Русско-японская война

В Порт-Артуре не было известно о разрыве дипломатических отношений с Японией, а командующий Тихоокеанской эскадрой вице-адмирал О. В. Старк не придал никакого значения тому факту, что утром 26 января все японские резиденты выехали из порта на английском пароходе. Корабли эскадры стояли на внешнем рейде, никак не защищенные. Офицерский состав порта 26 января был приглашен на именины жены адмирала. Беспечность Старка дорого обошлась морякам-тихоокеанцам.

В ночь на 27 января (9 февраля) 1904 г. японские миноносцы внезапно без объявления войны атаковали российскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура и серьезно повредили броненосцы «Цесаревич», «Ретвизан» и крейсер «Палладу». Несколькими часами ранее японская эскадра блокировала в корейском порту Чемульпо крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец». На следующий день, после неудачной попытки прорваться в Порт-Артур, по приказу командира «Варяга» капитана 1-го ранга В. Ф. Руднева крейсер был затоплен, а «Кореец» затоплен. Экипажи обоих кораблей на иностранных судах, находившихся в то время на рейде Чемульпо, были доставлены в нейтральные порты, откуда затем переправились в Россию.

С самого начала войны японцы получили преимущество на море. Новый командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал

С. О. Макаров, прибывший в Порт-Артур 24 февраля, поставил перед личным составом задачу переломить ситуацию и развил энергичную деятельность по подготовке кораблей к генеральному морскому сражению. Но 31 марта 1904 г. флагманский броненосец «Петропавловск» подорвался на мине в двух милях от берега и в течение двух минут затонул. В числе 647 погибших матросов и офицеров был и командующий.

Гибель С. О. Макарова стала серьезной потерей для российского флота и гарнизона Порт-Артура. Преемник Макарова контр-адмирал В. К. Витгефт от активных операций на море отказался. Бездействие порт-артурской эскадры неблагоприятно отразилось на проведении российским командованием операций на суше.

Главнокомандующим сухопутными и морскими силами России на Дальнем Востоке был назначен наместник адмирал

Е. И. Алексеев. Военный министр А. Н. Куропаткин получил назначение на пост командующего Маньчжурской армией, явно превышавший его моральные силы и военные способности. В свое время генерал М. Д. Скобелев, у которого Куропаткин был начальником штаба, прозорливо отмечал, что он «хорош на вторые роли». Возможно, что отсутствие у себя данных военного стратега понимал и сам Куропаткин. По крайней мере, получив назначение, он писал царю: «Только бедность в людях заставляет Ваше величество остановить свой выбор на мне». Тактический масштаб туркестанских походов Куропаткин безуспешно пытался использовать в качестве образца при проведении стратегических операций в Маньчжурии. Он распоряжался отдельными подразделениями через головы их непосредственных воинских начальников, передвигал охотничьи команды, орудия, разменивался на мелочи и ничего не замечал за этими мелочами. Но военным противником России на этот раз бала могущественная держава, а не среднеазиатские ханы.

Однако наибольший вред ведению военной кампании нанесла бездумная и вредная импровизация верховной власти, не предусматривавшаяся существующими правилами о полевом управлении войсками и поставившая адмирала Алексеева в положение «номинального командующего», а генерала Куропаткина – в «самостоятельного помощника». Алексеев с самого начала требовал решительных действий для недопущения японцев в глубь материка. Куропаткин же считал адмирала некомпетентным в вопросах «сухопутной» стратегии и, наоборот, утверждал, что «чем дальше заберутся японцы, тем лучше». В этой связи между наместником, действительно малокомпетентным в военном деле, и командующим Маньчжурской армией, упорно следовавшим схеме предварительного накопления сил, происходили постоянные трения и конфликты.

Уже в феврале 1904 г. в Корее высадилась 1-я японская армия под командованием Куроки, которая в конце марта заняла Пхеньян. Однако осторожный Куропаткин не собирался предпринимать каких-либо решительных действий до прибытия из Европейской России значительных резервов. Поэтому для противодействия армии Куроки на р. Ялу был выдвинут сравнительно немногочисленный «Восточный отряд» генерала М. И. Засулича, которому предписывалось «избегать решительного боя с превосходящим в силах противником». В этой связи Засулич не помышлял об активной обороне и за два месяца ожидания противника не укрепил позиций и не очень заботился о проведении разведки. В апреле японцы, имея численное превосходство более чем в три раза, нанесли поражение «Восточному отряду» под Тюренченом на р. Ялу. Действующая армия России лишилась 3 тыс. человек убитыми и ранеными и 22 орудий. За сто лет от Аустерлица до Тюренчена во всех многочисленных войнах и сражениях российская армия взяла в бою свыше 3 тыс. орудий, но сама лишь один раз потеряла 16 – под Фридландом. Понятно, что уже это первое поражение в войне с Японией подействовало удручающе на боевой дух войск.

М. И. Засуличу, правда, удалось избежать полного окружения и отступить. После этого Куроки занял Фынхуанчен – важный узел дорог из Кореи в Маньчжурию и дальше.

В конце апреля у Бицзыво, в 30 верстах на северо-восток от Ляодуна, высадилась 2-я японская армия под командованием генерала Оку. Она перерезала железнодорожное сообщение Порт-Артура с Маньчжурией и захватила российские укрепления на Цзиньчжоуском перешейке. Вслед за этим японцы 14 мая без боя заняли неукрепленный порт Дальний и стали использовать его как базу для операций против Порт-Артура и главных российских сил Куропаткина.

Потеряв Цзиньчжоу и Дальний, начальник Квантунского укрепленного района генерал А. М. Стессель склонен был отвести войска непосредственно в Порт-Артур. Но начальник 7-й Восточно-Сибирской дивизии генерал Р. И. Кондратенко настоял на обороне горной местности, лежащей перед крепостью. Выход японцев непосредственно к Порт-Артуру был задержан на два месяца, которые были использованы для усиления обороны крепости.

Для действий против Порт-Артура японцы сформировали специальную 3-ю армию под командованием генерала Ноги, а 2-ю армию вместе с 1-й двинули в Маньчжурию против основных российских сухопутных сил. Вскоре к войскам Куроки и Оку присоединилась 4-я японская армия генерала Нодзу, высадившаяся у Дагушаня.

Получив от Е. А. Алексеева директиву деблокировать Порт-Артур, Куропаткин принял компромиссное решение, и направил на юг 30-тысячный корпус А. Ф. Штакельберга. В бою у станции Вафангоу 1 – 2 мая 1904 г. только крайняя медлительность японского командования спасла отряд Штакельберга от полного уничтожения. Российский корпус потерял 3,5 тыс. человек, японцы – чуть более тысячи. Защита Порт-Артура была предоставлена его собственным силам. Занятие японцами в июле порта Инкоу прервало и последнюю возможность связи с Порт-Артуром морским путем.

К этому времени армия Ноги, подошла непосредственно к крепости. День 17 (30) июля 1904 г. стал первым днем осады Порт-Артура, а 6 (19) августа японские войска начали первый штурм крепости. Гарнизон крепости в это время насчитывал 42,5 тыс. солдат и офицеров, а вместе с моряками общая численность защитников Порт-Артура составляла около 50 тыс. человек. Крепость жила исключительно за счет собственных людских и материальных ресурсов, никакой помощи извне она не получала. Старшим военачальником Порт-Артура был А. М. Стессель, а неформальным лидером гарнизона - начальник сухопутной обороны генерал Р. И. Кондратенко.

Тихоокеанская эскадра, запертая на внутреннем рейде Порт-Артура, по-прежнему бездействовала. Получив приказ

Е. И. Алексеева прорываться во Владивосток, адмирал В. К. Витгефт еще в июне предпринял первую попытку вывести эскадру в море, но, убедившись в превосходстве эскадры Того, уклонился от боя и вернулся в порт. 28 июля (10 августа) 1904 г. по настоянию наместника Тихоокеанская эскадра вновь вышла в море. Однако в ходе боя с японским флотом Витгефт погиб. Возникшая неразбериха привела к поражению, и эскадра разделилась. 10 кораблей вернулись в Порт-Артур, 7 зашли в нейтральные порты, где они были интернированы. Только крейсеру «Новик» удалось прорваться к берегам Сахалина, но из-за сильных повреждений корабль был затоплен командой.

Японский главнокомандующий Ойяма, получив возможность абсолютно беспрепятственно перебрасывать свои войска на материк, начал наступление силами трех армий – Куроки, Оку и Нодзу. С 11 (24) по 21 августа (3 сентября) 1904 г. происходило сражение под Ляояном. Бой развивался в целом успешно для российских войск, но Куропаткин, преувеличивая силы японцев, отдал приказ отступить. Японцы, понеся тяжелые потери (24 тыс. человек против 17 тыс. российских воинов), такой удачи даже не ожидали. В Токио использовали успех для получения очередного, более крупного англо-американского займа.

Своими победами японцы выигрывали пространство, но соотношение сил в их пользу не изменялось. Героическая оборона Порт-Артура отвлекала значительную часть их войск и средств. Во время наступательной операции российских войск на р. Шахэ, начавшейся 22 сентября (5 октября) 1904 г., в распоряжении Куропаткина было уже 210 тыс. человек. Боевой состав японских войск на Маньчжурском фронте в это время насчитывал около 170 тыс. человек. Однако Куропаткин половину сил оставил в резерве. К тому же наступление велось вяло, что позволило Ойяме предпринять контрнаступление. Сражение закончилось 4 (17) октября. Обе стороны были обескровлены и перешли к позиционной обороне. Но моральная победа снова была на стороне японцев.

Осенью 1904 г. из Либавы на Дальний Восток была направлена 2-я Тихоокеанская эскадра под командованием контр-адмирала З. П. Рожественского. Однако время было упущено. 13 (26) ноября японские войска начали четвертый штурм Порт-Артура, закончившийся захватом 22 ноября господствующей над крепостью горы Высокой. Японцы устроили на высоте наблюдательный пункт и расстреляли уцелевшие корабли эскадры. Только броненосец «Севастополь» и несколько миноносцев вышли на внешний рейд, где «Севастополь» позже, после ожесточенного боя с японскими миноносцами, был затоплен.

2 декабря, когда начался пятый штурм японцами Порт-Артура, погиб генерал Р. И. Кондратенко. 19 декабря, после окончания последнего, шестого штурма начальник Квантунского укрепленного района А. М. Стессель и новый начальник сухопутной обороны крепости генерал А. В. Фок стали готовить сдачу Порт-Артура. К генералу Ноги был направлен парламентер для переговоров об условиях капитуляции гарнизона. Но на требование защитников крепости о выходе всего гарнизона с оружием в руках японцы ответили категорическим отказом. 20 декабря 1904 г. (2 января

1905 г.) акт о капитуляции был подписан. В плен попали 23 тыс. человек. Офицеры могли вернуться в Россию, дав честное слово, что не будут участвовать в боевых действиях с Японией. Некоторые воспользовались этим условием, идущим вразрез с воинской этикой.

В течение долгих месяцев Порт-Артур отвлекал на себя около трети всех сухопутных сил Японии. Урон японской армии за все время осады крепости составил около 110 тыс. человек. На высоте Высокой генерал Ноги потерял двоих своих сыновей.

Еще в октябре 1904 г. адмирал Е. А. Алексеев по его просьбе был отозван в Петербург. Главнокомандующим всеми вооруженными силами на Дальнем Востоке стал Куропаткин. К концу ноября российские войска в Маньчжурии были разделены на три армии. Командующим 1-й армией стал генерал Н. П. Линевич,

2-й – О. К. Гриппенберг, 3-й – А. В. Каульбарс. В январе 1905 г., располагая превосходящими силами, Куропаткин решился на сражение с японцами под Сандепу. Однако российские войска, потеряв 12 тыс. человек, не добились никаких результатов. Гриппенбах уехал в Петербург; вместо него был назначен Каульбарс, а командующим 3-й армией стал Бильдерлинг.

В России началась революция, и правящие круги потребовали от Куропаткина широкомасштабного наступления. Японское командование, в свою очередь, подтянув 3-ю армию генерала Ноги и сформировав 5-ю армию Кавамуры, поставило наступательные задачи перед своими войсками. 6 (19) февраля 1905 г. японцы начали наступление под Мукденом. Развернулось грандиозное по тем временам Мукденское сражение, в котором с обеих сторон участвовало примерно равное количество живой силы, всего свыше 650 тыс. человек, и использовалось 2,5 тыс. орудий. Навязав Куропаткину свой план операции, Ойяма вынудил российского главнокомандующего в ночь на 25 февраля отдать приказ об отступлении на Телин. Только героизм арьергардных частей спас российские войска от полного разгрома. Обе стороны понесли в трехнедельном сражении тяжелые потери.

Было очевидно, что в Мукденском сражении Куропаткин фактически полностью потерял представление об обстановке. Царь назначил главнокомандующим престарелого Н. П. Линевича, а Куропаткин возглавил 1-ю армию. Однако личный состав российских войск был морально подавлен и после беспорядочного отступления фактически потерял боеспособность. Это заставило командование отвести войска от Телина на Сыпингайские позиции.

Уже весной 1905 г. потери под Мукденом были восполнены прибывшими из России резервами, а к августу численность российских войск в Маньчжурии достигла 800 тыс. человек. Между тем Линевич был целиком поглощен хозяйственными вопросами, проводил смотры войск и слал в Петербург сообщения о том, что войска эти «горят желанием сражаться и победить врага», но сам желания этого не обнаруживал. Сухопутные же силы Японии были истощены. Поэтому вплоть до заключения мира они не предприняли никаких крупных операций, ограничившись высадкой небольшого десанта на Сахалин.

Командир 2-й Тихоокеанской эскадры З. П. Рожественский, получив известие о падении Порт-Артура и гибели 1-й эскадры во время остановки на Мадагаскаре, сообщал в Петербург о невозможности в новых условиях добиться господства на море. Однако Николай II похода не отменил, приказав пробиваться во Владивосток. В конце апреля 1905 г. у берегов Индокитая к Рожественскому присоединилась 3-я Тихоокеанская эскадра контр-адмирала Н. И. Небогатова. 1 мая обе эскадры взяли курс на Владивосток.

В ночь на 14 (27) мая 1905 г. российские корабли вошли в Корейский пролив, где у о. Цусима их поджидал численно превосходящий японский флот под командованием адмирала

Х. Того. Шансов на успех у Рожественского было мало. Примерное численное равенство наблюдалось только в броненосцах. Но японские броненосцы превосходили российские в скорости, качестве брони и особенно в артиллерийском оснащении.

Цусимское морское сражение стало последним аккордом русско-японской войны. Не веря в возможность победы над японским флотом, Рожественский заранее уступил инициативу противнику. К тому же в самом начале боя его контузило, и он был снят вместе со штабом с горящего флагманского корабля «Князь Суворов» на подошедший миноносец. Оставшийся без командующего эскадрой броненосец еще три часа отбивался от атак японских миноносцев, пока не затонул. К вечеру 14 мая Рожественский передал командование адмиралу Небогатову, но тот по существу эскадрой не руководил. Под огнем японской артиллерии, а также в результате торпедных атак затонули броненосцы «Александр III», «Бородино» и «Наварин». Некоторые корабли были затоплены своими командами, не пожелавшими отдать их в руки врага. К концу дня броненосное ядро российской эскадры было фактически уничтожено. Только отряд Небогатова, окруженный 15 мая почти всем японским флотом, без боя сдался в плен. Крейсер «Изумруд» не подчинился приказу о сдаче и, прорвав кольцо окружения, ушел к берегам Приморья, но там затонул, разбившись о камни. Лишь крейсер «Алмаз» и два миноносца смогли дойти до Владивостока. Еще три легких крейсера ушли в Манилу, где были разоружены. В Цусимском сражении героически погибли более 5 тыс. моряков и около тысячи получили ранения и контузии. 5 тыс. матросов и офицеров, в том числе Рожественский и Небогатов, были взяты в плен. Потери японского флота были сравнительно незначительными.

Япония, несмотря на убедительные победы на суше и на море, добивалась мира, т. к. продолжение войны грозило ей не только финансовым крахом, но и внутренними волнениями. Еще в момент наибольших успехов японской армии под Мукденом военный министр Японии Тераучи просил американского посланника Грискома сообщить президенту США, что Японии необходимо как можно скорее окончить войну. На второй день после Цусимы Япония тайно просила президента Т. Рузвельта выступить с предложением посредничества якобы от его собственного имени. Рузвельт, начинавший опасаться нарушения баланса сил на Дальнем Востоке, отказался от своей тактики затягивания русско-японской войны и откликнулся на призыв Токио.

Николай II получив, послание Рузвельта, 24 мая созвал совещание в Царском Селе для обсуждения вопроса о возможности продолжения войны и перспективах мира. Хотя военный министр

В. В. Сахаров и отдельные генералы еще говорили о неприемлемости мира без победы, большинство участников совещания присоединились к мнению великого князя Владимира Александровича, что при сложившемся положении «важнее внутреннее благосостояние, чем победа». В результате Петербург дал согласие на начало переговоров.

Мирные переговоры открылись 27 июля (9 августа) 1905 г. в Портсмуте (США) и продолжалась почти месяц. Во главе российской делегации первоначально предполагалось поставить маститого дипломата А. И. Нелидова, а затем посла в Риме

Н. В. Муравьева. Однако при содействии В. Н. Ламздорфа первым уполномоченным был назначен опальный С. Ю. Витте, который занимал в это время почетный, но маловлиятельный пост председателя Комитета министров. Японскую делегацию на переговорах возглавил министр иностранных дел Комура.

Япония как победительница намеревалась предъявить России целый комплекс далеко идущих требований, касавшихся Кореи, Маньчжурии, уступки Сахалина, уплаты контрибуции в размере 3 млрд. рублей, отказа от военно-морского флота на Тихом океане и др. Однако Витте держал себя на переговорах так, как будто с Россией «приключилось в Маньчжурии небольшое несчастье, и только». В заявлении для прессы он довольно прозрачно намекнул, что на «непомерные требования» Россия не согласится. Японская сторона вынуждена была пойти на уступки.

Мирный договор был заключен 23 августа (5 сентября) 1905 г. Российской делегации удалось избежать выплаты Японии огромной контрибуции, ограничения военно-морского флота на Дальнем Востоке, полной уступки острова Сахалин, выдачи российских военных судов, укрывшихся в нейтральных портах. Согласно Портсмутскому договору Россия уступала Японии арендные права на Ляодунский полуостров с военно-морской базой Порт-Артур и портом Дальний, Южную часть Сахалина и ветку КВЖД от Куаньченцзы до Дальнего и Порт-Артура, получившую название Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД). Стороны обязались одновременно вывести войска из Маньчжурии. Трактат предусматривал заключение российско-японского соглашения о предоставлении Японии прав рыболовства вдоль всего дальневосточного побережья России.

Хотя за всю войну Россия не выиграла ни одного сражения, Витте в Портсмуте заявлял, что «нет ни победителей, ни побежденных». Но в самой России очевидность поражения сознавали все. Потеря Порт-Артура и гибель эскадры в Цусимском сражении были усугублены позором сдачи в плен. Политические и экономические позиции России на Дальнем Востоке оказались серьезно подорванными. Страна лишилась также части территории, понесла значительные людские и материальные потери. Япония, наоборот, существенно укрепила свое положение и получила удобные плацдармы для развития экспансии в регионе. И все же условия Портсмутского договора щадили великодержавный престиж России. В этом смысле можно говорить об определенном успехе российской дипломатии и лично С. Ю. Витте, сумевших в сложнейшей обстановке добиться мира «почти благопристойного».

Перегруппировка европейских держав и Россия (1904-1907 гг.).

Рост противоречий великих держав по вопросу раздела и передела колоний привел к выдвижению на первый план в международных отношениях англо-германского антагонизма. Процесс перегруппировки европейских государств вокруг Англии и Германии был ускорен русско-японской войной 1904-1905 гг.

Наметившаяся на рубеже XIX-XX вв. тенденция к англо-российскому сближению была приостановлена англо-японским союзом 1902 г., направленным против России. Начав войну с Россией, Япония получила от Великобритании значительную материальную и дипломатическую поддержку. Правда, в конце войны Лондон стал отказывать Токио в новых займах, т. к. не был заинтересован в чрезмерном усилении Японии.

Еще в начале 1904 г. английская дипломатия и лично король Эдуард VII стали зондировать почву, как отнесется царское правительство к перспективе общего улучшения отношений с Англией на основе урегулирования спорных вопросов. Одновременно Лондон активизировал переговоры с Парижем о взаимных уступках по поводу колоний в Африке. Весной 1904 г. было оформлено англо-французское «сердечное согласие». Хотя в договоре ничего не говорилось о союзе против Германии, но оба государства имели непримиримые противоречия именно с Берлином.

Франция проинформировала Россию о содержании своего соглашения с Англией примерно за две недели до его подписания. Однако объединить наметившееся англо-французское сближение с российско-французским союзом в условиях русско-японской войны и острого соперничества России и Англии в Азии было еще невозможно. К тому же в правительственных верхах России по-прежнему сильны были позиции немецкой партии, считавшей возможным Континентальный союз России, Германии и Франции против Англии.

Острый англо-российский конфликт вызвал «Гулльский инцидент», когда 2-я Тихоокеанская эскадра З. П. Рожественского в октябре 1904 г. обстреляла у Доггер-Банки в Северном море английские рыболовецкие суда, приняв их за японские миноносцы. Англия стала грозить России войной. Международным скандалом решил воспользоваться Вильгельм II, предложивший Николаю II создать антибританскую коалицию двух империй и привлечь к ней Францию. Однако министр иностранных дел России граф

В. Н. Ламздорф сумел уговорить царя не менять внешнеполитической ориентации. Под давлением Франции Англия согласилась на мирное урегулирование конфликта и к концу заседаний Международной следственной комиссии в феврале 1905 г. заняла примирительную позицию. Царскому правительству пришлось уплатить пострадавшим английским рыбакам около 650 тыс. руб.

Вторая попытка вовлечь Россию в фарватер германской политики была предпринята Вильгельмом 10-11 (23-24) июля 1905 г., когда он нанес визит Николаю II, отдыхавшему на императорской яхте «Полярная звезда» в финских шхерах у острова Бьёрке. Момент был выбран кайзером чрезвычайно удобный: С. Ю. Витте отправился на переговоры в Портсмут, В. Н. Ламздорф остался в Петербурге. Поражение России в русско-японской войне, начало революции 1905-1907 гг., внешнеполитическая изоляция страны в канун переговоров с Японией вынудили царя подписать Бьёркский договор. С российской стороны договор был скреплен также подписью морского министра А. А. Бирилева, которому Николай II предложил подписать его не читая.

Условия Бьёркского договора в основном повторяли проект, обсуждавшийся Россией и Германией в конце 1904 г. Они предусматривали взаимопомощь участников вооруженными силами в случае нападения одного из европейских государств. Россия должна была побудить Францию присоединиться к новому союзу. Поскольку вступление договора в силу предусматривалось только после заключения мира между Россией и Японией, Вильгельм II уклонялся от необходимости соблюдения обязательств по отношению к России в случае возможного еще вмешательства Англии в русско-японскую войну.

Бьёркский договор был результатом «личной дипломатии» Николая II и стал известен С. Ю. Витте и В. Н. Ламздорфу только в конце августа. Они убедили царя в несоответствии подписанного им документа обязательствам России перед Францией. 13 (26) сентября 1905 г. Николай II направил императору Вильгельму II письмо, в котором действие Бьёркского договора обусловливалось согласием на присоединение к нему Франции, что на деле, учитывая остроту франко-германских противоречий, означало отказ царя от подписанного соглашения. Формально Бьёркский договор не был расторгнут, но фактически в силу не вступил.

В конце 1905 – начале 1906 г. основой системы международных связей России оставался союз с Францией. Однако соотношение сил в нем изменилось не в пользу Петербурга. В условиях революции значительно усилилась потребность царизма в финансовой поддержке Парижа. Франция же стремилась использовать союз при отстаивании своих колониальных интересов или подключить Петербург к соглашению с Лондоном.

Отказавшись от Бьёркского договора, Россия на международной конференции в Альхесирасе в январе-апреле 1906 г. вместе с Англией открыто поддержала Францию по марокканскому вопросу. Там же начались беседы российского и английского послов, подготовившие почву для переговоров о будущем соглашении между двумя державами. Англия, имевшая соглашение с союзной России Францией, приняла участие в займе, который был предоставлен царскому правительству французскими банками.

Сложное международное положение России с особой остротой ставило вопрос о качестве руководства внешней политикой. Необходимо было обеспечить поддержку министерства иностранных дел со стороны Государственной думы.

В. Н. Ламздорф, чиновник старого закала, для решения столь ответственных задач уже не годился. Кроме того, изменение в руководстве внешнеполитического ведомства должно было успокоить общественное мнение, находившееся под впечатлением катастрофических неудач дальневосточной политики, в которых Николай II был повинен гораздо больше своего послушного министра.

После долгих колебаний Николай II, видимо, под влиянием своей матери вдовствующей императрицы Марии Федоровны остановил выбор на А. П. Извольском, имевшем богатый опыт дипломатической службы. Характерно, что Извольский в свое время, будучи посланником в Японии, выступал за мирное урегулирование спорных российско-японских проблем и под давлением «безобразовской клики» в 1902 г. был отозван из Токио. Но тогда же благодаря придворным связям он получил назначение на считавшийся престижным пост посланника в Копенгагене. Во время русско-японской войны А. П. Извольский обеспечил беспрепятственный проход эскадры З. П. Рожественского через датские проливы. Возможно, мысль о возможности его назначении министром пришла к Николаю II уже в декабре 1905 г., когда Извольский, проявивший себя еще и опытным царедворцем, прибыл в Петербург из Копенгагена с письмом к императору от Марии Федоровны, в котором она советовала сыну дать стране «конституционную хартию».

В марте 1906 г. А. П. Извольский получил трехнедельный отпуск для поездки по европейским странам для согласования с российскими заграничными представителями будущего внешнеполитического курса, а в апреле возглавил министерство иностранных дел. Хотя новый министр решительно выступил против амбициозных попыток лидеров I-й и II-й Дум принять участие в формировании внешней политики России, его симпатии к идеям конституционной монархии позволили правительству отступить от буквы «Основных законов» 1906 г. и установить тесное сотрудничество в вопросах международной деятельности с депутатами III-й Государственной думы.

А. П. Извольский отчетливо сознавал потребность во внешнеполитической передышке и был в этом смысле единомышленником П. А. Столыпина и продолжателем курса Витте-Ламздорфа, хотя и расходился с ними в отношении сроков такой передышки. Он ожидал осложнений в Европе уже через 10 лет. «Большая национальная программа» Извольского, рассчитанная на постепенное возвращение к активной внешней политике, предусматривала на первых порах стабилизацию отношений с европейскими странами путем политики соглашения с каждой из них в отдельности. В числе приоритетных задач министр видел укрепление российско-французского союза как основы политики правительства, разрешение противоречий с Японией и Великобританией в Азии и на Дальнем Востоке, продолжение линии на согласование действий с Австро-Венгрией на Балканах, восстановление и поддержание хороших отношений с Германией (не жертвуя, однако, ради этого сближением с Великобританией).

Поворот царизма от традиционной дружбы с соседними монархиями к соглашению с «коварным Альбионом» произошел не без борьбы. Когда в конце мая 1906 г. Лондон предложил начать переговоры по вопросам взаимоотношений в Среднеазиатском регионе, Петербург ответил согласием. Однако переговоры с самого начала «забуксовали», т. к. новое обострение внутриполитического кризиса в России (апрель-июль) усилило в правящих сферах страны прогерманские настроения.

Традиционная англофобия была характерна для самого Николая II, а в основе ориентации на Германию лежали тесные династические связи двух монархий и надежда на вооруженную помощь «немецкого бронированного кулака» в подавлении революционного движения в России. За дружбу с Германией ратовали в придворных кругах, состоявших в значительной степени из остзейских дворян. Сторонники прогерманской ориентации были в правительстве (И. Л. Горемыкин, П. К. Шванебах), дипломатическом корпусе (Ю. П. Бахметев, П. С. Боткин,

Р. Р. Розен) и Государственном совете (П. Н. Дурново).

В свою очередь английское правительство не было уверено в том, что самодержавие уцелеет, и не исключало возможности перехода власти в России к левым партиям. Министр иностранных дел Англии Э. Грей писал послу в Петербурге А. Никольсону, что, «пока Россия находится на грани революции, не нужно спешить, а делать только то, что необходимо, чтобы переговоры не замерзли». Но уже осенью 1906 г., когда внутреннее положение царизма несколько упрочилось, и Лондон увидел в П. А. Столыпине гаранта порядка в России, англо-российские переговоры получили прочную основу.

В 1907 г. политика соглашений и балансирования, проводимая Петербургом, принесла первые плоды. В июле были урегулированы отношения с Японией, что позволило уже через месяц закончить переговоры с Англией. 18 (31) августа в результате обмена нотами между А. П. Извольским и А. Никольсоном появилась конвенция о разграничении интересов в Персии (Иране), Афганистане и Тибете. По этому соглашению Персия делилась на три зоны: северную – сферу влияния России, юго-восточную – Англии и среднюю – нейтральную. Обе державы обязывались не вмешиваться в экономические и политические мероприятия, которые предпримет другая сторона в своей зоне. Нейтральная зона оставалась открытым полем конкуренции для деловых кругов России и Англии. Афганистан Россия признала находящимся вне сферы своих интересов и обязалась вести политические сношения с ним только через посредничество британского правительства. Декларировался принцип торгового равноправия двух держав в этой стране. Относительно Тибета обе стороны согласились уважать его территориальную целостность и внутреннее управление, сноситься с ним только через посредничество китайского правительства.

Российско-английская конвенция по региональным вопросам послужила предпосылкой к общеполитическому сближению двух держав, становлению «Тройственного согласия» («Антанты») между Россией, Францией и Великобританией, хотя в виде союзного договора оно оформлено не было.

Российско-японские отношения после Портсмутского мира.

Весной 1906 г. начались переговоры России с Японией по дальневосточным делам. Главным препятствием к урегулированию отношений стали требования японского правительства, которые выходили далеко за рамки Портсмутского мира. Для обсуждения этих притязаний в Петербурге было созвано Особое совещание, которое в октябре представило подробные замечания по токийскому проекту соглашения. Верх одержали представители компромиссной линии поведения, к которым принадлежали А. П. Извольский и

П. А. Столыпин. Часть японских пожеланий, менее важных, российская сторона была готова принять, хотя не без оговорок и на основе взаимности. В конце 1906 г. по настоянию Извольского была опубликована правительственная декларация о досрочной эвакуации российских войск из Маньчжурии.

Одновременно Петербург предпринял попытки ослабить нажим империи микадо при посредничестве Франции и Англии. По просьбе российского правительства Франция отказала Японии в предоставлении займа до урегулирования российско-японских отношений. В результате Япония несколько умерила свои требования.

В 1907 г. Россия заключила с Токио серию соглашений, среди которых центральное место занимала общеполитическая конвенция. Соглашение по политическим вопросам, состоявшее из гласной и секретной частей, было подписано 17(30) июля в Петербурге. Обе державы заявляли о своем желании сохранять статус-кво на Дальнем Востоке. Секретная часть договора предусматривала вхождение Северной Маньчжурии и Внешней Монголии в сферу влияния России, а Южной Маньчжурии и Кореи – в сферу влияния Японии.

За два дня до общеполитического соглашения были заключены трактат о торговле и мореплавании и рыболовная конвенция, открывавшие благоприятные условия для японской экономической экспансии на дальневосточной окраине России. Первый из договоров помимо основной части содержал так называемые «отдельные статьи» об особом положении Японии и России в отношении торговли с некоторыми странами, т. е. разграничивал сферы их экономического влияния, как бы дополняя собой политическое соглашение. Рыболовная конвенция предоставляла японским подданным право ловли в российских водах рыбы, водорослей и морских млекопитающих, за исключением морских бобров и котиков. С экономической точки зрения для России это было наиболее тяжелое соглашение.

Все же наиболее важные экономические позиции на Дальнем Востоке царской дипломатии удалось сохранить. Она добилась некоторой компенсации за счет третьих стран. Сблизились позиции двух стран в борьбе с американской конкуренцией в Китае. Петербургу было теперь легче сосредоточить внимание на других международных проблемах. Важно и то, что основные российско-японские соглашения были заключены на целый месяц раньше, чем конвенция России и Англии.

Но и после подписания общеполитического соглашения

1907 г. отношения между Россией и Японией продолжали оставаться нестабильными и натянутыми. В условиях нарастания военной мощи империи микадо российское правительство вынуждено было обратить внимание на укрепление Владивостока, усиление Тихоокеанского флота, ускорение постройки Амурской железной дороги и поощрение переселенческого движения на Дальний Восток.

Все это происходило на фоне обострения соперничества США и Японии в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Соединенные Штаты неоднократно предпринимали попытки укрепиться в Северо-Восточном Китае посредством «интернационализации» Маньчжурии и выкупа КВЖД и ЮМЖД международным синдикатом банков. Для противодействия американской экспансии Япония предложила России превратить соглашение 1907 г. в «формальный союз».

Российско-японский договор от 21 июня (4 июля) 1910 г. подтвердил обязательство обеих сторон «поддерживать и уважать статус-кво в Маньчжурии», т. е. закреплял сотрудничество двух стран в ограждении их интересов в регионе от посягательств других держав. Россия и Япония обещали оказывать друг другу содействие в деле эксплуатации КВЖД и ЮМЖД. Секретная часть договора подтверждала положения соглашения 1907 г. о разделе сфер влияния в Северо-Восточном Китае.

Новое соглашение с Японией способствовало дальнейшему вовлечению России в систему связанных с Токио государств антигерманского блока. Прежде чем подписать его, Петербург информировал Париж и Лондон и получил их одобрение. Япония же вскоре получила от Франции и Англии очередные займы.

Боснийский кризис.

Складывание системы коалиций не привело к стабильности и долговременному сохранению статус-кво. Главным центром напряженности на Европейском континенте в начале XX в. оставались Балканы. Именно здесь все чаще возникали кризисные ситуации, грозившие перерасти в масштабное военное столкновение мировых держав.

Отношения между Россией и Австро-Венгрией на Балканах на рубеже веков регулировались соглашением 1897 г. и Мюрцштегским соглашением 1903 г., подтверждавшими сохранение статус-кво в регионе. Однако ослабление России в результате русско-японской войны и революции 1905-1907 гг. создало, по мнению Вены, благоприятные условия для активизации ее балканской политики.

Отход Австро-Венгрии от политики «совместных действий» с Россией на Балканах стал очевиден уже в начале 1908 года. Вена добилась от турецкого султана согласия на постройку железной дороги из Боснии через Новобазарский санджак до Митровиц, уже соединенных железнодорожной линией с Салониками. Проведение этой дороги упрочило бы австрийское влияние во всей западной части Балканского полуострова, включая Македонию. Поэтому

А. П. Извольский расценил политику Двуединой монархии как разрыв с Мюрцштегским соглашением.

Николай II поручил П. А. Столыпину обсудить сложившуюся ситуацию в правительстве. Для придания обсуждению вопроса большей секретности Столыпин не вынес его на заседание Совета министров, а собрал Особое совещание 21 января 1908 г. Извольский выступил за «размораживание» балканской проблемы, и в первую очередь вопроса о проливах. Он советовал искать выход из создавшегося положения в «тесном сближении с Англией», полагая, что «легко было бы скомбинировать совместные, военного характера мероприятия двух государств в Турции». Однако его не поддержали помощник военного министра А. А. Поливанов, морской министр И. М. Диков и министр финансов В. Н. Коковцов, считавшие Россию не подготовленной к ведению войны. Итог обсуждению вопроса подвел П. А. Столыпин: «Иная политика, кроме строго оборонительной, была бы в настоящее время бредом ненормального правительства…».

В сложившейся обстановке А. П. Извольский, естественно, не мог действовать решительно и стал искать возможности компромиссного решения проблемы. Британская дипломатия, знавшая о колебаниях Петербурга в балканских делах, предприняла попытку закрепить англо-российское сближение. В апреле 1908 г. от нее последовал запрос, как отнесутся в России к визиту короля Эдуарда VII. Петербург дал благоприятный ответ.

Свидание российского императора с английским королем состоялось в российских территориальных водах, на рейде ревельского (таллиннского) порта, 27-28 мая (8-9 июня) 1908 г. Эдуард VII сообщил Николаю II о присвоении ему звания адмирала английского флота. Английская сторона явно стремилась направить обмен мнениями в сторону грядущего столкновения с Германией. Однако и Николай II, и царские министры проблем общеполитического сближения касались осторожно, стремясь, прежде всего, согласовать линию двух держав в конкретных вопросах: о реформах в турецкой Македонии, железнодорожном строительстве на Балканском полуострове и т. д. В беседах

А. П. Извольского и постоянного помощника министра иностранных дел Англии Ч. Гардинга подчеркивалась «общность интересов» двух стран в делах Ближнего Востока. При этом английский дипломат ограничился устным обещанием содействия в открытии проливов для российских судов.

Ревельское свидание получило сильный международный резонанс. Реакция Германии и Австро-Венгрии была резко отрицательной. Однако события в Турции спутали карты европейской дипломатии.

Начавшаяся летом 1908 г. Младотурецкая революция помешала реализации австрийского железнодорожного проекта на Балканах. Тогда австро-венгерский министр иностранных дел барон А. Эренталь решил воспользоваться внутренними затруднениями в Турции для осуществления давно подготовлявшейся Веной аннексии Боснии и Герцеговины. Эти две турецкие провинции с многочисленным сербским и хорватским населением были оккупированы австро-венгерскими войсками еще по решению Берлинского конгресса, но оставались под номинальным суверенитетом султана. Аннексия Боснии и Герцеговины должна была стать первым шагом к подчинению Сербии, стремившейся проводить независимую от Вены политику и претендовавшей на объединение под своим главенством всех югославянских территорий.

Развитие событий грозило поставить на повестку дня восточный вопрос в целом, что отодвигало частные проблемы балканской политики Петербурга на второй план. А. П. Извольский исходил из того, что аннексия Боснии и Герцеговины – дело решенное и помешать ему Россия не в состоянии. Учитывая желание Вены вступить в переговоры с Петербургом, российский министр рассчитывал договориться с Австро-Венгрией о компенсациях в пользу России и балканских стран.

В сентябре 1908 г. состоялась встреча А. П. Извольского с

А. Эренталем в замке Бухлау. Заключенное между ними соглашение было устным, «джентльменским». Извольский не возражал против решенной в принципе аннексии Боснии и Герцеговины в обмен на обещание поддержать Россию в вопросах открытия черноморских проливов для прохода российских военных судов и предоставления компенсации Сербии и другим балканским государствам. Российский министр отправился в европейское турне для переговоров о поддержке своих планов.

Для того чтобы превратиться в документ международного права, сделка в Бухлау нуждалась во взаимоприемлемой редакции, докладе правительствам и утверждении. Если А. Эренталь встречался с российским министром после двукратного рассмотрения вопроса об аннексии правительством Австро-Венгрии, то А. П. Извольский в сущность своих переговоров с венским коллегой российское правительство не посвятил, на что формально имел право, будучи ответственным непосредственно перед императором. В письме своему заместителю (товарищу министра) Н. В. Чарыкову Извольский просил доложить о результатах переговоров царю и взяться за подготовку нужной реакции российской прессы. Николай II выразил полное удовлетворение достигнутой договоренностью, особенно в части проливов. Непосвященность в суть дела Совета министров самодержца не смущала. Когда спустя две недели после сделки в Бухлау министры все же были информированы о сути переговоров, правительство подтвердило свою претензию быть в курсе важнейших внешнеполитических дел. При этом П. А. Столыпин, В. Н. Коковцов и другие члены кабинета подвергли позицию Извольского резкой критике.

На фоне сумятицы в российских верхах австро-венгерское правительство действовало быстро и решительно. Дабы избежать обвинений в одностороннем нарушении Веной статус-кво на Балканах, Эренталь побудил болгарского князя Фердинанда провозгласить полную независимость Болгарии. После этого, 24 сентября (7 октября) 1908 г., Австро-Венгрия официально объявила об аннексии двух балканских провинций Турции. Россия и Европа были поставлены перед свершившимся фактом.

Престиж России на Балканах и во всем мире оказался под угрозой. А. П. Извольскому стало ясно, что А. Эренталь его «обошел», поставив в уязвимое положение перед балканскими странами, Турцией, а также Францией и Англией, и что поиски выхода будут затруднены отсутствием взаимопонимания с собственным премьером и коллегами-министрами. К тому же «путь спокойного признания совершившегося события» не способствовал успокоению общественного мнения в России, увидевшего в действиях Вены оскорбление славянской идеи. Тогда российский министр иностранных дел дал интервью редактору французской газеты «Тан», в котором по существу обвинил Эренталя в вероломстве, заявив, что обусловил свое согласие на аннексию Боснии и Герцеговины (чем открыто спекулировал венский министр) созывом международной конференции для пересмотра Берлинского трактата 1878 г.

Рекомендации Совета министров вернуться в Петербург Извольский отвергал, считая предстоящие беседы в Париже, Лондоне и Берлине «особенно полезными в настоящее время». Николай II по-прежнему не считал нужным прерывать поездку Извольского, но одновременно, принимая Столыпина и Чарыкова, уже отмежевался от сделки в Бухлау и даже осудил ее.

В Париже и Лондоне Извольский смог добиться согласия на созыв конференции. Однако Франция, занятая назревавшим франко-германским конфликтом из-за Марокко, должной поддержки России не оказала. Что же касается планов Извольского в отношении проливов, то председатель Совета министров Франции Ж. Клемансо и министр иностранных дел С. Пишон в общих чертах выразили сочувствие его замыслу, но от обсуждения конкретных условий уклонились. Британский министр иностранных дел Э. Грей от лица своего правительства заявил, что Англия не будет препятствовать открытию проливов на условиях полного равноправия для всех государств, но не может согласиться на предоставление исключительного права прохода через проливы только военных судов России и прибрежных стран. Такое решение вопроса Англия, располагавшая в Средиземноморье сильнейшим флотом, отстаивала вплоть до начала первой мировой войны.

Позиция Берлина Извольского совершенно разочаровала. Германские политики принимали идею конференции лишь при условии предварительного согласия держав по всем вопросам. В части повестки дня конференции они не только отказались поддержать предложения Извольского о режиме проливов и территориальных компенсациях Сербии и Черногории, но и рекомендовали ограничить ее всего двумя пунктами – санкционированием аннексии Боснии и Герцеговины и признанием независимости Болгарии.

Тем временем у П. А. Столыпина, который до этого времени почти не вмешивался в компетенцию министра иностранных дел, сложилась своя линия взглядов в отношении балканской политики России. Базировалась она на разработанном Н. В. Чарыковым проекте соглашения с Турцией, по которому Порта признавала независимость Болгарии и обязывалась не возражать против открытия проливов для российских военных кораблей в обмен на гарантию Россией соответствующих компенсаций.

Как только Извольский вернулся в Петербург Столыпин потребовал от него отчета о переговорах в Бухлау и столицах великих держав. Министр иностранных дел первоначально отчитываться отказался, сославшись на запрещение царя и предполагаемое выступление перед Думой. Однако вскоре уже сам Извольский вынужден был вынести «неприятные» вопросы на обсуждение правительства. На заседании Совета министров он изложил аргументы о бесполезности протеста против аннексии Боснии и Герцеговины и вновь высказался за передачу вопроса на решение международной конференции. В конце концов, было принято компромиссное решение «дело длить и вести затяжку». Царские министры, видимо, надеялись на сплочение балканских государств и Турции в борьбе с Австро-Венгрией.

И действительно, аннексия Боснии и Герцеговины вызвала на Балканах еще более бурную реакцию, чем в России. Сербия заявила протест, обратилась за поддержкой к России и другим великим державам и начала подготовку к войне. Резко антиавстрийскую позицию заняла и Черногория, восстановив при этом дружественные отношения с Сербией. В Турции начался бойкот австрийских товаров, что принесло Австро-Венгрии крупные убытки. России удалось помирить Болгарию с Турцией и завязать переговоры о союзе с «царем болгар» Фердинандом. Делались попытки оказать давление на Сербию с целью ее сближения с Болгарией. Царская дипломатия сумела также повлиять на Румынию и побудить ее не ввязываться в кампанию Вены против Сербии.

Тем не менее, на пути формирования Балканского союза возникли серьезные препятствия. Так и не были преодолены противоречия югославянских стран с Болгарией. Турция, выразив сочувствие идее сближения с Сербией и Черногорией, не сочла момент благоприятным для заключения формального соглашения. А в январе 1909 г. произошли серьезные изменения в составе младотурецкого правительства; к власти снова пришли круги, ориентировавшиеся на Германию и прекратившие переговоры с Россией. Под давлением Берлина Турция отказалась от прав на Боснию и Герцеговину в обмен на денежную компенсацию. Вслед за этим Вена потребовала от Сербии признания аннексии и демобилизации своей армии. Поскольку поведение Сербии зависело от России, А. Эренталь просил германского канцлера Бюлова воздействовать на Петербург.

В марте 1909 г. Берлин предложил России и другим государствам признать аннексию Боснии и Герцеговины и в ультимативной форме потребовал от царского правительства незамедлительного ответа, дав понять, что отрицательный ответ приведет к войне Австро-Венгрии против Сербии. О том, что война несвоевременна и опасна, понимали не только руководители военного, морского и финансового министерств России, но даже кадетские и октябристские лидеры, которые в начале кризиса не скупились на решительные заявления. П. А. Столыпин справедливо утверждал, что «развязать войну – значит развязать силы революции». Правительство было вынуждено принять германский ультиматум. Сербия некоторое время колебалась, но по совету Петербурга уступила австрийским требованиям.

Ни одну из главных задач, которые ставила перед собой российская дипломатия, решить не удалось: статус проливов остался неизменным, от созыва международной конференции пришлось отказаться, Сербия и Черногория не получили удовлетворительных компенсаций, сближения с Турцией не произошло. Правящие круги России болезненно переживали и австрийский «обман» и унижение от Германии. Либеральная общественность была возмущена поражением царской дипломатии, получившим у современников название «дипломатической Цусимы».

Боснийский кризис 1908-1909 гг. обострил отношения России с Австро-Венгрией и Германией и поставил на повестку дня консолидацию Антанты. На Балканах еще более усилилось противостояние Австро-Венгрии и Сербии. Начался период подготовки двух противостоящих друг другу военно-политических блоков к мировой войне.

Внешнеполитическое балансирование России после Боснийского кризиса (1909-1910 гг.).

Сразу после Боснийского кризиса в дипломатических кругах Петербурга распространился слух о предстоящей отставке

А. П. Извольского с поста министра иностранных дел. Однако по устоявшейся традиции сняли его не сразу. Зато очень скоро пришлось оставить свой высокий пост в Петербурге и уехать послом в Константинополь заместителю Извольского Н. В. Чарыкову, проявившему излишнюю активность в переговорах с германским послом Ф. Пурталесом. Товарищем министра иностранных дел был назначен С. Д. Сазонов, имевший родственные связи с

П. А. Столыпиным (оба были женаты на сестрах Анне и Ольге Нейдгардт).

Берлин перед угрозой вооруженного столкновения с Англией не оставлял надежд оторвать Россию от Антанты. Хотя грубое вмешательство Германии в Боснийский кризис и оставило тяжелый след в общественном сознании России, часть правящих кругов по-прежнему надеялась занять нейтральную позицию в англо-германской конфронтации. Николай II в послании кайзеру писал, что «лучший способ выяснять вопросы – это свидания монархов». Однако свидание царя с Вильгельмом в Финском заливе в июне 1909 г. показало, что условия для проведения Россией политики балансирования между Англией и Германией значительно ухудшились. Политические беседы, происходившие главным образом между Извольским и статс-секретарем по иностранным делам Германии В. Шёном, не вышли за рамки общих рассуждений. Над будущим довлела опасность развития австрийской экспансии на Балканах при содействии Берлина. Наконец, беспокойство царского правительства вызывала активизация Германии в Персии. Поэтому на свидании в финских шхерах никаких практических предложений ни с той, ни с другой стороны не последовало.

Летом 1909 г., после торжественного празднования 200-летия Полтавской победы, Николай II в сопровождении министра иностранных дел посетил Францию и Англию. В беседах с

А. П. Извольским руководитель французского внешнеполитического ведомства С. Пишон не шел дальше декларирования стремления Парижа сохранить целостность Оттоманской империи и статус-кво на Балканах. Английский министр Э. Грей заверил своего российского коллегу, что в случае попыток Австро-Венгрии продолжить экспансию на Балканах Лондон не останется в стороне. Извольский резюмировал итог российско-английских переговоров, на которых затрагивался и деликатный вопрос о выводе царских войск из Персии, словами: «Очевидно, мы находимся в полном согласии». Но, сделав реверанс в сторону Англии и Франции, царь и его министр сразу же принялись успокаивать Германию. Николай II на обратном пути из Англии вновь встретился с Вильгельмом II, на этот раз в Киле. Извольский, возвращаясь в Петербург через Берлин, нанес визит новому канцлеру Т. Бетман-Гольвегу.

Осенью 1909 г. в отношениях России с Францией и Англией обозначились некоторые осложнения в связи с желанием части деловых кругов Парижа и Лондона принять участие в реализации проекта Багдадской железной дороги. В этой связи А. П. Извольский предложил поставить на обсуждение заинтересованных министерств и ведомств вопросы ограждения преимущественного положения Петербурга в Северной Персии, а также противодействия опасности постройки железнодорожных линий в Малой Азии по направлению к Черному морю и кавказской границе России, что предполагало достижение договоренностей с Турцией. Однако переговоры царской дипломатии с Константинополем, несмотря на обещание младотурецкому правительству определенных уступок, не дали каких-либо результатов вследствие усиления германского влияния в Турции.

Неудача российско-турецкого сближения в известной мере стимулировала царскую дипломатию к достижению соглашения с Италией. Поскольку Боснийский кризис выявил близость позиций Петербурга и Рима, Николай II в октябре 1909 г. совершил, наконец, все откладывавшийся визит в Италию. Во время свидания царя с королем Эммануилом III в Раккониджи Извольский и итальянский министр иностранных дел Т. Титтони оформили намеченное ими еще год назад российско-итальянское соглашение. Обе стороны обязывались стремиться к сохранению статус-кво на Балканах и к обеспечению независимого существования малых стран региона. Италия соглашалась на благожелательное отношение к российским интересам в вопросе о черноморских проливах, а Россия занимала аналогичную позицию по отношению к итальянским интересам в африканский провинциях Османской империи Триполи и Киренаике. Соглашение в Раккониджи, дополняя секретный франко-итальянский договор 1902 г., фактически отдаляло Италию от Тройственного союза, и приближало ее к Антанте.

Одновременно царская дипломатия не отбрасывала попыток сколачивания антиавстрийской коалиции балканских государств и Турции. Однако ни активная деятельность в Константинополе

Н. В. Чарыкова, ни переговоры в Петербурге в начале 1910 г. с королем Болгарии Фердинандом, сербским королем Петром и турецким министром иностранных дел Хильми-пашой не устранили разногласий между Болгарией, Сербией и Турцией по вопросу о Македонии.

Трудности с созданием Балканского союза вынудили Петербург отказаться от явно непримиримой позиции по отношению к Австро-Венгрии. В начале 1910 г. состоялся обмен мнениями, который привел к восстановлению нормальных дипломатических отношений. Но хотя и Россия, и Австро-Венгрия подтверждали свою приверженность к сохранению статус-кво на Балканах, полного возврата к принципам соглашения 1897 г. не последовало.

Возвышение С. Д. Сазонова. Потсдамское соглашение.

Заключение российско-итальянского соглашения 1909 г. не смогло восстановить престиж А. П. Извольского, и он осенью

1910 г. был назначен послом в Париже на место скончавшегося

А. И. Нелидова. Министром иностранных дел России стал

С. Д. Сазонов, который оставался на этом посту до 1916 г. Протеже российского премьера, он превратился в самостоятельную политическую фигуру, но, следуя пожеланиям П. А. Столыпина, а после его гибели и В. Н. Коковцова, старался проводить осторожную, взвешенную политику.

Продолжая в основном «курс Извольского», особенно в опоре на Тройственное согласие, С. Д. Сазонов одновременно стремился к сохранению нормальных добрососедских отношений с Германией, пытаясь сдерживать ее имперские амбиции и возросшую агрессивность. Он не был связан с пронемецкой партией и придворными кругами, охотно поддерживал думских кадетов и октябристов. Однако германское правительство к его возвышению первоначально отнеслось благосклонно и предприняло новые усилия, чтобы оторвать Россию от Антанты, сделав ставку на царя, царицу и российских германофилов.

Получив назначение, Сазонов выехал в Германию к царю, отдыхавшему вместе с семьей в замке Вольфсгартен под Дармштадтом. 22-23 октября (4-5 ноября) 1910 г. он принял участие в свидании Николая II с Вильгельмом II, которое состоялось в резиденции кайзера под Берлином, в Потсдаме. С германской стороны во встрече участвовали канцлер Т. Бетман-Гольвег и статс-секретарь ведомства иностранных дел А. Кидерлен-Вехтер. В отличие от бесед монархов переговоры Сазонова с представителями германского правительства носили более конкретный характер.

Замыслы сторон изначально были различны. Кайзеровское правительство предлагало проект общеполитического договора, по которому Россия должна была принять обязательство не поддерживать антигерманскую политику Англии в обмен на аналогичную позицию Германии в отношении экспансии Австро-Венгрии на Балканах. Сазонов настаивал на том, чтобы не заключать никаких общеполитических соглашений, а договариваться по частным вопросам железнодорожного строительства в Северной Персии и возможности проведения туда соединительной линии от Багдадской железной дороги.

Потсдамская встреча не устранила напряженности в отношениях между Россией и Германией, хотя правящие круги обеих держав считали, что получили необходимый задел для дальнейших переговоров в соответствии со своими задачами. Бетман-Гольвег, явно переоценивая силы и возможности российских германофилов, в конце 1910 г. выступил в рейхстаге с заявлением, что Россия и Германия договорились в Потсдаме не принимать участия во враждебных друг другу «комбинациях». Это вызвало тревогу не только в Париже и Лондоне, но и взрыв возмущения торгово-промышленных кругов России, опасавшихся ущемления своих интересов в Персии. Буржуазная пресса решительно выступила против разрыва с Англией. Только черносотенная печать поддержала германские предложения, усматривая в них возможность освободиться от «тесных англо-французских объятий». Однако с началом промышленного подъема усилился приток в Россию английских и французских капиталов, потребовались новые займы. Нужно было успокоить потенциальных кредиторов.

В ходе продолжавшихся с большим трудом переговоров с Германией Сазонов всеми средствами уклонялся от письменного политического соглашения, подрывавшего Тройственное согласие. Германской дипломатии пришлось довольствоваться заявлением российского министра, что облекать ее первоначальные предложения в форму какого-либо договорного акта нет необходимости, т. к. в Потсдаме императоры уже пообещали друг другу не проводить враждебную политику.

Заключение соглашения ускорил разразившийся летом 1911 г. международный кризис из-за Марокко, который едва не привел к военному столкновению между великими державами. Перед Петербургом, не имевшим возможности активно поддержать Францию, Марокканский (Агадирский) кризис вновь поставил вопрос о применимости российско-французских союзных обязательств. Российская дипломатия стремилась склонить к благоразумию не только Берлин, но и Париж.

Окончательный текст российско-германского соглашения был подписан 6 (19) августа 1911 г. в Петербурге, хотя оно и вошло в историю под названием Потсдамского. От России его подписал товарищ министра иностранных дел А. А. Нератов, замещавший тяжело заболевшего Сазонова, от Германии – посол в Петербурге граф Ф. Пурталес. Обе стороны пошли на уступки. Германия признала особые интересы России в Северной Персии и обязалась не домогаться там концессий на постройку путей сообщения. Кайзеровское правительство заверяло, что преследует в Иране только коммерческие цели. Россия согласилась не препятствовать сооружению Багдадской железной дороги и обязалась получить у персидского правительства концессию на постройку ее ответвления до Тегерана. Постройка этого ответвления должна была начаться не позже, чем через два года после ввода в действие германского участка. Подписанные обязательства были по существу лишь отсрочкой решения спора: Германия рассчитывала возобновить требование о железной дороге к Тегерану после того, как будет завершено строительство самой Багдадской дороги, а Россия смогла закрепить сферу своего влияния в Персии и выиграть время, чтобы собраться с силами для отпора германской экспансии. В Петербурге полагали, что постройка линии Ханекин-Тегеран начнется не ранее чем через 13 лет.

Потсдамское соглашение 1911 г. с Германией стало последним крупным актом российской политики соглашений и балансирования

накануне мировой войны. Взаимный обман Петербурга и Берлина в целях выигрыша времени только внешне смягчал существовавшие между двумя странами противоречия.

Дипломатические шаги России в связи с итало-турецкой и Балканскими войнами.

Итало-турецкая (Триполитанская) война, начавшаяся осенью 1911 г., ускорила возникновение нового Балканского кризиса. Когда

наступление итальянских войск в Северной Африке было приостановлено, Италия заявила о своем намерении перенести военные действия в Восточное Средиземноморье. Турция угрожала закрытием Дарданелл. Таким образом, локальный территориально-колониальный конфликт затронул прямые интересы великих держав в балканско-средиземноморском регионе. Торгово-промышленные и помещичьи круги России требовали от своего правительства не допустить прекращения экспорта хлеба через проливы. Российское правительство, связанное с Италией договором 1909 г. в Раккониджи, одновременно не оставляло надежд на сближение с Турцией. А. А. Нератов и посол в Константинополе Н. В. Чарыков полагали использовать заинтересованность Турции в поддержке для новой попытки утвердить российское влияние на берегах Босфора. Турецкому правительству был передан соответствующий проект соглашения. На возможность изменения геополитической ситуации в регионе болезненно отреагировали Германия, Австро-Венгрия и Великобритания. В этих условиях С. Д. Сазонов, вернувшийся к управлению министерством в конце 1911 г., обвинил Чарыкова в превышении полномочий и приказал отозвать проект соглашения с Турцией.

В связи с итало-турецкой войной Сербия ускорила начатые ранее переговоры с Болгарией о заключении военного союза. Соглашение на почве ненависти к Турции, особенно после того как младотурки стали проводить политику исламской нетерпимости, становилось все более реальным. Российская дипломатия, уже немало потрудившаяся над тем, чтобы нормализовать отношения между Белградом и Софией, оставаться в стороне не могла. О создании Балканского союза как важнейшей задаче внешней политики России в Петербурге говорили еще с конца 1908 г. Однако, поскольку этот союз с самого начала замышлялся как противовес австро-венгерской экспансии, в российских дипломатических кругах все еще тешили себя надеждой привлечь к нему Турцию. У Сербии же и Болгарии были свои планы и свои интересы – поделить европейские владения Османской империи.

В марте 1912 г. был подписан сербо-болгарский договор о союзе, в котором стороны обязались поддерживать друг друга, если какая-либо великая держава сделает попытку присоединить, хотя бы временно, часть балканских территорий. Секретное приложение к договору предусматривало вооруженное выступление против Турции. Союзники договорились и об условиях будущего раздела Македонии, выделив при этом «спорную зону», окончательная судьба которой должна была быть определена по третейскому решению российского царя. Таким образом, дабы не оттолкнуть Россию, ей предложили роль арбитра. С. Д. Сазонов согласился, и, убежденный в послушании «младших славянских братьев», предупредил Белград и Софию, что признает союз только как оборонительный. Союзников это не смутило. В мае 1912 г. Сербия и Болгария заключили военную конвенцию, определявшую сроки мобилизации и количество выставляемых войск в случае войны против Турции или Австро-Венгрии. Следующим этапом в оформлении Балканского союза стало подключение к нему Греции, которая подписала с Болгарией оборонительное соглашение, но с наступательным подтекстом. Черногория формально в союз не вошла, но фактически к нему примкнула.

Создание наступательного антитурецкого блока явно противоречило общей стратегической линии Петербурга на поддержание статус-кво в регионе и его стремлению по возможности не создавать поводов к столкновению с Тройственным союзом. С. Д. Сазонов делал все возможное, чтобы предотвратить войну на Балканах. После безуспешных попыток склонить Турцию к предоставлению широкой автономии ее балканским владениям он попытался организовать давление на Порту со стороны великих держав. Однако переоценившую свои силы российскую дипломатию ожидали серьезные испытания.

Неудачи в войне с Италией подорвали внутреннюю стабильность Османской империи, привели к свержению младотурецкого пр

Дата добавления: 2014-01-07