Фома Аквинский. О правлении государей I , 15. 2 страница

Это так (т. е. монархия необходима), поскольку благой порядок, обнаруживаемый в частях, есть порядок этих частей относительно друг друга и одновременно относительно чего-то целого (как порядок частей войска - и относительно друг друга и относительно военачальника). При этом части не существуют ради самих себя, и потому благо частичного порядка не превосходит блага целого порядка, а скорее наоборот (I, 6, 1 - 2). Вот почему форма этого порядка обнаруживается во всех частях (королевствах), но в совокупности форма такого порядка превосходнее (I, 6, 3). Таким образом, отдельные королевства должны быть упорядочены в соответствии с одним правителем или правлением, т. е. монархом или монархией (I, 6, 4).

Это так, поскольку человечество - часть более широкого целого, вселенной, которое управляется богом как единым началом. Следовательно (согласно принципу надлежащего соответствия) и человечество должно управляться монархом (см.: I, 7).

Это так (согласно принципу подобия), поскольку человечество тогда в наибольшей степени подобно богу, когда всего более едино (см.: I, 8).

Это так, поскольку единая власть, империя подобна в отношении человечества перводвигателю (которым является бог) в отношении природы в том, что так же, как и его управление дарует природе наилучшее состояние, так и монархия и ее единственный закон - благоденствие человечеству (см.: I, 9).

Это так, поскольку всюду, где может возникнуть раздор (а между двумя не подчиненными друг другу правителями конфликт возможен в любой момент: равные находятся вне пределов правоспособности друг друга), там должен быть и суд, который отправляется инстанцией с более высокими, чем у всех прочих равных полномочиями - императором (см.: I, 10).

Это так, поскольку мир лучше всего устроен, если высшую силу в нем имеет справедливость (как это было в золотом веке). Справедливость же имеет в мире высшую силу тогда, когда она свойственна тому, кто обладает высшей волей и властью; таковым является один лишь монарх (I, 9, 8).

Это так, поскольку человеческий род оказывается в наилучшем состоянии, когда он совершенно свободен (свобода - наивысший дар бога, залог блаженства). Свободен же он только под властью единого монарха, ибо только тогда человек существует ради себя, а не ради другого. И только тогда выправляются извращенные государственные системы, т. е. демократии, олигархии и тирании, порабощающие род человеческий,... и только тогда занимаются должным государственным устроением короли, аристократы... и ревнители свободы народа"; "не граждане существуют ради консулов и не народ ради царя, а наоборот, консулы ради граждан и царь ради народа (I, 12, 9 - 10).

Это так, поскольку монарх может быть наилучшим образцом добродетели, ибо только он не имеет никаких поводов к алчности, превращающей род человеческий в многоголовое чудовище, мечущееся в разные стороны (см.: I, 16, 5). Именно поэтому он в наилучшей степени предрасположен к управлению, так как сможет иметь верное суждение и справедливость в наибольшей мере - две особенности, которые прежде всего другого должны отличать законодателя и исполнителя законов (I, 13, 7).

Это так, поскольку законы, регулирующие жизнь конкретных народов, королевств и городов и отражающие специфику их бытия, часто оказываются недостаточными. Поэтому учитывать дух законов (как рекомендовал Аристотель в пятой книге "Никомаховой этики") означает также соотносить эти местные законы с неким общим правилом, а это общее правило отдельные правители должны получать от монарха (см.: I, 14, 5 - 14, 7).

Это так, поскольку благо единства и наилучшего состояния человеческого рода заключено в согласии как единстве воль, а такое единство в свою очередь возможно только при условии наличия владычествующей и согласующей отдельные начала высшей воли единого правителя (см.: I, 15, 5 - 9).

Таким образом, если говорить о концепции Данте в целом [38], то, согласно мыслителю, после грехопадения человек оказался во власти страстей, наиболее опасная из которых - алчность. Но и по свой неиспорченной грехом природе человек есть существо политическое, общественное (правда, как уже говорилось, мы живем в эпоху, когда изначальное единство человеческой общности утрачено). Государство само по себе поэтому не несет на себе печати древнего проклятия и возникает "естественным" образом (в этом отношении Данте продолжает аристотелевскую и томистстскую традицию). Грех Адама, однако, сказывается в том, государство заражается алчностью людей и не может быть справедливым - вступает в корыстную борьбу со своими гражданами и другими государствами.

Именно монархия может стать той силой, которая способна примирить человеческое общество в целом и государство (хотя у Данте и нет как такового различения между обществом и государством, оно только намечено самой логикой его рассуждения). Разумеется, понятие всемирной монархии Данте не является предвосхищением конструкции абсолютизма XVII - XVIII вв; тезис о безграничности (универсализме) власти дантовского императора опирается на средневековое представление об иерархическом порядке мирового бытия, в котором каждый низший уровень живет дарами высшего и имеет смысл в той мере, в какой способен отразить свет более высоких ценностей [39]. Власть императора проистекает из божественной санкции, выступающей одновременно в качестве основания строжайшего самоограничения властителя: император стоит выше страстей, у него нет частной заинтересованности, ему принадлежит все и, значит, ничего в отдельности.

Интерп. А.Л.Доброхотов считает, что можно сравнить этот образ с аристотелевским монархом, с платоновскими философами и стражами, с подеста (правителем итальянской коммуны), но не с монархом нового времени [40].

Подобно цицероновской республике по отношению к принцепсу дантовская империя в качестве правового установления предшествует императору, который в силу данного обстоятельства не может делить ее на части и не должен ограничивать свою власть и передавать ее по наследству. Дарение первым христианским императором Константином земной власти папскому престолу поэтому представляет собой неправовой акт и служит каналом проникновения мирских интересов в духовную жизнь церкви. Император - высший земной судья и законодатель. Он разрешает споры, в которых участвуют равные по своим правам стороны - суверенные государства. Политическая структура всемирной империи осмыслялась на основе идеализации исторической миссии Рима (в форме идеи Священной Римской империи) и представлялась Данте в виде равноправного союза независимых городов и царств, по отношению к которым император является верховным стражем законности, не вмешиваясь в их внутренние дела.

Предмет заботы императора - справедливость (правовой порядок, при котором власть используется исключительно ради общей пользы) и свобода (I, 12, 6). Только император способен обеспечить такое положение дел, когда люди существуют ради самих себя (а это и есть свобода), но не ради чего-то другого, - как это происходит в рамках извращенных форм правления, подчиняющих себе человека. К такого рода формам Данте относит не только демократию, олигархию и тиранию, но и монархию, если она не является всемирной империей, а представляет собой локальное королевство.

По Данте, только в условиях мира достижимо то состояние, которое названо в Писании "полнотой времен"; только при этом условии достижимы справедливость, законность и правда, три наивысшие социальные добродетели. Поэтому в круг основных задач монарха наряду с защитой свободы и налаживанием политических отношений между элементами империи входит и установление и поддержание мира (и то, что у Данте «мир» становится функцией светской монархии разрушает традиционные устои теократического понимания власти).

Цит. "В самом деле, если мы припомним состояние людей и времена от падения прародителей, ставшего началом нашего уклонения от правого пути, мы не найдем мгновения, когда мир был бы повсюду совершенно спокойным, кроме как при божественном монархе Августе, когда существовала совершенная монархия. И что тогда человеческий род был счастлив, вкушая спокойствие всеобщего мира, об этом свидетельствуют все историки, знаменитые поэты, и о том же благоволил свидетельствовать летописец жизни Христовой, и наконец, Павел назвал это блаженнейшее состояние "полнотою времен". Поистине время и во времени сущее было тогда полным, ибо ни одно средство нашего счастья не было лишено своего попечителя. А каким стал мир, когда цельная эта риза впервые была разодрана когтями алчности... ".

Данте Алигьери. Монархия. [41]

"Совершенная монархия" представляет собой идеальный строй, так как только в ее рамках человек, отказавшись от своекорыстия и опираясь на универсальное начало в самом себе, в состоянии следовать образцу, заданному богом-мироправителем; именно здесь человек подчинен высшему и единому началу (вспомним о мировоззренческом значении принципа главенства для средневековых концепций), реализует, не поступаясь свободой всеобщий идеал.

Учение Данте обнаруживает антитеократическую направленность в рамках теистического содержания. Как уже явствует из вышесказанного, мир, справедливость и свобода для Данте не только социальные, но и теологические и космологические категории. Природный и сверхприродный порядки бытия соединены в человеке как в создании, одновременно причастном к тленной и нетленной природе и предопределенном к земной и небесной целям. При этом Данте полагает, что выполнение человеком его земного предназначения является принципиально важным с точки зрения осуществления божьего промысла. Догматической основой его взглядов служит учение о двоякой, богочеловеческой природе Христа. Человек для него - горизонт (из всех существ лишь один человек занимает промежуточное положение между тленным и нетленным; вот почему философы правильно уподобляют его горизонту, который есть середина между двумя полусферами), так как он должен преобразовать свою природу, чтобы исполнился замысел творения, искаженный грехопадением (III, 16, 3 - 4). На этой основе у Данте появляется понятие человечество (на данное обстоятельство впервые обратил внимание Жильсон). Его соцально-политическая доктрина "исходит из предпосылки существования универсального субъекта, стремящегося быть в искомом состоянии, - человечества"; Данте впервые говорит не просто о "крещеном мире" или о конкретном народе, но "о человечестве в целом, историю которого можно описывать в терминах социальных и правовых" [42].

Наиболее важным следствием дантовской антропологии, обосновывающей идею двух конечных целей человечества, является идея радикального разделения функций папы и императора. Данте кардинально переосмысливает текст (Лук 22, 36 - 39), интерпретировавшийся сторонниками папской власти как указание на то, что Петр (церковь), обладая двумя мечами одновременно (светской и духовной властью), вручает первый меч императору как своему вассалу.

Интерп. Впервые идея независимости папской власти от имперской, получившая название теории "двух мечей", была сформулирована папой Геласием I (492 - 496) на основе истолкования евангельского текста (Лук 22, 36 - 39); впоследствии Иннокентий III (1198 - 1216) обосновывает принцип примата церкви, для него эта теория заключается в утверждении, что Петр (церковь) обладает двумя мечами - и светской, и духовной властью, - и первый меч он вручает императору как вассалу. Декреталисты XII - XIII вв. (толкователи декреталий - папских постановлений, принимаемых по итогам вселенских соборов) считали отступление от декреталий смертным грехом и ратовали за подчинение светской власти папе.

Данте пишет: "Ссылаются на слова у Луки, которые Петр говорит Христу, а именно: "Вот здесь два меча" [Лк 22, 38], утверждая, что под этими двумя мечами подразумеваются обе... власти; поскольку Петр сказал, что эти мечи находятся там, где находился он сам, т. е. у него, постольку... доказывают, что обе эти власти по праву находятся у преемника Петра (папы. - А.Ч.). Опровергая данное положение, Данте использует два аргумента. Во-первых, он отрицает справедливость самого толкования, в связи с чем он указывает, что текст предупреждает о грядущих гонениях и не содержит никаких указаний на две власти (см.: Монархия III, 9, 1 - 8). Во-вторых, он прибегает к юридическому контраргументу: "... всякое правовое установление предшествует тому, кто его осуществляет; ведь этот последний предназначается для юрисдикции, а не наоборот. Но империя есть правовое установление, охватывающее всю область светского права; следовательно, она предшествует тому, кто осуществляет ее власть, то есть императору, ибо он предназначен для нее, а не наоборот. Отсюда очевидно, что император в той мере, в какой он является императором, изменять установленный правопорядок не может, ибо от империи получает он свою власть" (там же III, 10, 10 - 11). В свете данного положения оказывается, что дар Константина был неправомочен (см.: там же III, 10, 11 - 12). - О других ложных, по мнению Данте, аргументах см.: там же III, 11 - III, 12.

Согласно Данте, папа и император направляют людей к двум различным целям. Попытки взаимной узурпации власти ведут к искажению божьей воли и деформируют религиозную и политическую жизнь общества. Если Аквинат полагает, что государь должен подчиняться папе, как самому Христу, то Данте настаивает на том, что император непосредственно предстательствует перед главой вселенной, богом, санкционирующим его власть и сам несет всю полноту ответственности (см.: III, 3 - III, 14). Монарх должен лишь оказывать уважение папе как равному с ним по достоинству выразителю божьей воли: верховному первосвященнику, наместнику Христа и преемнику Петра "мы должны воздавать не все, что должны воздавать Христу, но все, что должны воздавать Петру" (III, 3, 7) [43].

Таким образом, антитеократическая концепция Данте, проводя принцип разделения духовной и светской власти, отличается и от теорий юристов французского короля, не признававших всемирной империи и утверждавших принцип национальной самостоятельности государства, и от "чисто политической" концепции Оккама, нашедший отклик у Марсилия Падуанского. Новаторство Данте, связанное с появлением у него новых понятий - "правовое государство" (империя как правовое установление и носитель универсального, божественного начала в мире) и "человечество", не следует осмыслять в плане предвосхищения концептуальных схем социальной философии XVI - XVIII вв. (с которыми у Данте нет общей мировоззренческой почвы), но можно понять как «итог одного из течений собственно средневекового утопического мышления, так и не получившего развития в рамках своей эпохи» [44]. Концепция Данте, однако, приуготовляла, почву для разрушения мировоззренческой целостности средних веков.

NB Папа Иоанн XXII осудил в 1329 г. "Монархию", как произведение еретическое, на сожжение. Произведение Данте попало в списки запрещенных курией книг в 1554 г., и этот запрет был снят лишь в XIX в.

§ 3. МАРСИЛИЙ ПАДУАНСКИЙ

Марсилий Падуанский (ок. 1280 - 1342/43), автор трактата "Защитник мира" (1324, совместно с Жаном Жанденом), за который он был обвинен в ереси, отлучен от церкви, гоним и, подобно Оккаму, искал защиты у Людвига Баварского, выступил с обоснованием идей народного суверенитета и государства, основанного на земном законе. (На эти идеи Марсилия опирались позднее Ян Гус, Николай Кузанский и деятели Реформации ("Защитник" был издан впервые в Базеле, в 1522 г.); его концепция в известной мере стала предшественницей политико-правовых теорий XVI - XVIII вв.). Интересно, что после того как Людвиг прибывает в 1327 году в Италию и становится волей народа и вопреки желанию папы императором, Марсилий был объявлен римским викарием, а Иоанн XXII смещен: "Так, своим триумфом итальянский политик-ученый доказал, что власть, обладая собственными законами, крепка не Божьей волей, а народной поддержкой" [45].

В "Защитнике" государство трактуется как совершенное сообщество (communis perfecta), которое основывается на разуме и опыте самих людей: только от них зависит то, как они живут - плохо или хорошо. Государство в качестве человеческого установления лишено сакрального ореола и представляется уже не империей, а "нацией", организованной в коммуну того времени. Как таковое оно преследует человеческие же цели и должно быть отделено от церкви, подобно разделению разума и веры (параллельно отвергается обычное для своего времени определение церкви как клира - папы и его кардиналов прежде всего, - которое заменяется апостольским ее пониманием как союза верующих, духовенства и мирян). Государство ориентировано не на небесный закон, но на закон человеческий, общественный, использующий в качестве меры "правильного" критерий "полезного". Обоснование такого закона нельзя обнаружить ни в божественном, ни в естественном праве, ни в добродетели (вспомним Аквината, оппозицию которому в данном пункте составляет автор "Защитника"). Марсилий утверждает, что законодатель, первая действующая причина, присущая закону, - сам народ, коллектив граждан (universitas), или его наиболее важная часть (valentior pars), выражающий свой выбор и свою волю относительно всего, касающегося гражданских актов, невыполнение которых грозит вполне земным наказанием [46]. Поэтому в организации государства важно не главенство монарха, как у Фомы, а верховенство закона и земного законодателя: монарх и правительство лишь контролируют исполнение закона народом. Согласно Марсилию, там, где нет верховенства закона, там нет и настоящего государства. Если томистская концепция самостоятельного значения государства не проясняет, какому закону должен подчиняться государь, чтобы не превращаться в тирана - позитивному праву, юстиции или естественному праву, - то для Марсилия высшим проявлением земной справедливости является законодательствующая воля народа.

Граждане в своей совокупности лучше всего понимают цели государства, которые вытекают из суммы интересов отдельных лиц. Поэтому законодательная инициатива может исходить от осведомленных лиц, но сами законы должны санкционироваться народом. Напротив, исполнительная власть должна быть единоличной; наилучшая форма правления - выборная монархия; монарх - уполномоченное народом лицо, располагающее военной силой, которая не должна превышать совокупной силы народа; он может быть смещен народом, когда превышает свои полномочия. Одной из основных причин, препятствующих здоровой и мирной жизни государства, являются основанные на предрассудках непомерные притязания римских епископов. Судебная власть должна принадлежать только государю; тем более не должна принадлежать церкви власть законодательная. Христос не передавал такой власти апостолам, а следовательно не может ее быть и у папы. Поэтому угрозы папы в адрес нарушителей его повелений и судебные преследования еретиков - богохульство. Единственной основой церкви должно быть Писание (причем толкования разумных людей, например ученых мужей из Парижского университета гораздо более ценны, чем папские). Церковь не может иметь имущественных владений и собирать десятину: царство небесное, согласно евангельской проповеди, принадлежит бедным; священники должны работать. Духовные лица подчинены государству и отвечают за свои проступки перед светским судом - тем более строгим по отношению к ним, что они обязаны служить примером для подражания. Число духовных лиц определяется интересами государства; при этом следует помнить аристотелевскую установку на то, что чрезмерный рост одной из частей общества вреден. Право назначения и смещения клириков принадлежит государю и отдельным общинам. Возникающие затруднения в жизни церкви решаются при помощи соборов сведущих людей - клириков и мирян, созываемых светской властью. Папская власть полезна в интересах единства церкви, но она имеет оснований ни в Писании, ни в божественном праве; папский авторитет возник в результате исторического развития, тогда как апостолы были равны. Кандидатов на папский престол поэтому утверждает светская власть; папские полномочия, вытекающие из полновластия вселенского собора, подлежат ограничению.

Европейские монархи стали благодарными восприемниками идей Оккама и Марсилия о разделении духовной и светской власти и верховенстве решений собора в делах церкви, так как они соответствовали монаршим намерениям образовать независимые национальные церковные институты, находящиеся в экономическом отношении под контролем государства. Актуальность этого становилась все более очевидной и настоятельной по мере превращения понтификата (власти папы) в машину для фискального обогащения курии (аппарата центральных учреждений католической церкви), что разлагало церковь изнутри. Реформа во взаимоотношениях церкви и государства, мирян и клириков становилась неизбежной. Две фигуры стоят у истоков теории и практики реформ - Уиклиф и Гус.

§ 4. ДЖОН УИКЛИФ

Джон Уиклиф (1320 - 1384) выступил как защитник "национальных" устремлений английской короны в утверждении ее независимости от папской курии и провозвестником реформационных идей. Став участником спора английского короля с папой об уплате подати в пользу папской казны, он, использовал средневековую парадигму "служения" для нетрадиционных выводов. Священник и оксфордский профессор доказывает в схоластической работе "Определение власти", что в случае нужды государство вправе лишать церковь ее владений. Уиклиф аргументировал свою точку зрения следующим образом: только служба (ministerium) является основой власти (dominium) и только из нее вытекает право взимать налоги; а так как папа только не оказывает никаких услуг английскому королевству, но помогает его врагам, то парламент имеет право не платить ему подать. В дальнейшем, в трудах "О божественной власти" и "О светской власти", он исходил из идеи "теологического детерминизма", т. е. из понимания божественной воли не просто как достаточного основания, но абсолютной детерминанты всех устремлений человека: человек своими действиями лишь реализует божий промысел. Поэтому дело спасения решается внутренним актом личного обращения - верой. Авторитет же папы и клира не соответствует Библии; папство не существовало в первые три века христианской истории, церковь и сейчас могла бы обойтись без видимого главы; действие совершаемых клириками таинств, включая евхаристию, сомнительно.

Каждый человек, согласно Уиклифу, является "держателем" всего своего благодаря милости божией. Эту милость теряет тот, кто совершает смертный грех; в таком случае согрешающий лишается права владения (подобно тому как вассал-изменник утрачивает право на держание лена). Собственность должна быть общей. Церковь не может быть собственником и должна быть подчинена гражданской юрисдикции в мирских делах. Тем более не может церковь присваивать себе (отчуждать) человеческую совесть: верховным властителем и судьей человека является не папа, а бог.

Уиклиф (вместе с Герефордом и Перви) переводит всю Библию с латыни на английский, на родном языке он говорит проповеди и пишет трактаты.

§ 5. ЯН ГУС

Близок к предреформационным идеям Уиклифа был также Ян Гус (1369 - 1415), выученик и преподаватель Пражского университета (дважды избиравшийся его ректором, в 1402 и 1409 гг.), священник и "народный проповедник", который познакомился с богословскими трактатами "английского еретика" благодаря своему вернувшемуся в Прагу из Оксфорда другу Иерониму Пражскому. Гус, призывая к евангельской бедности в своих проповедях (произносимых тоже, как и проповеди Уиклифа, на национальном языке), свидетельствовал в пользу невидимой церкви предназначенных к спасению, которую он называл мистическим телом верующих во Христа. В церкви как совокупности избранных (ее составляют все праведники от сотворения мира) у клириков нет особых заслуг: одна внешняя принадлежность человека к вере, пусть он даже обличен духовным саном, не включает его в число избранников; утвердившиеся же в грехе христиане суть члены "антихристовой церкви"; папа, претендующий быть наместником Христа, не является апостольским главою церкви, но представляет собой "наместника Иуды Искариота".

Цит. «Христос запретил своим ученикам всякую мирскую власть, но слова его были забыты с тех пор, как император Константин дал папе царство... Богатство отравило и испортило церковь. Откуда войны, отлучения, ссоры между папами и епископами? Собаки грызутся из-за кости. Отнимите кость и мир будет восстановлен... Откуда подкуп, симония, откуда наглость духовных лиц, откуда прелюбодеяния? Все от этого яда».

Ян Гус [47]

Гус, однако, не столько занимался теолого-догматическими тонкостями, сколько выступал в качестве нравственного реформатора церкви. Острие его критики было направлено против слепого повиновения церковному авторитету. Не отвергая откровения, он считает, что истина усваивается разумом, - отстаивая тем самым правоту веры как непосредственного внутреннего свидетельства. Апеллируя к Евангелию, он не просто заменяет авторитет папы авторитетом книги. Евангельский авторитет противополагается в сочинениях Гуса не внутреннему нравственному авторитету - с этим последним он, наоборот, постоянно совпадает, - а единственно внешнему авторитету церковной иерархии; «по его мнению, суждения как отдельного иерарха, так и целой иерархии нисколько не более непогрешимы, чем суждения любого другого члена церкви» [48].

Именно провозглашенное им преимущество внутренних свидетельств веры, авторитет личного убеждения, которое он ставит выше всякого принудительного внешнего авторитета, заставило Гуса до конца отстаивать истину перед лицом смертельной угрозы на допросах по обвинению его в ереси на Костанцском соборе в 1415 г. Формально его обвиняли в том, что он усвоил и защищал "заблуждения" Уиклифа, а главное, что еще ранее не явился на вызов папы, но апеллировал на папу к Христу, - на деле же собор, который представлял собой не только духовный форум, но и политический всеевропейский конгресс, добивался его отречения от "ереси", которая превратилась в массовое движение гуситов, вышедшее за пределы Чешского королевства; венгерского же короля Сигизмунда, носившего тогда титул римского императора и гарантировавшего безопасность Гуса, убедили в том, что еретик из Богемии противится его планам восстановления единства католического мира. Гус просил собор не налагать на него петли вечного осуждения, принуждая его солгать и поступить против совести [49]; и даже в момент, когда должны были зажечь костер, он на предложение об отречении ответил отказом.

"Сожжен, но не побежден" ("Exustus non convictus"), - скажет Эразм. Гуситское движение просуществовало еще почти сто лет; основными его требованиями были религиозная свобода (понимаемая прежде всего как свобода проповеди), строгая нравственная дисциплина и неукоснительное преследование пороков и преступлений (смертных грехов) любого лица вне зависимости от его сословной принадлежности. Все эти требования веком позже вошли в арсенал лютеровского проекта реформации, "программы" первой буржуазной революции. "Все мы гуситы, не подозревая того", - скажет Лютер.

§ 6. НИКОЛАЙ КУЗАНСКИЙ

Одним из носителей идей церковной реформы и верховенства народной воли в первой половине XV в. был Николай Кузанский (1401 - 1464), немецкий мыслитель раннего Возрождения, монах-августинец, богослов, доктор канонического права, священник и церковный деятель, автор историософско-политического трактата "О католическом согласии" (1433). Он принадлежал к тем деятелям церкви, которые выражали стремление части кардиналов к ограничению папского всевластия без ущемления законных прав церковного центра. В своей книге он подвергает сомнению подлинность "Константинова дара" и считает основой церкви на земле не иерархию, а таинства, духовный элемент; престол святого Петра он понимает как духовное средоточие церкви, призванное упорядочить социальный и церковный организм. Кузанец утверждает идею божественности народной воли (выдвинутую еще Оккамом): последняя первична и по отношению к церкви, и по отношению к государству; и папа, и король - лишь носители общей воли. Он был также сторонником автономии императорской власти по отношению к церкви. Подчиняя императора непосредственно богу, он лишал папу притязаний на мирскую власть.

В трактате "О мире, или согласии веры" (1453), написанном под впечатлением взятия турками Константинополя, Кузанец проводит мысль о единстве истинной духовной основы всех религий, делая вывод о возможности достижения "католического" согласия между народами.

Дата добавления: 2014-11-18