Отчуждение личности в творчестве современности

«Фаустовский человек» был готов взять на себя ответственность за судьбы мира. Он был уверен, что «лишь тот, кем бой за жизнь изведан, Жизнь и свободу заслужил!» Но столкновение с суровой действительностью показывает ему ограниченность собст-

венных возможностей, вызывая столь же острую.неудовлетворенность собой, как и окружающим миром. <

Буржуазный гуманизм выступил с утверждением самоценности человеческой индивидуальности как творческого начала мира. Но с развитием общества социальные связи между людьми все больше начинают тяготеть.к антагонизму, несмотря на повсеместные призывы к милосердию; всеобщность социальной связи сказывается практически всеобщностью эгоистическбго интереса. И в прямом соответствии с ростом стоимости мира вещей растет обесценивание человеческого мира, о котором так проникновенно писал Гейне:

«Разве жизнь отдельного человека не столь же ценна, как и жизнь целого поколения? Ведь каждый отдельный человек — целый мир, рождающийся и умирающий вместе с ним, под каждым надгробным камнем — история целого мира». Но чем больше устремляется человек в погоню за престижем, чем больше создает материальных ценностей, которые в его понимании дороже, чем душевность и способность к творчеству, тем интенсивнее происходит развитие этого вещного богатства в противоположность человеку и за его счет. Отсюда мрачная тема отчуждения и порабощения человека его же творениями, которая звучит уже у первых романтиков.

Американский социолог М. Симэн выделил 6 социально-психологических модальностей отчуждения:

1) бессилие — чувство своей неспособности контролировать события;

2) бессмысленность — чувство непонятности, непостижимости общественных и личных дел;

3) нормативная дезориентация — необходимость прибегать для достижения своих целей к социально неодобряемым средствам;

4) культурное отстранение — отвержение принятых в обществе ценностей;

5) самоотстранение — участие в действиях, которые не доставляют удовлетворения и воспринимаются как внешняя необходимость;

6) социальная изоляция — чувство своей отверженности, непринятости окружающими.

Именно в сфере труда люди чаще всего испытывают чувства бессилия, бессмысленности и самоотчуждения. Чем меньше у человека возможности проявить инициативу в труде, тем больше он склонен и в других видах деятельности ориентироваться на высший авторитет, считать окружающий мир враждебным и угрожающим и тем вероятнее у него появление различных эмоциональных расстройств.

Человек, не принадлежащий к чиновничьей иерархии, чувствует себя маленьким и беспомощным перед лицом огромной, тщательно отрегулированной безличной бюрократической машины. А

* Socman M. Empirical Alienation Studies, Leiden, 1976.

поскольку эта машина работает практически вхолостую, то и социальный мир, и собственное участие в нем кажется нелепым, абсурдным. Это психологическое состояние хорошо описано Ф. Кафкой.

Для психологического романа существование автономной и самосознательной личности — аксиома. Реализм XIX в. апеллирует прежде всего к историческому и социальному объяснению человека, что соответствует общей идее детерминизма. Но объектом художественного исследования становится уже не деяние, а деятель, психологическая индивидуальность которого важнее той ситуации, в которой она проявляется. На передний план выдвигается субъективное начало, а сам субъект предстает как сложный, многогранный и многомерный. Художественное исследование рефлексии и самосознания подрывает идею онтологического единства «Я». На смену ей приходит «поток сознания» (М. Пруст, Дж. Джойс). «Суверенное «Я» исчезает, растворяясь, с одной стороны, в многоступенчатой рефлексии, а с другой — в бесчисленных ролях и масках.

Маска — это не «Я», а нечто, не имеющее ко мне отношения. Маску надевают, чтобы скрыться, обрести анонимность, присвоить себе чужое обличье.

Но маска — это и определенная модель, тип поведения, который не может быть нейтральным по отношению к «Я». Разница между высшим и внутренним относительна. «Навязанный стиль поведения в результате повторения закрепляется, становится привычным».

Герой одной из пантомим Марселя Марсо на глазах у публики мгновенно сменяет одну маску другой. Ему весело. Но внезапно фарс становится трагедией: маска приросла к лицу.

Эту тему глубоко разрабатывает японский писатель Кобо Абэ в романе «Чужое лицо». Ученый, лицо которого обезображено ожогом, не в силах вынести уродства и делает себе маску. Он думает, что она даст ему свободу.

Но освобождение, принесенное маской, оказывается мнимым. Из средства защиты от внешнего мира она становится тюрьмой, из которой нет выхода. Маска навязывает герою свой стиль мышления. Коммуникация с женой стала вообще невозможной. Герой утешает себя тем, что утрата лица — не его личная трагедия, но «скорее общая судьба современных людей».

Трагедия не в уродстве внешнего облика, а во внутренней пустоте, не выносящей глубоких человеческих связей.

Психологическая сила маски в том, что она обозначает реальное поведение, и в этом смысле она всегда «подлинна», тогда как то, что индивид считает своим «подлинным Я», может быть и ил-

Дата добавления: 2014-01-07