Человеческое бытие по М. Хайдеггеру и М. М. Бахтину

Мы должны иметь в виду, противопоставление трансцендентальной и диалогической философии. Взгляды Хайдеггера и Бахтина могут быть поняты только через соотнесение с диалогической философией. Хайдеггер был ближе к ней, ведь как немцу, ему был открыт и Гаман и Якоби. Dasein Хайдеггера становится понятен как раз из диалогической философии, не из интуиции трансцендентального субъекта, а из интуиции парменидовского единства.

М. Хайдеггер построил в экзистенциалистско-феноменологической традиции наиболее развернутую и совершенную концепцию человеческого бытия. Своими путями в этой же работе шел и М. М. Бахтин.

Исходная посылка рассматриваемого нами подхода ясно выражена М. М. Бахтиным:

“Все попытки изнутри теоретического мира пробиться в действительное бытие-событие безнадежны; нельзя разомкнуть теоретически-познанный мир изнутри самого познания до действительно единственного мира... Единственную единственность нельзя помыслить, но лишь участно пережить”.[17]

Бытие это не заяц, которого можно «затравить» терминами как собаками. М.М. Бахтин и М. Хайдеггер не занимаются “терминологической травлей” бытия, не предлагают какой-то специфической понятийной его фиксации, не загоняют бытие в ловушку терминологии. Чувство бытия, на уровне эмоционального понимания, дано каждому. Хайдеггер отсылает нас не вовне, а вовнутрь, к собственному проживанию и переживанию бытия.[18]

Речь идет о чувстве человеческого бытия, даваемом не рациональным, а эмоциональным пониманием. Чувство человеческого бытия у Хайдеггера с этой точки зрения, по сути, близко этому чувству у В.В. Розанова. Вспомним, как начинается его “Уединенное”:

«Шумит ветер в полночь и несет листы... Так и жизнь в быстротечном времени срывает с души нашей восклицания, вздохи, полумысли, получувства... Которые, будучи звуковыми обрывками, имеют ту значительность, что “сошли” прямо с души, без переработки, без цели, без преднамерения, - без всего постороннего... Просто, “душа живет”,...то есть “жила”, дохнула”.[19]

Обратим внимание на звуковой образный строй этого отрывка, который столь близок Хайдеггеру, призывавшему вслушиваться в бытие.

“Понятийная травля” бытия бесполезна потому, что человеческое бытие вообще не понятие, не категория. Категории ведь, согласно Аристотелю, это общие формы бытия, - согласно Канту - основные формы деятельности рассудка. Так вот, человеческое бытие хоть и есть, без сомнения, именно бытие, но не форма бытия, и уж никак не форма деятельности рассудка.

Категориальная форма во всех случаях предполагает разделение на субъект и на объект. Но бытие не поддается такому разделению. Бытие-в-мире, бытие-с-другими, страх, решимость и т.п. представляют собой синкретическое единое целое человеческого сознания и мира. Это модусы бытия мира и в то же время бытийствование, проживание самого сознания, когда “душа живет”.

Речь идет о том, что философия может прояснить это собственное проживание бытия. Такого рода прояснение культивируется в искусстве после того, как искусство вычленилось из мифологии. Художник обращается к языку образов, метафор, символов, аллегорий. М.М. Бахтин подчеркивает, что “эстетическое бытие ближе к действительному единству бытия-жизни, чем теоретический мир, поэтому столь убедителен соблазн эстетизма”.[20]

Прежде всего, речь идет о лирике. Возьмем близкое по переживанию Бахтину и Хайдеггеру творчество О. Мандельштама. Вот одно из первых его лирических стихотворений:

Звук осторожный и глухой

Плода, сорвавшегося с древа,

Среди немолчного напева

Глубокой тишины лесной…

(1908)

Обратим внимание также на звуковой ряд восприятия. Звук – более древняя структура, чем зрение. За этой, казалось бы, случайной зарисовкой, стоит архетипический образ леса, райского сада. Это не просто плод, это яблоко, упавшее с дерева познания добра и зла в райском саду. Это падение, сродное грехопадению человека, задает акцент тишины, «глубокой тишины лесной», т.е. молчания равнодушной природы. Единство мира, вселенной, с одной стороны, и внутреннего мирочувствия, с другой, раскрыто в этом стихотворении.

Философ, тем более декларировавший доминанту эмоционального понимания, оказывается в более сложном положении, чем художник. Демонстративно отказавшись от “терминологической травли”, как кажется, он должен стать либо художником, перейдя на образный язык, либо, оставаясь философом, вернуться к той или иной форме рационального мышления. Художником философ стать не может, так как он понимает фундаментальные ограничения эстетического подхода: “И эстетическая деятельность бессильна овладеть моментами прехождения и открытой событийности бытия, и ее продукт в своем смысле не есть действительно становящееся бытие и приобщается к нему в своем бытии через исторический акт действенного эстетического поступка”.[21]

Человек - мост между “Sein” и “Seiende”

Хайдеггер действует в ничейной зоне между традиционным для философии категориальным анализом и образным мышлением. Он не может обойтись, в частности, без некоторых фундаментальных дистинкций. [22]

Прежде всего, ему необходимо отделить собственно переживание бытия от некоторого неподлинного, ненастоящего бытия, (марксист или вообще гегельянец сказали бы - отчужденного бытия). Важной метафорой этого неподлинного бытия является сон, дремота.[23]

Хайдеггер различает Sein и Seiende, то есть - бытие и сущее, бытие и бытование. В дальнейшем мы не будем переводить эти понятия на русский язык. Человек - “двух станов не боец, а только гость случайный”. Человек это мост между «зайн» и «зайенде».Главное в нем эта промежуточность существования.

Со времен Декарта мы усвоили отличие вещей мыслящих от вещей протяженных. Вещи протяженные относятся к сфере сущего, к сфере бытования, а вещи мыслящие - к сфере бытия, к зайн. Человек может сказать о себе: Да, я вещь протяженная, я - материальное тело, но я есть и еще нечто принципиально иное. Я неотъемлемо отстранен от сущего. В моей жизни есть и еще что-то, несводимое к сущему, к бытованию. Как вещь протяженная (Res extensa) человек в то же время действует среди других вещей как нечто отличное от них, по крайней мере как Res cogitas, вещь мыслящая.

Человеческое бытие - это бытие особого рода, оно лежит в иной плоскости, оно поэтому несопоставимо с существованием других вещей:

«Из вещества, такого же как сон

Мы созданы». (Шекспир).

Эта принципиальная несводимость, несоизмеримость бытием остального мира дана нам непосредственно, в переживании, в чувствах, в непосредственной достоверности своей собственной жизни.

Человеческое бытие может проявляться в самых различных формах. Скажем, письмо, чтение, труд – все это различные формы Dasein. Если выразиться в традиции «космизма», то в определенных режимах происходит касание точки «Омега».

Дата добавления: 2014-01-20