ЛЕКЦИЯ 5. Россия на пути индустриальной модернизации. Реформы и контрреформы второй половины XIX века

1. Реформаторский курс Александра II: следствие исчерпанности крепостной системы или воздействие внешнего фактора.

2. Логика Контрреформ Александра III: движение вспять или продолжение линии на модернизацию страны.

3. Особенности российской модернизации.

1. Реформаторский курс Александра II: следствие исчерпанности крепостной системы или воздействие внешнего фактора.

После позорного поражения в Крымской войне, вскрывшего всю призрачность мнимого величия страны, правящим кругам России стало окончательно ясно, что только коренная ломка всей сложившейся социально – экономической системы позволит поставить государство на прогрессивный путь развития и вернуть прежний престиж Великой державы.

Но что подвигло нового императора Александра II на Великие реформы. Ведь дворянское общество в значительной его части вовсе не обескуражило поражение России в войне, которая вскрыла технико-экономическую отсталость страны и бессилие старой сословно-крепостнической системы. Конечно, оно их опечалило, но не до такой же степени, чтобы пожертвовать прежним, беззаботным образом жизни за счёт труда крепостных крестьян. По не лишённого оснований замечанию историка Н.Я. Эйдельмана, если бы царь вздумал провести референдум среди лиц «благородного сословия» в пользу отмены крепостного права, то он со своими сторонниками оказался бы в явном меньшинстве[33].

Что крепостное право есть зло, понимали все правители России, начиная с Екатерины II. Однако они так и не решились на эту меру, опасаясь, с одной стороны, всеобщего бунта тёмной крестьянской массы при малейшем ослаблении их зависимости от помещиков. С другой стороны, дворянского заговора. При этом своё нежелание менять сложившийся порядок вещей, они оправдывали тем, что у них нет под рукой талантливых и преданных людей, способных провести реформы в жизнь. Отказ от проведения реформ компенсировался призрачным военным могуществом России и её сильным влиянием на европейские дела. Протесты же закрепощённого крестьянства были не столь впечатляющи, чтобы повлиять на правительство и запугать крепостников. Так что следует согласиться, что именно поражение в войне стало мощным ускорителем реформ. Без этого освобождение крестьян вполне могло задержаться на добрый десяток лет. К примеру, рабство в Бразилии было отменено только в начале 90-х годов XIX века. И в России не раз бывало, когда победа в войне тормозила неотложные реформы (зачем что-либо менять в стране, когда и так всё вполне сносно), а поражение заставляло сдвигать решение неотложных проблем с мёртвой точки.

Однако, учитывая крайне негативное отношение дворян к предстоящим реформам, Александр II действовал крайне осмотрительно и осторожно. Вначале вся новизна его политического курса проявилась лишь в некоторой либерализации существующего режима. Были смягчены университетские правила, упразднены некоторые генерал-губернаторства, разрешена свободная выдача заграничных паспортов, ослаблен цензурный гнёт, распущены военные поселения и объявлена амнистия политическим заключённым, в том числе петрашевцам и уцелевшим участникам декабристского движения.

Лишь убедившись в насущной необходимости освобождения крестьян, без чего немыслимо было дальнейшее социально-экономическое развитие страны, и, обеспечив тесный круг сторонников в государственном аппарате, Александр II приступил к широким реформам. Эти преобразования охватили три важнейшие сферы жизни российского общества: социально-экономическую (освобождение крестьян), политическую (введение местного самоуправления, реформа суда и армии), культурно-образовательную сферу (реформа среднего и высшего образования и цензуры). Главным делом всего его царствования, конечно, стало освобождение крестьян. Здесь позитивную роль сыграл высокий авторитет императорской власти, позволявший ей осуществлять любой общественный поворот без оглядки на мнение дворянской элиты. Бывают моменты в российской истории, когда верховная власть играет позитивную роль. Она дальше и глубже видит интересы правящего сословия, чем сам этот привилегированный слой, ограниченный, недальновидный и эгоистичный.

И в правительственных кругах были противники реформ, люди очень могущественные, такие как – многолетний шеф жандармского корпуса А.Ф. Орлов, подавитель польского восстания генерал М.Н. Муравьёв, родственник декабристов и сам в прошлом декабрист, гордо заявлявший о себе, что он не из «тех Муравьёвых, которых вешают, а из тех которые вешают». Далее, опытные царедворцы князь Гагарин и граф Бобринский. Применяли они уже испытанную при Александре I и Николае I тактику: запутать и утопить проект реформы в согласительных и редакционных комиссиях, или, хотя бы, выхолостить из них всякое позитивное начало, запугивая царя, с одной стороны «мужицким топором», с другой – «дворянским ножом». Иногда им казалось, что они почти одержали верх. Так, граф Бобринский цинично спрашивал реформатора Н.И. Милютина: Неужели вы думаете, что мы вам дадим кончить это дело? Неужели вы серьёзно это думаете?.. Не пройдёт и месяца, как вы все в трубу вылетите, а мы сядем на ваше место»[34].

Опорой нового царя в его преобразовательной деятельности стали лучшие представители отечественной бюрократии, убедившиеся в неотложности реформ. Ими были, как столпы прежнего николаевского режима в лице Д.Н. Блудова, М.А. Корфа, С.С. Ланского и Я.И. Ростовцева, так и из числа сравнительно молодых государственных деятелей, вроде братьев Н.А. И Д.А. Милютиных и С.И. Зарудного. Этот исторический факт доказывает со всей очевидностью, что, как – только наступает пора реформ, появляются и те, кто готов провести их в жизнь. Более того, в ряде случаев эти люди не столько поддерживали, сколько подталкивали императора к более решительным действиям. И они сумели его убедить, что сегодня угроза всенародного возмущения страшнее ворчания недовольного дворянства, что последние будут всячески сопротивляться, но не посмеют устроить заговор среди трещащих, шатающихся основ Российской империи.

Ведь политический курс Александра II не был последовательным. Он как – бы включал в себя два противоположных начала. С одной стороны, император признавал проведение прогрессивных реформ, а с другой, находился под постоянным страхом от сопутствовавшего этим реформам революционного движения; и был преисполнен сознания борьбы с этим злом. Поэтому в «Великих реформах» Александра II нельзя увидеть единой поступательной линии. Порой его прогрессивные начинания сопровождались мерами консервативно-охранительного характера. Наблюдались подъёмы и откаты реформаторской волны, а иногда даже настоящие, хоть и «ползучие» контрреформы.

Однако вся противоречивость эпохи «Великих реформ» не может заслонить главного – Россия вышла из неё обновлённой. Миллионы крестьянских душ обрели долгожданную свободу. Они стали полноправными личностями. Теперь они сами могли решать: добывать ли им трудом свой хлеб насущный или искать счастье в сфере предпринимательской деятельности.

Уездные и губернские земства, а также городские думы принесли с собою хоть и крайне урезанные, но оттого ещё более важные островки общественного самоуправления. Новые судебные уставы утвердили бессословность и независимость судов, санкционировали гласность судопроизводства и состязательность судебного процесса, ввели институт адвокатуры. Они были самыми демократическими и прогрессивными для своего времени и недаром сразу вызвали критику со стороны консервативных сил.

Проведённая в русле прочих преобразований, университетская реформа не только увеличила объём административной и хозяйственной самостоятельности этих учебных заведений, утвердила право студентов и преподавателей самостоятельно решать свои проблемы, но и способствовала объединению их в кружки, разного рода ассоциации, повышая, тем самым, уровень их общественной активности. Это имело своим итогом замечательные успехи отечественной науки в последующие десятилетия.

Реформа печати отменила предварительную цензуру для значительной части книг и «толстых» журналов (они подвергались лишь карательной цензуре – вслед) и сохранила её для массовой периодики. Самая поздняя из реформ – военная (1874 года) заменила многолетнюю и проклинаемую народом рекрутчину всеобщей воинской повинностью, значительно сократила сроки военной службы; гуманизировала и интеллектуализировала процесс подготовки командных кадров.

Это был максимум возможного, на что оказалось способным правительство, идя по пути превращения абсолютистской монархии в буржуазную. Самый решительный шаг в этом направлении – созыв представительного учреждения, которое бы стало средством обратной связи правительства и общества, расширило бы социальную опору существующей власти и оградило бы Россию от грядущих бед – сделан не был. Александр II и большинство его министров в принципе отрицали необходимость перенесения в Россию тех конституционных форм, которые сложились на Западе, и за которые выступали российские либералы-западники. В правительственных сферах господствовало убеждение, что для такой страны как Россия, в силу уникальности её условий, они просто не годятся.

Вместе с тем, правительство считало несвоевременным поднимать вопрос и об учреждении сословно-представительного законосовещательного учреждения в духе Земского собора XVI – XVII веков, на что её нацеливали славянофилы. Правительство не без основания полагало, что подобные учреждения станут местом открытой критики действий правительства, на которую властям трудно будет дать удовлетворительное объяснение. Ещё в большей степени правительство опасалось, что подобное собрание народных представителей может стать прообразом французских Генеральных штатов 1789 года, с созыва которых началась Великая французская революция.

Александр II и его окружение не понимали, что своим нежеланием поступиться незыблемостью самодержавной власти, они толкают в оппозицию либеральные слои общества, которые при других условиях стали бы прочной опорой правительству в решении задач по индустриальной модернизации страны. С другой стороны, отсутствие обратной связи власти и общества, непоследовательность в проведении реформ вело к активизации революционеров, для которых наилучшим средством решения всех проблем России представлялся социальный переворот. Наблюдалось не вполне типичное явление, когда либеральная интеллигенция стала сочувствовать революционерам, даже не одобряя, в принципе, их экстремистских действий. Настолько далеко зашла у них неприязнь к противоречивым действиям правительства.

Как это ни странно прозвучит, но царь стал жертвой созданной им же ситуации. Необходимость подготовки кадров специалистов разного профиля, соответствующих задачам индустриальной эпохи, вместе с проснувшейся в народе жаждой образования – всё это привело к формированию в обществе значительного слоя разночинцев. Это получившие образование люди, не приписанные ни к какому сословию, находились на положении маргиналов и оттого неприязненно относящиеся к современному им обществу. Они считали себя обязанными своему народу, за счёт которого получили образование, и свой долг перед ним видели в создании лучших условий для его существования. Не вписавшись в чуждую для них сословную среду, студенческая молодежь только в революции могла реализовать свою социальную энергию, страсть к самоутверждению и всех своих «дум высокое стремленье».

Следует признать, что вопреки мнению историков советской школы, деятельность революционеров-народовольцев отнюдь не была бесплодной. Именно страх перед неоднократными террористическими акциями заставил Александра II в начале 1880-х годов прислушаться к предложению М.Т. Лори-Меликова о созыве собрания представителей земств и крупных городов для участия в предварительной разработке правительственных законопроектов. По мнению ряда авторитетных историков, это, при определённых условиях могло стать шагом к конституции. Однако данная благоприятная для России перспектива было резко оборвана самими революционерами, которым, наконец-то, удалась их охота на «коронованного зверя». Причём убийство Александра II свершилось несколько часов спустя после того, как император подписал подготовленный М.Т. Лорис-Меликовым законопроект о созыве «Всероссийского земства». Осталось только опубликовать этот документ в «Правительственном вестнике», и путь к реформированию политического строя России был бы открыт. Только реформирование государственного строя страны оказалось отстроченным на добрую четверть века, то есть до 1906 года, ибо при новом императоре Александре III началась настоящая полоса контрреформ, имевших свою причину и свою внутреннюю логику развития.

2. Логика Контрреформ Александра III: движение вспять или продолжение линии на модернизацию страны.

Исторический опыт не только России, но и других стран свидетельствует, что любые реформы, вне зависимости от темпа и методов их проведения, порождают общественную нестабильность. Едва начавшись, они сразу раскалывают общество на противоборствующие группировки. Консервативным слоям общества реформы вообще кажутся ненужными и опасными. Либеральные круги упрекают правительство в робком и непоследовательном их проведении. Экстремисты же используют вызванное реформами любое послабление политического режима для нагнетания революционных страстей. Поэтому уже в ходе реформ в высшем руководстве страны зреет уверенность в необходимости ограничения размаха реформ, устранения некоторых её «издержек», восстановления и даже усиления правительственного диктата во всех сферах общественной жизни.

При этом надо иметь в виду, что усиление правительственного диктата в обществе вовсе не означало полного отказа от начавшегося процесса модернизации страны. Этот процесс продолжался, но уже другими средствами и под другой идеологический аккомпанемент. Контрреформы – это не всегда движение вспять. В ряде случаев правительство, ущемляя права и свободы своих подданных, делает всё от него зависящее для укрепления экономической мощи государства и развития частной предпринимательской инициативы.

Именно так обстояло дело в стране после вступления на престол Александра III. Ещё в бытность свою наследником российского престола, он негативно относился ко многим, на его взгляд, «издержкам» реформ, особенно к перспективе создания представительного учреждения или издания конституции. Поэтому, когда на расширенном заседании Совета министров 8 марта 1881 года, когда решался вопрос о судьбе конституционного проекта М.Т. Лорис-Меликова, новый император решительно занял сторону его противников. Впоследствии он собственноручно начертал на страницах этого проекта: «Слава богу, этот преступный и спешный шаг к конституции не был сделан и весь этот фантастический проект был отвергнут в Совете министров весьма незначительным меньшинством»[35].

Основу нового политического курса составила идея «живого народного самодержавия» путём «единения царя с народом» при апелляции к исконно – национальным чертам русского народа в противовес всему наносному, чужому, иностранному, западному. На практике это означало борьбу против либеральных и революционных воззрений, якобы чуждых русскому национальному характеру. Поддержка всего старого, отжившего, но способствующего устойчивости традиционного социально-политического строя, вроде крестьянской общины, привилегий дворянства и самодержавного образа правления.

Русификация не исчерпывалась только внутренней политикой государства. Она проникла и во внешние формы российской жизни. Проявила себя в новой армейской форме, новых причёсках и новой одежде, стилизованных под народный стиль.

Для проведения нового политического курса потребовалась новая правительственная команда. И довольно скоро с правительственных постов были удалены сторонники реформ, усилившие свои позиции в последние годы царствования Александра II. На их место пришли другие люди, составившие новую правительственную команду, т.н. «партию контрреформ».

Идейным вдохновителем нового правительственного курса стал обер- прокурор синода К.П. Победоносцев, все помыслы которого были направлены на то, чтобы замедлить выход России из рамок традиционного общества, который открыли для неё реформы 1860-х-1870-х годов.

Новый министр внутренних дел Д. Толстой, не утруждая себя поиском истинных причин революционного движения в стране, всецело сосредоточился на борьбе с «крамолой», довершив с помощью провокаций разгром «Народной воли». Вместо интеллигентного и талантливого Д.И. Милютина, военным министром был назначен П.С. Ванновский, все нововведения которого свелись к переодеванию армии в «народную форму» и разрешению дуэли между офицерами, что должно было вырыть пропасть между военным сословием и остальным обществом.

Экономическая политика правительства предусматривала помощь государства тем отраслям промышленности, от которых зависела военная мощь страны, по линии госзаказа, протекционизм, строгий контроль над биржевыми операциями и частным предпринимательством, широкое использование государственной монополии на ряд товаров как средства пополнения казны и всемерная поддержка помещичьего хозяйства. Как выразился министр финансов России И.И. Вышнеградский: «Лишь государственной власти надлежит распоряжаться экономическими судьбами государства». Здесь чётко прослеживается курс на государственное регулирование экономики[36].

Контрреформы коснулись и других сторон жизни российского общества. Новые судебные уставы расширили полномочия полиции по борьбе с политическими преступлениями. Суд по таким делам отныне проходил в специальных судебных учреждениях. Также внедрялось право местных властей на административные меры в отношении антиправительственных элементов. Иными словами губернаторы и генерал-губернаторы получили право по собственному усмотрению выселять за пределы губернии всех сомнительных с их точки зрения личностей. В сфере образования была продолжена взятая ещё во времена Александра II линия на «классическое образование». Суть её заключалось в резком сокращении часов на преподавание ряда естественных и гуманитарных дисциплин, которые способствовали формированию «свободомыслия», демократических и материалистических взглядов у учащихся. Не довольствуясь только этим, правительство уничтожило преемственность в обучении и социальную ориентацию в системе образования. Для детей дворян полагались гимназии, откуда прямая дорога в университеты и другие привилегированные учебные заведения. Для детей городских мещан и мелких чиновников - реальные училища, окончив которые можно было поступить в специализированные учебные заведения: институт путей сообщения, ветеринарную академию, школу коммерции и т.д. для детей крестьян предусматривались трёхклассные церковноприходские училища, где главным предметом был «закон божий» и предусматривались поверхностные знания по грамматике и арифметике. Был даже издан специальный циркуляр о «кухаркиных детях», который закрывал дорогу в гимназию детям неблагородного происхождения. Желание властей сохранить сословные устои и традиционный быт за счёт сокращение доли образованных людей в обществе здесь прослеживается более чем ясно. Что касается системы высшего образования, то здесь были приняты новые университетские уставы, значительно урезавшие автономное положение университетов.

Точно также правительством со временем было ограничено действие земской и городской реформ. В 1889 году был введён институт земских начальников, благодаря чему был установлен дворянский контроль над органами крестьянского самоуправления. Одновременно правительство позаботилось об укреплении крестьянской общины, видя в ней удобное средство взимания налогов и прочную опору существующей власти. Для этого в 1893 году были изданы специальные законы, закреплявшие общинную систему землепользования и препятствующие выделению слоя самостоятельных хозяев в деревне.

И всё же преувеличивать успехи «контрреформаторов» не стоит. Ход времени оказался необратим, и потребности в дальнейшей модернизации страны тоже. Поэтому, несмотря на все свои антилиберальные и антиреформаторские настроения, правительство не могло ни считаться с реальными потребностями страны. Оттого в жизнь были проведены те решения, которые были намечены ещё М.Т. Лорис-Меликовым. Так, указом от 28 декабря 1881 года был утверждён закон об обязательном выкупе крестьян из временнообязанного состояния и указан конкретный срок исполнения этого решения. При этом для крестьян были значительно понижены выкупные платежи и отменена подушная подать. А правительственный закон по рабочему вопросы оказался прогрессивнее законов таких развитых капиталистических государств, как Англия и Франция. Суть закона заключалась не только в том, что были упорядочены взаимоотношения между владельцами предприятий и их рабочими, а то, что они были поставлены под контроль государства, что давало рабочим определённые гарантии защиты их интересов.

Внешняя политика Александра III, надо это признать, носила взвешенный и осторожный характер, чтобы обеспечить благоприятные условия для решения внутренних проблем страны. Вместе с тем, она соответствовала национальным интересам страны, которые, наконец-то, перевесили принцип монархической солидарности. Основными её направлениями стали: укрепление российского влияния в Средней Азии и поддержка национально-освободительного движения славян на Балканах. Вследствие этого столкновение с Австро-Венгрией и поддерживающей её Германией и сближение на этой почве с республиканской Францией. Причём, император Александр III, вопреки распространённому мнению о его невысоком интеллекте и неповоротливом уме, проявил себя весьма умелым дипломатом и политиком.

Всё же, отмечая положительные черты характера этого правителя России: твёрдость характера, стойкость убеждений, искренняя забота о благе подданных, качества отличного семьянина, следует отметить, что его политический курс негативно сказался на дальнейшем развитии страны. Глубокий кризис созданной им системы управления империей показал страшный голод 1891-1892 годов. Необычайные размеры этого бедствия, охватившего многие губернии страны с многомиллионным населением и беспомощность администрации в борьбе с этим бедствием, говорили об изрядных издержках социальной политики правительства.

Как и поражение в Крымской войне, голод напомнил об отсталости России, всколыхнул образованные слои российского общества и оказал непосредственное влияние на формирование как либерально-реформаторского, так и революционно-экстремистского движений в стране.

Очень скоро на место разрозненных кружков революционеров и либеральных клубов придут массовые партии, в том числе и нового типа, ориентированные на захват власти и смену общественного строя в стране. Александр III не дожил до будущей революционной бури. С этой стихией пришлось бороться его сыну, который не обладал твёрдостью характера и политической волей отца, что впоследствии стоило России великих бед и потерь.

2. Особенности российской модернизации.

Под модернизацией понимают переход страны на индустриальный тип развития, который включает в себя коренные перемены в её экономическом развитии, политическом строе, в менталитете населении и в его жизненном укладе. Причём по средствам осуществления модернизация может быть двух типов – стадиальной (инновационной) и форсированной (мобилизационной). В соответствии с этим страны мира, пережившие эти процессы, можно разделить на первый и второй эшелоны модернизации, то есть на страны органического и догоняющего типа развития.

К первой группе стран, успешно и в срок завершивших модернизацию своих несущих основ, относятся Англия, Франция и США. Общими чертами развития для стран постепенной модернизации явились:

1. Стадии роста: вначале техническое перевооружение лёгкой промышленности, затем ускоренный рост тяжёлой индустрии и машиностроения, потом мобилизация и кооперация производства и капитала при постоянном техническом перевооружении промышленности.

2. Условия крупного индустриального производства, диктовавшие необходимость расширения ёмкости внутреннего и в особенности внешнего рынка.

3. Последствия, выразившиеся в концентрации и централизации капитала, создании крупных акционерных обществ и приток банковского капитала в промышленность.

В итоге получился плавный и динамичный переход этих стран от традиционно-аграрной к инновационно-индустриальной стадии развития без резких скачков, острых противоречий и крупных социальных выступлений.

Первой пережила промышленный переворот Англия ещё к концу XVIII века. Для этого у неё имелись определённые предпосылки:

1. Зрелость капиталистических отношений, в том числе внутреннего рынка, способного к поглощению крупных объёмов продукции.

2. Высокий уровень мануфактурного производства, настоятельно потребовавший его модернизации.

3. Наличие, с одной стороны многочисленного слоя людей, живущих только продажей своей рабочей силы, с другой стороны, предпринимателей, владевших капиталом и готовых вложить его в производство.

Всё это и предопределило последующее превращение Англии в «мастерскую мира», то есть в первое индустриальное государство мира и в крупную колониальную империю.

В других развитых странах процесс индустриальной модернизации имел свои особенности, в сравнении с классическим английским образцом. Второй страной, где развернулся промышленный переворот, стала Франция, но он был задержан наполеоновскими войнами и реставрацией Бурбонов. Более интенсивно он смог продолжиться лишь после 1830 года. Однако под влиянием определённых обстоятельств, как-то: необходимость мобилизации средств для выплаты контрибуции Германии, как расплата за поражение во Франко-Прусской войне, развитие индустрии роскоши, различные колониальные проекты; французские предприниматели предпочитали вкладывать средства не в промышленное производство, а в банковскую сферу. В результате отличительной чертой экономического развития Франции стало формирование «капитализма-рантье», ориентированного не на увеличение производственного потенциала страны, а на получение сверхприбылей за счёт финансово-банковских операций.

Наиболее далеко и успешно продвинулся промышленный переворот в США, до поры до времени сдерживаемый плантационной системой земледелия на Юге, но это препятствие было устранено в результате гражданской войны 1861-1865 годов. Со временем было устранено и ещё одно препятствие для развития крупномасштабного промышленного производства заключавшееся в крайней текучести рабочей силы, когда рабочие в случае недовольства системой оплаты или условиями труда, могли в любой момент отправиться искать счастья на Запад страны, где ещё имелись неосвоенные земли, отвоёванные у индейцев. И сразу же оказались включены все благоприятные факторы ускоренного экономического роста:

1. Богатые сырьевые ресурсы континента и большой приток эмигрантов, в их числе множество квалифицированных работников, инженеров, техников и просто людей с предприимчивой деловой хваткой.

2. Хорошо налаженная ещё в годы плантаторского рабства система водного и железнодорожного транспорта.

3. Бурное развитие научно-технической мысли, стимулированное как мощными сдвигами в экономике, так и конкурентной средой- основой основ американского общества и американского образа жизни.

4. Протекционная политика американского правительства.

5. Американская демократическая политическая система, гарантирующая основные права американских граждан и дающая широкий простор личной инициативы, но вместе с тем, позволяющая их контролировать.

Это привнесло изменения в быт и социальные условия жизни населения развитых индустриальных стран. Резко уменьшился слой мелких собственников, зато увеличилась доля лиц наёмного труда и численность городского населения (урбанизация). Сформировался особый городской тип культуры, и более динамичный городской образ жизни.

При этом более контрастным стало различие в уровне жизни разных слоёв населения, причём это неравенство уже не освящалось традициями и религиозными нормами; эксплуатация лиц наёмного труда стала неприкрытой и оттого более бесстыдной. Правда, страны, первыми пережившие процесс индустриальной модернизации, сумели создать своеобразные компенсационные механизмы, которые несколько примиряли людей с трудностями и противоречиями индустриальной фазы развития.

В странах первого эшелона капитализма, где к началу ХХ века был уже сознан необходимый социально-экономический оптимум между трудом и капиталом, государством и обществом, противоречия накапливались постепенно и решались поэтапно не вызывая роста социальной напряжённости. Аграрный переворот здесь предшествовал промышленному, а проблема рабочей силы для промышленных предприятий решалась не за счёт разорения собственных крестьян, а за счёт иммиграции или прироста городского населения. К тому же, эксплуатация колоний и зависимых стран позволяла создать в стране-метрополии сравнительно высокий жизненный уровень, а избыточную часть населения отправить за море в качестве свободных фермеров или служащих колониальной администрации.

Несколько иначе протекали процессы модернизации в странах второго эшелона капитализма, к каковым относились Германия, Россия, Австро-Венгрия, Италия и Япония. Общим явлением для всех этих стран явилась задержка с переходом к индустриальному типу развития, хотя и по разным причинам. На развитии Германии и Италии негативное влияние оказала территориальная раздробленность, долгое время мешавшая формированию достаточно ёмкого внутреннего рынка в этих странах. Социально-экономическое развитие России и Австро-Венгрии сдерживалось сохранением натурального хозяйства, обусловленного различными формами личной зависимости крестьян, что определяло узость внутреннего рынка. Также свою отрицательную роль играла ограниченность внутренних финансовых ресурсов, традиция вложения капитала не в промышленность, а в сферу торговли. В Японии вплоть до «революции Мэйдзи» экономическому развитию препятствовали изолированность страны от окружающего мира и феодальный строй.

В силу всего этого главным импульсом к модернизации этих стран стало стремление преодолеть обозначившееся отставания от передовых государств. Исходил этот импульс со стороны правящих кругов, видевших в ней средство усиления военно-технической мощи страны и укрепления её позиций на мировой арене. Это предопределило и догоняющий тип развития стран второго эшелона капитализма и главенствующую роль государства в укреплении их индустриально-технической базы. Главенствующая роль государства в процессе модернизации определялась следующими обстоятельствами:

1. Именно государство стало инструментом в осуществлении реформ, сокративших сферу натурального или полунатурального хозяйства, способствовавших развитию товарно-денежных отношений и обеспечивших высвобождение рабочих рук для растущей индустрии.

2. Только государство могло оградить молодую национальную промышленность от иностранной конкуренции, проводя протекционистскую политику.

3. Государство напрямую финансировало и организовывало нужные ему отрасли промышленности. Это объяснялось, во-первых, стремлением быстрее преодолеть отставание, а, во-вторых, неготовностью местного торгово-ростовщического капитала освоить новую для себя промышленную сферу. Для этого приходилось привлекать иностранный капитал – больше в России, Австро-Венгрии, Японии; меньше в Германии и Италии.

Общими итогами для этих стран, вступивших на путь индустриального развития стали:

1. Обострение отношений с международными торговыми партнёрами ввиду протекционистской политики.

2. Перекладывание издержек ускоренной модернизации на плечи народа путём повышения налогов, замораживания заработной платы и роста цен.

3. В результате рост в ряде стран второго эшелона социальных противоречий, вплоть до классовых битв и социальной революции.

Причём, наибольшую остроту социальные проблемы приобрели в тех странах, где не имелось материальных ресурсов для социального манёвра, как в Германии. К тому же, правительство Германии нашло ещё один выход за счёт разработки прогрессивного фабричного законодательства и дисциплинированности своих рабочих. В Японии же нашли выход за счёт сложившегося патерналистского типа трудовых отношений, когда рабочие и предприниматели считались членами одного производственного коллектива под эгидой государства. И вообще японский опыт заслуживает особого внимания в результате срыва российского варианта капиталистической модернизации в начале ХХ века.

Начнём с того, что японский феодализм типологически был близок к европейскому, в недрах которого зародились частнособственнические отношения, а в чём-то и превосходил его по степени своей жёсткости. Здесь имеется в виду тот факт, что служилое сословие – самураи были полностью бесправны по отношению к вышестоящему сюзерену. За любое нарушение служебного долга они должны были немедленно сделать акт торжественного самоубийства – харакири. И вместо феодальной ренты самураи получали от своего князя своего рода продовольственное обеспечение. Крестьянские общины в Японии были более автономны в решении своих внутренних проблем, чем западноевропейские крестьяне, выполняя повинности в пользу государства и местного властителя. Все последующие после «революции Мэйдзи» годы здесь складывалось интенсивное сельскохозяйственное производство, ориентированное на рынок. В результате правительству удалось синтезировать традиционный коллективизм и развивающийся индивидуализм.

В России же даже после Великой реформы длительное время сохранялись крестьянская община. Крестьяне и после реформы П.А. Столыпина так и не стали полными собственниками земли. Община сохранялась для административно-полицейских и фискальных функций. Вплоть до революции 1917 года здесь продолжало существовать экстенсивное полунатуральное сельское хозяйство, тормозившее развитие рынка. Отсюда сохранение полуфеодальных пережитков в сельском хозяйстве и раннекапиталистических форм эксплуатации трудящихся.

Причина негативного опыта российской в модернизации заключалась и в том, что большая часть дворянства была против крупных преобразований, ведущих к ограничению его сословных привилегий. «Просвещённая бюрократия» была в явном меньшинстве. Именно, идя навстречу большинству дворянского сословия, правительство не желало давать российскому обществу ни конституции, ни минимума политических свобод. Не мог способствовать успеху модернизации и слабая опора на собственный опыт, часто некритическое заимствование западного опыта, постоянные метания от ксенофобии к заискиванию перед иностранцами.

А вот японскому правительству удалось превратить военное сословие (самураев), оторванное от земли, в прослойку «рациональной бюрократии», заинтересованную в преобразованиях. И принятие конституции 1889 года хоть и ограничило монархию, но, вместе с тем, усилило её влияние и авторитет в обществе. Японский патриотизм, приверженность к традициям, не помешали Японии использовать позитивные стороны зарубежного опыта – «Японская этика плюс западная техника. Сыграло свою роль наличие у общества и власти общих врагов: системы сёгуната и агрессивных иностранцев.

Также нельзя не отметить немалую роль в успешном исходе японской модернизации высокий уровень грамотности (60%) населения, национальная однородность и культурная общность японского общества, наличие у него и власти общей цели – превращения страны в великую державу.

Всего этого не было у России, для которой были характерны неграмотность значительной части населения, особенно сельского; сложный национальный, конфессиональный и культурный состав российского общества. Отсюда усиление напряжённости между различными группами российского общества, где каждая выдвигала свой вариант развития страны, отвергая все другие пути.

Опыт развития Японии стал примером и для стран Азиатского континента, наглядно показав, что успешнее всего модернизация проходит там, где умело сочетали традиционализм с модернизационными процессами, используя реформы для усиления страны и сохранения основ существующих порядков, как кемалистская Турция в 20-е годы ХХ столетия. К другим урокам и особенностям модернизации ряда азиатских стран на рубеже веков следует отнести следующее:

1. Модернизация здесь начиналась либо с помощью колонизаторов (Индия), либо ради «самоусиления» (Китай, Турция при млодотурках).

2. Те страны, которым удалось отстоять свою независимость, совсем отстали в своём развитии, так как у них отсутствовали и внешние и внутренние стимулы для модернизации.

3. Не совсем гладко протекали модернизационные процессы и в тех азиатских странах, которые их переживали. Мощной преградой на их пути стали традиционные структуры, и, в ряде случаев сами колонизаторы. Проводниками идей модернизации здесь выступили национальная буржуазия и местная интеллигенция, чьё влияние в традиционном восточном обществе было крайне незначительным

В силу этих причин процесс модернизации азиатских стран принял затяжной характер и смог развернуться только после их освобождения от власти метрополии.

Свои особенности имел процесс модернизации и в странах Латинской Америки, которые являли собою резкий диссонанс успешному развитию североамериканского капитализма. Причины такого отставания в развитии заключались в следующем:

1. Как отмечают ряд авторов, Северную Америку обустраивали купцы и ремесленники, преимущественно из Англии с их протестантской деловой этикой поведения. В то время как Латиноамериканский континент стал добычей военных авантюристов–конквистадоров, чьи помыслы были заняты не созиданием и собственным обустройством, а захватом и угнетением местного индейского населения. Cо временем во многих южноамериканских странах сложилась особая военная каста, занятая не столько отражением внешней угрозы, сколько защитой латифундистов от гнева недовольных крестьян и обеспечением собственного привилегированного положения. Отсюда постоянные военные перевороты и установление диктаторских режимов в большинстве латиноамериканских стран уже вскоре после их освобождения от испанского господства.

Конечно, благодаря независимому положению и притока иностранного, прежде всего североамериканского, капитала, темпы развития стран Латинской Америки были выше, чем в странах Азии. Однако же, к началу ХХ века большинство этих формально независимых государств оказались под сильным экономическим, политическим и военным контролем США. А эта страна рассматривала континент как свой сырьевой придаток, и для сохранения своего влияния склонна была поддерживать самые реакционные силы латиноамериканского общества.

Но самым главным препятствием в деле модернизации здесь стал особый вид традиционализма, заключавшегося, во-первых, в национально-культурной разобщённости местного населения, существовании ряда разнородных этнических групп, состоящих из потомков испанских завоевателей, переселившихся европейцев, коренного индейского разноплемённого населения, потомков негров-рабов и представители смешенных браков (метисы, мулаты, самбо, квартеронцы и т.д.). Всё это задерживало процесс консолидации этносов в нацию, образования устойчивых социальных связей. Во-вторых, не менее существенным препятствием для процесса модернизации латиноамериканских стран стал аграрно-сырьевой характер их экономики, базирующейся на плантаторско-латифундистском сельском хозяйстве. В-третьих, уже упоминавшаяся большая роль армии в жизни общества, которая чаще всего была оплотом самых консервативных сил.

В силу всех этих причин и противоречий прорыв к модернизации оказался возможен только в результате союза безземельного крестьянства, борющегося против помещиков-латифундистов, прогрессивной части национальной буржуазии и интеллигенции. Только такой путь к модернизации оказался возможным для стран Латинской Америки лишь в ХХ веке.

Судьба же России оказалась связанной с идеей социального переустройства общества на других, более справедливых, как казалось её адептам, началах. Первым поборником социализма в России стал А.И. Герцен. Убедившись в эмиграции, что европейцы, испорченные капитализмом, стремятся лишь к материальному благополучию и абсолютно равнодушны к социальным проблемам, он все свои надежды на лучший мировой порядок перенёс на Россию. Именно в ней он нашёл то, что не смог обнаружить на Западе, а именно предрасположенность народного быта к идеалам социализма, которая крылась в общинном укладе русского крестьянства, в их тяге к коллективному труду. Именно этими идеями руководствовались революционеры-народники, использовав все обозначенные их идеологами (М.А. Бакунин, Л.Л. Лавров, С.А. Нечаев) средства для подъёма крестьянской революции и свержения существующего строя. Однако все их жертвы оказались напрасны.

Гибель Российской империи принесли не они, а российские приверженцы коммунистического учения К. Маркса. Правда, уже к концу XIX века европейский марксизм утратил революционно-разрушительную часть своего учения. Европейские марксисты в лице Э. Бернштейна и К. Каутского всё большие надежды возлагали на демократические порядки в своих странах, которые могли помочь им добиться социальной справедливости без острых классовых битв.

Иное дело в России, где существовали острые социальные противоречия, определяемые, с одной стороны. Не доведённой до конца индустриализацией страны, а, с другой, устойчивостью полуфеодальных пережитков в виде самодержавного строя, помещичьего землевладения, отсутствием политических прав и свобод. Потому российская разновидность марксизма (большевизм) и сумела победить, что впитала в себя боевой дух и радикализм предшествующего поколения русских революционеров-народников, готовых на любые жертвы и страдания в борьбе против ненавистного строя. Большевики тоже видели себя орудием истории, выразителями подлинной народной воли. Так и получилось, что в большевизме европейское социалистическое учение соединилось с комплексом чисто русских идейных настроений, которым был присущ максимализм целей и значительная оторванность от реальной действительности. Идущая от героев «Народной воли» почти религиозная вера в то, что в результате народной революции в России возможно быстрое построение во всех отношениях справедливого общества, где можно искоренить любое социальное зло.

Однако на рубеже XIX – XX веков довольно узок тогда был слой этих революционеров, страшно далеки они были от текущих желаний и чаяний широких народных масс. Очень много нелепых и страшных ошибок надо было совершить правительству Российской империи с монархом во главе для ослабления и дискредитации своей власти. Много ударов пришлось нанести по этой власти представителям либеральных кругов. Всё для того, чтобы идеи социального переустройства российского общества овладели народными массами и стали той материальной силой, которая, по мнению вождя большевиков В.И. Ленина, взорвала весь существовавший в империи на протяжении веков порядок.

Подводя итоги данному периоду в развитии страны, следует отметить, что реформы и контрреформы второй половины XIX века создали условия для бурной индустриализации, прежде всего для развития крупной промышленности. Россия, хоть и медленно, но выходила из рамок традиционного общества. Однако в неизменном виде сохранялся фундамент «азиатского способа производства» - община с её постоянными переделами земли, не дающая развернутся хозяйственной инициативе оборотистых крестьян и препятствующая проникновению капитализма в деревню.

Другой слабой стороной российского варианта модернизации стало то, что, даровав свободу печати, университетам, земствам и судам, правительство не сделало главного – не изменило структуру государственного управления. В конце XIX века, как и его начале, в России не было ни парламента, ни конституции – самых характерных примет новой эпохи – эпохи индустриального общества. Эти нерешённые вопросы во всей своей остроте стали пред страной в начале нового двадцатого века и в конечном итоге определили дальнейшую судьбу Российской империи.

ЛЕКЦИЯ 6. Россия в начале ХХ века. Выбор пути развития.

1. Консервативно-охранительные и умеренно-реформаторские тенденции в правительственной политике.

2. Три политических лагеря в Первой Русской революции. Итоги и значение революционных событий в России.

3. Имелся ли шанс у П.А. Столыпина.

4. Февраль 1917 года: назревшая необходимость или неизбежная случайность.

1. Консервативно-охранительные и умеренно-реформаторские тенденции в правительственной политике.

Реформы и контрреформы второй половины XIX века позволили правящей элите России с наименьшими для себя потерями приспособиться к процессу начавшейся индустриальной модернизации и одновременно сохранить жёсткий контроль над всеми общественно-политическими процессами в стране. Однако начавшаяся капиталистическая индустриализация упрямо выталкивала на поверхность общественной жизни всё новые социальные группы, предельно усложняла механизмы управления страной. Новая обстановка настоятельно требовала увенчать уже сложившийся социально-экономический фундамент капиталистического общества соответствующей политической надстройкой в виде парламентской или конституционной монархии. Это было единственным средством спасения для Российской империи в новых для неё условиях ХХ века.

Другие страны Европы сумели к началу ХХ века путём проб и ошибок создать у себя необходимый социально-политический оптимум, предохраняющий от опасных социальных потрясений. Только правящие круги России не понимали всей неотложности мер по реформированию страны. Всемерно заботясь о росте и укрепления промышленного потенциала страны, они и мысли не допускали о том, чтобы это хоть как-то сказалось на политическом устройстве страны. «Самодержавие божественно по природе. Оно создало великую Россию, и только оно может обеспечить её дальнейшее существование в виде великой державы», - такова была подоплёка всех мероприятий царского правительства. Новый император Николай II жил чисто феодальными представлениями о роли государя и о судьбе подвластного ему народа. По мнению современников, он, по своему мировоззрению, был человеком даже не XIX, а, скорее, XVII века. Отсюда у него особая любовь к этой эпохе. Даже коронацию по примеру своего родителя он с женою провёл в одеяниях московских царей, впоследствии мечтал восстановить патриаршество в церкви и изменить придворный быт, вернув его к эпохе Алексея Михайловича.

Зная умонастроению нового царя нетрудно определить его политические пристрастия курса нового царя. Уже на первой своей встрече с российской общественностью в лице представителей земств и городов Николай II прямо заявил, что никаких серьёзных изменений в политической системе страны не последует. «В земских собраниях увлеклись бессмысленными мечтаниями о привлечении представителей губернских управ к делам государственного управления… Я буду охранять начала самодержавной власти так же твёрдо и незыблемо, как охранял их мой покойный родитель»[37]. Вот эта фраза – «бессмысленные мечтания» подействовала на земских либералов, как ушат холодной воды, как удар по их робким ожиданиям реформ.

Правительство видело дальнейший путь развития страны в постепенном врастании институтов самодержавной монархии в новые для неё буржуазные социально-экономические отношения. Разногласия внутри правящих кругов России накануне Первой Русской революции могли касаться только вариантов осуществления этой стратегической линии: то ли проводить некоторые меры по содействию процессу индустриализации страны, или же отдавать предпочтение чисто охранительным мерам, обеспечивая стабильность политического строя замедлением темпов эволюции государства в сторону буржуазной монархии.

Проводником политики ускоренной модернизации страны без серьёзных политических реформ выступал министр финансов С.Ю. Витте. Его политика в экономической сфере заключалась в строгом протекционизме для защиты молодой российской промышленности от иностранной конкуренции и в широком привлечении иностранного капитала для «разогрева русского экономического мотора». Иностранные вложения в русскую промышленность шли путём создания смешенных предприятий и размещения русских займов за границей, что должно было содействовать новому промышленному подъему. Главным детищем С.Ю. Витте стала финансовая реформа, придавшая золотой паритет русскому рублю и превратившая его в одну из сильнейших валют мира. После С.Ю. Витте ни одному министру финансов дореволюционной России этого достичь не удалось. Со временем реформы С.Ю. Витте дали значительный эффект, обусловив бурный рост российской экономики накануне Первой мировой войны.

Кроме ускорения индустриального развития страны экономическая программа С.Ю. Витте включала ряд мер по реорганизации сельского хозяйства. Именно при нём впервые началось поощряемое правительством переселение безземельных крестьян в Сибирь. К 1899 году уже успело переселиться около 1 млн. человек. Дважды, в 1898 и 1899 годах, С.Ю. Витте предлагал Николаю II осуществить переход от общинного к подворному типу землепользования, но оба раза безуспешно. Ведь, в общинном укладе на селе царская власть видела удобное средство взимания налогов с крестьян и залог социальной стабильности в стране. Возможно, именно это предложение С.Ю. Витте стало причиной его отставки в 1903 году.

Да он давно уже вызывал к себе неприязнь в окружении молодого императора за свои симпатии к отечественным предпринимателям и за забвение интересов помещичьего сословия. По существу его лишь терпели, пока дела в российской экономике шли хорошо, и как только разразился первый хозяйственный кризис, его основным виновником был определён С.Ю. Витте.

Этот пример в очередной раз показывает, насколько зыбкими являются позиции реформатора при царском или авторитарном режиме, когда судьба реформ всецело зависит от доброй воли правителя. Ведь, С.Ю. Витте не мог опереться на свою фракцию в парламенте, или апеллировать к внепарламентской оппозиции, из-за их отсутствия в тогдашней России. Да он и не был сторонником столь серьёзных преобразований в политическом строе, выступая, как он сам отмечал, за «правовое самодержавие». С.Ю. Витте надеялся улучшить политическую систему не посредством разделения властей и привлечения общественности к делам государственного управления, а за счёт внедрения в чиновничий корпус компетентных людей, что являло собой верх политической наивности.

Не свидетельствует о политической прозорливости С.Ю. Витте и его пренебрежительное отношение к «рабочему вопросу». Прочным условием мира и согласия в рабочей среде он считал доброе, отеческое отношение предпринимателей к своим рабочим, без всякого вмешательства со стороны государства.

В этом отношении сторонники консервативно-охранительного направления в правительственной политике были людьми более осмотрительными, так как хорошо понимали опасность нарождающегося рабочего движения в России. Именно в момент ужесточения правительственного курса, связанного с деятельностью нового министра внутренних дел В.К. Плеве, был произведён эксперимент по созданию легальных рабочих организаций, подконтрольных правительству.

Такое явление в правительственной политике получило название «полицейский социализм». Подобные попытки создания подконтрольных правительству рабочих организаций предпринимались ещё в XIX веке Наполеоном III во Франции и Бисмарком в Германии. Дальше всего этот процесс зашёл в Германии, когда почти что был заключён договор между канцлером Отто Бисмарком и лидером «Общегерманского рабочего союза» Фердинандом Лассалем, по которому канцлер легализует рабочее движение, а «Союз», в свою очередь, будет поддерживать его политику. Однако Лассаль вскоре погиб на дуэли из-за женщины, и уже готовое соглашение оказалось похороненным.

Только в России т.н. «полицейский социализм» приобрёл достаточно широкий размах и зримые организационные формы. В своей поддержке легального рабочего движения правительство даже пошло на некоторое ущемление интересов заводчиков и фабрикантов, чтобы привить рабочим симпатию к существующему строю. Умственному взору организатора и вдохновителя «полицейского социализма», жандармскому полковнику С.В. Зубатову, уже представлялась перспектива «социальной монархии» при полном единении царя и рабочих классов, где нет почвы для революционной пропаганды. Однако правительство вскоре стало заложником очень неприятной для себя ситуации. Чтобы вызвать к себе симпатию и доверие рабочих, зубатовские организации были вынуждены поддерживать их требования к заводской администрации. Это вызвало поток протестов предпринимателей к властям, за то, что они вмешивается в их взаимоотношения с рабочими.

В ходе развернувшейся на юге России в 1902 году массовой стачки правительство выяснило, что в ней принимали участие и зубатовские организации, опять же, чтобы окончательно не дискредитировать себя в глазах рабочих. Это обстоятельство заставило правительство быстро прекратить свои опасные эксперименты с рабочим движением. Зубатовские организации были распущены, а их инициатор лишён поста начальника Московского охранного отделения и как неблагонадёжный элемент выслан под контроль полиции в город Владимир.

Теперь акцент в правительственной политике отныне был сделан на чисто полицейских карательных мерах ко всем проявлениям оппозиции существующему строю. Суть такой политики министр внутренних дел В.К. Плеве определил довольно точно: «Если мы не в силах изменить историческое движение событий, ведущих к колебанию государства, то мы обязаны поставить ему преграды, дабы задержать его, а никак не плыть по течению, стараясь быть всегда впереди»[38].

Между тем отказ от проведения неотложных реформ был лучшим средством разжигания революционных страстей. Революция уже стояла в повестке дня, поскольку в обществе уже имелись реальные альтернативы существующему строю в программах оппозиционных партий и движений. Эти партии, готовые возглавить общественное недовольство, зародились в России и только ждали своего часа. Каждая из них хотела использовать революцию в своих целях, для реализации собственной политической программы.

2. Три политических лагеря в Первой Русской революции. Итоги и значение революционных событий в России.

Почему-то довольно часто в российской истории неуверенное в себе и не желающее серьёзных реформ правительство видит выход в войне, лучше всего маленькой и победоносной. Так случилось и на этот раз. Возможно, сам император Николай II не хотел войны, но он ничего не сделал для её предотвращения. В российском же правительстве верх взяли сторонники войны. Когда военный министр А.Н. Куропаткин заявил о неподготовленности русской армии к ведению войны на Дальнем Востоке, В.К. Плеве ответил ему в приватном письме: «Батенька, вы нашего внутреннего положения не знаете, чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая, победоносная война»[39].

Однако вспыхнувшая война с Японией оказалась, как известно, не маленькой и далеко не победоносной. Россию ожидал в ней великий конфуз. Впервые в новейшей истории мощная европейская держава потерпела военное поражение от маленького островного государства, да ещё азиатского и не сильно развитого экономически.

Это поражение России в русско-японской войне сыграло роль детонатора революционного взрыва, направленного против режима, явившегося инициатором этой войны и главным виновников поражения. При этом оказался подорван самый весомый аргумент в пользу существования самодержавного строя – поддержание величия России и боевой мощи её армии. В результате этого в оппозицию к существующему строю встали почти все слои русского общества, за исключением откровенных ретроградов.

Революционный кризис в России вызревал с самого начала ХХ века. К нему вёл целый комплекс причин экономического, социального, межнационального и даже психологического порядка. Разразившиеся революционные события явились расплатой правящей элиты за архаичность государственно-правовых институтов, за наличие полуфеодальных пережитков в деревне, за тяжёлое положение рабочего класса, за нежелание правительства пойти на компромисс с новыми общественными силами, чтобы совместными усилиями решить стоящие перед страной проблемы.

Итак, получалось, что в оппозицию к существующему строю встали практически все слои русского общества от либералов-интеллигентов до рабочих и крестьян.

И, как это часто бывает в истории, политическое брожение в народе порождает смятение в государственных умах, мешает правительству реально оценить ситуацию в стране, заставляет играть с огнём. Как ещё можно объяснить затею с возрождением зубатовского движения во главе с небезызвестным священником Г.И. Гапоном. Итогом этой полубезумной политики правительства стало «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 года, ставшее прологом революционных событий. Правильно потом было отмечено в революционных прокламациях, что войска расстреляли не мирную демонстрацию, а веру народа в царя, в то, что царю одинаково дороги интересы господ и простого народа.

Именно в результате крушения былой харизмы царя, как защитника и покровителя всего народа, ситуация окончательно вышла из-под контроля правительства и весь мир стал свидетелем бурных событий в стране с января 1905 по июнь 1907 года. Главным содержанием революционных событий в России стала борьба за более радикальный слом полуфеодальных пережитков и обеспечение лучших условий для развития буржуазных отношений в стране. Но разные политические силы, задействованные в этих событиях, высказывались за свой вариант модернизации страны.

Царская администрация и поддерживавшие её силы были вынуждены допустить некоторое реформирование социально-экономических и политических отношений в стране, но при непременном условии сохранения помещичьего землевладения и полновластия царя. Для осуществления этого, правительственного, варианта модернизации страны требовалось решительное подавление начавшейся революции для обеспечения правительству большей свободы действий.

Другой вариант развития страны, устраивавший противостоящие царизму либеральные слои общества, предполагал радикальное реформирование существующих в обществе политико-правовых отношений, вплоть до конституционного ограничения самодержавия. При успешном для российских либералов исходе революционных событий, это вполне могло привести к перераспределению власти между государством и обществом, к созданию парламентской монархии немецкого или английского типа. В некоторые, наиболее острые, моменты революции этот либеральный вариант вполне имел шансы на осуществление. За такой вариант развития революционных событий выступали представители буржуазно-демократического лагеря в Первой русской революции в лице партий октябристов и кадетов.

Третий вариант развития революционных событий в случае политического крушения самодержавия мог привести к демократической республике. За этот вариант выступали, в большей части неосознанно, самые активные участники революционных событий: рабочая и студенческая молодежь, направляемая и поощряемая социалистическими партиями разных оттенков и направлений, но сходящихся в том, что установление буржуазно- парламентской республики станет лишь первым этапом в борьбе за социализм.

Надо отметить, что все политические силы, втянутые в водоворот революционных событий и являющиеся носителями определённых вариантов дальнейшего развития страны, слабо понимали своё действительное предназначение и свои реальные возможности на данный исторический момент.

Николай II и его ближайшее окружение были в принципе против всяких перемен в политическом строе России, и никакие реалии ХХ века не могли поколебать их твёрдой уверенности, что самодержавие есть наилучшая форма государственного устройства для России. Поэтому первая реакция правительства на подъём революционной волны была прогнозируемой: силой подавить всякое сопротивление власти, что было в духе прежних традиций. Такой настрой покоился на уверенности в преданности войск и надежде на царистские иллюзии крестьянских масс.

Однако подобные расчёты не оправдались. Крестьянские выступления и восстание на броненосце «князь Потёмкин-Таврический» показали, что правительство прочной опоры в стране не имеет. Напротив, применение вооруженного насилия со стороны властей способствовало консолидации всех, оппозиционных царизму, политических сил. Столкнувшись с дальнейшим подъёмом революционного движения в стране летом 1905 года, особенно с Всероссийской Октябрьской политической стачкой, которая фактически парализовала экономическую жизнь страны, император Николай II, наконец-то, поступился принципами, даровав обществу Манифест от 17 октября 1905 года. В этом документе он предоставлял своим подданным гражданские свободы, а Государственная дума, о созыве которой было объявлено ещё 6 августа 1905 года, наделялась законодательными полномочиями.

Это был ловкий ход со стороны правительства. Он позволил решить сразу несколько задач. Во-первых, Манифест успокоил финансовые круги Запада, от которых зависела выдача кредитов России. Они приветствовали становление её на парламентский путь развития, так как это снижало накал критики в их адрес за то, что они оплачивают карательные акции царизма. Во - вторых, объявленные права и свободы способствовали расколу либерального лагеря, из которого окончательно выделилось умеренное крыло, полностью удовлетворённое содержанием данного документа и ни к чему большему не стремящееся. Наконец, признав Думу законодательным учреждением, правительство ослабило, тем самым позиции революционных сил с их лозунгом «Вся власть Учредительному собранию». Такое собрание созывается революционным путём для изменения основ существующего строя. Значительную часть российского общества столь радикальный лозунг уже не привлекал. Зачем? Когда появилась возможность влиять на правительственную политику с трибуны Государственной думы. Теперь же существовала Дума с законодательными функциями, что давало обществу возможность влиять на правительственную политику без экстремистских действий.

Всё это способствовало отходу от революции значительной части благонамеренных граждан, что позволило правительству, сочетая тактику «кнута» и «пряника»: усиление репрессий под прикрытием демократического фасада, постепенно восстановить контроль над страной.

Правительство тоже не было довольно сложившимся положением. Оно рассматривало думу как вынужденную уступку, как свидетельство собственной слабости, и всячески старалась урезать её влияние на политическую жизнь страны. Оппозиция же, получив большинство в первых Государственных думах, пыталась использовать представительное учреждение для решения злободневных вопросов российской жизни, особенно аграрно-крестьянский. Поэтому с первых же шагов своей деятельности дума стала ареной острейших противоречий с правительством.

Решить возникший конфликт между думой, требовавшей создания ответственного перед ней министерства, и правительством, стремящимся превратить орган народного представительства лишь в законосовещательное учреждение, можно было двумя путями. Либо дума конституирует себя в Учредительное собрание и примет меры по радикальной ломке самодержавно – сословного строя, либо инициативу возьмёт на себя правительство. Так оно и случилось. Убедившись в слабости революционных сил, правительство разогнало неугодную ему II Государственную думу, и объявило о подготовке новых выборов по новому избирательному закону, дающему односторонние преимущества имущим классам.

День разгона II Государственной думы принято считать временем завершения Первой российской революции. Победа осталась на стороне правительства. История предоставляла ему последний шанс: не ломая резко институтов традиционного общества, обеспечить поступательное развитие России. Но для этого надо было вначале полностью и окончательно подавить революционные выступления в стране. Эти задачи была возложена на нового премьер-министра П.А. Столыпина.

3. Имелся ли шанс у П.А. Столыпина.

Поражение Первой русской революции предоставило правительству возможность взять всю политическую инициативу в свои руки. Либеральная оппозиция, утратив былую популярность в народе, занялась мирной законотворческой деятельностью в рамках «обновлённой», т.е. приемлемой для царя III Государственной думе, выражая полную готовность сотрудничать с властью во имя спокойствия и порядка. Лидер кадетской партии П.Н. Милюков прямо заявил, что уже первые кровавые издержки революции заставили его отойти от неё, и ещё меньше рассчитывать на неё.

Революционные партии в это время переживали период организационного «разброда» и идейно-политических «шатаний». Их боевые призывы уже не находили отклика у народных масс, порядком уставших от революции. Причём, значительная часть меньшевиков и правых эсеров – «соглашателей», как их называли их более радикально настроенные вчерашние товарищи-большевики, выражала готовность перейти к «культурной классовой борьбе

Дата добавления: 2014-01-07