Слишком человеческий грех гордыни

Гуру

Удар по английскому фунту в сентябре 1992 года придал слапе Джорджа Сороса новый блеск. Он казался таким проницательным и изощренным инвестором, что возник миф, будто он может одним своим выбором повышать или опускать курсы на финансовых рынках. Казалось, он обладает чрезвычайными способностями, подобно индийским гуру.

Одно его публичное заявление о тех или иных валютах, акциях или компаниях могло сотрясти рынок. Ведь как стало легко! Подождите очередного заявления Сороса, а потом побыстрее покупайте то, на что он обратит ваше внимание! Одна беда: гуру редко говорил об этом.

Как же тогда разнюхать, что он затевает? Просто выяснять, как делают другие инвесторы, что покупает Сорос?

Они выискивали любые намеки на новые акценты в сделках Сороса. Подобный поиск необходим, так как инвесторы вроде Сороса, даже делая публичные заявления, умалчивают, что делают они сами и какие суммы в это вкладывают.

Да и разобраться в их намеках очень трудно. Есть еще один способ: отмечать устойчивую тенденцию на рынках тех ценных бумаг, которые обычно мало изменяются.

Билл Додж, старший вице-президент по анализу ценных бумаг и ведущий инвестиционный стратег в компании Дина Унттера Ргйнолдса, поясняет: «Если индекс Доу-Джонса упал на 50 пунктов, а торговцы говорят, что торговля вялая, я присматриваюсь и вижу, что акции этих компаний и курс доллара упали по отношению к немецкой марке. Отсюда я делаю правильный вывод: либо иностранный инвестор продает американские акции, либо приобретает немецкие ценные бумаги. Необычное поведение не связанных между собой рынков, установившаяся между ними связь — вот о чем я говорю».

При таком всеобщем интересе к Джорджу Соросу легко поверить, будто он стоит за колебаниями, скажем, курсов акций, хотя на самом деле это не так. «Сегодня любого можно одурачить, — продолжает Додж. — Стоит резко измениться курсу, и вам говорят, что Джордж покупает. Если на рынке убеждены, что покупает Джордж, это действует. Одно слово, что некто поступает таким-то образом, уже может повлиять».

Сотрудники Сороса помалкивают о том, что они делают. Хотя другие торговцы иногда могут обнаружить активность Сороса на том или ином рынке. Как пояснил Билл Додж, группа торгов­цев может заметить, что всякий раз, когда они продают кому-то акции, их курс не падает. Они начинают выяснять, почему. Торговцы прислушиваются к тому, что говорят коллеги в доверительных беседах. Один может сказать, что продал много нефти, а цена не падает. Другой скажет, что заметил то же самое. Но никто из этих торговцев не имеет — по крайней мере, на сегодняшний день, — осведомителей в фонде Сороса. Однако они все же могут определить, что затевает Джордж.

Снова нам на помощь приходит Додж: «Я звоню вам и говорю, что хочу что-то купить. И вы создаете для меня рынок. Я звоню подряд всем 25 парням, а вы сами сказали мне три месяца назад за пивом, что заключили большую сделку с Джорджем. Вы не говорите, какую именно. Я звоню вам и говорю, что хочу купить у вас, а вы мне отказываете. Значит, мы конкуренты. Вы единственный из 25 не продаете, а все другие продолжают продавать. Значит, вы имеете какое-то отношение к операциям Джорджа. Тогда рынок может определить, что вы покупаете нечто для Сороса».

Вдохновленный своим статусом гуру, Джордж Сорос, казалось, приобрел способность превращать в золото почти все, к чему прикасается. Хорошим примером служит недвижимость.

До начала 1993 года Сорос мало интересовался инвестициями в недвижимость. Долгое время там наблюдался финансовый спад из-за чрезмерного строительства в 80-е голы. Теперь отрасль пребывала в состоянии кризиса, но это не отпугнуло Сороса, неожиданно вошедшего во вкус. Он рассматривал кризис лишь как возможность приобрести нечто по бросовой цене. Странно было уже то, что Сорос занялся недвижимостью, еще удивительнее оказался выбор партнера в лице Пола Рейхманна.

8 февраля 1993 года Сорос объявил об учреждении фонда в 225 млн. долларов по операциям с недвижимостью, управление которым он поручит Полу Рейхманну. Новый фонд под названием «Квантум риэлти» олицетворял надежду Сороса на оживление в недалеком будущем вялого рынка недвижимости.

Когда этот рынок вступил в полосу кризиса, братьям Рейхманн (Полу, Альберту и Ральфу) было впору вешаться. Ранее их семейные холдинги по недвижимости в Канаде, Нью-Йорке и Лондоне оценивались в миллиарды долларов. Но многие филиалы этих холдингов обанкротились после того, как их компания «Олимпия энд Йорк» понесла огромные убытки при строительстве финансового центра в Лондоне под названием Канарская пристань. Пол Рейхманн был главным акционером этой компании.

Джорджа Сороса это не беспокоило. Он заявил журналисту из «Нью-Йорк таймс»: «Они [Рейхманны] были самыми преуспевающими торговцами недвижимостью в мире. Я хочу вложить, во-первых, свои собственные средства, а во-вторых, сделать это как мож1; о лучше». Сорос и Рсйхманн внесли в новый фонд 75 и 100 млн. долларов соответственно; большую часть капиталов внесли акционеры действующего фонда «Квантум».

В сентябре новый фонд совершил первую покупку: портфель заложенной недвижимости и сомнительных ипотек огромной страховой компании «Трэвелерз» на 634 млн. долларов. Это была одна из крупнейших единичных сделок с недвижимостью в мировой истории. Потом, в ноябре, Сорос и Рейхманн объявили о своих планах осуществить три проекта по недвижимости в Мехико, которые оценивались в полтора миллиарда долларов.

Джордж Сорос мог раскачать рынок, как только становилось известно, что он торгует определенными акциями, валютой или сырьем. В действительности, он выступал провокатором, образцом для подражания в поведении участников рынка.

Так случилось и в апреле 1993 года. На этот раз он избрал своей мишенью золото. В последние месяцы уровень инфляции оставался невысоким, но, по мнению Сороса, она грозила снова возрасти. Хотя золото не приносит дивидендов, оно могло бы стать более надежной сокровищницей, чем акции, облигации или недвижимость.

В связи с этим «Квантум» приобрел от двух до трех миллионов унций золота по 345 долларов за унцию. Сорос вложил также примерно 400 млн. долларов в «Ныомонт майнинг», купив 10 миллионов акций по 39,5 доллара за штуку у Ротшильда и гения захвата контрольных пакетов акций, сэра Джеймса Голдсмита. Заполучив 13% акций, Сорос стал вторым по «весу» акционером. Первым оставался сам Голдсмит с 30%. У Ротшильда осталось менее 5% акций.

Сорос, Голдсмит и лорд Ротшильд — хорошие знакомые. Связующим звеном между ними был Нильс Таубе, советник по инвестициям у Ротшильда, а также почетный директор «Квантума» и давний доверенный партнер Сороса.

Разумеется, когда торговцы узнали о действиях Сороса, цена на металл подскочила. Достаточно было прозвучать одному его слову, и разразилась крупнейшая за последние годы скупка золота. В Лондоне впервые с октября 1992 года за унцию золота давали 350 долларов, почти на пять долларов дороже, чем день назад.

Небольшое примечание к золотым спекуляциям Сороса: к концу лета 1993 гола Сорос явно выдохся, пожиная плоды победы. 15 августа «Санди таймс» сообщила, что Сорос продал все золотые слитки по цене от 385 до 395 долларов за унцию. Он явно торопился избежать дальнейших убытков: две недели назад цена золота в Лондоне перевалила за 400 долларов за унцию, но потом резко упала.

Начало 1993 года прошло успешно. За первые четыре месяца фонд «Квантум» вырос на 18%, отчасти благодаря своей успешной игре на токийской бирже, когда индекс последней колебался возле отметки в 16 тыс. пунктов. К 11 мая 1993 года он вырос до 20 тыс. пунктов.

Для просвещения сомневавшихся в его могущсстнс Джордж Сорос пытался переписать историю заново. В интервью от 26 апреля 1993 года в программе Си-Эн-Эн «Деловые новости» Сорос оспаривал утверждение ее ведущей Деборы Марчини, будто последнее подорожание золота вызвано благоприятными вестями из России, где экономические реформы Бориса Ельцина только что получили вотум доверия на общенациональном референдуме. Сорос же доказывал, что новости из России не имеют ничего общего с ростом цен на золото. Их взлет вызван, мол, покупкой им акций «Ньюмонт майнинг».

За исключением этого смелого заявления на Си-Эн-Эн, Сорос редко пользовался свалившейся нa него славой, хотя газетные передовицы успели возвести его в мессии мирового рынка. «Меня забавляет мой статус некоего гуру, — заявил он тем же летом в интервью журналу <Бизнес уик». — Признаюсь, ибо отрицать это глупо. Но я думаю, что это пройденный этап.

Я надеюсь теперь, по мере моего воздействия на мышление других людей, научить их пониманию того, как важно выискивать слабые места и критически мыслить».

Однако эпизоды с Рейхманном и «Ньюмонт майнинг» представили веские доводы в пользу того, что один только жест Сороса на рынке или даже подслышанный другими торговцами намек может спровоцировать движение рынка в нужном ему направлении. Недавняя лихорадка, вызванная подражанием его поведению, наверняка только раздует его славу. «Дейли мейл» в передовице от 30 апреля 1993 года задалась вопросом: «Почему мы так зачарованы этим современным Мидасом?»

Ответ был ясен. Джордж Сорос и казался нам современным Мидасом. Легко было подпасть под его чары. Следуя его примеру, многие люди богатели. Что же в этом плохого?

По мнению Сороса, новоприобретенный статус ничем не помогал ему. «Мое дело торговать, такова моя роль и профессия. Я не смогу руководить фондом, не торгуя ценными бумагами и валютой. Поэтому я куплю акции «Ньюмонт» и посмотрю, что получится дальше*.

Другие финансовые игроки были озабочены особым статусом Сороса. «Институциональные инвесторы, управляющие намного большими суммами, чем Сорос, очень доверяют его суждениям, — отмечал Питер Рона, бывший инвестиционный банкир и, как и Сорос, эмигрант из Венгрия. — Вот откуда он черпал силу».

Других, однако, его успехи не так впечатляли. Кое-кто даже с удовольствием развенчивал миф о Соросе, утверждая, что он вовсе не изменяет обстановку на рынках. Одним из них был Арти Б. Нолан, помощник редактора журнала «Хеджмар», утверждавший, что «хотя ч верно, что менеджеры фондов, ворочающие колоссальными деньгами, могут на некоторое время влиять на рынки, они не в состоянии воздействовать на глубинные процессы, поскольку в долгосрочной перспективе все цены определяются факторами спроса и предложения».

Третьи отрицали, что Соросу присуща некая магическая интуиция; наоборот, они утверждали, будто он замешан в каких-то гнусных делишках. У этого человека есть друзья. Они торопились устроиться в жизни получше. Хотя это еще не преступление, но друзья занимали высокие посты. И то, что они торопились покинуть эти посты, тоже не повод отправлять людей за решетку. За узами старой дружбы могут скрываться далеко не безобидные грешки.

Например, «Обссрвер» упомянула о дружбе Сороса с Джимми Голдсмитом и Нильсом Таубе:

«Подобные связи, напоминающие заговор посвященных, могут время от времени вызывать глубокое возмущение и у обычных инвесторов, когда дело касается Сороса. Его помощники могут сколько угодно болтать о его интуиции, но даже их речи позволяют судить о том, что Сорос создал для своих целей огромную сеть по сбору информации». Ну и что? Что же плохого в том, чтобы иметь, друзей — в самых нужных местах?

Гэри Глэдстейн, менеджер фонда Сороса, с удовольствием объяснил мне сверхъестественную способность Сороса собирать сведения о макроэкономических тенденциях по всему миру: у этого человека, дескать, повсюду целые плеяды добрых друзей. «У Джорджа множество друзей-интеллектуалов, огромная сеть контактов по всему миру. Он заходит к ним и говорит: меня интересует в такой-то стране то-то... И он всю свою жизнь полагается на мнение независимых экспертов из разных стран. Посмотрели бы вы на его записные книжки»

К июню 1993 года Сорос возобновил инвестиции в недвижимость в Великобритании. Через четыре месяца он основал совместно с Рейхманном фонд в США, ставший основным каналом инвестиций в британскую недвижимость. «Квантум» объединил усилия с крупной лондонской компанией по недвижимости «Бритиш ленд К°, PLC», и Сорос планировал вложить туда уже 775 млн. долларов. Он сам выкупил 4,8 % акций «Бритиш ленд».

Если Сорос покупает британскую недвижимость, это должно означать, что на рынке грядет оживление. Так, во всяком случае, расценили его шаги британские инвесторы. Стоимость акций фирм по торговле недвижимостью скачкообразно выросла на бирже: в целом на 667 млн. фунтов, что дало Соросу постоянный доход в 5,2 млн. фунтов на его 5-процентное участие в «Бритиш ленд». Стоимость акций самой фирмы выросла с 298 до 434 пенсов за штуку.

Ясно, что чары Сороса не утратили силу. «Гарднан» проворковала: «Месяц назад золото. Вчера недвижимость. Мировое инвестиционное сообщество решило: если Сорос находит нужным покупать что-то, стоит согласиться с его мнением».

Воодушевленный своим видимым могуществом, Сорос решился на следующий шаг. Он публично заявил, что хочет он того или нет, но он влияет на рынок. В данном случае, на рынок валюты.

Никого не удивило громогласное заявление Сороса в том же июне 1993 года, что курс немецкой марки обречен на падение. Большего не мог позволить себе ни один человек, решивший воспользоваться своими чрезвычайными полномочиями.

В письме в лондонскую «Таймс» от 9 июня Сорос дал ответ на письмо от 20 мая, написанное Анатолем Калецки, редактором отдела по экономике, и призывавшее Сороса напасть на французский франк. Сорос ответил, что не согласен с Калецки: продавать следует не французские валюту и облигации, а немецкие. Что касается немецких учетных ставок по краткосрочным кредитам, они понизятся еще стремительнее, независимо от пожеланий Бундесбанка. «Я ожидаю падения курса марки по отношению к ведущим валютам, включая даже фунт стерлингов. Я ожидаю также падения курса немецких облигаций относительно французских уже в ближайшие месяцы, хотя абсолютные цены на немецкие облигации должны подняться, если Бундесбанк сохранит обменный курс и резко сократит учетные ставки по краткосрочным кредитам (Для полной ясности позволю себе процитировать собственную книгу).

Бундесбанк слишком долго поддерживает слишком высокие учетные ставки. Он старался понижать их постепенно, без ущерба для своей репутации, но такая тактика только раскачала лодку. Германия переживает даже больший спал, чем Франция».

По мнению Сороса, Германия рано или поздно капитулирует, если только экономический кризис усилится. «Краткосрочные учетные ставки придется понижать, нравится ли это Бундесбанку или нет». Сорос добавил, что цены на немецкие облигации в марках повысятся, но потом упадут, как только влияние новых обменных курсов станет ощутимым.

Примечательное откровение! Джордж Сорос, признанный гений финансов, не просто дает советы, основанные на своем опыте и интуиции. На этот раз Джордж Сорос-спекулянт открыто заявляет, что если его совету последуют, это прямо увеличит доход от его собственных операций.

Уже в третий раз за последние месяцы своевременные откровения Сороса о своих инвестициях помогают увеличить их эффективность. По мнению Дэвида С. Роча, лондонского аналитика банка Моргана-Стенли, «таков новый способ делать деньги; комбинация благоразумных инвестиций на нижней точке рынка с последующим созданием нужного общественного мнения». Завершая письмо, Сорос пояснил, что два его основных занятия, инвестиции и благотворительность, не связаны между собой и принципиально различаются. Он отнюдь не нуждается в широкой благотворительности, чтобы обелить свои доходы от инвестиций. «Я хочу прояснить свою роль. В письме вы вкратце упомянули о моей деятельности и на валютных рынках и в Восточной Европе. Между ними есть существенная разница. В Восточной Европе я пытаюсь помочь становлению открытых обществ. На финансовых рынках я стремлюсь получить прибыль для своих акционеров и себя лично. Мой доступ на финансовый рынок позволяет мне финансировать фонды в Восточной Европе. Я не ищу новых прибылей в Восточной Европе и не действую как благотворитель на финансовых рынках. Я стараюсь избегать спекуляций, способных привести только к бессмысленным разрушениям на устоявшихся рынках, но не вижу причин не делать того, что произойдет и без моего участия. Разумеется, принимая то или иное решение, я не более непогрешим, чем центральные банки».

Как бы то ни было, авторитет Сороса-гуру окреп, когда рынки положительно отреагировали на его заявления насчет немецкой марки. Марка, стоившая 11 июня 61 цент, через два дня после письма Сороса, 25 июня, стоила уже 59 центов. «Кванту м» же заработал около 400 млн. долларов и вырос еще на 10%, как полагают, именно благодаря активным операциям Сороса с валютой.

23 июня Сорос заявил, что марка обречена на девальвацию: доллар якобы будет вскоре стоить 2 марки, а не 1,7, как сейчас. Он снова упрекал Бундссбанк за нежелание помочь другим европейским странам. «Нынешняя позиция Бундесбанка вредит экономике Германии и Европы в целом и чрезвычайно опасна для политического единства Европы. Раньше доллар стоил четыре марки, — многозначительно напомнил он. — И я убежден, что курс неоправданно занижен, пока доллар не будет стоить хотя бы две марки».

ГЛАВА 23

Так странно! Джордж Сорос давно хотел, чтобы политики оглянулись и заметили его. Теперь они только этим и занимались. Разумеется, Сорос мечтал об уважении, а не подозрении, но добился обратного. Потрясающие успехи инвестора в начале 1993 года, подкрепленные известием о заработанных им» 1992 году 650 млн. долларов, дали политикам передышку. Все они прекрасно помнили 80-e годы и то, как Майкл Милкен, Иван Боэски и им подобные персонажи периода бума лопатой загребали несметные богатства.

Неизгладимое впечатление на политиков про­извела разгадка их тайны. Ларчик открылся на удивление просто: Милксн, Боэски и прочие менее известные светила обогатились за счет украденных сведений. А все так восхищались поначалу сообразительностью этих молодчиков! Но оказалось, что звезды бизнеса 80-x не обладали и малой частью приписываемого.им интеллекта.

Теперь политики сочли, что пора присмотреться повнимательнее к Джорджу Соросу и хедж-фондам в целом. Вряд ли они считали, что Сорос действует по примеру Милкена и Боэски. Грех Сороса, по их мнению, заключался в самих размерах его богатства. В Вашингтоне они вызывали растущую обеспокоенность.

Хотя эти финансисты сколотили огромные состояния, никто из лиц, непосвященных в тайны

Уолл-стрит — и даже не все посвященные, — не знали, чем именно занимаются менеджеры хедж-фондов и как именно им удается так преуспевать. В Вашингтоне складывалось мнение, что Сороса и ему подобных пора призвать к ответу.

И вот Генри Гонсалес, председатель могущественной комиссии палаты представителей по банкам, объявил в июне 1993 года, что он предложит Совету управляющих Федеральной резервной системы и Комиссии по ценным бумагам и биржам познакомиться поближе с валютными операциями фонда «Квантум». Выступая с трибуны конгресса, Гонсалес заявил, что он желает узнать, за счет чего Сорос получает столь внушительные прибыли. Он намеревался узнать также, какую часть капиталов фонда составляют средства от банковских займов и не связаны ли с деятельностью Сороса банкротства нескольких банков в США. «В ближайшем будущем, — пообещал законодатель, — я предложу ФРС и КЦББ изучить меру влияния мистера Сороса на валютные рынки и выяснить, способен ли отдельный деятель вроде мистера Сороса манипулировать этими рынками в свою пользу».

Манипулгфовать.

Нешуточное обвинение!

С мистером Соросом не шутки шутят.

Гонсалес добавил, что «в интересах самой ФРС и центральных банков других стран досконально разобраться в методах манипуляции валютными рынками, применяемыми мистером Соросом. В конце концов, им приходится вступать с ним в лобовое столкновение при попытках изменить валютные курсы».

Слушания в конгрессе, однако, отложили почти на год. Но заявление Гонсалеса приоткрыло покров тайны над деятельностью хедж-фондов. Как и ожидали Сорос и остальные управляющие хедж-фондов, настало время подумать о том, что ждет их впереди.

И все же летом 1993 года Сорос был доволен собой. Он вел себя раскованнее, даже перестал обращать внимание на болтовню о «гуру». Казалось, он был более счастлив, чем 10 лет назад. Эдгар Астер, его лондонский компаньон, считал Сороса заметно повеселевшим, ибо раньше <он был мрачен и холоден. Теперь все говорили о том, как он повелевает рынками, что он гуру, и ему это льстило. Он стал более открытым и жизнерадостным. Я чаще вижу его смеющимся».

Соросу явно нравилось внимание публики, но он знал ее ветреность. <Я не повелеваю рынками, но не могу отрицать и то, что на время вокруг меня как инвестора образовался мистический ореол. Сейчас люди больше интересуются моими делами. И рост цены золота до 15 долларов за один грамм [в середине мая 1993 года] после покупки мною части акций «Ньюмонт» как-то связан с моими операциями. Это правда. Но когда я сделаю несколько ошибок, люди успокоятся».

Сорос умело обращался с прессой. Он понимал, что столкнется с потоком вопросов журналистов о том, что именно он затевает на финансовых рынках. Однако он желал обратить их внимание на свою благотворительность, и надо сказать, весьма преуспел в этом. Уже к концу 1993 года большинство статей о Соросе затрагивали именно эту тему. Журналисты, скорее по долгу службы, упоминали и о его инвестициях, но располагая лишь крохами достоверной информации, касались этих вопросов вскользь.

Оценив помощь подобной гласности своим благотворительным акциям, Сорос потеплел к прессе. После сентябрьского 1992 года удара по фунту он чаще давал интервью и, соответственно, получил благожелательную прессу, особенно в Англии. Например, «Обсервер» от 10 января 1993 года озаглавила статью о нем так: «Человек, сокрушивший Банк Англия»; 14 марта «Лондон стандарт» поместила еще более броский заголовок: «Повелитель вселенной».

Телебригады из США и Англии просили о содействии при съемках короткометражных документальных фильмов о жизни Сороса. И он впервые дал им разрешение на съемки в нью-йоркском офисе и в подвалах Будапешта, где он скрывался от нацистов.

Такое поведение окупалось сторицей. В документальном фильме Эй-Би-Си, показанном 13 декабря 1993 года, он заявил: «Мой фонд так разросся, что мне уже некуда девать деньги... Мне кажется, что легче заработать деньги, чем их потратить. Мне гораздо легче делать первое, чем принять правильное решение по второму вопросу».

Духовный кризис благополучно разрешился. Сорос выглядел весьма довольным собой. Ведь он получил от жизни больше, чем ожидал, как он выразился в интервью журналу «Лидершип» в июле 1993 года. Журналист спросил его, как он оценивает себя сегодня.

Сорос: «Я — неоконченная пьеса, но я скорее доволен нынешним ходом дел. Сейчас я нравлюсь себе гораздо больше, чем когда просто делал деньги. Я ощущаю свою личность полнее. Я испытываю огромное удовлетворение, когда могу лучше понять взаимозависимость всего в этом мире».

Короче говоря, он по-прежнему искал ответы на вопросы, мучившие его в бытность студентом в Лондоне в начале 50-х.

Журналист спросил также, видит ли Сорос пределы своей деятельности, подразумевая уход на покой.

Сорос ответил отрицательно. «Я расценил бы это как своего рода поражение. Мне хотелось бы контролировать события, так что, надеюсь, до этого не доидет. Хотя, конечно, наступит и такой момент, когда я просто не справлюсь с делами».

. Чувствовал ли он себя уставшим? Ведь все сверхбогачи рано или поздно испытывают некую духовную опустошенность. Л сам Сорос?

«Нет. Я не разучился видеть опасность.заранее и избегать ее. Я принимаю ее как одно из правил игры».

Журналист: «Вы говорите о мере ответственности тех, кто обладает подобным богатством, и при этом не выглядите алчным стяжателем. Трудно ли оставаться таким?

Сорос: «Если честно, меня это не интересует. Об этом обязательно напишут, если еще не написали. Я от своих слов не отказываюсь. По думаю, что это вечный вопрос: раб ли я собственного успеха или могу подняться выше этого жребия? Есть и другая проблема: когда человеку слишком везет или слишком не везет. Нужно добиться некоего равновесия, чтобы не раздавил собственный успех. Я не должен заниматься тем, что не по мне. Моя жизнь является подлинной игрой, потому что немыслима без риска».

Затем последовал замечательный вопрос: если Сорос прекратит зарабатывать и раздавать большие деньги, чем тогда он будет заниматься? Инвестор признался, что не раз задумывался об этом. Впервые он задал себе этот вопрос в начале 60-х, когда впервые после эмиграции посетил Венгрию. «Я пришел к выводу, что возил бы на такси туристов, чтобы заработать немного валюты».

Он мог представить себя и преуспевающим бизнесменом средней руки. А если все рухнет, смог бы он кое-как перебиваться простым таксистом?..

Между тем, к лету 1993 года Сорос стал еще большей загадкой для финансистов. После крушения фунта его воспринимали чуть ли не как небожителя, и рынки, казалось, повиновались каждому его слову.

Но теперь, в это трудное для Западной Евро­пы лето, наблюдатели все чаще недоумевали, что же затеял новоявленный идол и на какие финансовые рынки набросится. Он казался не­решительным, готовым плыть по течению. Опыт часто подводил тех, кто пытался подражать его действиям.

Все опасались, что они приведут к чему-ни­будь вроде развала ЕВС. Однажды Сорос поста­вил против нее — и выиграл. Теперь боялись, что он сыграет против нее снова.

Французский франк испытывал все нарастающие трудности. Высокие учетные ставки привлекали перевод капитала в немецкие марки, а французскую валюту толкали к нижнему пределу, утвержденному ЕВС. Спекулянты лихорадочно сбывали франки. Французы, однако, упорно отказывались девальвировать свою валюту.

В понедельник 26 июля Сорос заявил французской газете «Фигаро», что он не играет против франка. Причина: он не желает упреков в желании развалить ЕВС. По сути, своим заявлением Сорос выразил франку вотум доверия, полагая, что тот сможет пережить нынешнюю бурю без вынужденного выхода Франции из ЕВС. Сорос явно не спешил лезть в драку. Но когда директора Бундссбанка проголосовали против изменения базовой стайки, Сорос разгневался и выглядел так, словно его предали. «Я полагаю, что эта система рухнет», — предсказывал он.

В пятницу 30 июля он передал по телефаксу пресс-релиз в лондонское агентство Рейтер, заявив: «После решения Бундесбанка не снижать учетные ставки я более не считаю себя связанным заявлением, сделанным в газете «Фигаро». Я тщетно пытался помочь Европейской валютной системе, отказываясь играть на валютных. курсах, но ведущее звено этой системы, Бундесбанк, действует, не считаясь с интересами других ее участников».

Он сравнил французский франк с избитой супругой, которая, невзирая на побои, остается жить вместе с мужем, в данном случае с ЕВС. «Не думаю, что нынешнее соглашение войдет в силу в понедельник утром». Сорос дал понять, что считает себя вправе возобновить операции с французским франком.

В финансовых кругах по поводу планов Сороса царила полная неясность. Пока министры в Брюсселе изо всех сил пытались спасти ЕВС, Сорос держался отчужденно, оставаясь как бы над схваткой и будучи на этот раз безразличным к очередному кризису евровалютной системы.

Журналист из «Нью-Йорк таймс» позвонил Соросу, когда тот купался в бассейне в особняке под Саутхэмптоном. Слова Сороса, по признанию репортера, обычно услышишь от политика, а не от торговца валютой: «Именно потому, что я не желаю поощрять панику на бирже, я не скажу, что именно я сделаю». Сорос не выдал секретов. Он сказал только, что не начнет спекулировать европейскими валютами до полудня пятницы. Можно было подумать, что потом он начнет продавать франки.

Где же истина?

Сорос молчал. Желая переубедить других, будто он не только спекулирует валютой, Сорос изображал умудренного опытом политика: «Я искренне верю в единую Европу и единую валютную систему и считаю, что ее участникам следует Сохранять ее, а не только искать выгод для себя лично».

Что же, Сорос перестал стоять над схваткой. 4 августа он сделал публичное заявление по поводу марки. По мнению Сороса, политика Бундесбанка подталкивает немецкую экономику к спаду, поэтому он решил продавать марки. <Я лично играю против марки, меняя их на доллары и иены, — заявил он немецкому телевидению. — Так же следует поступать с маркой и в более отдаленной перспективе». Он добавил, что политика поддержания Бундесбанком высоких учетных ставок пагубна и может замедлить оживление в европейской экономике.

Впервые с начала кризиса Сорос оказался прав. В июне, когда он выступил со своим первым прогнозом, за доллар давали 1,625 марки. В конце июля курс понизился до 1,75 марки. Однако к концу сентября немецкая валюта заметно усилилась по отношению к доллару, и обмен шел уже по курсу 1,61 марки за доллар.

До этого мало кто оспаривал право Сороса публично заявлять о своих операциях. Гуру позволено и не такое. Но теперь многие опасались, что Сорос зайдет слишком далеко в советах политикам всех стран.

Так, 1 августа он выступил на британском телевидении по вопросу о поенном вмещатсльстве Запала в войну на Балканах. Смысл его речи сводился к тому, что попустительство доктрине «этнически чистых государств» означает конец цивилизации.

В конце концов, кто дал ему право на такие поучения?!

«Дейли телеграф» в редакционной статье от 5 августа весьма изящно подытожила смешанные чувства к Соросу, овладевшие тогда многими: «После того, как он поставил 10 миллиардов долларов на выход фунта стерлингов из ЕВС, к каждому слову оракула прислушивались, а его письма и статьи уподобились Священному писанию... Никто не желает зла мистеру Соросу. Политики и первые банкиры на континенте, не так давно обвинявшие подобных ему спекулянтов в развале ЕВС, должны быть верными присяге, и вина за попытки поддержания недопустимых учетных ставок и обменных курсов лежит на них целиком и полностью... Но всему есть свои пределы. Все более напыщенные послания мистера Сороса прессе отдают небывалым высокомерием... Если на этой неделе мы узнаем, что мистер Сорос благословляет воздушные налеты, чтобы снять блокаду Сараева, то, похоже, он нуждается в отдыхе. Он может вообразить, что способен кивком или взмахом ресниц определять курсы не только валютных рынков, но и международной политики... Но готовность публики верить любым высказываниям мистера Сороса не должна вводить его в заблуждение и заставлять верить в них самому».

Спустя два дня, 7 августа, «Экономист» выразился еще откровеннее в статье, озаглавленной: «Трепло». «Неужели Джордж Сорос спятил? Газеты и радиопередачи просто пестрят громогласными заявлениями родившегося в Венгрии и осевшего в Нью-Йорке инвестора по любому поводу, от банков до Боснии. Недавно, когда ЕВС снова захворала, мнение мистера Сороса привлекало не меньше внимания, чем решения Бундесбанка. Интерес прессы к мистеру Соросу был понятен: ведь именно он — Человек, сокрушивший Банк Англии. Но теперь инвесторы его размаха склонны болтать поменьше. Почему он поступает иначе?»

Журнал интересовался, почему Сорос так часто обращается к общественному мнению?

«Первой причиной, видимо, является то, что мистер Сорос не прочь прослыть выдающимся инвестором нашей эпохи. Впрочем, этого-то он заслуживает. Второй служит нежелание Сороса оставаться только богатеньким Буратино. Он хочет влиять на принятие политических решений по ключевым вопросам современности. Похвальное желание, хотя наиболее подходящим путем для этого служит практикуемая им в Восточной Европе благотворительность. Наконец, за явной тягой мистера Сороса к славе может скрываться то простое обстоятельство, что сейчас у него меньше работы, чем когда он лично управлял инвестициями фонда "Квантум"».

Атаки прессы усилились, когда 16 августа вмешался журнал «Барронс»: «Когда-то Джордж слыл молчуном. Много лет он был почтенным и весьма остроумным рыцарем Круглого стола, но тогда вместо него говорили финансовые достижения, и говорили, ей-богу, достаточно громко. Однако потом Джордж в исступлении нарушил обет молчания. Вряд ли вам удастся не увидеть его физиономию хотя бы раз в неделю, если смотреть телеящик в Лондоне. Он рассылает в газеты письма, строчит обзорные доклады, устраивает пресс-конференции, принародно бранит Бундесбанк. Короче говоря, он становится общественным деятелем с большой буквы, как некогда стал легендарным инвестором. Удивительно не то, что Джорджу приспичило поразглагольствовать о своей благотворительности или поиграть в философа. У богатых есть такое обыкновение, когда им наскучит просто делать деньги. Нас несколько озадачивают его мысли вслух по менее глобальным вопросам, вроде того, вырастет или упадет курс немецкой марки и стоит ли продавать французский франк. Если бы мы знали его хуже, то заподозрили бы заражение обычнейшей болезнью под названием высокомерие».Журналисту из «Бизнес уик» удалось задать ему в то жаркое лето прямой вопрос, отчего Сорос так разговорился.— Вообще-то я не любитель выступать перед публикой, если мне нечего сказать, — начал Сорос... — И по возможности, я стараюсь говорить своими словами. Я придерживаюсь одного четкого правила: что бы я ни сказал, цитировать меня будут вне контекста. Хотя слова останутся те же, акценты всегда будут смещены...

Мои отношения [с прессой] далеки от какого-то комплекса любви-ненависти. Во всяком случае, я стараюсь держаться от нее подальше. Если вы напишете зубодробительную статью и найдете у меня море недостатков, я не обижусь... Вы вольны писать все, что угодно.

Сорос старался показать, что ему, в принципе, плевать на прессу, но сейчас не тот случай. Не имея под рукой большой и изощренной команды по связям с общественностью, Сорос набил руку в защите своих интересов получше любого адвоката. Грубо говоря, он осознал, что гораздо проще довести до сведения публики все свои мысли, если не давать интервью журналистам, а посылать письма или телефаксы редакторам. И этот прием сработал. Газеты, получив письмо или факс от Сороса, стремглав перепечатывали его целиком.-Он понял и то, когда следует выступать с комментариями, а когда лучше промолчать. В 1993 году он все же решился на смелый шаг и нанял для связей с общественностью постороннюю, но.престижную нью-йоркскую фирму «Кекст энд К», оговорив, что о нем лично будут сообщать как можно меньше.

Кому-то публичные заявления Сороса о своих инвестициях покажутся заумными. Один из ведущих инвесторов Уолл-стрит, пожелавший остаться неназванным, был явно обеспокоен поведением Сороса: «Я не понимал, к чему он все это заявляет, особенно во время активных операций на рынке». Инвестор уверял, что подобные заявления неуместны. «В случае с Соросом речь идет не о нарушении закона, но о несоблюдении этики».

Но к концу августа неумолкающий. Сорос добился очередной награды в виде своего портрета на обложке «Бизнес уик». Некогда подобное «достижение» было бы воспринято как смертельная угроза. Некоторых его помощников чуть удар не хватил. Одного взгляда на сверкающие строчки для этого хватило бы вполне.

Журналист «Бизнес уик» предупредил, что Сорос давно собирался дать журналу интервью. Джсрард Маноловичи, ранее упоминавшийся ветеран из команды Сороса, смутился и сказал Гэри Глэдстейну, управляющему делами Сороса:

«Гэри, прекратите эту ерунду. Я вам серьезно говорю. Хватит этой болтовни».

Глэдстейн обернулся к журналисту и, словно извиняясь, улыбнулся. «Нам не нравится избыток гласности по этим вопросам. Мы не хотим слишком высовываться».

Один известный на Уолл-стрит обозреватель заметил, что для фигур вроде Сороса жажда внимания прессы «представляется не просто нечестным, но и очень опасным поведением. Уолл-стрит живет и действует по-обывательски. Джордж Сорос осуществляет инвестиции в окружении людей, которым плевать на все, кроме денег. Им плевать на свое место в истории. Им плевать, а вот Соросу нет. По мнению окопавшейся на Уолл-стрит шайки, попавшим на газетные полосы лучше сразу уйти на пенсию. Приземлившись на обложке «Бизнес уик», вы можете попрощаться с Уолл-стрит. А Сорос приземлился именно туда».

На Сороса все сильнее давили собственные помощники, включая Стена Дракенмиллера, уговаривая попридержать язык за зубами. Сложилось мнение, что публичные заявления Сороса связывают фонду руки. Как сказал один его бывший сотрудник, «Сорос мог считать себя манной небесной для рядового инвестора, но дело в том, что при подобном размахе операций периодически приходилось делать большие покупки, чтобы поддерживать устоявшуюся репутацию. В определенном смысле он заменил собой рынок. Он ворочал такими суммами по сделкам с валютой и облигациями, что фонд начал терять необходимую гибкость в операциях на рынке».

Но болтливое лето 1993-го прошло, и Сорос пошел другим путем. Он отказывался отвечать на вопросы журналистов, какие акции и валюты ему нравятся или не нравятся. Он как будто понял, что за каждым его словом бдительно следят. Если ему доверили огромную власть, то ее можно обернуть и против него. Он знал об этом. И поэтому стал более скрытен.

Сорос заслужил мало лестных слов у тех европейских политиков, которых тщетно пытался приручить. Они сердились на него за непрекращавшиеся попытки залезть в европейские валютные дела.

В конце сентября 1993 года бельгийский министр иностранных дел Вилли Клас, бывший одновременно председателем Совета министров ЕС, в завуалированной форме обвинил Сороса в попытках подорвать дело объединения Европы. В интервью французскому еженедельнику «Пуэн» Клас заявил: «Это своего рода заговор. В англосаксонском мире есть немало лиц и организаций, которым милее разделенная Европа, обреченная на вторые роли в мировой экономике, а не сильная Европа с единой международной и финансовой политикой».

Пресс-секретарь Сороса Дэвид Кронфелд отверг заявления Класа, отметив, что «мы не считаем нужным отвечать на нелепые домыслы об англосаксонском заговоре». Он снопа подчеркнул приверженность Сороса к эффективной ЕВС, но эта система еще до нынешнего кризиса стала действовать в ущерб интересам европейских народов.

Как бы то ни было, 1993 год оказался на редкость удачным для фонда «Квантум», выросшего на 61,5%. Какие-то 10 тыс. долларов, вложенные в «Квантум» в 1969 году, стоили теперь 21 миллион. Те же 10 тыс. в акциях 500 крупнейших компаний США за тот же период выросли всего лишь до жалких 122 тыс. долларов.

Все фонды Сороса действовали исключительно эффективно. Лучшим оказался «Квантум имерджин гроус», выросший на 109%, за вычетом сумм уплаченных пошлин, за ним следовали «Квантум» и «Квота», выросшие более чем на 72% каждый. С 1969 года Сорос добивался прироста около 35 сложных годовых процентов. Ежегодный прирост курса акций тех же 500 крупнейших корпораций составлял всего 10,5%.

Главным приобретением Сороса в последнем квартале 1993 года был киномонстр «Парамаунт»; вторая и третья по величине покупки связаны с компьютерными сетями: «Ньюбридж нетуоркс» и «Ди-Эс-Си комьюникейшнс». Крупнейшая продажа Сороса — «Медко контейнмент сервис», хотя другие крупные продажи свидетельствовали об отходе от финансовых услуг, 5 из 10 крупнейших проданных компаний действовали именно в этой области.

Примерно половина всех активов Сороса была помещена в акции компаний. Из приведенных ниже данных видно, где он имел крупнейшие пакеты акций.

КРУПНЕЙШИЕ ПАКЕТЫ АКЦИЙ
Компания	Стоимость (млн. дол.)	Количество акций на 31.12.93 (тыс.)
Ньюмонт майнинг
Парамаунт комьюникейшнс
Дир и К°
Перкин-Элмер
Хоум Депо
Ньюбридж нетуоркс
Моторола
Тектроникс
Кемпер

КРУПНЕЙШИЕ ПОКУПКИ АКЦИЙ

Компания	В четвертом квартале 1993(тыс.)	Всего на 31.12.1993 (тыс.)
Парамаунт комьюникейшнс
Ньюбридж нетуоркс
Ди-Эс-Си комьюникейшнс
Филипп Моррис
Моторола
Хост Марриотт
Дабл-Ю-Эм-Экс Текнолоджис
Рейтеон
Америкен хоум продактс
Эл-Ай-Эн Бродкастинг
КРУПНЕЙШИЕ ПРОДАЖИ АКЦИЙ
Компания	В четвертом квартале 1993(тыс.)	Всего на 31.12.1993 (тыс.)
Медко контейнмент сервис
Ньюмонт майнинг
Чейз манхэттен
Шоунис
Трансамерика
Америкен экспресс
Марриотт интернешнл
Федерал нейшнл мортидж
Дженерал Ре корпорейшн
Берлингтон рисорсис

Источник: Federal Filings (см. «Ю-Эс-Эй тудей» от 12 марта 1994 г.).

ГЛАВА 24

Дата добавления: 2014-11-06