Смерть в госпитале

НЕДЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ

И вот теперь, как я пишу это, ярко припоминается мне один умирающий, чахоточный, тот самый Михайлов, кото­рый лежал почти против меня. Самого Михайлова, впрочем, я мало знал. Это был еще очень молодой человек, лет двадца­ти пяти, не более, высокий, тонкий и чрезвычайно благооб­разной наружности. Он жил в особом отдалении и был до странности молчалив, всегда как-то тихо, как-то спокойно-грустный. Точно он "засыхал» в остроге.

Так по крайней мере о нем,потом выражались арестанты, между которыми он ставил о себе хорошую память. Вспоми­наю только, что у него были прекрасные глаза. Он умер часа в три пополудни, в морозный и ясный день. Помню, солнце так и пронизывало крепкими, косыми лучами зеленые, слег­ка подмерзшие стекла в окнах нашей палаты. Целый поток их лился на несчастного. Умер он не в памяти, и тяжело долго отходил, несколько часов сряду. Еще с утра глаза его уже на­чинали не узнавать подходивших к нему. Его хотели как-ни­будь облегчить, видели, что ему очень тяжело; дышал он труд­но, глубоко, с хрипением; грудь его высоко; подымалась, точно ему воздуху было мало- Он сбил с себя одеяло, всю одежду и, наконец, начал срывать с себя рубашку. Страшно было смотреть на это длинное-длинное тело, с высохшими до кости ногами и руками, с опавшим животом, с поднятою гру­дью, с ребрами, отчетливо рисовавшимися, точно у скелета. На всем теле его остались один только деревянный крест с ладонкой и кандалы, в которое, кажется, он бы теперь мог про­деть иссохшую ногу. За, полчаса до смерти его все у нас как будто притихли, стали разговаривать чуть не шепотом. Кто ходил, ступал как-то неслышно. Разговаривали меж собой мало, о вещах посторонних, изредка только взглядывали на умиравшего, который хрипел все более и более. Наконец он блуждающей и нетвердой рукой нащупал на груди свою ладонку и начал рвать ее с себя, точно и та была ему в тягость, беспокоила, давила его. Сняли и ладонку. Минут через десять он умер. Стукнули в дверь караульному, дали знать. Вошел сторож, тупо посмотрел на мертвеца и отправился к фельдше­ру. Фельдшер, молодой и добрый малый, явился скоро; бы­стрыми шагами, ступая громко по притихшей палате, подо­шел к покойнику и с каким-то особенно развязным видом взял его за пульс, пощупал, махнул рукою и вышел. Тотчас же отправились дать знать караулу: преступник был важный, особого отделения; его и за мертвого-то признать надо было с особыми церемониями.

В ожидании караульных кто-то из арестантов тихим голо­сом подал мысль, что не худо бы закрыть покойнику глаза. Другой внимательно его выслушал, молча подошел к мертве­цу и закрыл глаза. Увидев тут же лежавший на подушке крест, взял его, осмотрел и молча надел его опять Михайлову на шею, надел и перекрестился. Между тем мертвое лицо косте­нело; луч света играл на нем, рот был полураскрыт; два ряда белых молодых зубов сверкали из-под тонких, прилипших к деснам губ. Наконец вошел караульный унтер-офицер при тесаке и в каске, за ним два сторожа. Он подходил, все более и более замедляя шаги, с недоумением посматривая на затих­ших и со всех сторон сурово глядевших на него арестантов. Подойдя на шаг к мертвецу, он остановился как вкопанный, точно оробел. Совершенно обнаженный, иссохший труп, в одних кандалах, поразил его, и он вдруг отстегнул чешую, снял каску, чего вовсе не требовалось, и Широко перекрес­тился. Это было суровое, седое, служилое лицо. Помню, в это же самое мгновение тут же стоял Чекунов, тоже седой старик. Все время он молча и пристально смотрел в лицо унтер-офи­цера, прямо в упор, и с каким-то странным вниманием вгля­дывался в каждый жест его. Но глаза их Встретились, и у Чекунова вдруг отчего-тo дрогнула нижняя губа. Он как-то странно скривил ее, оскалил зубы И быстро, точно нечаянно, кивнув унтер-офицеру на мертвеца, проговорил:

— Тоже ведь мать была — и пошел прочь.

Но вот труп стали под ни мать, подняли вместе с койкой; солома захрустела, кандалы звонко, среди всеобщей тишины, брякнули об пол... Их подобрали. Тело понесли. Вдруг все громко заговорили. Слышно было, как унтер-офицер, уже в коридоре, посылал кого-то за кузнецом. Следовало расковать мертвеца...

Достоевский (из «Записок из Мертвого дома»)

Дата добавления: 2014-11-06