Заключительная. Честно говоря, я давно подумывал о новом месте работы

Честно говоря, я давно подумывал о новом месте работы. В мае я ездил сдавать на первую квалификационную категорию в областной центр и встретился там с Ермаковым. Он и предложил мне место в отделении абдоминальной хирургии областной больницы. Один парень защитил кандидатскую диссертацию и уезжал в Москву, на его месте Леонтий Михайлович видел меня.

Долго меня уговаривать не пришлось, я понимал, что в ЦРБ мне больше ничего не светит. Мне хотелось профессионального роста, а в районе существовал определенный рубеж, за который я, по многим причинам, зайти не мог. Да и, честно сказать, мне хотелось защитить кандидатскую диссертацию. Материал был собран, а каждый раз отпрашиваться и выкраивать время на поездку к научному руководителю было крайне неудобно.

В общем, последний конфликт с главным врачом был мне только на руку.

Переговорив с Лившицем, я вышел из кабинета и посмотрел на окружающий мир уже другими глазами. Еще утром я шел на работу и думал, что вот уже больше десяти лет каждый день хожу одной и той же дорогой, а ничего в моей жизни не меняется. Я никак не решался что‑то изменить. А поговорил – и стало легче, будто сделал первый шаг к новой жизни. Настроение улучшилось, и ничто уже не могло его омрачить.

По дороге в отделение меня перехватила постовая медсестра, та самая Людочка:

– Дмитрий Андреевич, а мы вас везде ищем!

– Что случилось?

– Ой, пойдемте скорее, там такое!

– Да что такое? Ты толком можешь рассказать?

– Там раненого кавказца привезли, а с ним еще человек тридцать, все кричат, орут! Главный их пообещал всех на тот свет отправить, если срочно помощь не окажут! Ужас!

– А где все доктора?

– Брыу с Ветровым в операционной, грыжу плановую оперируют.

– А Саныч где?

– А Саныч хотел с ними поговорить, они сказали, что ему уши отрежут, он куда‑то и спрятался!

– А в милицию звонили?

– Да куда там, все поразбежались, попрятались, кто звонить будет! Они еще в операционную хотели вломиться, но их анестезиолог не пустил. Ой, что будет!

– Не причитай раньше времени, – изрек я и вышел из общего коридора, соединявшего наш корпус с административным, в хирургическое отделение.

Весь холл и коридор был заполнен небритыми людьми, с характерными чертами лица, большинство одето в дорогие спортивные костюмы, они громко разговаривали на незнакомом языке.

– Так, а что вы тут разорались? – начал я, помня, что лучший метод защиты – это нападение.

– А ты кто такой? – удивился пожилой мужчина с коротко стриженной седой бородой, и сделал знак остальным, чтоб замолчали.

На меня уставились изумленные горные мужчины.

– Я заведующий этого отделения! А вы кто и почему без халатов ворвались в отделение и распугали всех больных? В чем дело?

– Э, не шуми, а! Мы родственника привезли, у него ранение в бок, ножом! А тут никого нет!

– Все выйдите отсюда, останетесь только вы и расскажите толком, что произошло.

– Э, слушай, ему плохо, да! Надо оперировать! – продолжал настаивать бородатый.

– Послушай, дядя! – вспылил я, не обращая внимания на остальных. – Ты что, русского языка не понимаешь? Операционная занята, там ребенка в данный момент оперируют, мне что, его снять со стола и твоего родственника уложить?

– А что, всего одна операционная? – не унимался бородатый.

– Одна! Давай, пусть твои люди выйдут. Я осмотрю раненого.

Авторитет что‑то крикнул, и парни, напирая друг на друга, бросились к выходу. Они явно хотели поговорить со мной по‑свойски.

– Тебя как звать? – спросил я раненого парня, лежавшего на каталке.

– Ахмед, – скривившись, ответил пострадавший.

– Ты откуда?

– Из Дагестана.

– А здесь что забыл?

– Работаю.

– Ясно. Задери рубаху, – попросил я и осмотрел рану.

Раневой канал начинался по лопаточной линии слева, в проекции почки, шел сверху вниз, спереди назад, и пропадал глубоко в тканях.

– Нож длинный был?

– Не видел, сзади ударили.

– Длинный! – сказал бородатый. – Мы нож нашли, вот такой! – И он показал руками размер ножа. – Ну что, жить будет?

– Будет, но нужна операция! Давайте так договоримся: вы нам не мешаете. Сейчас закончат оперировать мальчика, и сразу берем твоего парня. Но чтоб никто из ваших не ходил здесь и не пугал персонал и больных.

– Хорошо! Ты будешь оперировать?

– Я, только пугать меня не надо. А то руки начнут трястись и чего‑нибудь не так сделаю, тебе это надо?

– Нет! Пугать никто не будет, я обещаю! Но прошу, сделай все хорошо!

– Сделаю как себе!

– Вай, хорошо!

Я прошел в операционную, толкнул дверь плечом – оп‑па, закрылись изнутри на швабру.

– Эй, в осаде, открывайте, это я!

– Ой, Дмитрий Андреевич! – выглянула испуганная санитарка. – А мы закрылись, а то эти хотели прямо сюда забежать!

– Знаю! Пока ситуация под контролем. Когда закончите?

– Дмитрий Андреевич, заканчиваем! Пару швов осталось наложить! – бодро доложил Ветров.

– Ну как там джигиты? Как ты с ними совладал? – поинтересовался Иван.

– Да как‑то договорились. Если спасем Ахмеда, то будет все отлично, а если нет, то не знаю!

– Дмитрий Андреевич, надо спасти, – испуганно прошептала операционная сестра. – А то нам всем не поздоровится. Вон их сколько, всю больницу окружили!

– А что, милиция не едет? – спросила санитарка. – Их давно уже вызвали.

– А что милиция. Вон возле дверей их машина стоит, не вмешиваются, – ответил я. – Говорят, они ничего противоправного пока не видят.

– Вот, у нас всегда так, надо, чтобы что‑нибудь обязательно произошло, только тогда милиция вмешается, а так нельзя их отогнать! – возмутилась операционная сестра.

– Ладно, вы поменьше говорите, а давайте заканчивайте и берите раненого!

Через полчаса я выполнил лапаротомию и вошел в живот. При ревизии обнаружил сквозную рану левой почки, но без повреждения ее ножки, и сквозное ранение нисходящего отдела толстой кишки.

Кровопотеря была небольшой, но при таких ранениях по всем канонам надо выводить колостому. Ахмеду не было еще и тридцати, и мне стало жалко парня, обреченного полгода какать в мешочек. «Обещал как себе сделать, надо слово сдержать. Себе бы я колостому не стал бы выводить. А если швы на кишке воспалятся и рана разойдется, может перитонитом осложниться. Тогда точно, с меня живого эти ребята не слезут».

– Дмитрий Андреевич, чего задумались? Колостому надо выводить! – подсказал Юра.

– Иван, выйди, спроси у группы поддержки, сколько времени с момента ранения прошло, – попросил я, не отреагировав на слова ассистента.

– Говорят, часа три назад ударили! – сообщил вернувшийся Иван.

– Ладно, ушиваем кишку и почку, колостому выводить не будем!

– А как же каноны? – поинтересовался Юра.

– А мы их не нарушаем, до шести часов дозволяется ушить рану кишки без вывода ее на переднюю брюшную стенку.

– Да это если дырка небольшая! А тут сквозная, два пальца запросто пролезут, и говно в животе.

– Ничего, ушьем в три ряда, фекалии уберем, дренажи поставим. Не боись, Юра, прорвемся!

– Ну, не знаю, я бы не стал рисковать.

– Так я же рискую, ты всего лишь ассистент, – объяснил я и ушил почку и раны толстого кишечника.

Отмыв брюшную полость от фекалий, установил дренажи и ушил операционную рану.

– Ну, все! Жить будет, рожать вряд ли! – заключил я и вышел из операционной.

В коридоре меня уже ждали. Керим, бородатый «авторитет», выглядел встревоженным.

– Керим, все хорошо! – объявил я и коротко рассказал об операции, а о возможных осложнениях упомянул вскользь, не делая на них особого акцента.

– Ну, доктор, если все обойдется, то я твой должник! – заключил Керим.

– А если нет?

– Давай не будем о плохом, пусть парень поправляется.

Несмотря на все опасения, Ахмед быстро пошел на поправку, а после того как на пятые сутки он сам покакал, я понял, что, кажется, все в порядке.

Через десять дней я снял швы и выписал Ахмеда домой. Все отделение вздохнуло спокойно: пока он лежал в хирургии, бесконечные толпы сынов гор приходили его навещать, несмотря ни на какие запреты.

Бедного Саныча неделю не могли успокоить: в день операции он забился на чердак и там забаррикадировался, нашли его только к вечеру, и мне стоило больших усилий убедить его выйти из убежища.

– Керим, – спросил я у «авторитета», – зачем твои ребята так напугали нашего доктора, кто ему уши пообещал отрезать?

– Да, слушай, это шутка была! Ребята молодые, горячие, юмор любят!

– После вашего юмора у Саныча третий день руки трясутся, он на работу не хочет идти. Кто прием вести будет? Может, твои ребята?

– Я сам поговорю с вашим Санычем, все нормально будет! – улыбнулся Керим.

Не знаю, что он ему там пообещал, но Саныч трястись перестал и даже несколько раз улыбнулся. А по коридору все равно ходил очень робко, и нет‑нет да оглядывался, словно ожидал удара сзади.

Перед уходом Ахмеда из отделения я рассказал ему всю правду об его ранении, а когда дошел до того места, когда стоял на распутье, рассуждая, выводить колостому или нет, дагестанец заметно побледнел.

– Это как, у меня бы все говно в мешочек на боку текло, да?

– Да, Ахмед, по науке надо было так и сделать, я очень рисковал, когда ушил кишку.

– О, доктор! Я твой должник на всю жизнь! – вскричал горец. – Если будет нужна моя помощь, только скажи! Любого за тебя порву! Скажи, что ты хочешь?

– Да ничего, – ответил я.

Керим и Ахмед, а также их родственник Ваха долго уговаривали меня принять от них конверт с деньгами, и, когда я в последний раз отказался, старший произнес:

– Не хочешь деньги, тогда поехали с нами на природу, шашлык‑машлык, девочки будут красивые, а?

– Давай поедем, но без девочек, у меня жена.

– Договорились! В следующую субботу едем и без девочек.

И мы тогда отлично посидели. Изумительный шашлык, веселая компания, все расслабились и хохотали, подшучивали друг над другом. Один из парней, Хасан, спросил меня:

– Дима, скажи, а ты в каком доме живешь, большом?

– Да, в пятиэтажном! – без задней мысли ответил я.

Воцарилась тишина, все присутствующие с нескрываемым удивлением посмотрели на меня.

– Я, Дима, сразу понял, что ты великий хирург! – придя в себя, произнес Хасан. – У нас на Кавказе хирургов очень уважают, но живут они в двух‑, максимум трехэтажных домах! А ты в пятиэтажном! Вах, красавчик!

И до меня дошло.

– Хасан, я в простой пятиэтажке живу, обыкновенной «брежневке», в одной из квартир. В остальных квартирах живут другие люди, дом не мой. А комнат у меня всего две!

– А, в «брежневке», – протянул Хасан и засмеялся.

Вместе с ним заржали и остальные, присоединился и я.

Август заканчивался, у меня уже было чемоданное настроение. Не без помощи Ермакова я нашел удобный вариант: продав свою квартиру в районе и немного добавив, я покупал равноценную, двухкомнатную, правда, на окраине областного центра и неотремонтированную. Но это было уже не важно. Главное – свое жилье в областном центре и любимая работа, а остальное приложится.

Все мои мысли уже были далеко, но пациенты об этом не знали и продолжали поступать. Не успели мы выписать Ахмеда, как буквально через пару дней привезли представителя китайской мафии.

Кто не знает, китайские триады – это мафиозные группировки. Они заполонили родной Китай и стали распространяться и на нашей территории, подминая под себя своих же соотечественников, живущих в России.

До этого я видел китайских мафиози только в американских боевиках. А тут привезли одного: за живот держится, по‑русски ни слова не знает и с ним еще человек пять таких же, только не больных.

– Чего, – говорю, – болит?

А китаец стонет и на живот показывает.

– Рубаху задери, живот освободи! – показываю знаками. – Боже мой!

Все тело китайца было покрыто искусной цветной татуировкой. Какие‑то драконы, рыбы, змеи и еще всякая нечисть.

Представитель триады ткнул себя в правую подвздошную область. «Похоже, аппендицит».

Взяли его в операционную. Я занес скальпель и легким движением руки отделил голову татуированного дракона от туловища.

Процесс зашел далеко, аппендицит осложнился перитонитом, видно, китайский мафиози терпел до последнего и приехал к нам, когда совсем скрутило. Пришлось еще пару картинок испортить: перитонит распространился на другие области живота, с традиционного доступа было невозможно санировать и адекватно дренировать брюшную полость. Пришлось перейти на срединное чревосечение. «Интересно, когда люди себя такими татуировками покрывают, они думают, что могут попасть под нож хирурга? Или просто под нож? Наверное, нет», – размышлял я, глядя, как мои швы исказили рисунок.

Когда жизнь китайского гангстера оказалась вне опасности – то есть на третий день после операции, – приехала большая делегация; по численности меньше дагестанской, но тоже внушительная. Маленький толстенький китаец на плохом русском языке, коверкая слова, произнес:

– Друга, спасиба! Наша давай забирай товарица Ван домой!

– Куда забирай? У него перитонит, трое суток прошло всего, рано!

– Нет, друга, Ван надо домой ехать в Китай! Там хоросый доктор.

– А здесь что, плохой доктор?

– И здеся хоросый, но Ван Китай нузно! Здесь не мозет оставаться!

– Это плохая затея, – предупредил я. – Швы могут разойтись.

– Все будет хоросо, Ван сильный! Мы тебе давать много денег, ты спасай хоросий друга, и забирай его в Китай.

Никакие уговоры не подействовали на представителя самого многочисленного народа земного шара, и «друга Ван» был посажен в автомобиль и увезен в неизвестном направлении. Надеюсь, его довезли до Китайской Народной Республики в целости и сохранности.

Последний месяц моей работы в ЦРБ ничем особым не отличался от предыдущих, но это был последний месяц, поэтому он запомнился больше остальных.

И конечно, я запомнил последнего прооперированного. Да, такого сложно забыть.

Управляя взятым «напрокат» отцовским автомобилем, семнадцатилетний оболтус не справился, и «Нисан Патрол» въехал в придорожный дом. Причем не просто врезался, а в прямом смысле снес забор, стену и въехал в комнату, остановившись буквально в пяти сантиметрах от кровати хозяина дома.

Представьте себе: вы спокойно спите дома. Внезапно – шум, свет, удар, вы открываете глаза и видите: стены нет, а вместо нее возле вашей кровати стоит, поблескивая краской, огромная черная машина.

Малолетнему крушителю чужих домов повезло, люди, которых он лишил крова, оказались отзывчивыми к чужой боли и вызвали «скорую». Поездка на папином «нисане» закончилась для молодчика весьма плачевно: разрыв печени и сильная кровопотеря едва не отправили его на тот свет.

Операция длилась больше семи часов. Печень оказалась буквально развалена до половины, кровь хлестала из всех мест, три раза пришлось сделать реинфузию. Три раза мы собирали кровь, вливали ее в вену, она вытекала из мест повреждения, и приходилось собирать ее заново и вливать по новой. Трижды!

Парню повезло, что не были повреждены основные кровеносные и желчные сосуды и оказался приличный сальник, которым, в конце концов, и удалось затампонировать разрывы в печени. Кровотечение остановилось, а вместе с этим и увеличились шансы на выздоровление.

Не скажу, что послеоперационный период у парня протекал легко: развилась легкая желтуха, обусловленная обширной травмой желчеобразующего органа, но молодость в конечном итоге победила, и юноша пошел на поправку.

Кризис миновал, и уже никто не сомневался в благополучном исходе. Подходил к концу и оговоренный срок моего пребывания завотделением хирургии ЦРБ.

Наступило 30 августа 2005 года. Меня вызвал к себе Лившиц.

– Добрый день! – как можно любезнее поздоровался начмед и продолжил: – Дмитрий Андреевич, я хотел бы попросить вас остаться. Как вы на это смотрите?

– Отрицательно! – возмутился я. – По‑моему, мы с вами все уже обсудили в этом кабинете месяц назад!

– Ну, может быть, за это время вы передумали?

– Нет, не передумал, завтра я отрабатываю последний день и уезжаю вечерним поездом. Моя семья уже уехала, мы вывезли вещи, все, Семен Семенович, я больше у вас не работаю.

– Подождите, не торопитесь! Вы знаете, что отец того парня, которому вы недавно спасли жизнь, очень обеспеченный человек? Подчеркиваю, очень обеспеченный!

– Я рад за него.

– Вы зря иронизируете! Его сейчас нет в поселке, он улетел по делам в Москву, но он мне позвонил и попросил поговорить с вами.

– О чем? Семен Семенович, о чем поговорить?

– Минуточку терпения, Дмитрий Андреевич! У этого человека сеть магазинов, несколько колбасных цехов, поэтому он может себе позволить спонсорскую помощь нам.

– Выражайтесь яснее.

– Он готов купить больнице эндовидеохирургическую стойку, оплатить вашу учебу в лучшей клинике страны, чтобы вы стали развивать лапароскопическую хирургию в нашей больнице.

– Семен Семенович, вы не слушали меня? Я уже продал свою квартиру здесь и купил другую, в городе. С первого сентября в моей квартире будут жить другие люди!

– Ничего, Олег Иванович, так зовут бизнесмена, предусмотрел и этот вариант, у него есть свободная квартира недалеко от больницы, он вам ее сдаст в безвозмездное пользование. Ну как вам предложение? Я понимаю, неожиданно, но я вас не тороплю, завтра дадите ответ.

– А почему Олег Иванович желает, чтоб именно я стал развивать эндовидеохирургию в нашей ЦРБ? Если ему некуда деньги девать, то пусть пригласит уже готового специалиста!

– Он объяснил, я ему тоже этот вопрос задал. Олег Иванович консультировался с разными светилами и узнал, что при таких травмах выживает лишь каждый тысячный и что его сына оперировал великолепный хирург. Поэтому он выбрал вас.

– Ну, вы меня перехваливаете.

– Это Олег Иванович так решил, хотя и я присоединяюсь к его мнению. Так что, подумаете?

– Я уже подумал, Семен Семенович.

– Уже? Вам не надо время, чтоб все досконально обдумать?

– Семен Семенович, предложение заманчивое, но я его не принимаю.

– Ну почему? Что вас смущает?

– Меня смущает, что я после этого стану зависимым человеком. Я не верю в доброго самаритянина. Наверняка Олег Иванович захочет вернуть свои вложения.

– Ну, конечно, он будет получать свой процент, но мы оформим все официально, юридически!

– Нет, спасибо. Мне это не подходит.

– Это ваш окончательный ответ?

– Да, окончательный и бесповоротный! Можете Олегу Ивановичу так и передать!

– Жаль, жаль, Дмитрий Андреевич, я думал, сумею вас переубедить! Не каждый день такое предлагают!

– Ну, значит, так тому и быть, – решил я.

Безусловно, мне хотелось остаться, все‑таки десять лет жизни прошло в этих стенах. Сотни, если не тысячи успешных операций выполнено за этот промежуток времени. Но если б я остался, то о профессиональном росте и кандидатской можно было бы забыть. Я сделался бы лапароскопической прислугой неведомого Олега Ивановича. Нет, решил – значит, надо ехать. Я оставался в обожаемой мною хирургии, просто выходил на более сложный ее уровень.

Мне и хотелось уехать, и грустно было от мысли, что скоро покину эти места.

Когда я приехал, то начал учиться оперировать детей; а сейчас, уезжая, обнаружил, что мне на операцию стали попадать уже их дети. Незадолго до отъезда мне довелось оперировать трехлетнюю девочку с ущемленной бедренной грыжей. Операция прошла успешно, ребенок быстро пошел на поправку, и однажды ее мама спросила у меня:

– Дмитрий Андреевич, а вы не помните меня? Десять лет назад вы оперировали меня с острым аппендицитом, мне тогда было тринадцать. А сейчас вы спасли и мою дочь! Вы не находите, что в этом есть что‑то мистическое?

– Я нахожу, что просто начинаю стареть. Если останусь тут, то, возможно, еще и ваших внуков придется оперировать!

– Так и оставайтесь! Все больные и персонал очень переживают, что вы уезжаете!

Но как оказалось, не все. В последний день моей работы, 31 августа 2005 года, пришел странного вида чудила и попытался испортить мне настроение.

– Дмитрий Андреевич, я слышал, вы уезжаете? А вы меня не помните? – начал мужчина. – Я Григорий Исаакович Шварцман.

– Что‑то не припомню, а что вы хотели?

– Видите ли, Дмитрий Андреевич, благодаря вам я стал глубоким инвалидом и теперь, как это принято, хочу возмещения и морального, и материального ущерба.

– А в чем дело? Что‑то вы не похожи на инвалида.

– Это снаружи, а внутри я глубокий инвалид.

– Давайте ближе к делу, Григорий Исаакович.

– Хорошо! Три месяца назад я лечился у вас по поводу обострения хронического панкреатита. Все хорошо! Все замечательно! Обострение прошло, но при выписке вы мне дали рекомендации, в результате которых я заработал дисбактериоз, прошу прощения, и теперь каждые полчаса бегаю в туалет по большому. Стул наижидчайший!

– У вас есть с собой выписка и рекомендации?

– А как же, все есть! Вот выписка, вот рекомендации, двадцать один препарат!

– Послушайте уважаемый, что‑то вы путаете, здесь все препараты разбиты на группы, я вам сказал принимать по одному препарату из каждой группы. Написал из лучших побуждений названия большинства препаратов, я же не знаю, какие в аптеке на данный момент есть. Какие претензии?

– Так, я‑то принимал все препараты из списка!

– Зачем все, если я вам по группам все расписал и подчеркнул?

– Так значит, я не понял, надо лучше объяснять!

– Я вам и написал, и рассказал, уж не знаю, как еще объяснять. Все понимают, а вот вы один не поняли!

– Но я же пострадал! Вы собираетесь мне компенсацию выплачивать?

– Нет, конечно. Хотите денег – подавайте в суд. Только не знаю, как вы объясните тот факт, что вы не пришли разъяснить непонятное.

– А что, можно было прийти переспросить? И вы бы меня не ругали?

На этой грустной и смешной истории я хочу окончить повествование о моей работе в ЦРБ. В конце рабочего дня я накрыл стол, пригласил всех. Услышал о себе много интересного и приятного, в какой‑то момент мне даже захотелось остаться, но я вовремя одумался.

Таких проводов местный вокзал, наверное, давно не видал. Кроме персонала со мной прощались мои бывшие пациенты, многие пришли с детьми. Проводник вагона все спрашивала, мол, кого провожаете? «Нашего хирурга, Дмитрия Андреевича Правдина!» – прозвучало в ответ.

Я стоял в вагоне, прижавшись к запотевшему стеклу, и думал о том, что мужчины не плачут, и долго, долго махал рукой провожающим, пока они совсем не скрылись из виду, превратившись в неразличимые точки. Районная эпопея благополучно завершилась, впереди ждала новая бурлящая интересными событиями жизнь.

Дата добавления: 2014-11-25