Часть вторая. VIII. Откровенная беседа

Часть первая

Падение Хаджибея

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА ПЕРВАЯ. ПАДЕНИЕ ХАДЖИБЕЯ

I.Панский джура

II.Узник

III. Ночью

IV. Переправа

V. Враги

VI. Дома

VII. Исцеление

VIII. Откровенная беседа

IX. В садочке

X. Лебяжья заводь

XI. Озен-башлы

XII. Шумят камыши

XIII. Уговор

XIV. Чертеж на бересте

XV. Нападение

XVI. Тревожная весть

XVII. Разлука

XVIII. Путь

XIX. Соль

XX. В усадьбе Ашота

XXI. Возле каменного гнезда

XXII. Набег

XXIII. Дикое поле

XXIII. Отчаяние

XXV. Гость

XXVI. Встреча

XXVII. Казачий сбор

I. Чертеж пригодился

II. Друг субалтерн

III. Ночной марш

IV.Заботы паши Ахмета

V. В разведке

VI. В гареме

VII. Подкоп

VIII. В походе

IX. Кофейня

X. Дед Бурило

XI Вести с воли

XII. Предательство

XIII. Тайна Николы

XIV. Дальницкий хутор

XV. Бой

XVI. Поединок

XVII. Утро

XVIII Кривая балка

XIX Перед грозой

XX. Штурм

XXI. Враг ушел навсегда

XXII. Новые хозяева

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

ПАНСКИЙ ДЖУРА

Ясновельможный пан Тышевский в этот день так и не заглянул во флигелек усадьбы, где жили особо приглянув­шиеся ему девки-крепачки. Не смог он побывать и на ко­нюшнях, полюбоваться своими чистокровной английской породы лошадьми.

Сорокалетний вдовец, уже начавший тучнеть, он сохра­нил еще юношескую резвость в движениях. Он любил вер­ховую езду и слыл пламенным обожателем женского пола. Ни одна смазливая девушка в панских маетках не могла избежать его назойливых домогательств, а из наиболее красивых холопок ясновельможный устроил у себя в усадьбе настоящий цветник, который ежедневно посещал. Но сегодня пану не до красоток и лошадей. Он все утро не­отрывно смотрел из окна усадьбы на дорогу, пока из ро­щицы не выехало три всадника. Тышевский крякнул от радости. Он узнал в высоком всаднике своего главного Джуру Семена Чухрая, месяц назад отправленного им в Петербург.

Как только копыта коней зацокали во дворе усадьбы, пан приказал гайдуку Юзефу позвать джуру. И тотчас в покоях появился высокий тощий, как жердь, седоусый казак. На нем был запыленный зеленый кунтуш, широкие красные шаровары, заправленные в мягкие сапоги. Вошед­ший почтительно поклонился пану.

- Ну, каковы вести?

Чухрай, подбирая слова, рассказывал о своей поездке в Петеобург и о том, как сдал молодого паныча на руки дядек пажеского пансиона, как доставил подарки пана его могущественным покровителям-фаворитам царицы. До- ложил он и о продаже в столице панских лошадей, выло­жив из-за пазухи увесистый мешочек с червонцами.

Ясновельможный, придав холеному обрюзгшему лицу скучающе-презрительное выражение, внимательно слушал доклад своего джуры. Он жадно ловил каждое его слово, искоса посматривая на обветренное, иссеченное морщина­ми лицо. «Хорош у меня холоп, цены ему нет. Предан... С таким можно быть спокойным»,-думал Тышевский. У ясновельможного были все основания так считать, и не из- за слепой доверчивости. Пан помнил, как Чухрай несколь­ко лет тому назад, во время войны с турками, спас его от гибели. Спахи[1] тогда смяли и обратили в бегство отряд, которым командовал Тышевский. Во время погони лошадь пала. И уже настигали его, спешенного, враги, сверкая кри­выми клинками, как вдруг наперерез им, откуда ни возь­мись, ударили с фланга казаки-запорожцы. Костлявый ка­зак, обратив в бегство ближайших к пану преследователей, вынес с поля битвы дрожащего от страха Тышевского, вскинув поперек своего седла. Пан, познав смелость и мо­гучую силу своего спасителя, хорошо отблагодарил его и предложил перейти к нему на службу джурой-телохранителем. Чухрай сначала наотрез отказался. Но пан узнал, что у Семена ордынцы угнали его жену Одарку и пообещал казаку выкупить ее из неволи. Тышевский имел торговые связи через барышников с турецкими сераскерами и татар­скими ханами. Это обещание поработило Чухрая. Он стал верным панским джурой. Тышевский как бы завладел им полностью. И потянулись годы службы Чухрая у пана. Се­мен, от природы прямой и честный, не умел лукавить. А пан, узнав эту черту характера, доверял ему не только денежные и торговые дела, но и личную охрану своей осо­бы. Единственно от чего освободил пан Чухрая - это от участия в репрессиях, экзекуциях, которым он подвергал холопов. Пан понял вольнолюбивую запорожскую душу своего слуги и не стал неволить его в таких делах.

Однако ясновельможный и от вольнолюбия своего джу­ры извлекал выгоду. Он рассчитывал, что непокорные сиромахи[2], зная медвежью силу Чухрая и считая его своим, не будут нападать на маетки Тышевского, где служит джу­рой их давнишний побратим. А ясновельможный испыты- вал сущее удовольствие держать в своих руках как бы конец невидимого аркана, которым он ловко затянул шею этого богатыря. Таким арканом у пана было обещание вызволить жену Семена из турецкого полона. Пан всерьез и не думал никогда выполнять это обещание. Он каждый год, после встреч с турецкими или татарскими барышни­ками, приезжавшими в его усадьбу по торговым делам, говорил Чухраю, что дал им поручение найти и выкупить Одарку. Семен верил ему, как подчас слепо верит каждый человек в самое заветное. И стоило Чухраю в чем-либо проявить неповиновение, пан начинал укоризненно взды­хать:

— Я же о твоей жинке заботу имею, а ты...

Эти слова сразу делали Семена покорным.

Пан Тышевский считал, что выгоднее быть всегда не­довольным службой Семена. «Будет более справным... С холопами нужна строгость и строгость»,— думал пан и по­тому сейчас, хотя Тышевский понимал, что Чухрай блестя­ще выполнил все его поручения, недовольно хмурил бро­ни. Лишь когда Семен вытащил из-за пазухи увесистый мешочек с червонцами, ясновельможный не выдержал и ирищелкнул языком. Его студенистые глаза блеснули. Он жадно схватил мешочек и, взвесив его, удовлетворенно улыбнулся. Но тут же пан спохватился и, вздохнув, про­изнес деланно-грустным тоном:

— - Ох, плохие времена настали у нас... Дуже плохие...

— Что же так расстроило вас, ваша мосць?—спросил Ссмен.

— Плохо,— повторил, печально покачав рыжими локо­нами, Тышевский. После паузы он понизил голос до шепо-та — Опять проклятые холопы бунтуют.

— Не разумею, ясновельможный пане...

— Так вот слушай... Как только ты отправился в Пе­тербург, мне доложил Юзеф, что рыскает среди поселян моих беглый сиромаха-бунтарь с Ханщины. Я приказал его изловить и привести ко мне. Вижу, холоп молодой, силь­ный и пожелал я ему милость оказать... Чтобы зря байдыки не бил, в крепаки [3] к себе записать... И землицей хо­тел пожаловать, и хатой, и оженить. Но как только пове­лел я холопу оселедец сбрить, так он... — Тышевский по­багровел и повысил голос,— он, хамово отродье, бунт под­нял. Тогда я его — в железо! Теперь он у меня, что зверь хищный, уже вторую неделю кайданами гремит в подвале. До чего ж упрям холоп проклятый!.. Вот и поручаю я те­бе, Семен, этого пса сломить.— Он впился взглядом в лицо джуры.-^- Сможешь мою волю выполнить?

Чухрай смело посмотрел в глаза пана.

— Он ведь вольный, ваша мосць...

— Вольный?! —Пан хрипло захохотал.— Вольный... Да он беглый, с Ханщины.— Тышевский вдруг оборвал смех и сказал строго.— Так вот как ты мою волю чтишь! А я, Семен, о жинке твоей пекусь. Недавно снова приказал ее из неволи выкупить.— Паи закатил глаза, как бы ожидая от своего джуры изъявления благодарности. Но вместо этого Чухрай нахмурил щетинистые брови и, понизив го­лос, как бы сдерживая душевную боль и гнев, проговорил:

— Пошто вы меня, пане, пятый год как дитя малое ма­ните? А Одарка моя в полоне гибнет... Ой, дурите вы ме­ня, дурите...

Тышевский поморщился- Что -что, а он не ожидал такого оборота. Не привыкший прощать малейшей непочтитель­ности к своей особе, он сейчас не обратил внимания на дерзкие слова джуры. Пан не хотел обострять с ним отно­шения. Семен как никогда был ему нужен. У Тышевского ледяные мурашки побежали по спине от мысли, что этот силач вдруг поднимет бунт. Надо успокоитьего во что бы то ни стало! Сделав над собой усилие, сказал:

— Бог с тобой, Семен! Клянусь непорочной девой Ма­рией, ты ошибаешься. Я снова просил купцов передать па­ше хаджибейскому нашу просьбу — узнать о твоей Одарке. Только сам знаешь, как трудно вести переговоры с невер­ными. Подожди еще, Семен... А если ждать тебе надоело, только скажи, я тебя на красуне пышной оженю...

— Пусть вельможный пан не беспокоится. Мне, кроме Одарки, никого не треба. Да только надоело мне посулы слушать. Поки солнце взойдет, роса очи выест...

— Недолго, Семен, ждать теперь... Верь мне, — зата­раторил Тышевский.— Верь мне, скоро увидишь свою Одарку. Я друг тебе, Семен... Вот хотел тебе доброго коня подарить, Да его, как на грех, видно, дружки бунтаря, что в кайданах у меня сидит, свели... Найдешь коня — твой конь!

Чухрай исподлобья как-то странно глянул на пана и вдруг хитро усмехнулся в седые усы.

— Смотри, пан, слово дороже денег... Найду коня — мой будет! Так?

— Твой, Семен, твой,— поспешил заверить его пан Тышевский.— Лишь бунтаря мне укроти.

— Добре,— усмехнулся Семен.— Только глянуть мне на него надобно.

Пан на миг задумался. Ему показалось подозрительным такое быстрое согласие джуры. Он внимательно посмотрел па Семена. «Глаза блестят... Наконец-то, пробудил я в этом хаме жадность»,— подумал Тышевский.

И сказал равнодушно:

— Что ж... Взгляни на бунтаря. Юзеф проводит тебя к нему...

Дата добавления: 2014-11-20