Против опасности подражания взрослым

Т

отсрочить исполнение желания, или, возможно, признать его просьбу невыполнимой. Не существует других решений, кроме как поговорить с ребенком о его желании, облеченном в форму высказанной просьбы, и признать за ним право на это желание, выразить ему свое уважение к просьбе, подробно и внимательно поговорить с ним о желаемом предмете, но отказать в телесном, физическом, потребительском удовлетворении его желания. О любом желании можно говорить, можно представлять себе какую-то вещь и т. д. Это введение в культуру. Любая культура — это продукт перемещения объекта желания или перемещения самого желания на другой объект, перемещения, позволяющего поддерживать коммуникацию между субъектами языка.

...НО ОБУЗДАТЬ ЖЕЛАНИЕ...И ПЕРЕДАТЬ ЭСТАФЕТУ

Если желание всегда удовлетворяется, это означает смерть желания. Когда мы говорим ребенку «нет», это повод для вербализации отказа в предмете желания, при условии, что мы уважаем право ребенка устроить сцену. «Ты прав, я не делаю того, что ты хочешь... Но я считаю, что вправе этого не делать». Создается напряжение, но из этого напряжения вытекают честные отношения между ребенком, выражающим, свое желание, и взрослым, выражающим свое, — если, конечно, жизненные потребности ребенка при этом удовлетворяются. Два субъекта выражают каждый свое желание. <...>

Нет ничего хорошего в том, что ребенку ни в чем не отказывают, якобы радея о его свободном развитии; ему необходимо сталкиваться с другими актами желания, со свойственными другим возрастам желаниями других людей. Если бы ребенку уступали во всем, в нем бы полностью уничтожили всякую творческую силу, которая есть страстный поиск способа удовлетворить неудовлетворимое желание и за неимением искомого обретает другие формы. <...>

Есть вопрос, который оказывается в центре дискуссий нашей эпохи, дискуссий между психологами, социологами, психосоциологами, этнологами, медиками, — словом, между всеми, кто размышляет об истинной природе ребенка в связи с его становлением, становлением Человека.

Имеет ли детство свою специфику? Что такое ребенок — реальность, пускай и переходная, или просто некий этап? Во всех научных дисциплинах определение ребенка страдает известной двойственностью и расплывчатостью.

Этот вопрос — мнимый, потому что провести точную психическую границу между детством и взрослостью нельзя. Кто может чувствовать, себя взрослым? Конечно, есть соматические приметы: созревание половых желез; завершение окостенения; траектория развития, которую можно представить в виде кривой и которая достигает максимума и замирает с достижением «расцвета лет». С этой точки зрения — рост, возраст клеток и т. д. — ребенок находится в возрасте, предшествующем взрослости, а взрослый — в возрасте, предшествующем старости... <...>

Маленький ребенок воображает (надо освободить его от этой идеи, которая владеет каждым из нас лет до сорока пяти), что взрослый — это образ его самого, когда он станет таким же сильным. Правда, ребенок хочет превзойти в силе этого взрослого. Кстати, именно для этого он учится говорить по правилам, понятным для других, на языке, которым владеют те, кто его воспитывает; он хочет выражаться, как выражаются эти взрослые <...>

Трудно, но необходимо искоренить у ребенка «магическую иллюзию» того, что его отец — образец, тот, кто знает, и кому надо стараться подражать. Позже «делать, как папа (как мама)» заменяется на «делать, как другие мальчики (девочки)»; это поиск идентичности, приемлемой для других. Отчасти это всегда — неизбежная уступка стремлению казаться значительным. Ребенок устремлен к тому, чтобы стать самим собой, в соответствии со своим жизненным началом, своим желанием, а вовсе не ради удовольствия кого-нибудь другого, пускай далее глубоко чтимого отца.

В этом, по-моему, и состоит то новое, что привнес психоанализ: идея профилактических мер против энергетических потерь сердца и интеллекта. Если бы этот опыт учитывали в профессиональной подготовке учителей и воспитателей, те узнали бы, как помогать ребенку становиться самим собой на основе того, что он пережил, что он собой представляет, что он чувствует, а не только того, чему он завидует и чем, с его точки зрения, обладает другой; эта помощь выражалась бы главным образом в следующих словах: «Ты просишь у меня совета — ты его получишь, но только не следуй ему, если сам не пожелаешь, потому что мой совет ценен только в нашем с тобой разговоре; это реакция человека другого поколения на твой вопрос». <...> «Взрослый должен со всей бдительностью следить, чтобы ребенок избежал риска подражать ему и подчиняться его знанию, его методам и его ограниченности, и в то же время избежал риска противопоставлять себя другим, как бы ни возвышало его это в собственных глазах; главное — чтобы ребенок не считал похвальным бездумно подчиняться другому человеку, и

чтобы тот, кто хочет его подчинить, не считал похвальным, что добился от ребенка безропотного послушания. Думать, что люди, находящиеся в поре детства, представляют собой особый мир — опаснейшая иллюзия. Если детей замыкают скопом в каком-то магическом кругу они обречены на

бесплодие. Роль взрослого состоит в том, чтобы побуждать ребенка, пока он еще живет в семье, к вхождению в общество, необходимым живым элементом которого он является, и способствовать ему в этом. <...>

<...> С самого начала жизни, являясь существом, испытывающим желание, ребенок поддается соблазну желания подражать родителю, который, со своей стороны, счастлив, когда ему подражают. Вместо того, чтобы позволить ребенку день ото дня проявлять все больше инициативы и развиваться в направлении поисков себя, согласно своему собственному желанию, взрослый воображает, что если он, взрослый, подчинит ребенка себе, ребенок избежит многих трудностей и многих опасностей. <...> Ребенок знает свое будущее: он станет таким, как взрослый, с которым он общается, сперва без различия пола, позже ■— взрослым того же пола, что он сам, — и так до того дня, пока он не разочаруется настолько, что вообще не захочет такого будущего. И тут он, кстати, становится более «настоящим», но в то же время подвергается большей опасности со стороны общества, потому что родители не признают его, если он не признает себя в их образе. В этом-то и состоит проблема. <...>

ПЕРЕХОД ОТ «БЫТЬ» К «ИМЕТЬ»

В сущности, огромная разница между человеком во взрослом состоянии и человеком в детском состоянии заключается в том, что в организме ребенка заключен потенциальный взрослый, чью силу он интуитивно постигает через игру желания. А у взрослого его детское состояние уже зарубцевалось и навсегда для него потеряно. Он несет в себе воспоминание, более мучительное, чем ностальгия, — тягостное воспоминание о своем бессилии быть сегодня тем взрослым, каким он мечтал стать, и в то же время он чувствует свое бессилие еще хоть раз испытать способ жизни ребенка: вид ребенка, который верит в себя, еще не сознавая своего бессилия, и полностью полагается на своего отца, еще больше подчеркивает для него это чувство «никогда больше». Жребий брошен. Для него этот ребенок — представитель той хорошей или плохой мечты, которая напоминает ему минувшую пору, когда у него еще были надежды, теперь утраченные. На смену им пришла реальность, а надежды, которые он питал в детстве, если он о них и помнит, слишком

мучительны в его нынешнем существовании. Думаю, что именно потому ребенок олицетворяет для него тягостные воспоминания — ведь сам он, взрослый, уже не может переменить свою жизнь. <...>

В раннем детстве ребенок уже несет в себе того взрослого, которым он будет. Но он не ощущает этого взрослого, как свое возможное будущее. Он является носителем этого взрослого, и этого достаточно: он не пытается его познать; у него есть желание, но он не стремится узнать, осуществится оно или нет.

В драматических обстоятельствах, при соприкосновении со смертью, с силами, которым невозможно противостоять, дети обнаруживают, что несут в себе всё человечество. В маленьких детях, больных лейкемией, присутствует твердая решимость, сила, индивидуальность. Близость смерти, угрожающей их существованию, присутствие опасности не только придает им необыкновенную ясность сознания перед лицом болезни, но и удивительно обостряет их восприятие жизни. Причем эти способности дает им не болезнь. Болезнь только акцентирует, выявляет эти свойства, свидетельствующие о потенциале каждого человека с самого начала жизни. Дети с зачатия и до смерти прикасаются к сущности того, что есть человек, и эта сущность всегда при них, независимо от того, обнаруживается она или нет, замечают ее другие или не догадываются о ней. <...>

Может быть, переход к взрослому возрасту — это переход от «быть» к «иметь»; я имею в виду противоречие, существующее между «быть» и «иметь». Может быть, ребенок создан главным образом, чтобы «быть», а взрослый — чтобы «иметь», и непрестанно размышлять, следить за собой, воплощать себя. Рано или поздно становишься собственником своего прошлого, как собственником дома. <...>

Дата добавления: 2014-11-29