Человечество живо одною

Крепко держись ее — этой cтарой правды.

Правда найдена давным-давно

Сентиментализм

Классицизм

Русская культура XVII века

Барокко как ведущий творческий метод культуры XVII века

План лекции.

Лекция № 8

Тема лекции: Европейская культура XVII – XVIII веков

2. Рококо: между барокко и классицизмом

5. Культура Эпохи Просвещения – XVIII век

Эпиграф 1

И связала союзом благородные души;

(Гете)

Эта “старая правда” не изменяется не только от смены политических

режимов, но и от космических катаклизмов. Как известно,“небо и земля

прейдут, но слова Мои не прейдут” (Мр. 13:31; Лк. 21:33). Искать ее не

надо, она найдена или открыта давным-давно или была открыта всегда.

Но что надо искать - это себя, такого себя, который способен ее встретить. Продолжая прибегать к гётевским словам, искать себя “благородного”,

себя, который состоит в союзе вот с этим обществом связанных правдой душ.

Эпиграф 2

Что бы в жизни ни ждало вас, дети,

В жизни много есть горя и зла,

Есть соблазна коварные сети,

И раскаянья жгучего мгла,

Есть тоска невозможных желаний,

Беспросветный нерадостный труд,

И расплата годами страданий

За десяток счастливых минут. —

Все же вы не слабейте душою,

Как придет испытаний пора —

Круговою порукой добра!

Где бы сердце вам жить ни велело,

В шумном свете иль сельской тиши,

Расточайте без счета и смело

Вы сокровища вашей души!

Не ищите, не ждите возврата,

Не смущайтесь насмешкою злой,

Человечество все же богато

Лишь порукой добра круговой!

(Стихи монашенки Ново-Девичьего монастыря)

Марина Цветаева об этих стихах:

«Какими средствами сделано это явно-большое дело? Никакими. Голой душою.

Этой безвестной монашенкой безвозвратного монастыря дано самое полное

определение добра, которое когда-либо существовало: добра, как круговой

поруки, и брошен самый беззлобный вызов злу, который когда-либо звучал

на земле… Сказать об этих строках «гениальные» было бы кощунством и

судить их, как литературное произведение — просто малость—настолько

это все за порогом этой великой (как земная любовь) малости искусства.

А может быть, только такие стихи и есть стихи?.. Эти стихи мои

любимые из всех, которые когда-либо читала, когда-либо писала,

мои любимые из всех на земле. Когда после них читаю (или пишу)

свои, ничего не ощущаю, кроме стыда».

Эпиграф 3

Вся “Капитанская дочка” для меня сводилась и сводится к очным встречам Гринева с Пугачевым: в метель с Вожатым (потом пропадающим) — во все с мужиком —

с Самозванцем на крыльце комендантского дома — но тут — остановка: “Меня снова привели к самозванцу и поставили перед ним на колени. Пугачев протянул мне

жилистую свою руку”. Подсказывала ли я и тут (как в том страшном сне) Гриневу поцеловать Пугачеву руку? К чести своей скажу — нет. Ибо Пугачев, я это понимала,

в ту минуту был — власть, нет, больше — насилие, нет, больше — жизнь и смерть,

и так поцеловать руку я при всей своей любви не смогла бы. Из-за всей своей любви. Именно любовь к нему приказывала мне ему в его силе и славе и зверстве руки

не целовать — оставить поцелуй для другой площади. Кроме того: раз все вокруг

шепчут: “Целуй руку! Целуй руку!” — ясно, что я руки целовать не должна.

Дата добавления: 2014-01-20