Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным 52 страница

Рабства избегнуть своею рукою.

Относится сюда и многое иное в том же роде.

2. Сходное предписывает здравый рассудок. Без сомнения, жизнь, которая есть основа всех благ временных и условие приобретения вечных благ, дороже свободы. Это правильно при рассмотрении той и другой как в одном человеке, так и в целом народе. И сам бог вменяет себе в милосердие, что не допускает гибели людей, а обращает их в рабство (Паралипоменон, II, ХП, 78). И в другом месте он внушает евреям через пророков, чтобы они согласились на вавилонское пленение дабы не умереть от голода и моровой язвы (Иеремия, XXVII, 13)15. Поэтому хотя древние и восхваляют того, кто был вождем в осажденном пунийцем Сагунте, тем не менее не заслуживает одобрения ни это, ни то, что руководило таким образом действий.

3. Избиение населения в подобных случаях ведь должно считаться величайшим бедствием (Августин, "О граде божием", кн. XXII, гл. 6). Цицерон во второй книге "Об изобретении" приводит как пример необходимости то, что население Казилина было вынуждено сдаться Ганнибалу, хотя тут добавлено: "если не предпочли бы погибнуть от голода"16. О фивянах, живших во времена Александра Македонского, сохранилось следующее суждение Диодора Сицилийского (кн. XVIII): "Души более отважные, чем благоразумные, примирились с избиением родного народа"17.

4. О тех же Катоне и Сципионе, которые не захотели уступить первенство Цезарю после форсальской победы, имеется высказывание Плутарха: "Они виновны в том, что напрасно погубили множество отличных мужей в Африке".

5. Сказанное о свободе я готов распространить и на другие желанные вещи, если существует справедливое опасение большего или равного зла. Ибо, как правильно говорит Аристид, имеется обычай спасать корабль, выбрасывая груз, а не пассажиров.

Следует воздерживаться от осуществления возмездия тем, кто не обладает значительной силой

VII. При осуществлении карательных экспедиций необходимо остерегаться объявлять войну в целях возмездия против неприятеля, силы которого равны нашим. Ибо подобно гражданскому судье, тому, кто готов отомстить злодеяния оружием, нужно быть значительно сильнее своего противника; и не только благоразумие или любовь к своим подданным предписывают уклоняться от опасной войны, но нередко также и справедливость, а именно - справедливость управляющая, которая по самой природе управления налагает как на начальствующих обязанность заботиться о низших, так и на низших обязанность повиноваться. Отсюда следует правильное толкование богословов (Каэтан, на II, II, вопр. 95, ст. 8; Молина, "О справедливости", I, спор 102), согласно которому государи, предпринимающие войны по незначительным поводам или ради осуществления не необходимых наказаний, влекущие за собой великую опасность, обязаны возмещать подданным проистекающие вследствие этого убытки. Ибо если даже такие государи не совершают преступления против своих врагов, то тем не менее они совершают их поистине против своих подданных, вовлекая последних по незначительным поводам в столь великие бедствия. Ливии (кн. X) пишет: "Справедлива война, когда она необходима; оружие является благочестивым, если остается лишь надежда на оружие для защиты". Овидий желает такого состояния в "Фастах" (кн. I):

Воину пусть оружье дано, чтоб избегнуть сражений.

Остается несомненным, что войну следует предпринимать не иначе, как по необходимости

VШ. Редко причина возникновения войны такова, что ее или невозможно, или не должно избегнуть; это имеет место тогда, когда правосудие, по словам Флора, суровее оружия18. Сенека пишет: "Кидаться в опасность следует, если только бездействие сулит равные опасности". Смысл этого так выражает Аристид: "Хотя будущее и неизвестно, но лишь тогда нужно предпочесть опасность, когда стремление к миру явно ведет к худшему". "Война лучше жалкого мира", - говорит Тацит. По его же словам она бывает лучше, в частности, тогда, когда "попытка может увенчаться свободой, а поражение не изменит положения"; по словам Ливия (кн. X) - тогда, когда "мир для угнетенных тяжелее, чем война для свободных". Последнее отсутствует, если очевидно заранее, как сказано у Цицерона, что в случае поражения неизбежно изгнание, а в случае победы - все же рабство (посл. к Аттику, VII, 7).

Или в силу важнейшей причины, в крайних обстоятельствах

IX. Другое условие объявления войны состоит в том, чтоб после должного рассмотрения вопроса о соответствии ее с. правом сразу позаботиться - что является весьма важным - о наличии достаточных сил. Об этом говорил Август, указывая, что не следует начинать войну без большей надежды на удачу в сравнении с опасением потерь (Светоний, гл. 14; Геллий, кн. XIII, гл. 3; Валерий Максим, кн. VII, гл. 2). И то, что имели обыкновение высказывать о сражении Сципион Африканский и А. Эмилий Павел, не лишне применить сюда: "Не должно пускаться в поход иначе, как при наличии крайней необходимости или благоприятного случая"19. В особенности же уместно начинать войну, когда есть надежда совершить ее путем устрашения и мольбы20, при полной безопасности или незначительной опасности. Таков был совет Диона по вопросу об освобождении Сиракуз (Диодор Сицилийский, кн. XVI). В письмах Плиния есть следующие слова: "Прекраснее всего то, что победа подобного рода одержана путем устрашения".

Наглядное изображение бедствий войны

X. 1. Жестокое дело есть война, замечает Плутарх (жизнеописание Камилла); она влечет за собой целый клубок преступлений и посягательств. И Августин ("О граде божием", кн. XIX, гл. 7) высказывается мудро: "Если среди этих зол (речь идет о последствиях войны) - бесконечное множество тяжких поражений и крайняя нужда и если попытаться изобразить их должным образом, хотя я и не нахожу слов для такого выражения, которого требует самое дело, то как исчерпать столь обширный предмет? Но нам возразят, что мудрый имеет намерение вести справедливые войны. Однако если он вспомнит о том, что он человек, он не станет слишком сожалеть об оставшейся ему необходимости вести справедливые войны, потому что если бы они не были справедливы, то он не должен был бы их вести; и поэтому мудрый не должен был бы вести никаких войн. Несправедливость же противной стороны вынуждает и мудрого вести справедливые войны, которые необходимы. Такая несправедливость, во всяком случае, должна огорчать человека21, потому что так свойственно людям, даже если оттого не возникнет никакой необходимости воевать. Таким образом, эти бедствия, столь великие, столь ужасные, столь суровые, каждый созерцает со скорбью, признает неизбежность бедственного положения; а тот, кто терпит их или помышляет о них без сердечного сокрушения, совершенно напрасно считает себя счастливым, так как такой утратил всякое человеческое чувство". Августин же в другом месте ("О граде божием", кн. IV, гл. 15) говорит: "Для злых война кажется счастием, добрым же - необходимостью". А Максим Тирский заявляет: "Если даже войной искореняется несправедливость, неизбежность ее сама по себе заслуживает сожаления". И он же указывает: "Война, невидимому, для справедливых есть дело необходимости, для несправедливых - дело произвола".

2. К сказанному следует добавить замечание Сенеки о том, что человек не должен пользоваться человеком расточительно. Филиск убеждал Александра стремиться к славе таким образом, чтобы не прослыть моровым поветрием и крайним бедствием, разумея под этим истребление народов и опустошение городов как следствие морового поветрия. Ничто не свойственно царям более заботы о благополучии всех, что обеспечивается миром (Элиан, кн. XIV, 11).

3. Если по еврейскому праву и тот, кто совершил убийство против своей воли, должен был спасаться бегством, если бог воспретил Давиду, который, как говорят, вел благочестивые войны, построить себе храм за то, что тот пролил много крови22, если у древних греков должны были искупать злодеяния даже те, кто осквернил свою руку невиновным убийством, то кому не ясно, в особенности же среди христиан, сколь такое дело несчастливо и нечестиво и насколько следует избегать войны, хотя бы и лишенной несправедливого характера? Поэтому понятно, почему у греков, принявших христианскую веру, долгое время соблюдалось правило, согласно которому на некоторое время отлучались от таинств те, кто осквернил себя убийством в какой бы то ни было войне23 (Василий, "К Амфилохию", X, 13).

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ XXIV

1 Сенека ("Советы". V) пишет: "Галлион сказал, что войну нужно начинать ради свободы, ради супругов, ради детей; но что не следует предпринимать ее ради чего-либо бесполезного и безвредного". Нечто большее сказал Аполлоний царю Вавилонии у Филострата (I, 23): "Однако же прибавил он, что не следовало спорить с римлянами из-за столь мелких сел, что нередко частные лица владеют большими и что незачем доводить дело до войны даже ради более важных причин". Иосиф Флавий в книге второй "Против Аппиона" о своих соотечественниках говорит: "Они блещут отвагой не для увеличения своих владений, но для сохранения своих законов. кротко снося всякий иной ущерб; однако когда нас заставляют отступать от законов, то мы готовы предпринять войну даже сверх наших сил и сопротивляться до последней крайности".

2 "О милосердии" (I, гл. 14). Август, выступая в качестве советчика отца при решении вопроса о сыне, который был задержан при покушении на отцеубийство, сказал; "Следует сослать сына туда, куда будет угодно отцу". Он не осудил к мешку и змеям или на тюремное заключение. Памятуя не о том. кого он судил, но о том. чьим советником он был, он заявил, что "отец должен довольствоваться самым мягким видом наказания". Слова принадлежат Сенеке в той же книге (гл. 16). Теренций в "Андросовой девушке" пишет:

За преступленье тяжкое отцу довольно наказанья малого.

У Филона сказано: "Отцы произносят печальные слова о лишении наследства, отлучая сыновей от дома своего и от всех кровных родственных связей в тех именно случаях, когда преступность сыновей разрушит ту великую и все превосходящую любовь, которую природа внушила родителям". Цицерон в речи "В защиту Лигария" говорит: "Простите, судьи; он совершил преступление, поскольку оступился; он не подумал, можно ли когда-нибудь впоследствии поступать таким образом по отношению к родителю".

3 Сенека ("Письма". LXXXII): "Милосердие щадит чужую, как свою, кровь и находит, что не должно человеку злоупотреблять жизнью человека". Диодор Сицилийский (фрагменты): "Заслуживают Наказания не все те, кто совершает преступление, но те, кто не раскаивается в своих злодеяниях". Златоуст ("О статуях", VI): "Пусть знают все чуждые нашей вере, что оказываемое Христу почитание столь велико, что налагает узду на любую власть. Чти господа твоего; Прощай прегрешения таким же рабам, как и ты, чтобы и Христос еще более почтил тебя, дабы в день суда обратил к тебе лук благосклонный и милостливый, памятуя эту свою кротость", Грациан приводит в caus. XXIII, quaest, IV, место из Августина: "Когда мм произносим эти два названия - человек и грешник, они никогда не произносятся понапрасну; как грешника - накажи, как человека - пожалей". Смотри также дальнейшее и приведенное выше, в примечаниях к главе XX, XII, XXVI и XXXVI.

4 Феодосии, простивший преступление антиохийцев, совершенное против него, был епископом Флавианом преимущественно побужден к тому следующими словами Христа: "Отче, прости им, не ведают бо, что творят". Об этом сообщает Златоуст в слове "О статуях" (XX).

5 "Иудейские древности" (кн. II, гл. 3).

6 Златоуст в похвалу милосердию говорит: "Оно может замечательно украсить каждого человека, в особенности же тех, кто облечен верховной властью; ибо хотя царская власть все разрешает, тем не менее в высшей степени прекрасна для славы и молвы сдержанность и подчинение своих поступков закону божиго". Августин в послании к наместнику Бонифацию (CIV) пишет: "Не забывай скоро прощать тем, кто погрешит против тебя и станет просить о милосердии".

7 У Вулькации Галликанского в "Житии Авидия Кассидия".

8 Прокопий ("Война с вандалами", II): "Раскаяние вовремя согрешивших обычно обязывает к прощению тех, кому нанесено оскорбление".

9 Прокопий ("Готский поход", кн. 11) сообщает о том, что готы обратились к Велисарию со следующими словами: "Поскольку дело обстоит таким образом, то обязанность правителей обоих народов - не стремиться к благополучию своих подданных ради заботы о собственной славе, а оказывать предпочтение справедливости и пользе не только своей, но и врагов своих".

10 Диодот у Фукидида (кн. III) говорит: "Ибо хотя я и объявляю, что они совершили тягчайшие преступления, я отнюдь не повелеваю их убивать, исключая случаи крайней необходимости".

11 Смотри у Плутарха жизнеописание Камилла.

12 Также поступил царь Армении во времена Севера, о чем упоминает Геродиан в книге III.

13 Смотри Прокопий, "Война с вандалами" (II) и "Готский поход" (I).

14 Этим правилом благоразумно пользуется Нарсес у Прокопия в "Готском походе" (II).

15 Гвидон Бландратенский в речи, обращенной к медноланцам у Гунтера говорит:

Ради свободы готовы мы все перенесть. Но по разуму

Не предпочтет же, однако, свободу никто безопасности.

И неизбежность, конечно, грозящего нам поражения,

Если только можно избегнуть ради спасения,

Должно считать не любовью к свободе, но честолюбием

16 Анаксилай. который был вынужден сдать Византию вследствие голода, привел а свое оправдание соображение о том, что сражаться свойственно человеку против человека, но не против природы вещей. Так сообщает Ксенофонт. Прокопий в "Готском походе" пишет: "Люди не одобряют добровольной смерти, пока какая-нибудь надежда превозмогает опасность".

17 Он же при объяснении целей войны, предпринятой ситонийцами после кончины Александра, заявляет, что "здравое суждение правильно внушило им жажду славы, но отклонило их от собственной пользы", так что они поторопились "подвергнуться опасности без крайней необходимости и даже не извлекли поучения из столь достославного поражения фивян".

18 Сервий, комментируя следующие стихи ("Энеида", X):

Сожалеют о гневе напрасном обоих

И толиких смертных трудах,

пишет: "Потому что нет столь справедливой причины, чтобы ради нее стоило вести войну".

19 Плутарх в жизнеописании греков пишет: "Браться за нож вез крайней необходимости - не дело ни хорошего врача, ни доброго военачальника". Марциан у Зонары заявляет: "Не должно царю поднимать оружия, когда следует наслаждаться миром". Августин в послании к Бонифацию (L) отмечает: "Мир зависит от доброй воли, война же должна вызываться крайней необходимостью, дабы бог освободил от необходимости и сохранил в мире".

20 "Лев, не обращая внимания на копья, долгое время защищается только страхом и как бы заставляет себя принудить к борьбе". Об этом сказано у Плиния в "Естественной истории" (кн. VIII, гл. 16).

21 Лакедемоняне в речи, приведенной у Диодора Сицилийского (кн. XIII), говорят: "Так как мы видели, что война порождает множество враждебных действий, множество жестокостей, то в нашу обязанность входит засвидетельствовать перед всеми богами я людьми, что причина этого не в нас". Плутарх в жизнеописания Нумы пишет; "Если мне кто-нибудь скажет, разве Рим не преуспел весьма много войной, то тот поднимает вопрос, давно ждущий своего разрешения у людей, видящих успех в богатстве, в наслаждениях, в воинских должностях, а не в благополучии народа, не в кротости, не в самоудовлетворении справедливости". Стефан, врач Хосроя, царя персидского, у Прокопия в "Персидском походе" (II) говорит: "Величайший царь, тебе, занятому убийствами, сражениями и поением городов, может быть, подходят иного рода имена, но для доброго, пожалуй, не подойдет". Добавь сюда отличное место у Гвиччардини (кн. XVI).

22 "Бог не дозволил строить храм тому. кто вел много войн и проливал кровь, хотя бы вражескую" - слова эти принадлежат ИОСИФУ Флавию (кн. VII, гл. 4), у которого еще следует многое за приведенным изречением. Плиний (кн. VII, гл. 25) после сообщения о сражениях, выигранных диктатором Цезарем, указывает: "Что касается до меня, то я отнюдь не видел славы в таком вынужденном преступлении против человеческого рода". Филон в жизнеописании Моисея говорит: "Хотя ведь законами дозволено убийство врагов, тем не менее всякий, умертвивший человека, даже справедливо, ради самозащиты, вынужденно, надо полагать, заслужил некоторого порицания по причине общего кровного родства людей, исходящего из единой первопричины. Оттого-то такие убийцы имели нужду в некоем очищении во искупление совершенного ими, по-видимому путем принесения очистительной жертвы".

23 На трехлетие (Зонара, жизнеописание Никифора Фоки).

Глава XXV

О ПРИЧИНАХ ВОЙНЫ В ИНТЕРЕСАХ ДРУГИХ

I. Начинать войну ради подданных - справедливо.

II. Тем не менее, не всегда ее следует предпринимать ради них.

III. Можно ли выдавать врагу невинного подданного во избежание опасности?

IV. Также справедливо предпринимать войны ради союзников, равноправных и неравноправных.

V. И ради друзей.

VI. Вместе с тем ради всякого рода людей.

VII. Однако же это можно без прегрешения оставить в случае опасения за свою жизнь

или даже за жизнь невиновного лица.

VIII. Справедлива ли война ради защиты чужих подданных; что поясняется рассмотрением различных случаев.

IX. О несправедливости союзов и наемных отрядов, в которые вступают без различия причин войн.

X. Преступно также воевать, ради добычи или вознаграждения.

Начинать войну ради подданных - справедливо

I. 1. Распространяясь выше (кн. I, гл. V) о ведущих войны, мы утверждали и доказывали, что по природе каждый призван осуществлять не только свое, но и чужое право; поэтому причины, справедливые для тех, кто осуществляет свое право, справедливы также для тех, кто оказывает помощь другим.

2. Первая же и самая необходимая забота должна быть о подданных1, подчиненных как патриархальной, так и гражданской власти; ибо ведь они составляют как бы часть самого правителя, о чем мы сказали там же (Наварра, XXIV, 18). Например, в защиту гаваонитян, подчинившихся еврейскому народу, начал войну этот народ под предводительством Иисуса (Иисус Навин, кн. X, 6). "Наши предки, - говорил Цицерон, обращаясь к квиритам, - зачастую вели войны в защиту торговцев и мореходов, которым чинились беззакония". И в другом месте: "Сколько войн предпринимали наши предки, когда узнавали об обидах, чинимых римским гражданам, о задержании корабельщиков, об ограблении торговцев!" ("Против Верреса").

Те же самые римляне, не желая поднимать оружия в защиту союзников, по необходимости вели войны в защиту соответствующих народов после сдачи последних, то есть по превращении их в подданных. Жители Кампаньи так говорили римлянам: "Хотя вы не хотели блюсти нашего достояния справедливой вооруженной силой против насилия и обид, тем не менее, разумеется, вы станете защищать ваше достояние". Флор поясняет, что договор, ранее заключенный жителями Кампаньи, был окончательно освящен вступлением всех их в римское подданство. "Видно, что верность сохраняет силу и подданных не предает", - говорит Ливии (кн. VII).

Тем не менее не всегда ее следует предпринимать ради них

II. Не всегда, однако, даже по справедливой причине правители обязаны предпринимать войны ради какого-нибудь подданного. Это имеет место в том только случае, если война предпринимается не в ущерб всем или же многим подданным. Ибо на правителе лежит обязанность заботиться более о благе целого, нежели о благе частей; но чем значительнее часть, тем ближе она к природе целого.

Можно ли выдавать врагу невинного подданного во избежание опасности?

III. 1. Так, если враг требует выдачи одного гражданина, хотя бы невинного, то нет сомнения в возможности его выдачи, если силы враждебного государства весьма значительны (Сото, "О справедливости и праве", кн. V, вопр. 1, гл. 7)2. Против этого мнения спорит Фернандо Васкес ("Спорные вопросы", кн. I, гл. 13); но если иметь в виду не столько его слова, сколько его намерение, то он, по-видимому, рассуждает таким образом во избежание неосмотрительной выдачи гражданина, когда есть надежда на его защиту. Ибо он же приводит пример италийской пехоты, которая покинула Помпея еще до выяснения полной безнадежности его положения и которой Цезарь поручился в ее безопасности. Подобный факт Васкес справедливо порицает.

2. Можно ли выдавать в руки врага невинного гражданина, дабы избегнуть грозящей в противном случае государству гибели, - об этом спорят ученые, и это давно уже составляет предмет спора. Так, например, еще Демосфен приводит прекрасную басню о собаках, выдачи которых требовали волки у овец ради соблюдения мира. Возможность подобной выдачи отрицает не только Васкес, но и Сото, чье мнение, как доказывает Васкес, приближается к коварству.

Сото полагает, что соответствующий гражданин должен сам предаться врагам; это также отрицает Васкес, поскольку подобного поступка не требует природа общества, в которое каждый вступает ради собственной пользы.

3. Но отсюда не вытекает ничего иного, кроме того, что в силу права в собственном смысле гражданин не обязан к этому; а милосердие даже не допускает иного образа действия. Ибо ведь существует немало обязанностей не справедливости в собственном смысле, но обязанностей приязни, благожелательства, которые не только заслуживают одобрения, что признает сам Васкес, но даже их несоблюдение несвободно от вины.

Во всяком случае, по-видимому, такой образ действия имеет целью, чтобы каждый предпочитал сохранение жизни множества невинных граждан одной своей жизни. Пракситея в "Эрехтее" Еврипида говорит так:

Мы различаем большее и меньшее:

Погибель одного - не гибель общая,

И даже не равняются между собой3.

Так, Фокион убеждал Демосфена и прочих предпочесть смерть, по примеру дочерей Лея и потомков Гиацинта4, причинению родине непоправимого ущерба (Диодор Сицилийский, кн. XVII). Цицерон в речи "В защиту П. Секстия" говорит: "Если мне во время мореплавания с моими друзьями на каком-нибудь корабле придется подвергнуться опасности нападения множества разбойников с разных сторон, грозящих потопить корабль, если я один не буду выдан им; и если спутники мои это отвергнут и предпочтут погибнуть вместе со мной, нежели выдать меня врагам; то я предпочту скорее сам броситься в пучину моря, чтобы спасти жизнь прочих, чем за такую их преданность мне подвергнуть их не только верной смерти, но даже великой опасности их жизнь". Он же в трактате "О границах добра и зла" (III) пишет: "Муж, добрый, мудрый и повинующийся законам, хорошо знакомый с обязанностями гражданина, более заботится о пользе всех, нежели о пользе одного кого-нибудь или о своей личной пользе". У Ливия (кн. XLV) читаем о некиих молоссах: "В самом деле, я постоянно слышал разговоры о тех, кто добровольно подвергся смерти за родину; но они-то первые считали справедливым, чтобы их родина принесла себя в жертву ради них".

4. Все же и по установлении подобного положения остается сомнительным, возможно ли также принудить того, кто обязан поступить таким образом. Это отвергает Сото, приводя пример богатого, который согласно предписанию милосердия обязан дать нуждающемуся милостыню, но не может быть принужден к этому. Однако необходимо заметить, что одно дело - отношения между собой частей, иное дело - отношения начальствующих в противопоставлении их подданным. Ибо равный равного не может принуждать ни к чему, кроме того, к чему он обязан в силу права в точном смысле слова; тогда как начальник может принудить, даже если какая-нибудь добродетель предписывает иное5, поскольку это является правом в собственном смысле начальника как такового. Например, при большой нужде в продовольствии граждане могут быть принуждены сложить вместе все, что они имеют (Лессий, кн. II, гл. 9, спорн. вопр. 7). Оттого и в нашем спорном вопросе представляется предпочтительнее возможность принудить гражданина к исполнению требования милосердия. Так, уже упомянутый мной Фокион говорил, называя некоего ближайшего своего друга по имени Никокл, что если бы, к несчастию, Александр потребовал его выдачи, то он сам голосовал бы за необходимость его выдачи (Плутарх, жизнеописание Фодтаона).

Также справедливо предпринимать войны ради союзников равноправных и неравноправных.

IV. Ближе всего к подданным, даже равны им в отношении защиты, союзники, в договор с которыми включены покровительство им или защита их, или взаимная помощь по соглашению. "Кто не отражает насилия над союзником, будучи в состоянии это сделать, является соучастником того, кто причинил насилие", - говорит Амвросий ("Об обязанностях", кн. I, гл. 36).

Обычно такого рода соглашения не распространяются на войны, лишенные справедливого основания6, как мы сказали в другом месте. Этим объясняется, почему лакедемоняне, прежде чем предпринять войну против афинян, предоставили всем своим союзникам суждение о справедливости причин войны. И римляне поступили так же по отношению к грекам в войне с Набидом. Здесь мы добавим еще то, что союзник не обязан воевать в том случае, когда нет никакой надежды на благоприятный исход войны (Ливий, кн. XXXIV). Ибо союзный договор заключается ради блага, а не ради вреда.

Союзника нужно защищать даже против другого союзника, участвующего в том же союзном соглашении, если в предшествующем договоре не предусмотрено что-нибудь противное. Так, жителей Коркиры, если их дело было бы справедливо афиняне могли бы защитить даже против нападения более старых своих союзников - коринфян.

И ради друзей

V. Третья причина ведения войны ради других имеет место, когда друзьям7, хотя и не обещана помощь, но тем не менее она должна быть им оказана по обычаю дружбы, если только это можно сделать легко и без затруднения. Так, Авраам поднял оружие на защиту своего кровного родственника Лота; римляне воспретили анцианам морской разбой в границах Греции, ссылаясь на то, что греки родственны обитателям Италии (Витториа, "Сообщения об Индии", ч. II, 17; Каэтан, на II, II, вопр. 4, ст. 1). Они же часто предпринимали войны или же грозили войной не только из-за союзников, которым они были обязаны помогать в силу договора, но и ради друзей.

Вместе с тем против всякого рода людей

VI. Последнее и наиболее широко распространенное основание есть взаимная связь людей, сама по себе достаточная для оказания помощи (Цицерон, "О границах добра и зла", III; "Об обязанностях", II; L. ut. vim. D. de lust. et lure). "Человек рожден для взаимной помощи", - говорит Сенека ("О гневе", кн. I, гл. 7). Ему же принадлежит изречение: "Мудрый, сколько возможно, вмешивается в судьбу людей" ("О милосердии", кн. II, гл. 5). Еврипид в "Молящих" пишет:

Дают скалы убежище зверям,

Алтарь - рабам, гонимым городам -

Защиту города.

У Амвросия ("Об обязанностях", кн. I, гл. 5) говорится: "Сила, дающая защиту слабым, исполнена справедливости". Об этом мы также толковали выше.

Однако же это можно без прегрешения оставить в случае опасения за свою жизнь или даже за жизнь невиновного лица

VII. 1. Тут возникает вопрос, обязан ли защищать от насилия человек человека, народ другой народ. Платон ("Законы", кн. IV) считает, что заслуживает наказания тот, кто не отражает насилия, причиненного другому8; сходное было предусмотрено законами египтян (Диодор, I). Но, прежде всего, если опасность неизбежна, то, очевидно, такой обязанности нет: возможно отдать предпочтение своей жизни и имуществу перед чужими. Так, я полагаю, следует толковать следующее место Цицерона: "Кто не защищает против насилия и не противится ему, имея к тому возможность, настолько же погрешает, как если покидает в опасности родителей, родину или союзников". Здесь "имея к тому возможность" мы понимаем в смысле "без ущерба для себя". Тот же Цицерон в другом месте говорит; "Едва ли можно избежать порицания, если не оказывать защиты людям". У Саллюстия в его истории мы читаем: "Все, кто в благоприятных обстоятельствах привлекается к военному союзу, должны предварительно разобраться, будет ли возможно соблюсти мир; затем - достаточно ли благочестиво, безопасно, благородно или же неприлично то, что от них требуется".

2. Не следует также пренебрегать изречением Сенеки9: "Окажу помощь погибающему, но так, чтобы самому не погибнуть иначе, кроме как в надежде стать великим человеком или заслужить награду за великий подвиг". Но даже в последнем случае обязанность оказания помощи налицо лишь тогда, когда гибель обидчика способна спасти обижаемого (Лессий, кн. II гл. 4, вопр. 15). Ибо если сторона, подвергшаяся нападению может предпочесть своей жизни жизнь нападающего, как мы сказали в другом месте, то не погрешит тот, кто поверит или пожелает, чтобы подвергшийся нападению избрал последнее в особенности, когда на стороне нападающего опасность неизбежной и вечной гибели значительнее.

Дата добавления: 2014-11-25