Следствие фактическое 3 страница

Исчезновение нарыва или опухоли не устраняет глубин­ных организ­менных причин, вследствие которых возникла па­тология. Значит, её убыль с залеченного органа обозначает появление боли в неожиданном месте, поскольку гнилостному потоку надо отыскать слабый участок и прорваться наружу. И там, где такой прорыв состоится, вспыхнут очередные воспа­ления, и так вечно. Что же делать? А как на этот вопрос отве­чает медицина? Ответ уже приводился ранее. Напомним его.

„В официальной медицине есть четыре способа регулиро­вания дренажно-детоксикационной функции лимфати­че­ской системы: лимфостимуляция (отток) с помощью расте­ний, мас­са­жа, процедур и лечебной грязи; лимфопротекция (защита) с применением пищевых волокон, препаратов с бифидо- и лак­тобактериями, с адаптогеновитаминами; лимфокоррекция – с лимфотропной терапией, биофлавоноидами, с физиотерапией, с коррекцией баланса компонентов лимфы; лимфосупрессия – снижение некоторых параметров лимфатической системы.” ⁷³

И опять, как у А. Райкина: „Столько образования на один бифштекс” ⁸⁸ Ведь для выполнения всего того, что перечислено в цитате, необходим не просто большой, а огромнейший кол­лектив умных исследователей. И все эти мыслители нацелены на ожидание: когда, наконец, к ним поступит пациент, уже почти обречённый, и они смогли бы продемонстрировать ему то, чему научились за его же деньги. Демонстрация обычно заканчивается печально: излечившихся нет и не пред­видятся. Однако почему в многотысячной среде врачевателей не возник стыд за то, что, несмотря на великие усилия целителей и прямо-таки невероятные успехи в борьбе за... больных ста­новится всё больше и уже на планете нет места, где можно было бы поставить дополнительные койки? Ответ такой: лю­ди в своём же развитии находятся на крайне низком уровне осозна­ния себя. Пока они с трудом доросли до понимания последст­вий скрытых от них явлений и, не подозревая о нали­чии то­го, что нельзя обозреть в микроскоп, со всем пылом примити­визма ополчились на тени от предметов, не ведая о самих пред­метах. Это касается не только медицины. В любом направлении деятельности от созерцания до науки и далее до вселенских обобщений, везде земные умы придавлены прос­тей­шим восприятием мира, вытекающим из материалистиче­ских представлений. До некоторых пор упрощенчество было полезным, поскольку неокрепший ум на бóльшее претендо­вать не имел оснований. Однако в наше время с манерами де­ревенского парубка ломиться в заземелье, на другие планеты, выслеживать знакомых в безбрежье космоса...

Так вот! Почему из учёной рати, несущей здоровье лю­дям, не нашлось хотя бы несколько гениев, вознегодовавших процедурой лечения? Если на пути идущего обнаружится ло­вушка с капканом, надо ли прыгать в яму только затем, чтобы, напрягая талант и возвеличивая дух простака, выбраться на свободу? Каждый читатель способен вообразить возможное прозре­ние человечества: учёные нашли в себе силы отречься от идеологии лечения и принять мировоззрение неболения. ⁹⁷ Нет необходимости тратить жизни и средства на устранение последствий, если можно их не допустить. Сколько бы учёных танцев ни совершалось вокруг лимфатических заболеваний, причина этого бедствия остаётся незатронутой и даже не уяс­нённой. Причиной же является затромбование, закупорка или иначе: снижение проницаемости онторейной области с после­дующим образованием дёгтевого слоя. Пусть медицина блес­ком своей образованности справится с великим множеством опухолей, чирей, угрей, нарывов, прыщей, пусть ампутирует органы, почерневшие от нагноения, пусть устраивает лечеб­ное Бородино у постели каждого больного, пусть... Однако всё перечисленное и ещё больше не отмеченного никоим об­разом не относится к тому, что вызвало все эти бедствия. На место одного фурункула на шее, вскорости придут десятки в других частях тела, поскольку, перекрыв истечение ядовитой грязи в одном направлении, грязь устремится искать выход по всему телу, и в каждом прорыве образуется новый фурун­кул. Если дёгтевая смесь в организме присутствует, то она или найдёт выход наружу, или убьёт того, кто её закупорил. Пока она находится внутри – спасения нет. Если и искать истоки рака, то они находятся в онторейном слое. Тогда борьба с ра­ком сводится к повышению культуры общества. А пока меди­цине достаточно указать на озорство гноеродных бактерий.¹³⁴ Ну что тут поделаешь, если бактерия, не спросясь учёного, ро­­дит гной? Но учёный, впитавший в себя мировоззрение не­бо­ления, с гноем даже возиться бы не стал. Он направил бы свои силы на очищение тела пациента ещё до его заболе­ва­ния, т.е. занялся бы педагогикой, показывая личный пример. Тогда че­ло­век никогда не превратился бы в пациента, ибо смог бы так организовать свой бег по жизни, чтобы напрочь исклю­чить засорение жизненно важного органа – онтореи.

Похожее рассмотрение можно провести по поводу лим­фан­гита – воспаления лимфатических сосудов, лимфадемы – отёка, лимфомы – рака тканей, лимфостаза – закупорки сосу­дов, флегмоны – гнойника, фиброза – патологии вен и да­лее по списку из сотен наименований. Следует обра­тить внимание на то, что длинный перечень не по годам, а по месяцам по­полняется всё новыми терминами, а значит, и болезнями. Это свидетельствует о несоответствии культуры населения новым реалиям. Если этой тенденции ничего не противопо­ставить, то вскоре лечение станет бесполезным ввиду скоротеч­ности раз­рушения тела. Дёгтевый слой решит судьбу человечества.

Само движение жизни указывают людям на ошибочно­сть их пути оразумления. Вековые старания позволили им улуч­шить условия существования, однако, рядом с кажу­щимся ус­пе­хом, надзирая, крадётся антипод успеха. Если ложное дви­жение не остановить и оно наберёт вселенскую власть, то в ми­ре образуется очаг недопустимости, на борьбу с которым придётся расходовать немалые созидательные силы. Живущие могут не заметить опасность и это придаст им статус: несосто­яв­шиеся, что обрекает их на гибель. Но они могут не только распознать, но и осознать угрозу и найти в себе способности противостоять ей. Угроза – это разрушение тела болезнями.

ВРАЧЕВАНИЕ

Если кто может уличить меня и показать явно, что неверно

я что-нибудь понимаю или делаю, переменюсь с радостью.

Я же правду ищу, которая никогда никому не вредила.

Вредит себе, кто коснеет во лжи или неведении.⁵

Как утверждается в объёмном труде¹¹², истоки медицины совпадают по времени с появлением человека. Представим пещеру, костёр и вход, зáпертый камнем. Чуть дальше от ог­ня, лёжа на шкурах, корчится от боли обессилен­ный сопле­мен­ник.­ Мало того, что он уже не добытчик, мало того, что приходится отдавать общие запасы, так его муки на­гнетают уны­­ние и сеют страх. Что делать в такой обстановке?

Давние люди решили: помочь. Но как? В живот­ном мире известны случаи подкормки и защиты травми­рован­ных членов стада, но от скормленного мяса раненому льву, от под­дер­жи­вания сородичами хромого слона или от предупрежде­ния пти­цами о приближении хищни­ка,³⁹ до осознания помощи в виде процедуры или процес­са, а точнее – явления, простирает­ся ве­сь­ма длинная дорога разви­тия. Пока ускользает от истори­ков важный момент в ста­но­в­лении разу­ма, ког­да кто-то впервые додумался приложить к боль­ному месту траву, посы­пать рану пеплом или натереть нарыв смо­лой, но именно такие действия свидетельствуют о появле­нии в природе осо­бого существа – че­ловека. В среде человеков стали постепен­но устанавливать­ся отношения по­мощи. Появившись, они раз­дели­ли общество на тех, кому по­мо­гают, и на тех, кто помо­гает. Никакие дви­жения не остаются без последствий. Так и на сей раз. Первые из разделившихся сразу же забросили себя в уверен­ности, что в случае неприятности им кто-то, да помо­жет, а вторые – ус­покоились в связи с отсутствием ответст­венности. Так в по­пуляцию вошла трагедия самоуничтоже­ния, которая в наши дни достигла накала безысходного драма­тизма. Из успоко­енных со временем произошли врачи. Они, хотя и вышли из сословия людей, но, проникшись собственной иск­лючите­ль­но­стью, людей возненавидели, ибо из ёмкой люд­ской сути отоб­рали для своего внимания всего лишь отдельные проявле­ния натуры с названием болезнь. С тех пор человек исчез из поля интересов медицины. Она где-то есть сама по себе и для себя, превратившись по аналогии с вещью в себе в отрасль в себе. Её девиз стал почти песенным: вы болейте, мы вас подож­дём.¹⁹ Врача нет там, где есть здоровье, и врач присутствует там, где болезнь. Значит, медицина несовместима со здоровь­ем. Выходит, что больные, обратившись за помощью к меди­цине, ошибаются адресом. И действительно, однажды заболев и став на стезю лечения, здоровье уже не вернуть никогда. Вывод: необходимо освоить мировоззрение неболения, при ко­тором между сознанием и телом устанавливаются взаимо­дополняющие не антагонистические отношения, препятствую­­щие возникновению конфликтов развития – болезней.⁹⁷

А начало могло быть и другим. Общими пещерными спо­собностями спасли бы от гибели одного родича, затем второ­го, тре­тьего... Стала бы замеченной наглядная цепь событий, которые приводят к угрозе жизни. Среди них выделились бы прежде всего война, охота, стихия, освоение ландшафта, от­рав­ления, племенные дра­ки... Совместными мозговыми уси­ли­ями разработали бы новые приёмы существования, даю­щие возможность избегать травмирующей занятости и одновреме­нно с предвидением последствий учились бы использовать ре­сурсы организма для устранения нарушений его целостности. Так, как это делают, например, насекомые, змеи, ящерицы и не­которые другие позвоночные.⁵⁷ Развитие популяции продол­жи­­лось бы в совсем ином направлении. Каким бы оно было, сейчас возможно только предполагать, однако, очевидно, что в воцарившемся миролюбии главной ценностью стала бы сама человеческая личность. Она училась бы строить себя и приро­ду для жизни, а не для сомнительного выживания. К нашему времени планета превратилась бы в эдемский сад, а население уже давно приобрело бы право на допуск к иным мирам. И вместо очага недопустимости вокруг Светила находился бы оазис разума и место общения дружелюбных цивилизаций.

То, что имеется теперь на Земле, и то, что могло бы на ней находиться, – это следствия такой процедуры, как выбор. Он сопровождает любую сущность от зарожденцев до вселен­ных на протяжении всего их бытия и является единственным инструментом обеспечения свободы. Каждая часть всякой об­щей структуры способна по своему усмотрению выделить лю­бую компоненту из предложенного перечня допусти­мых при­чин. И в этом состоит её же свобода, ибо выбирает то, что ей больше подходит, что ей по нраву, к чему склонна. Но свобод­на и старшая общность, поскольку формирует веер причин по своему разумению взаимных отношений. Однако обе эти сво­бо­ды не абсолютные, не полные, или иначе – ограниченные.

Выбирать можно только то, что соответствует персональ­ному предназначению персоны. Тогда судьба са­мого старше­го существа, например Солнца, соотнесётся с судьбой его же части, какой является Земля, судьба планеты отобразится в житии людей, а люди передадут транслируемую линию пове­де­ния своим органам, от которых ориентировка поступит во всё более мелкие части организма. Так обеспечивается слаже­н­­­ный бег мироздания. Как в составе поезда невозможно вдруг повернуть вспять один вагон, так и во всей причинной цепи нельзя допустить независимый ход любого её звена.

Заболеет Солнце – заболеет и Земля. Всякий недуг плане­ты затронет людей, люди, отклонившись от потребного пути, вынудят измениться организм, в разбалансированном организ­ме его органы перестанут соответствовать нужному качеству, перерождение органов заставит ткани, клетки, органеллы... отойти от исконного назначения, и так до самых глубоких глу­бин. А что произойдёт, если нарушение порядка произойдёт в обратном направлении? Пусть, например, ядро клетки забудет о своей функции. Тогда клетка погибнет. Вслед за ней ткань отомрёт, затем орган и далее весь человек. Значит, отход от порядка может произойти как по вине старшей структуры, так и по прихоти младшего звена. Как же поступает природа при обнаружении порочной части? Она долго и терпеливо пы­тается вразумить отступника, ибо ей надо соблюсти закон наимень­ших затрат на единицу развитости. Коль она уже потратила силы на его становление, то невыгодно сразу отп­равлять укло­ниста на очередной круг насильственного оразум­ления.¹¹ При­ро­да, или в данном случае установившиеся причинные отно­шения, воздействуют на нерасторопную часть таким образом, что она начинает испытывать мучения. Применительно к лю­дям такие мучительные предостережения выглядят как болез­ни. Причём, судя по раскопкам,¹¹² они сопровождают челове­ка, едва он только вступил на человеческий путь развития.

Это значит, что со своей первой поступи он сразу шаг­­нул в ошибочном направлении. Нельзя было ему в качестве движущей силы использовать злобу, не следовало возводить в культ агрессию и разрушение, недопустимо паразитировать на теле Земли до состояния её издыхания, не должно плоди­ться без оглядки на прочность планеты... Запрещено злобному, агрессивному, паразитирующему разрушителю быть здоровым. Он будет больным до тех пор, пока сохранится его ста­тус уни­чтожителя. Если же человечью натуру признать возможной, то в безбрежье вселенной унесётся такое отрицание жизни, что мир утонет во вражде и существовать не сможет. Потому людей, как части мироздания, ждёт или же истребление, если они не осознают свою гротескность, или... полное изменение мировоззрения. В любом варианте люди в своей сути подле­жат перевоспитанию и переосмыслению. И не случайно меди­цина, как и многие другие отрасли, больше калечит, чем лечит. По-иному и быть не может, ибо больной творец отрасли сотво­рил её не только больной, но и сеющей болезнь.

Выбор сопровождает и формирует человека помгновенно. Приведём примеры только нескольких эпизодов. В древней пещере нашли череп с просверленным отверстием.¹¹² Сколько же надо было намучиться с больным человеком, чтобы реши­ться на отчаянную операцию каменным зубилом. По-видимому, были исчерпаны все знания по использованию растений, почв и воды, но болезнь не отступала. И тогда последовало дейст­вие, вытекающее из повседневных наблюдений: как дым вы­хо­дит из пещеры в потолочное отверстие, так и хворь обязана подняться к макушке и покинуть тело в проделанный проём. Судя по некоторым затянутым черепам, иногда такой приём терапии удавался, отчего крепла уверенность в правильности дикого мировоззрения. В этой обстановке выбора, нет даже на­мёка на попытку решить задачу иным путём, ибо черепа дати­руются растянутым временем. Можно же было разобраться в истоках телесного недуга, устранить или смягчить причины боления и не допустить столь крайних мер. Можно, однако, в этом эпизоде уже готовилась ловушка для поколений: надо дождаться основательной немощи и в таком разобранном виде преподнести себя посторонним, а самому полностью отреши­ться от своей судьбы. Больной, имея возможность по-разному распорядиться собственной жизнью, выбрал наихудший путь.

Проходили эпохи. Человечество постепенно развивалось. Но каждое новшество неизменно отслеживалось всё новыми и новыми болезнями. В результате общество, обретая знания, погружалось в непреходящее боление. Вместе с этим возрас­тало расслоение людей на тех, кто лечит, и на тех, кого лечат. Образовались семейные школы, лекарские династии и непре­рекаемые авторитеты. Наиболее полно состояние медицины до гончарной¹²⁴ и после гончарной поры дано в обзорной работе ¹¹². В этом труде, как принято в научном изложении, полностью от­сутствует критика. Зато впечатляет перечень светил и вдо­воль гордости за отрасль. Сделанное ими подано уже слабее, результаты врачевания встречаются только иногда, а вот спи­сок болезней прямо-таки "рвётся в облака".⁶⁸ Как раз уместно спросить: каким образом величие рода Асклепидов, врачей Фалеса из Милета (624 – 546 гг. до н.э.), Анаксимандра, Анак­симена, Гераклита из Эфеса, Левкиппа и многих других зна­менитостей того времени повлияло на оздоровление популя­ции? Кажется, что они просто обязаны обобщить наработки аккадцев, вавилонян, шумеров, египтян, индусов... привнести своё и ко времени Гиппократа (460 – 356 гг. до н.э.) оформить врачевание в цельную науку, пусть ещё с многими пробелами, но всё же пригодную для практического применения. Но этот период в становлении медицины охарактеризован как " обыч­но возвещаются новые и часто блестящие мысли с очень сла­бым и туманным обоснованием".²⁶ Другими словами, медицина до Гиппократа как система знаний ещё отсутствовала. Да, бы­ли наработки, приёмы и некоторые средства лечения, одна­ко, врачебные навыки были настолько надуманными, стихийны­ми и пробовательными, что походили скорее на гадание, чем на целенаправленное или обоснованное действие.

Иначе как объяснить тот факт, что Гиппократу пришлось давать такие изначальные указания, что действительно "всё искусство пользуется у народа такой дурной славой, что ка­жется, будто нет вовсе никакой медицины".²⁶ Пример. "Водян-­ ка происходит таким образом: летом, если проходят длинный путь и встречают дождевую стоячую воду и если пьют её мно­го продолжительными глотками, мясные части тела поглоща­ют воду и задерживают её и не происходит никакого выделе­ния".²⁶ Далее великий врач древности в манере любопыт­ного свидетеля замечает: "Больной без причин раздражается и огор­­чается даже, если не происходит ничего ново­го. Живот опуха­ет от воды, становится велик и прозрачен, как фонарь." Итак, Гиппократ, обогащённый тысячелетним опытом врачевания, не видит ничего особенного в поглощении гнилой воды, его умиляет собственная прогностика (предвидение): он догады­вал­ся о дурных последствиях, и точно – как в зеркало смот­рел – живот таки вздулся и натянулся до блеска кожи. Но са­мое мудрое изложено в рекомендации по лечению: "Нужно, в особенности, чтобы он пил ту же самую воду, которая причи­нила ему болезнь, в большом количестве, чтобы желудок у больного был расстроен и чтобы был много раз стул, таким об­разом ты в особенности сделаешь его здоровым. Но если есть какая-нибудь небрежность или если он не будет лечим снача­ла, он скоро погибнет".^{26, стр. 454} Нет смысла далее рассматри­вать сам гиппократовский труд⁴ и медицину того времени, ибо всё пронизано любознательностью, наблюдательностью, опи­са­тельностью и полной безответственностью. А как же может быть иначе? Если кто-то отчаялся напиться заразной воды, съесть отравленный продукт, надышаться чадным газом, при­нять пищу, вызывающую брожение, набить желудок до отка­за... то причём здесь врач? Всё, используемое за пределами своей прочности, обязано сломаться и оно ломается. Должна ли медицина выступать спасителем в предельном безрассуд­стве? Наверное, да! Однако не её это задача. Кто хочет погу­бить себя, всех нянек обойдёт и добьётся своего.

Почему лечебное посредничество начинается ОТ болезни, а не ДО болезни? Что сделал гигант Гиппократ для просветле­ния умов в направлении осознания себя и своих возможнос­тей? Почему идущий в пустыне не видел ничего опасного в питье ядовитой воды? "Вот что бывает по большей части при болезни: изо рта скверно пахнет, дёсны отделяются от зубов, из ноздрей вытекает кровь. Иногда на ногах развиваются язвы одни заживают, другие появляются. Цвет чёрен. Кожа истон­чается. Эта болезнь нуждается в том, чтобы её хорошо лечи­ли; если нет, она оканчивается со смертью больного".²⁶

Можно же было такую сентенцию изложить в обратном порядке, например, чтобы избежать скверного запаха изо рта, отделения дёсен от зубов... следует выполнить то-то и так-то. Затем свои рекомендации донести до людей прежде, чем они превратятся в пациентов. Иначе зачем такой ум в себе?

Тогда не понадобилось бы издевательское наставление: болезнь нуждается, чтобы её хорошо ле­чили. Не нужно было бы пугать чёрным цветом тонкой кожи и скорой смертью. Надо особо подчеркнуть мировоззрение врача всех времён и наших дней, в том числе: болезнь нуждается. Не человек, не больной, не пациент, не личность, не живое существо, не пер­сона, а нечто... нечто... нечто... неизвестное, которое на кла­но­вом жаргоне обозвали термином болезнь. Не человек забо­лел, а некое непознанное чудище набросилось на невинного, завладело им и мучит его, подвигая к смерти. Но коль оно с неясным ликом, то как к нему относиться, как его изгонять, т.е. избавлять жертву от напасти? Пробовать, пытаться, экспе­ри­мен­тировать, а вдруг, авось, а может быть удастся случай­но что-то встрепенуть? Чем больше рвение врача, тем длиннее список возможных снадобий. В наше время для любопытства лекаря открылось безбрежное фармацевтическое половодье. Вы только болейте, мы на вас испробуем всё! И заработаем!

Иначе и быть не может. Медицина не знает такого объек­та, как человек. Она знает тело, материальную плоть, кото­рая подчиняется безликим пробирочно-химическим закономерно­стям. А то, что эти процессы сильнейшим образом зависят от сознания пациента,⁹⁷ это ни древним, ни современным "при­ставленным к больным" понять пока не под силу.

Всё, написанное выше, противоречит научному стилю из­ложения. Не принято в кругу правильно воспитанных исследо­вателей называть вещи их именами. Если уж критиковать, то местами, в отдельных случаях, в некоторых работах, не во всём можно согласиться, не везде автору удалось, есть спорные мо­­менты, возможны другие мнения, не вполне обоснованы суж­де­ния, многие учёные не разделяют, необходимо кое-что до­работать... Или более настойчиво: лженаука, фантазирование, про­извольная выдумка, взвинченное воображение, зарвавший­ся неуч, очернитель, попиратель, отщепенец... Особо одарён­ные ревнители напудренного стиля подберут разящие клише: по­прание устоев, разрушитель традиций, неблагодарный пото­мок... ибо как же так, ведь две с половиной тысячи лет планета отбивала ладони в аплодисментах и вдруг такое развенчание? Но позвольте спросить: почему во всей медицинской эпопее отсутствует мотивация врачевания, почему усилия посредни­-ков направлены на форму и на плоть, а не на сознание, на пси­хи­ку, на интеллект, на знания и культуру? Каким должно быть мировоззрение врача и как оно обязано отличаться от воспри­ятия мира самим больным. Почему медицина оседлала болезнь и выбросила за пределы своей отрасли здоровье, поскольку она, медицина, тысячелетним опытом доказала несовмести­мость лечения и выздоровления? И наконец, каковы историче­ские корни настоящей катастрофы, при которой по мере роста врачебной образованности здоровье с планеты уходит вовсе? Что же такое происходит с людьми и с медициной в част­но­сти, превра­ща­ю­щее её в смертельно опасную отрасль?^35,38,83,114 По всем приметам видно: наступил период медицинского уничто­жения людей. В обществе уже зародилось и крепнет сопротив­ление врачебному геноциду.^{17, 55, 104, 105}

Далее отметим кратко в виде перечисления врачей после Гиппократа, которых история пожелала отметить. Это Диокл из Кариста (4в. до н.э.), Асклепид Вифимский (128 – 56 гг. до н.э.) Фесал, Дракон, Полибий, Пифагор, Теофас, Эразистрат Стратон, Герофил,... Список только выдающихся медиков со-­ стоит из десятков фамилий.³⁴ Наконец, в перечне появляется очередной великий врачеватель Клавдий Гален (130 – 217).²⁴

Сведений о нём сохранилось мало, но литературы о нём море разливанное. Можно узнать о родителях, о местах путе­ше­ствия, о трудностях изучения плоти, о том, сколько упоми­нается животных и растений, какие открытия последовали в анатомии, физиологии, эмбриологии... Авторы прямо из себя выходят, обосновывая величие римлянина греческого проис­хож­дения. И никто из них не смог удержаться, чтобы не при­вести несколько его афоризмов. Поскольку они обрисовыва­ют об­раз мыслителя, остановимся на некоторых из них. "Хо­роший врач должен быть философом" В энциклопедии¹³⁶ даны сотни направлений осмысления мира и бытия, так какими из них следует руководствоваться врачу? Ответ: многими. Тогда складывается эклектическое мышление, всегда мешающее по­зна­нию. Если жить по Платону, то врач при изучении тела дол­жен устремиться к выявлению той идеи, в соответствии с ко­торой сотворён конкретный элемент плоти. При склонности к Аристотелевской школе врач свои опыты обязан направлять на поиск энтелехии-души. На практике же врач, изучая тело, изучает именно тело и ничего более. Тогда он скорее материа­лист. Но в ту пору материализм, как опора на первичность ве­щества, ещё не сложилась. Врачей от пещерных времён и до наших дней философами величать нет оснований. Они скорее бытовые эклектики.¹³⁶ Под стать неопределённому воззре­нию и дела: медицина – наиболее логически несос­тоявшаяся отрасль.

Далее! "Природа все необходимые правки вносит заранее." Этим утверждением напрочь исключается процесс развития. И действительно, из исторической глубины тысячи любопыт­ных расходовали свои жизни на изучение тела человека. Ка­залось бы, ко времени Галена не должно остаться ни единой косточки или хрящика, не занесённого в анатомический ката­лог. Но не тут-то было. Все великие именно тем великие, что они обнаружили во плоти такую уйму новых элементов, что при­ходится диву дивиться как они вмещаются в неразвиваю­щийся организм. Например, Гален добавил к известному спи­ску около 400 ранее непознанных организменных элементов. Ес­ли сложить человека из деталей, открытых анатомами до Галена, то это чудище опознать не удастся. Какое же доверие к работе исследователей с бытовым подходом к натуре?

И ещё! "Ошибки происходят от неумения делать правиль­ные выводы." Здесь же приведём поучения Гиппократа: "Се­мя в матке перемешивается, т.к. женщина не остаётся в покое, сгущается и от теплоты тучнеет, затем принимает воздух, по­то­му, что в тёплом месте и потому, что мать дышит. На осно­вании правильно выведенного умозаключения можно думать, что когда семя нагреется и надуется воздухом, то у него обра- зуется кожица подобна тому, как на печёном хлебе." Следует обратить внимание на нелепое изложение эмбриогенеза. Оно даже не бытовое. Оно вульгарное! Но как подаётся! У автора ни тени сомнения в глубине познаний. Он излагает их так, как и должно утвердиться в обществе на века. И если бы только немерянное чванство присутствовало в сентенции, то можно было бы отнестись снисходительно, древность, дескать.

Но присутствие суждений типа "на основании правильно выведенного умозаключения" и "неумения делать правильные выводы", показывают неукротимое верхоглядство и желание утвердить себя и своё мнение даже за счёт унижения коллег. Если кто-то не согласен с великим оракулом, значит, он не умеет "правильно выводить умозаключения" и врачом ему не быть. Поучатели уве­ре­ны, что живут в самое, что ни на есть настоящее время, что их познания достигли если не зенита, то близки к нему и дальнейшие эпохи, может и добавят что-то к уже известному, то самую малость, ибо куда уж больше? С позиций окончательного учения он полемизирует с предшест­венниками. Что человек не может состоять только из холод­ного или только из тёплого, так же, как из мягкого, твердого, сухого, мокрого, сильного, слабого, из земли, воды, воздуха и даже из их попарного сочетания. Правильным будет понима­ние человека, если, наконец, все уразумеют, что только хоро­шее смешение между частями даст здоровье. Да и то: летом годится одна пропорция, зимой – другая, для мужчин – третья, для девушек – своя и в сочетании подобного с подобным.

Мы, жители 21 века, назовём эти взгляды примитивны­ми. Но тем не менее, они вытекают из научного фона той эпо­хи. Так есть и так будет впредь: современность и деяния чело­­века всегда соотносятся между собой. Нельзя что-то предпринять такое, чему нет опоры в современности, но коль уже нечто предпринято, то оно обязательно изменит современность. Это же относится и к нам, жителям 21 века. Наши мыслительные конструкции и действия являются также примитивными с точки зрения потомков. Зная такую закономерность, людям сле­довало бы подвергать свои замыслы проверке на дурость. Возможно, тогда в человечьем обществе были бы другими фи­­зика, математика, словом, наука и культура, и... медицина.

После Галена и до Гарвея (1578 – 1657) общество спало ре­­лигиозным сном. Есть работы,⁷² в которых отмечаются дея­ния культовых иституций в направлении оздоровления насе­ления. Это церковные предписания по поводу санитарии, пи­та­ния, обретения покоя и ухода от отягощающих страстей, это монастырские лечебницы, приюты, молельные дома, это цер­ковные наставления, молитвы, исповедания и прочее участие религиозных служителей в успокоении страждущих. Однако за время почти в тринадцать веков ничего не было сделано для предотвращения разложения общества. Схоластическое пони­ма­ние жизни резко сократило производство. Увеличение чис­ленности населения без должного экономического обеспече­ния породило военный разгул и обнищание масс. Всеобщий упадок спровоцировал болезни, эпидемии и пандемии. Болез­ненное состояние народа стало опасным для церкви. Для уст­ра­нения угрозы бунтов устраивались лекарские учреждения и были несколько ослаблены запреты в области изучения чело­веческого тела. Многовековое медицинское запустение и пре­следование энтузиастов от науки привело к тому, что за срок в 13 столетий не появилось ни значительного имени, ни ново­го воззрения, ни практических успехов. И лишь только шест­надцатый век выдвинул несколько заметных личностей, среди которых история отметила Гарвея, Везалия и Парацельса. О них имеется обширная литература,^{21, 135, 138} поэтому здесь оста­­но­­вимся только на особенностях их исследований.

Дата добавления: 2014-11-16