Телеологическое значение забот о своей личности. 7 страница

вершенно аналогичных случаях, например когда мы
стараемся выделить и отчетливо представить себе идею,
которая лишь смутно таится в нашем сознании, или ког-
да мы с величайшими усилиями стараемся различить
оттенки значения в синонимах, или упорно стараемся
удержать в границах сознания мысль, которая настоль-
ко дисгармонична нашим стремлениям в данную мину-
ту, что, не будь особых усилий с нашей стороны, она
быстро уступила бы место иным образам более безраз-
личного характера.

Чтобы представить себе лицо, которое испытывает
сразу все формы произвольного внимания, вообразим че-
ловека, сидящего в обществе за обедом и намеренно
выслушивающего скучнейшие нравоучения, которые ему
вполголоса читает сосед, в то время как кругом разда-
ется веселый смех гостей, беседующих о самых зани-
мательных и интересных вещах.

Произвольное внимание продолжается не долее не-
скольких секунд подряд. То, что называется поддержкой
произвольного внимания, в сущности, есть повторение
последовательных усилий сосредоточить внимание на
известном предмете. Раз эти усилия нам удались, объ-
ект внимания вследствие своей привлекательности раз-
вивается; если его развитие нам интересно, то внимание
на время становится непроизвольным. Выше мы заме-
тили, что, по словам Карпентера, поток мысли увлекает
нас, как только мы в него погрузимся. Этот пассивный
интерес может быть более или менее продолжительным.
Едва он успел вступить в силу, как внимание отвлека-
ется какой-нибудь посторонней вещью; тогда посред-
ством произвольного усилия мы вновь направляем
мысль на прежний предмет; при неблагоприятных усло-
виях такое колебание внимания может продолжаться
часами. Впрочем, при этом надо не упускать из виду,
что внимание сосредоточивается в данном случае не на
тождественном в психическом смысле объекте, но на
последовательном ряде объектов, только логически тож-
дественных между собой. Никто не может непрерывно
сосредоточивать внимание на неизменяющемся объекте
мысли.

Есть объекты мысли, которые не поддаются разви-
тию. Они попросту ускользают от нас, и, для того что-
бы сосредоточить внимание на чем-нибудь, имеющем к
ним отношение, требуется такой ряд непрерывно возоб-
новляемых усилий, что человек с самой энергичной во-

лей бывает вынужден отступиться от них, тщетно упот-
ребив в течение некоторого времени все возможные
средства к достижению цели, и предоставить своим мы-
слям следовать за более привлекательными стимулами.
Есть такие объекты мыслей, которых человек боится,
как пуганая лошадь, которых он стремится избегать да-
же при самом беглом воспоминании о них. Таковы таю-
щие капиталы для мота в разгар его расточительности.
Но незачем приводить исключительный пример мотов-
ства, когда для всякого человека, увлекаемого стра-
стью, мысль об умаляющих страсть обстоятельствах
представляется несносной хотя бы на мгновение. <...>

При более спокойных душевных состояниях труд-
ность сосредоточить внимание на предмете бывает так
же велика, в особенности если мозг утомлен. Иное ли-
цо, чтобы избежать скучной предстоящей работы, быва-
ет готово ухватиться за любой предлог, каким бы нич-
тожным и случайным он ни был. Я, например, знаю
одного господина, который готов разгребать угли в ка-
мине, расставлять стулья у себя в комнате, подбирать
с полу соринки, приводить в порядок свой стол, разби-
рать газеты, хвататься за первую попавшуюся под ру-
ку книгу, стричь ногти,— словом, как-нибудь убивать
утро. И все это он делает непреднамеренно, единствен-
но только потому, что ему к полудню предстоит приго-
товить лекцию по формальной логике, которой он тер-
петь не может. Все он готов делать, только не это.

Повторяю еще раз: объект внимания должен изме-
няться. Объект зрения с течением времени становится
невидим, объект слуха перестает быть слышим, если
мы будем неподвижно направлять на него внимание.
Гельмгольц, подвергший самому точному эксперименти-
рованию свое внимание в области органов чувств, при-
меняя зрение к объектам, не привлекающим внимания
в обыденной жизни, высказывает несколько любопытных
замечаний о борьбе двух полей зрения. Так называется
явление, наблюдаемое нами, когда мы глядим каждым
глазом на отдельный рисунок (например, в двух отделе-
ниях стереоскопа); в этом случае мы осознаем то один
рисунок, то другой, то части обоих, но почти никогда не
осознаем их оба вместе.

Гельмгольц говорит по этому поводу: «Я чувствую,
что могу направлять внимание произвольно то на одну,
то на другую систему линий (рис. 6) и что в таком слу-
чае некоторое время только одна эта система сознается

мною, между тем как дру-
гая совершенно ускользает
от моего внимания. Это бы-
вает, например, в случае,
если я попытаюсь сосчитать
число линий в той или дру-
гой системе. Но крайне труд-
но бывает надолго прико-
вать внимание к одной какой-нибудь системе линий,
если только мы не ассоциируем предмет нашего вни-
мания с какими-нибудь особенными целями, которые
постоянно обновляли бы его активность. Так мы посту-
паем, задаваясь целью сосчитать линии, сравнить нх
размеры и т. п. Равновесие внимания, мало-мальски про-
должительное, ни при каких условиях не достижимо.
Вынимание, будучи предоставлено самому себе, обнару-
живает естественную наклонность переходить от одного
нового впечатления к другому; как только его объект пе-
рестает быть интересным, не доставляя никаких новых
впечатлений, внимание вопреки нашей воле переходит
на что-нибудь другое. Если мы хотим сосредоточить вни-
мание на определенном объекте, то нам необходимо по-
стоянно открывать в нем все новые и новые стороны, в
особенности когда какой-нибудь посторонний импульс
отвлекает нас в сторону».

Эти слова Гельмгольца чрезвычайно важны. А раз
они вполне применимы к вниманию в области органов
чувств, то еще с большим правом мы можем применить
их к вниманию в области интеллектуального разнооб-
разия. Conditio sine qua поп (непременное условие) для
поддержки внимания по отношению к какому-нибудь
объекту мысли заключается в постоянном возобновле-
нии нашего внимания при изменении точки зрения на
субъект внимания и отношения к нему. Только при пато-
логических состояниях ума сознанием овладевает неот-
вязчивая, однообразная idee fixe.

Гений и внимание. Теперь мы можем легко видеть,
почему так называемое поддерживаемое внимание раз-
вивается тем быстрее, чем богаче материалами, чем
более свежестью и оригинальностью отличается воспри-
нимающий ум. Такие умы пышно расцветают и дости-
гают высокой степени развития. На каждом шагу они
делают все новые и новые выводы, постоянно укрепляя
свое внимание. Интеллект же, бедный знаниями, непод-

9—833

вижный, неоригинальный, едва ли будет в состоянии
долго сосредоточивать внимание на одном предмете, ин-
терес к которому ослабевает чрезвычайно быстро. Отно-
сительно гениев установилось общее мнение, что они
далеко превосходят других людей силой произвольного
внимания. Можно выразить опасение, не представляет
ли у большинства из них эта сила чисто пассивное свой-
ство. В, их головах идеи пестрят разнообразием; в каж-
дом предмете гениальные люди умеют находить бесчис-
ленное множество сторон и по целым часам могут со-
средоточиваться на одной мысли. Но гений делает
их внимательными, а не внимание образует из них ге-
ниев.

Вникнув в сущность дела, мы можем заметить, что
гении отличаются от простых смертных не столько ха-
рактером внимания, сколько природой тех объектов,
на которые оно поочередно направляется. У гениев объ-
екты внимания образуют связную серию, все части ко-
торой объединены между собой известным рациональ-
ным принципом. Вот почему мы называем внимание
поддерживаемым, а объект внимания на протяжении
нескольких часов тем же. У обыкновенного человека се-
рия объектов внимания бывает большей частью бес-
связной, не объединенной общим рациональным прин-
ципом, поэтому мы называем внимание такого человека
неустойчивым, шатким.

Не лишено вероятия, что гений удерживает человека
от приобретения привычек произвольного внимания и
что среднее умственное дарование представляет почву,
где можно всего более ожидать развития добродетелей
воли в собственном смысле слова. Представляет ли
дар внимания свойство гения или оно зависит от разви-/
тия воли? Во всяком случае, чем долее человек может
удерживать внимание на одном объекте, тем более
представляется ему возможности вполне им овладеть. \
Способность же постоянно направлять рассеивающееся
внимание составляет живой нерв в образовании каждо-
го суждения, характера и воли. У кого нет этой спо-
собности, того нельзя назвать compos sui (владеющим
собой). Воспитание, которое могло бы совершенство-
вать эту способность, было бы воспитанием par excel-
lence. Но указать на такой идеал несравненно легче, чем
дать практическое руководство к его достижению.

Относительно внимания общим педагогическим пра<

видом может служить следующее: чем более интереса
в данном занятии ожидает ребенка впереди, тем более

-будет' напряжено его внимание. Поэтому при обучении
ребенка нужно руководить его занятиями так, чтобы

-КЯХдое новое сведение находилось в известной связи
с ранее приобретенными знаниями, и, если возможно,
вызывать в ребенке любопытство, так чтобы каждое но-
вое полученное им сведение служило ответом или
частью ответа на вопрос, еще ранее существовавший в
уме ученика.

Физиологические условия внимания. Вот, по-види-
мому, наиболее важные из них: 1) по возникновения
внимания к данному объекту необходимо, чтобы соот-
ветствующий кортикальный центр был возбужден и
центральным путем — идеационно, и путем внешнего
чувственного раздражения; 2) затем орган чувств дол-
жен быть приноровлен посредством приспособления
соответствующего мышечного аппарата к наиболее от-
четливому восприятию внешнего впечатления; 3) по
всей вероятности, необходим известный приток крови к
соответствующему кортикальному центру. Третьего ус-
ловия я не буду касаться, так как относительно его мы
не имеем никаких обстоятельных сведений, и я посту-
лирую его лишь на основании общих аналогий. Первое
и второе условия доказаны экспериментальным путем.
Начнем ради удобства с рассмотрения второго условия.

Приспособление органа чувств. Оно наблюдается не
только тогда, когда внимание направлено на внешнее
чувственное впечатление, но и в случае, когда объек-
том внимания служит мысль. Что такое приспособле-
ние налицо, когда мы направляем внимание на внешний
объект, само собой ясно. Глядя на что-нибудь или слу-
шая что-нибудь, мы непроизвольно приспосабливаем
глаза и уши, а также поворачиваем в нужном направ-
лении голову и тело; обоняя и пробуя на вкус, мы при-
спосабливаем язык, губы и нос к данному предмету;

осязая какую-нибудь поверхность, мы соответствую-
щим образом двигаем осязающий орган. Во всех этих
актах, производя непроизвольные целесообразные мы-
шечные сокращения, мы задерживаем другие движения,
нецелесообразные по отношению к тому результату,
который мы имеем в виду. Так, пробуя что-нибудь на
вкус, мы зажмуриваем глаза, прислушиваясь, стараем-
ся затаить дыхание и т. п. В результате получается

У \ 131

более или менее массивное органическое чувство напря-
женности внимания. На это органическое чувство мы
обыкновенно смотрим как на чувство нашей собственной
активности, хотя оно возникает в нас посредством при-
способления органов чувств. Таким образом, всякий
объект, способный немедленно возбудить нашу чувстви-
тельность, вызывает рефлекторное приспособление ор-
гана чувств, которое сопровождается двумя результа-
тами: во-первых, чувством активности и, во-вторых,
возросшей ясностью в нашем сознании данного объ-
екта.

При интеллектуальном внимании в нас наблюдаются
такие же чувства активности. Насколько мне известно,
Фехнер первым проанализировал эти чувства и отличил
их от только что указанных более грубых форм того
же чувства. Вот что он пишет: «Когда мы переносим
наше внимание с объекта одного органа чувств на объ-
ект другого, мы испытываем некоторое вполне опреде-
ленное и легко воспроизводимое произвольно, хотя и не
поддающееся описанию, чувство перемены направления
или изменения в локализации напряжения (Spannung).
Мы чувствуем напряжения в известном направлении в
глазах, с какой-нибудь стороны в ушах, напряжения,
которые возрастают и изменяются в зависимости от сте-
пени нашего внимания в то время, когда мы смотрим
или слушаем; это и есть то, что мы называем напряже-
нием внимания. Локализация напряжения всего ярче
наблюдается, когда внимание наше быстро колеблется
между слухом и зрением и в особенности когда мы хотим
тонко распознать данный объект при помощи осязания,
обоняния и вкуса. <:...> Когда я пытаюсь вызвать в
памяти или воображении какой-нибудь живой образ, то
я начинаю испытывать нечто совершенно аналогичное
напряжению внимания при непосредственном зритель-
ном или слуховом восприятии, но это аналогичное чув-
ство локализуется совершенно иначе. В то время как
при восприятии реального объекта (а также зритель-
ных следов) напряжение направляется всецело к дан-
ному объекту—вперед, а при переходе внимания от
одного органа чувств к другому оно только меняет
соответственно направление от одного органа чувств к
другому, не затрагивая остальную часть головы, при
воображении и припоминании, наоборот, чувство напря-
жения всецело отвлекается от внешних органов чувств

скорее углубляется в ту часть головы, которая напол-
нена мозгом. Когда я хочу, например, припомнить мест-
ность или лицо, они возникнут передо мной с живостью,
если я буду направлять внимание не вперед, а, скорее,
если так можно выразиться, назад».

«Направленность внимания назад», ощущаемая на-
ми," когда внимание занято воспроизведенными пред-'
ставлениями, по-видимому, состоит главным образом во
вращении глазных яблок кнаружи и прямо противопо-
ложно движению глаз при направлении зрения на внеш-
ний объект. Впрочем, даже при внимании, направлен-
ном на чувственные объекты, приспособление органа
чувств еще не самый существенный процесс, а второсте-
пенный, который, как показывают наблюдения, может
вовсе не иметь места. Вообще говоря, верно, что ни
один объект, лежащий на крайних частях поля зрения,
не может привлечь нашего внимания, не привлекая в то
же время и нашего глаза, т. е. не вызывая вращения и
аккомодации глаза и не локализуя таким образом
изображения предмета на желтом пятне, самой чув-
ствительной точке глаза. Но при помощи упражнения и
при известном усилии можно направлять внимание на
главный объект поля зрения, оставляя глаз неподвиж-
ным.

При этих условиях предмет никогда не различается
нами вполне отчетливо (это невозможно по той причи-
не, что изображение предмета получается здесь не на
самом чувствительном месте сетчатки), но всякий может
убедиться, что предмет сознается более живо, если мы
усилим к нему внимание. Так, учителя умеют следить
'за учениками, делая вид, будто не глядят на них. Жен-
щины, вообще говоря, больше пользуются перифериче-
ским зрительным вниманием, чем мужчины. Гельмгольц
сообщает один факт, столь любопытный, что я приведу
здесь его наблюдение целиком. Однажды он производил
опыты, желая слить в одно целое зрительное восприя-
тие пару стереоскопических картин, освещавшихся на
миг электрической искрой.

Картины помещались в темном ящике, который вре-
мя от времени на мгновение освещался вспышкой; что-
бы глаза не двигались в сторону, в середине каждой
картины булавкой был сделан прокол, через который
проникал дневной свет, так что оба глаза в промежут-
ки мрака имели перед собой по одной светлой точке.

При параллельных зрительных осях обе эти точки сли-
вались в одну, и малейшее движение глазного яблока
тотчас же изобличалось раздвоением зрительных обра-
зов. Гельмгольц таким путем нашел, что при совер-
шенной неподвижности глаз простые плоскостные фи-
гуры могут восприниматься в качестве трехмерных при
одной вспышке. Но сложные фигуры воспринима-
лись трехмерными лишь при нескольких вспышках под-
ряд.

Любопытно, говорит далее Гельмгольц, что при этом,
хотя мы неподвижно фиксируем оба глаза на булавоч-
ных отверстиях и не даем раздваиваться их сложно-
му изображению, тем не менее мы можем направить
наше внимание на любую часть темного поля так, что-
бы при вспышке получить впечатление лишь от той ча-
сти картины, которая и лежит в направлении нашего
внимания. Здесь внимание является совершенно незави-
симым от положения и аккомодации глаз или от ка-
кого-либо известного нам изменения в этом органе и
может свободно направляться сознательным волевым уси-
лием на любую часть темного и однородного поля зре-
ния. Это одно из наиболее важных наблюдений для бу-
дущей теории внимания («Physiologic Optik»).

Идеационное возбуждение центра. Но в чем же вы-
ражается направление внимания на периферическую
часть картины, если при этом нет физической аккомо-
дации глаза? Что происходит, когда мы распределяем
или рассеиваем внимание по предмету, в котором ни
одна часть не привлекает нашего внимания? Эти вопро-
сы ведут нас к анализу второй характерной черты вни-
мания — идеационного возбуждения, о котором мы упо-
мянули выше. Усилие при направлении внимания на
крайнюю часть картины заключается не в чем ином, как
в стремлении сформировать себе возможно более ясно
идею того, что там изображено. Воспроизведенная идея
идет на помощь ощущению, делая его более ясным. По-
явление идеи может сопровождаться усилием; этого
рода усилие и представляет в данном случае конечный
результат напряжения внимания. Мы сейчас покажем,
что в наших актах внимания всегда есть известная
мысленная антиципация (предварение) объекта внима-
ния. Льюис называет ее преперцепцией, и это название
по-видимому, всего более подходит к мысленному ожи"
данию наступающего явления,

При интеллектуальном внимании преперцепция, само
собой, должна существовать как объект мысли, ибо в
этом случае объектом служит простая идея, воспроиз-
веденное представление или концепт. Следовательно,
доказав существование преперцепции при чувственном
внимании, мы докажем, что она налицо во всех про-
цессах внимания. Впрочем, когда чувственное внимание
достигло высшей точки, то невозможно определить, ка-
кой элемент восприятия проникает в сознание извне и
какой изнутри, но если мы найдем, что приготовление
к напряжению внимания всегда состоит отчасти из
творческого пополнения данного объекта психическими
продуктами воображения, то этим требуемое уже будет
доказано.

При определении времени реакции мы, направляя
внимание на то движение, которое нужно было делать,
ускоряли наступление реакции. Это сокращение време-
ни мы в IX главе объяснили тем, что уже заранее, до
появления сигнала, нервные центры совершенно приго-
товлены к разряду. Таким образом, состояние выжидаю-
щего внимания перед наступлением реакции совпадает
с приготовлением соответствующего нервного центра к
разряду.

Если воспринимаемое впечатление очень слабо, то,
чтобы уловить его, необходимо изощрить внимание,
предварительно направив его на то же впечатление,
но в более сильной форме. Вот что говорит по этому
поводу Гельмгольц: «Если мы хотим наблюдать над
обертонами, то можно посоветовать вслушиваться в
слабо звучащую ноту, соответствующую искомому обер-
тону, прежде чем производить звуковой анализ данной
ноты... Если вы поставите перед ухом резонатор, соот-
ветствующий какому-нибудь обертону ноты С (do), на-
пример G (sol), и затем заставите звучать ноту С, то
услышите G, значительно усиленное резонатором. Это
усиление обертона приучает ухо быть более вниматель-
ным к искомым звукам. Если мы будем постепенно
удалять резонатор, звук С станет ослабевать, но внима-
ние, направленное резонатором на этот звук, улавлива-
ет его гораздо легче, и наблюдатель уже может после
такого опыта слышать обертон С невооруженным
ухом». Вундт объясняет такого рода опыты следующим
образом: «Беглые и слабые зрительные впечатления
дают в результате одно и то же. Попробуйте освещать

рисунок электрической искрой, появляющейся через
большие промежутки времени: после первых двух-трех
вспышек обыкновенно невозможно ничего разобрать.
Но смутное впечатление от рисунка все-таки сохраня-
ется в памяти; каждая последующая вспышка допол-
няет его, пока, наконец, не получится более ясное изо-
бражение. Первичным стимулом для внутренней актив-
ности здесь обыкновенно служит само внешнее впечат-
ление. Мы слышим звук, в котором по некоторым ассо-
циациям чувствуем наличность известных обертонов,
далее припоминаем их, наконец улавливаем их ухом в
данном звуке. Или, предположим, мы видим минераль-
ное вещество, которое и ранее нам случалось видеть;

непосредственное впечатление вызывает соответствую-
щий образ в нашей памяти, который в свою очередь
сливается более или менее тесно с непосредственным
восприятием. Различные свойства данного впечатления
требуют особых благоприятных условий для распозна-
ния, и мы заключаем при этом, что наше ощущение
напряженности внутренней активности возрастает в за-
висимости от усиления яркости тех впечатлений, на
которые мы направляем внимание».

Это можно представить схематически в виде воздей-
ствий на нервную клетку с двух сторон. В то вре-
мя как предмет воздействует на нее извне, другие нерв-
ные клетки действуют на нее изнутри. Для полной ак-
тивности данной нервной клетки необходимо взаимодей-
ствие обоих факторов. Данный объект воспринимается
с полнейшим вниманием только тогда, когда он одно-
временно образует и восприятие, и воспроизведенное
представление.

Приведем еще несколько опытов, которые после ска-
занного будут вполне понятны. 'К опытам с освещением
стереоскопических фигур электрической искрой Гельм-
гольц присоединяет следующее наблюдение: «Помещая
в стереоскоп рисунки столь простые, что было трудно
видеть их двойными, мне удалось добиться этого даже
при мгновенном освещении, когда я старался живо
представить себе, как они должны были бы выглядеть
двойными. Здесь на восприятие влияло одно только
внимание, так как глаз оставался совершенно непод-
вижным».

Разбирая вопрос о борьбе двух полей зрения, Гельм-
гольц снова говорит: «Это явление не есть соперниче-

nn в интенсивности между двумя ощущениями: оно
Твисит от напряженности или рассеянности внимания.
'п гамом деле, едва ли есть другое явление, на кото-
ром sho было бы с большим удобством исследо-
Тк почины обусловливающие наше внимание. Не-
^в я?очно при этом сознательно глядеть сначала
S'J^OM^SoT^ Другим: мы должнь,^"бР^ть

^W=^ о^з ^ствит^Гпо-
^"нТрис. 7 и 8, где этот опыт не дает определенных

результатов, можно вызвать смену одной из кажущихся
фигур другой, напряженно воображая заранее ту фигу-
ру, которую мы желаем видеть. То же наблюдается и
на рисунках, на которых известные линии образуют
своей комбинацией фигуру, не имеющую отношения к
тому, что можно непосредственно видеть на рисунке и
вообще на всех изображениях, где какой-либо предмет
не бросается в глаза и его едва можно отличить от
заднего плана. Случается, что мы долго не замечаем
предмета, но, раз замелив его, мы произвольно можем
делать его объектом нашего внимания при помощи того
умственного дубликата, который вводится в данное
восприятие нашим воображением. Кто может сразу уга-
дать в бессмысленной французской фразе: «Pas de lieu

л

Rhone que nous» английскую поговорку: «Paddle your
own canoe»? Но едва ли человек, раз заметив звуковое
сходство обеих фраз, не будет в состоянии возобновить
его в памяти. Ожидая удара часов, мы так проникаемся
мыслью о наступающем звуке, что нам кажется, будто
уже бьет желанный или страшный час. То же испыты-
ваем мы и в ожидании звука чьих-нибудь шагов. При
малейшем шелесте в лесу охотнику мерещится дичь,
беглецу — преследователи. Влюбленный при виде каж-
дой женской шляпки воображает, что под ней скрыва-
ется головка его кумира.

Появление образа в уме и есть внимание; препер-
Депция {предварение восприятия) есть половина перцеп-
ции (восприятия) искомого объекта. Именно по этой
причине у людей открыты глаза лишь на те стороны в
воспринимаемых впечатлениях, которые они ранее при-
учились различать. Любой из нас может заметить из-
вестное явление, после того как на него нам было кем-
нибудь указано, но то же явление без постороннего
указания не сумеет открыть и один человек из десяти
тысяч. Даже в поэзии и изобразительных искусствах
необходимо, чтобы кто-нибудь указывал нам, на что
именно нужно обращать особенное внимание, что заслу-
живает наибольшего удивления, пока наш вкус не до-
стигнет полного развития и наша оценка эстетических
явлений не станет безошибочной.

В детских садах детей ради упражнения расспраши-
вают, сколько характерных черт они могут назвать в
данном предмете, например в цветке или чучеле птицы.
Они сразу перечисляют знакомые им черты: листья,
хвост, клюв, ноги, но в то же время могут часами гля-
деть на птицу, не замечая ноздрей, когтей, чешуи и т. д.,
пока не обратишь на это внимание детей, после чего
они всякий раз указывают на них. Короче говоря, мы
обыкновенно видим лишь те явления, которые препер-
ципируем. Преперципируем же мы лишь объекты, кото-
рые были указаны нам другими под каким-либо ярлы-
ком, а он запечатлелся в нашем уме. Потеряв накоп-
ленный нами запас таких ярлыков, мы почувствовали
бы себя в окружающем мире лишенными всякой ум-
ственной опоры.

Педагогические замечания. Во-первых, необходимо
укреплять внимание в детях, которые крайне небрежны
в занятиях, беспорядочно перескакивают мыслью с од-
ного предмета на другой. Учитель должен заботиться
о том, чтобы сделать привлекательным предмет заня-
тий, ассоциировать его с чем-нибудь интересующим ре-
бенка; в худшем случае, когда нельзя придать интерес
самим занятиям, можно пообещать награду за внима-
тельное отношение к занятиям и наказание — за невни-
мательное. Если предмет не вызывает в ребенке произ-
вольного внимания, то приходится черпать интерес со
стороны. Но всего лучше, когда сама тема занятий ин-
тересна, и, обучая детей, мы должны всегда стараться
связывать новые сведения, сообщаемые им, с теми

объектами, с которыми у них соединены преперцепции.
То, что давно и хорошо известно, тотчас становится
объектом внимания и влечет за собой новые впечатле-
ния, образуя для последних то, что, по психологической
терминологии Гербарта, называется Apperceptionsmasse.
Разумеется, талант учителя заключается именно в том,
чтобы знать, какую Apperceptionsmasse надо выб-
рать. Психология может здесь дать только общее пра-
вило.

Во-вторых, необходимо искоренить ту рассеянность
внимания, которая бывает у людей более зрелого воз-
раста при чтении или слушании. Если внимание есть
воспроизведение данного ощущения изнутри, то привыч-
ка читать только глазами или слушать только ухом может
быть искоренена при помощи отчетливого расчленения
слышимых или видимых слов; таким путем можно ук-
репить внимание. Это подтверждается опытом. Можно
сделать себя гораздо более внимательным к разговору,
если мысленно повторять каждое услышанное слово, а
не пассивно слушать слова. Значительное число моих
студентов, испытав этот прием, нашли его весьма по-
лезным.

Внимание и свобода воли. До сих пор я рассматри-
вал внимание в качестве психического процесса, всеце-
ло зависящего от физиологических условий. И я дейст-
вительно убежден, что выбор объектов внимания имен-
но так предопределен. Ничто не может привлечь наше
внимание независимо от автоматической деятельности
нервной системы. Другой вопрос: насколько зависима
от последней та интенсивность внимания, с которой мы
воспринимаем объект, уже попавший, так сказать, в
поле нашего духовного зрения? Нередко нужно умст-
венное усилие, чтобы удержать внимание на одном и
том же предмете. Если это усилие не есть простая ил-
люзия, если оно представляет духовную силу, неопре-
деленную по величине, в таком случае, разумеется, эта
сила совместно с физиологическими процессами дает
общий сложный результат. Хотя она и не вносит в со-
знание новой идеи, но задерживает и закрепляет там
бесчисленное множество идей, которые без ее помощи
исчезли бы гораздо быстрее.

Задержка может быть не более секунды, но это вре-
мя могло иметь решающее значение, ибо при непре-
рывной смене различных соображений, когда две про-
тивоположные группы их, борясь между собой, нахо-

дятся почти в равновесии, достаточно и одной лишней
секунды внимания, направленного на одну из этих
групп, чтобы дать ей окончательный перевес. Утвердив-
шись в сознании, наше решение влияет на поступки, а
от поступков может зависеть вся наша судьба. В главе
«Воля» мы увидим, что драма нашей волевой жизни
всецело зависит от едва заметного перевеса в степени
внимания, сообщаемого одной из борющихся за преоб-
ладание моторных идей. Но чувство реальности волевой
жизни, главный стимул произвольных действий, зависит
от сознания того, что они действительно обусловлены
нашим свободным решением, а не предопределены ты-
сячи лет тому назад роковым ходом явлений. Это ка-
жущееся чувство свободы, придающее истории и челове-
ческой жизни такую трагическую окраску, может не
быть простой иллюзией. Произвольное усилие, вполне
возможно, не есть простой результат механических про-
цессов, а некоторая первичная и притом неопределенная
по степени сила... В этом вопросе для здравомысляще-
го человека последним словом должно быть «Ignore-
mus» (мы не знаем), потому что взаимодействующие в
данном случае силы по своей тонкости не поддаются из-
мерению. Впрочем, психология, поскольку она претен-
дует быть наукой, должна, как и всякая другая наука,
постулировать в своих явлениях полный детерминизм,
следовательно, и свободную волю, если таковая суще-
ствует, рассматривать как естественную причину. Так
буду поступать в данной книге и я, следуя в этом отно-
шении примеру других психологов. В то же время я
должен признаться, что подобный прием хотя и пред-
ставляет методологические удобства, позволяя распола-
гать факты в простом порядке и в «научной форме»,
однако не дает окончательного решения в том или
другом направлении, изучающем проблему свободы
воли.

Глава XIV. Образование концептов

Дата добавления: 2014-11-07