на промышленную про­дукцию и занижение — на сельскохозяйственную).

Четко выраженный приоритет промышленности над сельским хо­зяйством, неэквивалентный товарообмен между городом и деревней породили второе противоречие нэповского периода, на этот раз внут­ри самой экономики. Оно перманентно грозило власти новыми кон­фликтами с крестьянством.

Осенью 1923 г. разразился так называемый «кризис сбыта». Сель­скому населению, едва оправившемуся от небывалой засухи и голода 1921—1922гг. (тогда от недоедания погибло свыше 1 млн. человек), оказалось не по карману покупать остро необходимые промтовары, которые быстро заполнили все склады и магазины. Деревня забурли­ла и начала в ответ задерживать отсыпку в госхранилища зерна по продналогу. В ряде мест вспыхнули массовые крестьянские восста­ния (в Амурской области — в декабре 1923 г., в центральных и запад­ных районах Грузии — в августе 1924 г. и др.).

Усмирив повстанцев огнем и мечом, большевики вновь, как и в 1921 г., оказались перед необходимостью в чем-то уступить крестьян­ской стихии, дабы избежать еще больших политических осложнений. В 1924—1925 гг. была смягчена в пользу сельских производителей це­новая политика, расширено право на аренду земли и использование наемного труда. Тогда же был осуществлен переход от натурального налога к денежному обложению крестьян, что давало им свободу в развитии хозяйства.

Темне менее, этими мерами, несколько ослабившими противоречие между промышленностью и сельским хозяйством, не были устранено третье из числа основных противоречий нэповского периода. Оно порождалось классово сориентированной аграрной политикой советской власти. В стремлении укрепить социальную опору в деревне она поддерживала (отменой или снижением налогов, предоставлением льготных кредитов и т. п.) экономически немощные и середняцкие хозяйства (соответственно 34% и 62% всех крестьянских дворов) и сдерживала развитие крупных сельских предпринимателей — кулаков. Удельный вес последних не превышал 4% населения деревни.

Негативные экономические последствия «ограничения кулачества как класса» отягощались и регулярно проводимым уравнительным переделом земли. При росте сельского населения это влекло за собой дробление крестьянских дворов, падение их производственной мощности. Слабеющие единоличные хозяйства не могли использовать сколько-нибудь сложную сельскохозяйственную технику, а треть их не имела даже лошадей — единственной тягловой силы в деревне. Неудивительно, что урожаи были самыми низкими в Европе.

Прямым следствием аграрной политики большевиков стало снижение со второй половины 20-х гг. товарности крестьянских хозяйств — сокращение доли продукции, выделяемой ими для рынка (почти вдвое по сравнению с довоенным временем), стагнация сельхозпроизводства в целом. В 1926—1927 гг. крестьяне потребляли 85 % собственной продукции. К тому времени нэповская экономика, отягощаемая все новыми трудностями, но не утратившая до конца главного достоинства - известной свободы хозяйственной деятельности товаропроизводителей, частной инициативы и предприимчивости, — достигла пика развитии.

В 1927—1928 гг. произошел новый серьезный кризис — «кризис хле­бозаготовок». Рост налогового обложения и искусственно заниженные государственные закупочные цены на хлеб вызывали недовольство кре­стьян. Несмотря на хороший урожай 1927 г., крестьяне поставили только 300 млн. пудов зерна вместо 430 млн., как в предыдущем году. План хлебо­заготовок был провален. К началу 1928 г. положение стало катастрофи­ческим. Это повлекло за собой принятие чрезвычайных мер, напомина­ющих продразверстку времен Гражданской войны. Направленные в деревню «оперуполномоченные» и «рабочие отряды» имели право при­влекать любого, «способствующего поднятию цен», к лишению свобо­ды сроком до трех лет. Зимой 1929 г. снова появились продовольственные карточки, отмененные по окончании Гражданской войны. Дефицит про­дуктов питания стал всеобщим, когда власти закрыли большинство част­ных лавок и кустарных мастерских, квалифицированных как «капиталис­тические предприятия».

Экономические просчеты властей в годы нэпа, два кризиса—в 1923 и 1927—1928 гг. — были вызваны лишь отчасти несбалансированной по­литикой цен. Реально же они показали необходимость глубочайших изменений в экономике страны — проведения индустриализации, переустройства в сельском хозяйстве. Если к 1926 г. в промышленности уже заканчивался восстановительный период, то в сельском хозяйстве, осо­бенно в его техническом оснащении, следовало начинать с нуля. Экспор­тировать было нечего, и страна оказалась без валюты, необходимой для индустриализации. Становилось очевидным, что «союз рабочих и крес­тьян» находится на грани распада. Вновь встал вопрос об источниках накопления индустриального развития. Одновременно следовало решить дальнейшую судьбу новой экономической политики.

Первые успехи нэпа во многом были обусловлены и резким сокра­щением военных расходов. Однако Советское государство находилось в «капиталистическом окружении» и постоянном ожидании новой воен­ной интервенции. Возрастание военной угрозы в конце 20-х гг. способ­ствовало свертыванию нэпа — сначала в сельском хозяйстве, а затем в промышленности. Период рыночной (товарно-денежной) экономики был заменен тотальным огосударствлением (этатизацией) экономики.

3.

На исходе Гражданской войны территория бывшей Российской им­перии (особенно на окраинах) представляла собой конгломерат разно­образных государственных и национально-государственных образова­нии, статус, которых, зависел от многих факторов: движения фронтов, соотношения сил на местах, влияния местных национальных и сепара­тистских движений, состояния экономики.

Среди руководителей большевиков не было единой точки зрения по проблеме национально-государственного устройства. Одни (Н.И. Буха­рин и др.) выдвигали неясный, расплывчатый лозунг «самоопределения трудящихся». Для других главной была идея «пролетарского интернаци­онализма», а «самоопределение наций» игнорировалось или отрица­лось; они отстаивали идею унитарного государства и лозунг Г. Л. Пята­кова «Долой границы!». В. И. Ленин, категорически отвергая тезис «культурно-национальной автономии» (из программ некоторых соци­ал-демократических партий Западной Европы), говорил о праве наций на самоопределение, но связывал эту идею с конкретно-историческими условиями и с развитием «революционной борьбы пролетариата».

После завершения Гражданской войны существовало несколько неза­висимых советских республик — РСФСР, Украинская, Белорусская, Азер­байджанская, Армянская, Грузинская (в марте 1922 г. три последних объединились в Закавказскую Федерацию — ЗСФСР). Историки считают, что на «советизацию» (т.е. установление советской власти) молодых го­сударств решающее влияние оказали следующие факторы.

1. Русскоязычные анклавы (русскоязычные анклавы в националь­ных районах были активной политической силой: русские проживали в основном в городах, были заняты в сфере материального производства — работали на фабриках и заводах, шахтах и приисках, а значит, были сконцентрированы и сплочены).

2. Вооруженная поддержка Красной Армии.

3. Коммунистические, пробольшевистские силы, выступавшие за власть Советов. Этнический состав территорий, где к 1922 г. утвердилась совет­ская власть, был очень пестрый. Здесь проживало 185 наций и народ­ностей (по переписи 1926 г.).

В 1919—1921 гг. между советскими республиками устанавливается военно-хозяйственный союз. В это время была подписана целая серия договоров, которые предусматривали совместные мероприятия по обо­роне, экономической деятельности. Согласно договорам произошло час­тичное объединение органов управления (наркоматов внешней торговли, финансов, военных и морских дел, путей сообщения, труда, почт и теле­графов), которое, однако, не предусматривало подчинение высших ор­ганов республик единому центру и единой политике.

В 1922 г. был заключен и дипломатический союз — подписан прото­кол о передаче РСФСР другими республиками прав зашиты их интере­сов на международной арене, вплоть до заключения и подписания от их имени договоров и соглашений с иностранными государствами.

Что бы ни говорили сегодня представители национальных движе­ний, для объединения народов бывшей Российской империи в новое го­сударство существовали объективные предпосылки, имеющие глубокие исторические, экономические, политические и культурные основания. К объединению стимулировали экономические обстоятельства — исто­рически сложившееся разделение труда, веками складывавшаяся эконо­мическая взаимосвязь районов. Сыграли свою роль и общность истори­ческих судеб, миграция, перемешивание населения, смешанные браки, а также мирная, преимущественно народная колонизация в России, от­сутствие геноцида, необходимость совместного выживания возникших политических режимов во враждебном внешнем окружении.

Но, как отмечают многие историки, решающей и главной стала идея принадлежности к единому великому государству, которая превалировала в умах и настроениях народов, живших в бывшей Российской империи.

Нестабильность — внутренняя и внешняя (только на Кавказе в 1918г. из-за территориальных претензий Армении началась армяно-грузин­ская война, в 1919 г. вспыхнула армяно-азербайджанская война из-за ре­гионов со смешанным населением — Нагорного Карабаха, Нахичевани и др.) — вызвала желание опереться на РСФСР, прекратить кровопроли­тия, конфликты.

В большинстве советских республик власть принадлежала националь­ным компартиям, входившим в состав единой РКП(б), что, несомненно, облегчало процесс их объединения. За воссоединение с РСФСР, возрожде­ние единого государства, в котором они чувствовали бы себя защищенны­ми, активно выступали русскоязычные анклавы в национальных регионах.

В августе 1922 г. для осуществления идеи объединения советских рес­публик была создана специальная комиссия (председатель В. В. Куйбы­шев, но наиболее активную роль играл нарком по делам национальностей И. В. Сталин). Комиссия утвердила предложенный И. В. Сталиным про­ект автономизации (несмотря на то, что, разосланный на места, он вызвал ряд возражений). Проект предусматривал включение Украины, Белорус­сии, Закавказских республик в состав СССР на правах автономии.

Ленин, ознакомившись с проектом, подверг его критике (историки, считают, что это была его последняя активная попытка повлиять на ход государственных дел — из-за болезни он постепенно отходил от руко­водства). Ленин полагал, что все республики должны создать Союз на принципах федерации — на строго добровольных началах, полном рав­ноправии и сохранении за каждой республикой права на свободный вы­ход из государственного союза. Впрочем, механизм «свободного выхо­да» разработан не был. Пленум ЦК РКП(б) поддержал эту форму нацио­нально-государственного устройства.

30 декабря 1922 г. I съезд Советов, на котором присутствовали деле­гации РСФСР, УССР, БССР и ЗСФСР, утвердил в основном Деклара­цию и Договор об образовании Союза Советских Социалистических Республик.

31 января 1924 г. II съезд Советов СССР принял первую Конституцию СССР (она состояла из Декларации, определившей причины и принципы объединения, и Договора об образовании СССР). Конституция призна­вала республики суверенными государствами с правом свободного вы­хода из Союза, внесения в свои конституции изменений в соответствии с Конституцией СССР.

Высшим органом власти был объявлен Всесоюзный съезд Советов, делегаты которого избирались местными Советами (1 делегат от 25 тыс. городских жителей и 1 делегат на 125 тыс. сельских жителей); в период между съездами верховную власть осуществлял Центральный Исполни­тельный Комитет (ЦИК) СССР (он состоял из двух законодательных палат — Совета Союза и Совета Национальностей, имел свой руководя­щий орган — Президиум ЦИК).

Исполнительным органом ЦИК СССР стал Совет народных комис­саров (СНК). Он ведал вопросами обороны, внешней политики и тор­говли, финансами, путями сообщения и др. Современные исследователи (Н. Н. Симонов, А. К. Соколов) обращают внимание на то обстоятельст­во, что в образовании СССР большую роль играли партийные функци­онеры и их концепции. Роль же представительных учреждений сводилась к одобрению выработанных не ими, а партийными органами решений.

Литература

1.Деревянко А.П., Шабельникова История России. М., 2006

2. Захаревич А.В. История Отечества. М., 2008

3.Кириллов В.В. История России. М., 2006

4. Мунчаев Ш.М., Устинов В.М. История России. М.,2003

5.Некрасова М.Б. История Отечества. М.,2002

6. Орлов А.С., Георгиев В.А., Георгиева Н.Г., Сивохина Т.А. История России. М., 2008

7. Семеникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. М., 2006

1. Решение о перехода к НЭПу было принято руководством Советской России в:

а) 1929 г.

б) 1924 г.

в) 1921 г.

г) 1933 г.

2. Главная причина разрыва блока большевиков с левыми эсерами и выхода левых эсеров из советского правительства летом 1918 г. – это стремление эсеров

а) отмежеваться от политики большевиков в деревне (продразверстка, комбеды);

б) к формированию однородного эсеровского правительства;

в) к вхождению в правительство партии кадетов;

г) к передачи части полномочий из центра местным властям.

3. СССР был создан в

а) 1922 г.

б) 1918 г.

в) 1924 г.

г) 1930 г.

4. К политике «военного коммунизма» в Советской России в 1918 – 1920 гг. относится

а) всеобщая трудовая повинность;

б) свобода рыночной торговли;

в) развитие предпринимательства;

г) продналог с крестьян.

5. Характерная черта НЭПа

а) приватизация крупных предприятий добывающей промышленности;

б) приватизация транспортных предприятий;

в) замена продналога продразверсткой;

г) разрешение свободной торговли.

Дата добавления: 2014-01-07