Н.Я. Эйдельман

Используя приведенный выше план, а также материалы соответствующих разделов учебника, выполните риторический анализ следующих текстов.

О школа, школа!

Читаю лекцию в Новосибирском Академгородке о Пушкине и его времени.

Пришла записка: «Почему у нас нет Пушкиных?» Отвечаю, что Пушкин только один, что второй и третий – это уже не Пушкин... Не унимаются слушатели, шлют новую: «Не понимайте нас буквально, речь идет о мастерах такого же гениального масштаба: где они?» Снова отвечаю, что де в будущем, возможно, кого-то из наших современников оценят куда выше, чем мы это сегодня делаем; что некоторые, например, Шостакович, уже при жизни получили высшие эпитеты...

Но снова: «Что же мешает появлению гениев?» А дело в том, что полчаса назад в лекции я перечислил подряд великих писателей, родившихся в России в течение тридцати без малого лет (1799 – 1828): Пушкин, Тютчев, Гоголь, Белинский, Герцен, Гончаров, Лермонтов, Тургенев, Некрасов, Достоевский, Щедрин, Лев Толстой (и это еще не все замечательные художники, родившиеся в этот период!). Затем я обратил внимание аудитории, что и в следующие десятилетия рождались великие, – но не столь интенсивно (Чехов в 1860-м); а затем, с конца XIX века, новая полоса длиною лет в 5: 1880 год – Блок и Андрей Белый, 1886 – Хлебников и Гумилев, 1889 – Ахматова, 1890 – Пастернак, 1890 – Мандельштам и Булгаков, 1892 – Цветаева, 1893 – Маяковский, 1894 – Тынянов и Бабель, 1895 – Зощенко и Есенин... Снова пропущены многие примечательные фамилии, но дело не в исчерпанности списка. Дело в том, чтобы объяснить такие активные полосы, исторические «зоны гениальности или талантливости».

И вот теперь в Новосибирске меня спрашивают, отчего у нас сейчас вроде бы не «та зона»...

Задают вопрос, какой некогда задавал сам автор, молодой учитель 93-й школы своему девятому классу: «Отчего в России в начале XIX века подряд народилось столько гениев?» Кто даст исчерпывающий или интересный ответ – тому поставлю 5, то есть три пятерки!

Ребятам только задай! Одни ответили, как полагается, что все дело в декабризме, освободительном движении, которые и породили великую литературу.

– Да, разумеется, освободительная борьба – одна из причин, но всего лишь одна; во многих других странах тоже было сильное революционное, народное движение, но подобной литературы все же не появилось.

Кое-кто из отличников соображает, что в XVIII–XIX веках завершалось формирование русской нации, литературного языка (Карамзин, Пушкин).

– И это верно, и эту причину присоединим; но мало, мало! Чего-то важного явно не хватает.

Тут последовали разные предложения, среди которых запомнилась идея, что в начале XIX века было, наверное, особое излучение на солнце, и это привело к удивительным генетическим последствиям.

5 баллов в тот день не получил никто, даже и учитель, которому и самому многое было неясно.

Но к моменту новосибирского разговора уже кое до чего додумался.

Великих писателей создает великий читатель. Занявшись после школы в различных архивах, почитав сотни писем и документов не только писательских, но и читательских, прихожу к выводу: в конце XVIII – первой половине XIX века число грамотных было в России, понятно, невелико, от трех до шести процентов населения, но и это число составляло пару миллионов читателей. То были в основном дворяне, частично разночинцы; читателей мало, но читатели особенные. Активную их часть составляли прекрасные молодые ребята, герои 1812 года, декабристы, лицеисты, разумные чиновники, толковые купцы и священники...

Мы обычно, подводя итоги того или иного периода, больше говорим о вещах, чем о людях; это понятно: легче представить прогресс количеством выплавляемого металла, урожаем, длиной дорог, наконец, числом университетов, гимназий, училищ, журналов, газет. Все это очень важно; но изо всех слагаемых не получить представления об историческом типе, о том хорошем, просвещенном читателе, который сложился в начале XIX века на четвертом-пятом поколении после реформ Петра. Меж тем именно этот слой, эти люди и есть один из главных результатов прогрессивного развития, мерило истории.

Но чем же были так хороши «лицейские, ермоловцы, поэты»?

Трудно перечислить все тонкие, часто не поддающиеся анализу нюансы, но вот – две заметные черты, отличающие тогдашних молодых людей от нынешних.

Во-первых, раннее развитие, несравненно более ранняя самостоятельная роль в политике, хозяйстве, жизни: семнадцати-восемнадцатилетний дворянин был, как правило, личностью, уже закончившей образование, самостоятельно действующей на военной и гражданской службе. Вспомним, что Пушкин и его сверстники, окончив лицей, в 17-18 лет уже получили военные и гражданские чины и вышли в жизнь; лицей был одновременно и школой, и вузом! <…> В то время когда наши современные дети досиживают на школьных партах, чтобы на много лет перейти на институтские скамьи, а затем и в тридцать лет именоваться еще молодыми специалистами (средний возраст современных писателей таков, что об этом нужно будет поговорить особо), в том же возрасте российские люди сто пятьдесят – двести лет назад были куда более «автономны».

Вторая же особенность тех молодых современников Пушкина – умение сохранить в зрелые, самостоятельные годы юные, порой детские ощущения жизни, любопытство, жадность к неизведанному, умение задавать вопросы не только для того, чтобы поглядеть, как выкрутится отвечающий, нет! Им и в самом деле многое неясно, они и в самом деле покажутся кое-кому из детей и внуков чересчур юными, наивными.

Короче говоря, именно такой аудитории, одновременно зрелой и наивной, деятельной и мечтательной, нужна была настоящая литература, настоящая словесность. И как тут было не появиться Пушкину, дар которого при других читателях, при других обстоятельствах, вероятно, проявился бы совсем иначе или вообще не пробился бы наружу...

Таким образом, если у нас нет Пушкиных, то главная причина в нас самих – мы, значит, не совсем та почва, из которой вырастают подобные дары. Мы виноваты!

– Что же это, выходит, я виновата в том, что нового Пушкина нет? – спрашивает выпускница одной из чукотских школ, услыхав мои еретические рассуждения.

– Да, и ты, и я, и мы все... Это не следует, конечно, понимать слишком буквально, но нужно помнить, что, думая о своей ответственности, о том, что следовало бы стать лучше, добрее, думая так, мы незримо, пусть на миллионную долю приближаем себя к великим читателям, а там уж великим писателям как не появиться! (Знание – сила. 1996. № 3-4).

Дата добавления: 2014-10-31