Факторы формирования русской

культуры: географические, исторические, религиозные

На важность географических факторов в формировании рус­ской культуры обратил внимание еще известный русский историк В.О.Ключевский. В своей работе «Курс русской истории» В. Клю­чевский аргументированно доказывает, что именно русская рав­нина, речная сеть и междуречье, лес и степь, река и бескрайнее поле, овраги и пески.— все это формировало характер русского народа, тип хозяйства и государственности, а также взаимоотно­шения с соседними народами.

Особое значение для этногенеза русского народа имели лес и степь. Ведь именно на границе этих двух зон, вдоль больших и малых рек и расположилась Русь. Лес служил надежным убежи­щем при нападении внешних врагов. Но лес укрывал разбойни­ков, в лесу жили дикие звери, с лесом приходилось бороться, от­воевывая от него с огромным трудом новые территории для зем­леделия. Поэтому можно говорить о том, что лес всегда был тяжел для русского человека, он его не любил и населял всевозможными страхами. Такие же двойственные чувства испытывал русский че­ловек и к степи. Простор и ширь, с одной стороны, но и вечная угроза от многочисленных кочевых племен, с другой стороны. Это раздвоение между лесом и степью преодолевалось любовью рус­ского человека к реке, которая была и кормилицей, и дорогой, и воспитательницей чувства порядка и общественного духа в наро­де. На реке воспитывался дух предпринимательства, привычка к совместному действию, сближались разбросанные части населе­ния, люди приучались чувствовать себя частью общества.

Противоположное действие оказывала бескрайняя русская рав­нина, отличавшаяся пустынностью и однообразием. Человека на равнине охватывало чувство невозмутимого покоя, одиночества и унылого раздумья. Как считают многие исследователи, именно здесь причина таких свойств русской духовности, как душевная мяг­кость и скромность, смысловая неопределенность и робость, не­возмутимое спокойствие и тягостное уныние, отсутствие ясной мысли и предрасположенность к духовному сну, аскетизм пус­тынножительства и беспредметность творчества.

Косвенным отражением русского ландшафта стала и хозяйствен­но-бытовая жизнь русского человека. Еще Ключевский обратил вни-» мание, что русские крестьянские поселения своей примитивностью, отсутствием простейших жизненных удобств производят впечатле­ние временных, случайных стоянок кочевников. Это связано как с продолжительным периодом кочевой жизни в древности, так и с многочисленными пожарами, постоянно истреблявшими русские деревни и города. Результатом стала своеобразная неукорененность русского человека, проявляющаяся в равнодушии к домашнему бла­гоустройству, к житейским удобствам. Она же породила небрежное и беспечное отношение к природе и к ее богатствам.

Развивая идеи Ключевского, Н. Бердяев писал, что пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли. Поэтому при 1| всех сложностях взаимоотношений русского человека с русской природой культ ее был настолько важен, что нашел весьма свое­образное отражение в этнониме (самоназвании) русского этноса. Представители различных стран и народов по-русски называются именами существительными — француз, немец, грузин, монгол и т.п., и только себя русские называют именем прилагательным. Это можно истолковать как воплощение своей принадлежности к чему-то более высокому и ценному, чем люди (народ). Это выс­шее для русского человека — Русь, Русская земля, а каждый чело­век — часть этого целого. Русь (земля) — первична, люди — вто­ричны. Об этом напоминают столь характерные для русского фоль­клора обращения к Родине-матери, к Матери-сырой земле, к Рос­сии как носительнице высших для русского человека ценностей.

Огромное значение для формирования российского менталите­та и культуры сыграло принятие христианства в его восточном (ви­зантийском) варианте. Результатом крещения Руси стало не только вхождение Руси в тогдашний цивилизованный мир, рост междуна­родного авторитета, дипломатических, торговых, политических и культурных связей с другими христианскими странами. Крещение не только дало толчок к созданию великолепной культуры Киевс­кой Руси, да и самого древнерусского единого централизованного государства. С этого момента определились геополитическое поло­жение России между западом и востоком, и назначение российской истории. С этого исторического события Русь, а затем и Россия выбрали ориентацию на Восток. С этого времени расширение русского государства шло только в восточном направлении. Татарское нашествие задержало его, но не останови­ло, лишь еще более укрепило Россию в поставленной цели.

Роль православия в формировании и развитии русской куль­туры всегда была одной из важнейших тем русской философской и общественно-политической мысли. О ней писал старец Филофей в своем послании к Василию III, размышляли западники и славянофилы, все философы — исследователи «русской идеи» — от Вл. Соловьева до Н. Бердяева.

Еще Филофей, обратившийся к Василию III, заявил, что «Мо­сква — есть Третий Рим, а четвертому Риму — не бывать», нераз­рывно связал православие с сильной государственной властью. В отличие от католицизма, стремящегося к установлению всемир­ной теократии под властью римского папы, подминающего под себя светских властителей, православие к теократии практически никогда не стремилось. Позаимствованные из Византии велико­лепие и сила, скорее всего, и стали сильнейшими побудительны­ми мотивами к принятию христианства в восточном варианте (что­бы стать державой, равновеликой Византии). Благодаря своему оправданию культа светской власти (цезаропапизма), православие утвердилось также в качестве нравственно-религиозного идеала в русской духовной культуре. Результатом стало тесное взаимодей­ствие и глубокое внутреннее единство светскости и духовности, которое начало разрушаться лишь с петровских реформ.

Принципиально различаются позиции православия и католи­цизма в вопросе о сочетании свободы и необходимости. Об этом впервые было сказано идейным вождем славянофильства А. Хомя­ковым. Он считал, что подлинная христианская церковь представ­ляет собой прежде всего глубокую духовную связь, соборно объединяющую множество верующих в любви и истине. Из всех христи­анских конфессий этому идеалу соответствует лишь православная церковь, которая органично сочетает в себе единство и свободу и тем самым реализует идею соборного единения людей. В католи­цизме и протестантизме принцип соборности нарушен. В первом случае — во имя единства, подчинения папе, во втором — во имя свободы, торжества индивидуализма. Иными словами, в правосла­вии каждый человек является личностью, но не самодостаточной, а проявляющейся лишь в соборном объединении, интересы которо­го выше интересов отдельного человека. Результатом стало закреп­ление в качестве идеала русской культуры стремления к авторитар­ности и коллективности одновременно.

Такое сочетание противоположностей не могло не быть про­тиворечивым, неустойчивым, ежемесячно готовым взорваться кон­фликтом. Оно привело к неразрешимому противоречию, лежаще­му.в основе всей русской культуры — коллективности и автори­тарности, всеобщего согласия и деспотического произвола, само­управления крестьянских общин и жесткой централизованной власти. Утопические представления о возможности сосуществова­ния этих черт были присущи народному сознанию на протяжении всей истории нашей страны, они воплотились в легенду о Белово­дье, о сказочном граде Китеже, поиски которых продолжались еще в XX веке. Реальность же российской истории требовала противоположного — победы авторитаризма и деспотизма. Имен­но так появилось российское самодержавие. Как считают многие исследователи отечественной истории, Россия большую часть своей истории жила на положении военного лагеря, окруженного враждебными народами, постоянно вела оборонительные войны. В | период с XI по XV век, по подсчетам историка С. Соловьева, Русь в среднем отражала по одному нашествию в год. А с XIV до начала 1 XX века Россия провела в войнах две трети своей истории.

Необходимость защиты от внешних врагов обусловливала вы­сокий уровень военных расходов, что истощало и без того скудную государственную казну. В некоторые годы (например, в 1705-й год) они доходили до 96% всех бюджетных расходов. Но даже в более спокойные годы они редко опускались ниже 50%. Это и привело к формированию специфического для России типа развития — мо­билизационного. Для этого типа характерно использование как материальных, так и людских ресурсов посредством их максималь­ной сверхконцентрации и сверхнапряжения во всех звеньях обще­ства. Это развитие происходило в условиях дефицита необходимых ресурсов (финансовых, интеллектуальных, временных, внешнепо­литических и др.), а также зачастую при незрелости внутренних факторов развития, их неподготовленности к решению поставлен­ных перед обществом задач. Так формировалась идея приоритета политических факторов развития над всеми другими.

В результате возникало противоречие между задачами госу­дарства и возможностями населения по их решению. Оно состоя­ло в необходимости обеспечить безопасность и развитие государ­ства любыми средствами и наносило ущерб интересам и целям отдельных экономических субъектов. Разрешение данное проти­воречие нашло в форме приоритетной роли государства во взаи­моотношении его с гражданским обществом.

Чтобы обеспечить форсированные темпы развития, государству приходится максимально интенсивно, на грани возможного, исполь­зовать все имеющиеся в его распоряжении ресурсы и прежде всего человеческие резервы. Делается это с помощью внеэкономического, силового принуждения. Так государство становится авторитарным.

Установление постоянного и всеобъемлющего контроля над всей системой жизнедеятельности общества делало государство и тота­литарным, что в свою очередь привело к особой роли репрессивно­го аппарата как инструмента принуждения и насилия. Это объяс­няет ту нелюбовь к государству, которую всегда демонстрировал русский человек. Но эти же факторы стали причиной того, что при всей этой нелюбви необходимость государства, его защиты была первейшим долгом каждого русского человека. Отсюда — то беско­нечное терпение народа и почти безропотное подчинение власти.

Еще одним следствием мобилизационного типа развития в России стал примат общественного, общинного начала. Необхо­димость максимальной концентрации ресурсов и противостояния «всем миром» многочисленным опасностям обусловили традицию подчинения личного интереса задачам социума. По словам Г. Фе­дотова, рабство диктовалось не капризом властителей, а новым национальным заданием: созданием империи на скудном эконо­мическом базисе. Об этом же размышлял и известный русский философ Е. Трубецкой. Он считал, что равнинный, степной ха­рактер нашей страны наложил отпечаток на нашу историю, рав­нина не терпит ничего, что могло бы подняться над ней. Так, в Московской Руси, чтобы бороться против угрожающих извне урав­нительных стремлений татар, царская власть сама должна была стать единственной возвышенностью в стране и превратить в плос­кость все то, что под нею. Способами уравнения всегда были поджог, грабеж, насилие над личностью. Поэтому и спряталась рус­ская личность в знаменитую русскую соборность.

Все эти особенности развития русской культуры сформировали такие ее черты, как отсутствие ядра культуры, привели к ее дву­смысленности, бинарности, двойственности, постоянному стрем­лению сочетать несочетаемое: европейское и азиатское, языческое и христианское, кочевое и оседлое, свободу и деспотизм. Это же привело к тому, что основным типом динамики русской культуры стала инверсия (развитие по типу маятникового качания), колеба­ние от одного полюса культурного значения к другому.

Постоянное стремление успеть за своими соседями (если не успеешь — погибнешь), прыгнуть выше головы привели к тому, что в русской культуре все время сосуществовали старые и новые элементы, будущее приходило тогда, когда для него еще не было условий, а прошлое, соответственно, не торопилось уходить, дол­го цеплялось за традиции и обычаи. При этом нередко новое по­являлось в результате скачка, взрыва. В этой особенности истори­ческого развития получает объяснение катастрофический тип раз­вития России, заключающийся в постоянной насильственной ломке старого, чтобы дать дорогу новому, а потом выяснить, что это новое совсем не так хорошо, как казалось раньше,

Дихотомичность, бинарность русской культуры стала также причиной ее исключительной гибкости, способности приспосаб­ливаться к предельно трудным условиям выживаемости в перио­ды национальных катастроф и общественно-исторических потря­сений, сопоставимых по своим масштабам со стихийными бед­ствиями и геологическими катастрофами.

Характерные черты русской культуры закономерно нашли свое отражение и в русском национальном характере.

литература

1. Балакина Т.И. История русской культуры. — М., 1996.

2. Георгиева Т.С. История русской культуры. — М., 1998.

3. История России. XX век/А.Н. Боханов, М.М. Горинов, В.Н. Дмитри-енко и др. — М., 1997.

4. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. — Спб., 1994.

5. Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. — М., 1997.

6. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. — М., 1993.

7. Русская история в сравнительном освещении, — М., 1996.

8. Рябцев Ю.С. История русской культуры XI—XVII веков. — М., 1997.

9. Шульгин B.C., Кошман Л.В., Зезина М.Р. Культура России IX—XX вв. М.,1996.

ГЛАВА 2.

Дата добавления: 2014-10-17