Б. Северо-Восточная и Юго-Западная Русь. Александр Невский и Даниил Галицкий

Как отнеслась страна к постигшему ее несчастию? Примирилась ли она с татарским игом, или делала усилия сбросить его с себя? Ответ на вопрос дадут нам два князя-современника: суздальский, Александр Невский, и галицкий, Даниил, сын Романа Волынского. Каждый из них отражает свое время, свою среду и ее психологию. Один — представитель лесного Севера, образец князя-хозяина; рас­ судок преобладает у него над чувством; другой вырос на открытом Юге, где люди привыкли жить на широком просторе, руководиться непосредственным чувством, и где малейшее стеснение свободы всегда встречало самый живой протест и отпор. Оба они вышли из одной среды; стремления и цели, по существу, у обоих одни и те же, — но какая разница в приемах достижения! Как несходны результаты их работы!

Александр Невский. Как раз в ту пору, когда татары устраивались в Золотой Орде на низовьях Волги, он, княжа в Новгороде, победо­ носно отразил шведов и Ливонский орден (см. ниже). По смерти отца Ярослава (1245), утвержденного ханом в звании великого князя, Александру пришлось дожидаться семь лет, чтоб получить город Владимир, а с ним и право на великокняжение; но и раньше и позже его постоянной заботой было примирить население с неизбежностью несения ига, подавить в себе и в народе чувство душевной боли и естественного негодования, в ясном сознании, что, не сдержав своих чувств, придется расплачиваться за них дорогой ценою. Александр прилагал невероятные усилия ввести рахлеставшееся татарское море в Должные границы; он заискивает у татар, то и дело ездит в Орду, унижается перед ханом и его приближенными в справедливом убеж­ дении, что всякое сопротивление окончательно погубит Русскую землю, он убеждает население допустить баскаков произвести пере­ пись, которая должна была определить число людей, платящих подать, Когда же озлобленный, не привыкший к игу народ оказал открытое сопротивление и выгнал ханских чиновников, Александр поспешил в Орду и новыми унижениями, обильными дарами умолил хана поми­ ловать ослушников его воли, хорошо понимая, что, пошли хан свое Войско на Русь, край, едва только начавший оправляться от недавнего Нашествия, подвергся бы новому разорению. Таким образом, Северо­Восточная Русь избавилась от угрожавшего ей нового разгрома.

166

Е. Ф. Шмурло

Много унижений вынес Александр за время своего великокняжения (1252 — 1263), зато недаром современники горько оплакивали его смерть: «Закатилось солнце земли Русской, — говорили они, — много потрудился он за землю Русскую, за Новгород и за Псков, за все великое княжение, отдавая живот свой, и за православную веру» Изумительная гибкость и изворотливость Александра, конечно, ни­когда не примирит с собою идеалиста, но, в условиях данного времени, то и другое было необходимо и потому принесло положительные результаты. Александр — тип северного князя; практический ум, рас­судительность, железная воля, настойчивость и терпение; увлечениям нет места; ценится одно только реальное благо. Андрей Боголюбский и Всеволод III в положении Александра действовали бы так же

Даниил Галицкий. Вся жизнь Даниила Галицкого (1201 —1264), с ранней молодости, прошла в борьбе за отцовское наследие, — за Волынь и Галич: ему приходится отстаивать обе земли как от своей же братии, русских князей,¹ так и от соседей: венгров, поляков, даже литовцев, впервые в ту пору выступивших на сцену истории. Подобно Александру, Даниил тоже в железных тисках, пожалуй, даже более тяжких: враги извне — татары, литва; враги домашние — собственные бояре, открыто с ним враждующие; вдобавок неустойчивые отношения к полякам и венграм, сегодня союзникам, завтра врагам. Эта трудность положения, к вящему ущербу Даниила, удваивается его собственною неустойчивостью взглядов, отсутствием твердой политической про­граммы. Тяжело и Александру, но ему легче выпутаться из беды, потому что он идет определенно намеченным путем, прибегает к определенному способу действий; свои средства он старательно взве­сит, прежде чем станет применять их к делу. Блестящие дарования Даниила, наследственная любовь к славе, широкие государственные замыслы делают его духовный облик, несомненно, более симпатичным; но, на свое несчастье, он не умеет, когда это нужно, пожертвовать своим настроением, поступиться чувством в пользу холодного рассуд­ка, — недаром он сродни (зять) такому яркому представителю Юга, как Мстислав Удалой, — и в результате Даниил выходит из борьбы побежденным, не достигнув поставленной себе цели, тогда как Алек­сандр мог спокойно умереть в сознании, что он удачно выполнил задачу, поставленную ему жизнью.

Сначала Даниил долго не едет в Орду: ему оскорбительна сама мысль о предстоящем горьком унижении: надо будет проходить между огней, чтобы «очиститься» и не «осквернить» величество хана; придет­ся становиться пред ханом на колени, пить кумыс. В конце концов, Да­ниил все же поехал, выпил чашу унижения — и понапрасну. Правда, в

Борьба с Ростиславом Черниговским — последняя усобица между Мономаховичами и Ольговичами.

Курс Русской истории. Глава третья

Орде его приняли с большою честью, отличили от многих других кня­ зей и утвердили за ним его княжеские земли (1250); но стыд рабского положения не в силах была искупить никакая «честь татарская» С этой поры задушевною мыслью Даниила стало освободиться от по­стыдного ига, и всю остальную жизнь он посвятил осуществлению этой идеи.

Он женит своих сыновей на дочерях венгерского короля Бэлы IV П Миндогва литовского, рассчитывая брачными узами обеспечить себе помощь в нужную минуту, и заранее расплачивается за нее, посылая войско в помощь венграм против чехов и немцев; заводит сношения с Римским папой, принимает католичество и королевский венец, по­сланный ему Иннокентием IV (1253), и в сущности лишь понапрасну растрачивает свои силы:;:и венгры, ни папа помощи ему, когда она понадобилась от татарских нашествий Куремсы (1259) и, особенно тяжкого, Бурундая, (1261) не оказали, не предохранили* земли Да­ниила снова подверглись беспощадному разорению, и вдобавок Даниил вынужден был срыть все свои крепости, т. е. оголить страну, оставив ее открытой и беззащитною от внешних вторжений

Примечание. Тремя разгромами (1241, 1259, 1261) бедствия Галицко-Волынской земли не огра­ничились: в 1285 году она испытала еще чет­вертый, когда хан Телебуга по дороге в Поль­ шу и на обратном пути «учинил пусту всю землю Владимирскую», а население, сбежав­шееся под защиту городских стен, умирало от неимоверной скученности, не смея выйти наружу из опасения быть убитыми или захва­ченными в плен. В одной только своей вотчине Лев (сын Даниила) не досчитался потом 12 500 жителей. Эти разгромы сильно осла­били Юго-Западную Русь, и позже она ока­залась не в силах противостоять литовскому натиску (Гедимин, Ольгерд, Витовт).

Обманулся Даниил и в расчете на Бэлу: добыть с его помощью австрийскую корону своему сыну. Отношения с Литвой уже по одному Тому, что Даниил то заодно с нею, то против нее, дать каких- нибудь прочных положительных результатов не могли Общение с Западом открыло доступ в страну полякам, немцам, армянам, евреям, они заселяли города, подняли промышленность, торговлю, но и тут была своя опасная сторона: край наводнялся элемечтами, чуждыми наци­ональным русским интересам; между тем внешнее положение Галича, ^со всех сторон окруженного враждебными народностями, особенно Требовало национальной сплоченности и патриотизма.

168

Е. Ф. Шмурло

В результате, яркая, шумная деятельность Даниила ничего поло­жительного не дала и дать не могла. Вина, однако, не в одной личности Даниила. Дни Александра протекали в условиях гораздо более благоприятных; из внешних врагов (в пору его великокняжения) ему пришлось считаться с одними татарами; у себя дома помех он не встречал; от крамольных бояр судьба его уберегла, в самом же населении, в его свойствах: рассудительности и природной сметке, в общественности и житейском такте, Александр встретил даже прямую поддержку. Такой поддержки у Даниила не было.

Дело Даниила непрочно было уже по одному тому, что оно было делом единоличным, «делом одного князя, а не плодом народного к тому расположения». Области, входившие в состав его княжества, еще не успели проникнуться потребностью и сознанием пользы госу­дарственного объединения, каждой хотелось сохранить свою самобыт­ность, и даже какой-нибудь ничтожный городишко Чарторыйск, и тот сопротивлялся Даниилу, домогаясь иметь собственного князя (Дашкевич). Эти центробежные силы пока сдерживались твердой рукою Даниила, но после его смерти они снова взяли верх.

«В судьбе этого князя было что-то трагическое. Многого добился он, чего не достигал ни один южнорусский князь, и с такими усилиями, которых не вынес бы другой. Почти вся Южная Русь, весь край, населенный южнорусским племенем, был в его власти» (Костомаров), но прочного залога самостоятельности на будущее время он не оставил Отважный и неустрашимый, великодушный и добросердечный до наивности, Даниил был менее всего политик. У него нет и следа хитрости настолько, чтоб не попадаться в обман. Какая противопо­ложность с осторожными, расчетливыми князьями Северо-Восточной Руси!

Дата добавления: 2014-11-25