Сознание и бессознательное

3. Фрейд: открытие бессознательного. Начиная с Де­карта и Канта философия была уверена в том, что прогресс знания, познания зависит от дальнейшего углубления ана­лиза разума — главной способности сознания. При этом предполагалось, что разумная способность суждения не детерминирована никакими внешними обстоятельствами, а содержание суждения всегда может быть прояснено с помощью самого же разума. Можно сказать и по-друго­му: предполагалось, что содержание сознания прозрачно для себя, в его опыте представлены все влияния, потреб­ности и интересы обладающего сознанием человека. В классической парадигме сознания господствовало убежде­ние, что человек говорит правду, если говорит то, что знает. Но-уже Спиноза и Маркс обнаружили, что идет скры­тая по отношению к самому сознанию его детерминация. «Скрытая» в том смысле, что сознание не знает об этой детерминации, ибо она не представлена в его опыте. В разделе «Онтология сознания» уже было показано, что сознание есть знание плюс какие-то состояния психики, которые формируются вне контроля со стороны самосо­знательного Я в акте взаимодействия психики с внешним миром. Это свидетельствует о том, что психика шире со­знания, и в ее пространстве есть содержание, не представ­ленное в сознании. Психическая жизнь, которая соверша­ется без участия сознания, психические явления, состояния и действия» протекающие вне контроля разума, обознача­ются понятием бессознательного. Непредставленность в опыте сознания бессознательного создает иллюзию свобо­ды сознания, его самодостаточности и автономности. Эта иллюзия и была основанием учения о сознании в фило­софии классического рационализма, например, Р. Декар­та. Если бессознательное существует, то принципиально ошибочно считать, что то, что говорит человек, всегда правда, если он говорит то, что знает. Мыслитель XX в. Э. Фромм так выразил эту мысль: «Большая часть того, что реально внутри нас, не осознается, а большая часть того, что осознается, нереально».

Основателем учения о бессознательном считается авст­рийский врач 3. Фрейд. Занимаясь на практике психоана-лизом, он не просто подтвердил наличие в психике людей бессознательного, но обнаружил, что оно выступает в ка­честве скрытой причины их сознания и сознательных дей­ствий. Другими словами, Фрейд открыл, что сознание его пациентов детерминировано объективными факторами, не представленными в опыте их сознания, а потому бес­сознательными. Среди этих факторов он особо выделил психологические и биологические потребности, сопро­вождающиеся неосознанными переживаниями. Открытие Фрейда часто называют третьим (после Коперника и Дар­вина) ударом по наивному самолюбию человека, уверенно­го в критической силе своего разума и его автономности. После работ Фрейда стало ясно, что разум не последняя инстанция в сознании, что содержание разумного мыш­ления определяется какими-то глубинными процессами, происходящими в психике, где человеческое Я не присут­ствует. Фрейду принадлежат слова о том, что Я не являет­ся «хозяином в собственном доме», и что сознание чело­века вынуждено «довольствоваться жалкими сведениями о том, что происходит в душевной жизни бессознательно».

В сжатой и несколько упрощенной форме суть учения Фрейда сводится к следующим положениям. В человеке спрятана великая сила — «бессознательное», или, как он его называл, Оно. Этой силой управляет и ее распределя­ет либидо (лат. libido — влечение, желание, страсть) — ги­потетическая психическая энергия сексуальных влечений. Кроме Оно, в структуре человеческого духовного опыта присутствуют общественные нормы и социальные уста­новки (которые ученый назвал Сверх-Я), образующее си­стему социальных фильтров. То, что не пропускается че­рез фильтры Сверх-Я, загоняется в бессознательное, «вытесняется» из сознания, становясь впоследствии при­чиной серьезных психических расстройств. Одной из та-ких причин является «эдипов комплекс» — неосознавае-мое желание ребенка (мальчика, юноши) убить отца. Бунт против отца и желание быть рядом с матерью или даже об­ладать ею уходит своими истоками в архаику, когда сыно-

вья сговорились и убили отца-властелина первобытного племени. С тех пор в человеческом духовном опыте насле­дуется и воспроизводится структура «эдипова комплекса». Этот сексуальный «дефект» — причина многих неврозов.

Фрейд считал, что бессознательное — причина и осно­ва человеческого духовного рабства. По его мнению, врач-психотерапевт обязан помочь больному осознать бессозна­тельное и тем расширить сферу свободы человека, избавить его от власти Оно. Фрейд не связывал жестко свободу че­ловека с общественными изменениями. Он исходил из того, что в любом обществе человека можно превратить в само­сознающего и свободного, самостоятельно определяющего свою судьбу, если помочь ему осознать его индивидуальное бессознательное.

Открыв в структуре духовного опыта человека три уров­ня — Сверх-Я (отеческие догмы, традиции, идеалы, со­весть и другие ценностные представления, доминирующие в культуре), Оно (бессознательное, инстинкты), Я (созна­ние), — Фрейд пришел к выводу, что чрезмерное давление Сверх-Я создает неполноценную личность, уводит людей в мир иллюзий по поводу возможности чисто социальны­ми «уловками» творить природу человека, подправлять и изменять ее. Оно по мере развития цивилизации вытес­няется, но не исчезает. Вытесненные бессознательные инстинкты сравнимы с пороховой бочкой. Чрезмерное давление Сверх-Я как бы провоцирует усиление мощи Оно. В результате человек оказывается заложником сил, не подчинающихся его «Я». Отсюда и пафос учения Фрей­да-врача: найти осмысленный баланс Сверх-Я и Оно и тем самым дать возможность «Я» свободно и разумно консти­туировать самое себя. Пока человек живет в обществе, ему не избавиться от влияния Сверх-Я; аналогично, пока он жив и живо его тело, ему не удастся полностью освобо­диться от силы инстинктов. Выход — в установлении меж­ду ними компромисса. Только в этом случае расширяется пространство человеческой свободы, а следовательно, пространство сознания.

Заявляя, что «человек не хозяин в своем собственном доме», что «интеллект человека бессилен в сравнении с человеческими влечениями», Фрейд не обрекал человека

на безнадежность: он требовал от человека и человечества постоянной работы по превращению Оно в Я. «Там, где было Оно, должно стать Я, — таков лейтмотив его учения. Он утверждал, что в конечном итоге разум и сознательный опыт окажутся сильнее Оно.

Однако своим учением Фрейд спровоцировал некото­рые эффекты в культуре, которых не желал и не ожидал. Когда его учение стало известно деятелям искусства: пи­сателям, художникам, эстетам, философам, — они востор­женно приняли магию бессознательного, восхитились его тайной силой, демонизировали Оно. Так идея бессозна­тельного стала центральной в творчестве экспрессионис­тов, сюрреалистов, «театра абсурда» и т. д. Фрейдовскую идею о необходимости скорректировать воздействие Сверх-Я на структуры бессознательного вульгаризовали, довели до опошления: Сверх-Я сбросили со счетов, с ним перестали считаться вообще, от учета его влияния отказа­лись. Если в Новое время люди «освободились» от Бога, то в новейшее время последователи Фрейда в искусстве пред­ложили людям освободиться от социальных норм и ценнос­тей, и прежде всего от стыда. Мир искусства занялся бес­стыдным показом всех скрытых пороков человека, его тайных инстинктов и желаний, забыв о главной теме в учении Фрейда: победить Оно.

Крестовый поход бессознательного, Оно на сознание, Я, был обусловлен не только вульгаризацией деятелями искусства учения Фрейда. В XX в. репрессивный и воспи­тательный аспекты влияния общества на индивида реаль­но ослабли. Оно одержало верх над Сверх-Я. Началась опасная для общества и человечества в целом анархия раз­нузданного Оно, инстинктов. Я погрузилось в темный хаос Оно. Идеальные требования Сверх-Я оказались бес­сильны.

Если следовать логике учения Фрейда, то укротить буй­ство бессознательного, Оно, можно только одним спосо­бом: усилить Сверх-Я, т. е. репрессивную функцию культуры и тем поставить на пути разрастания непредска­зуемого Оно сдерживающие преграды. Иными словами, чтобы Я, сознание укрепили свое положение, нужно создать осмысленный баланс между двумя стихиями, воз-

278.

действующими на человека и его Я: стихией надынди­видуальных норм и установок культуры и стихией бессоз­нательного. В противном случае человечеству грозит опас­ность опрокинуться в варварство.

К. Г. Юнг: проблема архетипов. В анализе бессознатель­ного К. Юнг пошел дальше 3. Фрейда, хотя основные его идеи о том, что структура и физиология мозга не дают никакого объяснения сознательным процессам, что чело­век не творит психику по своему произволу, он принял. Но если Фрейд создал учение о личном бессознательном, ко­торое включало в себя главным образом подавленные им­пульсы, вызванные разного рода экзистенциальными травмами, а также борьбой Эго с инстинктами, то Юнг разработал учение о коллективном бессознательном, пред­ставляющем собой властвование объективных первород­ных состояний психики, которые он назвал архетипами (греч. arche — начало, typos — образ) — прообраз, первич­ная форма, образец. Юнг понимал под архетипами изна­чальные, врожденные психические структуры, которые при­сутствуют в коллективном (а не только личном) бессознательном и формируют активность воображения людей. Архетипы лежат в основе общечеловеческой симво­лики, определяют содержание мифов и верований, проявля­ются в сновидениях и т. д. Архетипы — это система врож­денных программ поведения, типических реакций и установок, залегающих в глубинах психической жизни всего человеческого рода.

В ранних своих работах Юнг строил учение об архети­пах по аналогии с учением Канта об априорных формах чувственности и рассудка: архетипы рассматривались как априорные формы любого человеческого опыта, форми­рующие активность воображения каким-то общим для всех людей способом. Структурируя человеческий опыт сознания, они не имеют никакого отношения к действи­тельному устройству мира и ничего не говорят о том, ка­ков мир сам по себе. Непосредственного знания о мире ар­хетипы не несут. Позднее Юнг начинает сомневаться в том, что они не имеют отношения к действительному миру и высказывают гипотезу о том, что архетипы следу­ет рассматривать как какие-то смысловые схемы и моде-

ли, присущие одновременно и сознанию и материи. Фи­лософское осмысление такого предположения породило исследования, направленные против абсолютизации сведе­ния сознания к оппозиции Я-не-Я. В гносеологии (теории познания) это привело к отказу признавать дихотомию «субъект-объект» в качестве решающей и необходимой в познавательной деятельности. Если архетипы не просто априорные формы сознания, если они бытийствуют одно­временно и на уровне материи и на уровне сознания, то в таком толковании они обнаруживают близость с учением неоплатоников. Но тогда ставится под вопрос вообще вся новоевропейская традиция анализа сознания и возникает насущная потребность обратиться, например, к понима­нию сознания Плотином.

Как и Фрейд, Юнг видел опасность, грозящую циви­лизации в том случае, если примитивные формы коллек­тивного бессознательного, к которым относятся прежде всего агрессия и жестокость, захлестнут психику людей: «Деликатное и разумное существо может превратиться в маньяка и дикого зверя». Сознание должно держать под контролем возможность стихийного прорыва примитивных форм коллективного бессознательного в психике народов и наций, ибо в противном случае неизбежно возникнове­ние смут, стихийных бунтов и кровавых конфликтов. Но архетипы — это не только негативные врожденные уста­новки и цели группового поведения; они вобрали в себя и весь положительный опыт коллективной жизни челове­ческого рода. Огромные пласты обыденной жизни наций и народов строятся бессознательно, по модели архетипов, а герои сказок, мифов, эпосов и т. д. являют в зримой форме глубинные этические, эстетические и иные архети-пические программы.

Сам Юнг считал, что учение о бессознательном застав­ляет Я усомниться в своем единовластии и вернуться к религии, ибо только религиозный человек свыкается с мыслью, что не является «монархическим владыкой в сво­ем доме», что решает все-таки не он, а Бог. Религиозный человек находится под непосредственным воздействием бессознательного, которое он именует совестью, что уче­ние о бессознательном должно подтолкнуть культуру к

переосмыслению того понимания человека, которое роди-лось в эпоху европейского Возрождения.

С. Граф: опыт столкновения со смертью в структуре сознания. Если Фрейд анализировал личностное бессо­знательное, а Юнг — коллективное, то С. Гроф, психиатр-психоаналитик, соединил учение об архетипах с понима­нием бессознательного как имеющего непосредственную связь с личной биографией индивида. С. Гроф попытался выяснить, что переживали люди в момент своего биоло­гического рождения. Он исследовал не просто бессозна­тельные переживания грудного младенца, чувство его единения с матерью, что делал и Фрейд, а вызывал у паци­ентов «воспоминание» о тех переживаниях, которые они испытали во внутриутробном состоянии. Опыты показа­ли, что все испытуемые подтвердили в своих «воспомина­ниях» наличие какого-то стихийного, не расчлененного на Я-не-Я состояния психического переживания. Более того, все они при описании этого состояния воспроизводили устойчивую последовательность смены ощущений и пере­живаний: жизнь в утробе ассоциировалась с покоем и ком­фортом, родовые схватки они ощущали как неожиданное отделение от первичного органического единства, как жестокую борьбу за жизнь в лоне конвульсивных сокра­щений матки, после чего наступало ощущение смерти, т. е. полного уничтожения. Но затем почти сразу возникало ощущение физического рождения, которое воспринима­лось одновременно как физическое и духовное возрожде­ние. В итоге Гроф пришел к выводу, что основные детер­минанты сознания находятся глубже тех слоев, которые открыл Фрейд. Для Фрейда источником психических от­клонений, страданий и т. д. являются биографические эпизоды, связанные с травмами в раннем детстве. Для Гро-фа психика и сознание человека детерминированы самим актом биологического рождения, в котором присутствует опыт столкновения со смертью. Человек при рождении уже испытал умирание, а потому опыт встречи со смертью, • залегая глубоко под дальнейшими наслоениями детских впечатлений, неустранимо присутствует в структуре чело­веческой психики, влияя на содержание сознания.

Открытия Грофа повлияли на философское осмысле­ние природы сознания, ибо он расширил онтологию че­ловеческого опыта, впустив туда перинатальные (связан­ные с рождением) переживания. Опыты Грофа позволяют сделать вывод: содержание сознания детерминировано особой архетипической программой, связанной с той травмой, которую любой человек получает при рождении. Акт биологического рождения — это архетипическое пе­реживание утраты человеком своего нерасчлененного органического единства с утробой матери, разрыва с та­инственной сопричастностью чему-то целому и единому, где нет еще Я, переживание, воспринимаемое как унич­тожение, смерть, а затем ощущение некоего «воскреше­ния», сопровождающегося появлением Я и его возрастаю­щего обособления, разобщения с прежним миром. Именно здесь появляется неизбывное чувство заброшенности оди­нокого Я в чужой, враждебный мир, здесь кроется причи­на того, что человек воспринимает Вселенную как равно­душную к нему и даже агрессивную. Акт биологического рождения — это глубинный источник появления онтоло­гической оппозиции Я-не-Я, которая и легла в основу классической теории познания. Поэтому можно сказать, что в классической парадигме понимания сознания как оппозиции Я-не-Я нашел свое отражение глубинный ар­хетип.

В разделе «Онтология сознания» было показано, что многие философы считают оппозицию Я-не-Я вторичной, производной от некоего состояния единства. Исследова­ния Грофа подтверждают этот вывод и ставят под сомне­ние все типы философии, согласно которым указанная оппозиция является онтологически первичной. Гроф по сути открывает перспективу такого философствования, когда произойдет воссоединение обособившегося Я с той первоосновой, в которой оно не знало еще страдания от разрыва с Бытием.

Следует отметить, что в современной философии на­метились тенденции иного, по сравнению с классикой, анализа сознания. Так, представители философии жизни (Ортега-и-Гассет, Мерло-Понти и др.) рассматривают по­знающего субъекта как укорененного в некоей изначаль-

ной онтологической сфере жизненной реальности, описы­ваемой в категориях жизнь, жизненный разум, жизненный порыв, воля к власти, потребность к расточительству, смерть и т. д. И если в классической философии основной вопрос, связанный с сознанием, состоял в выяснении того, как возможно познание, при каких условиях субъект познает, как достигает объективного знания, то филосо­фию жизни интересует проблема бытия познающего субъекта.

В феноменологии тождество субъекта и объекта рас­сматривается как изначальное, поэтому Гуссерль, напри­мер, при анализе сознания отказывается от понятий «я», «сознание», «субъект» и вводит термин «жизнь как пере­живание мира».

Как же можно узнать о том содержании сознания, где тождество субъекта и объекта является изначальным? Только на основе непосредственного знания человеком своих бытийных основ и интерпретации того смысла, ко­торым наделяет сознание те объективные образования, в которых оно проявляет себя. Поэтому задача филосо­фии — выявление смыслов. Объяснить смысл нельзя, его можно только прояснить и как-то понять. Но понимание смысла выходит за рамки рациональных процедур, а по­тому классическое объяснение сознания как самосознания становится бессмысленным.

Подведем итоги. В данной главе показано, что во-пер­вых, философы не изобретали то или иное понимание созна­ния: они воспроизводили реальную для определенной эпохи структуру человеческой духовности и реальное место созна­ния в ней. Во-вторых, структура духовного опыта во все вре­мена была тесно связана со спецификой мировоззрения эпо­хи. Поэтому в зависимости от того, какое мировоззрение было господствующим — космоцентристское, теоцентристское, антропоцентристское, социоцентристское — менялось и по­нимание сознания. В-третьих, деформация внутреннего опы­та людей имела устойчивую тенденцию к «снижению» уров­ня духовности. И если во времена Плотина и Бл. Августина в структуре внутреннего опыта приоритетным был уровень Божественной простоты, то в Новое время го-

ворить о нем считалось неприличным: «Бог умер», а «выс­ший» уровень духовного опыта истощился. Сознание ста-ло претендовать на то, чтобы быть не функцией, а реаль­ностью, причем самой очевидной и достоверной. С развитием буржуазных отношений в структуре внутренне­го опыта стали доминировать материальные интересы, и сознание стало не чем иным, как осознанием этих инте­ресов. И, наконец, с усилением процессов эгалитаризации (фр. Egalite — равенство) и либерализации (лат. liberalis — свободный), а соответственно, с уменьшением контроли­рующего влияния общества на жизнь человека, в структуре духовного опыта стало доминировать бессознательное, Оно. Сознание превратилось в его служанку, оправдывая и обосновывая права инстинктов на господство. Менялись люди, их бытие, и вместе с ними изменялись механизмы формирования их сознания, его содержание.

Конец XX в. знаменуется тем, что человечество вновь, как и во времена Парменида, осознало «безопорность» своего существования. Все «базовые опоры» — Бог, разум, социальность и т. д. — разрушены, что породило попытку искать основания бытия и сознания в общении людей, в их коммуникации. Но к концу XX в. стало ясно, что ком­муникативные цепочки разорваны, связь поколений, меж­поколенное общение уничтожены; осталось какое-то нео­пределенное пространство, заполненное информацией, сообщениями, которые бродят по каналам коммуникации, не зная ни точного адресата, ни источника. Сознание «встраивается» в этот информационный поток, ловит ин­формацию, пересказывает ее на языке современников, не понимая и не зная, кто, кому, когда и с какой целью ее передал. Так толкуют сознание философы постмодерна, а литераторы этого направления демонстрируют такое со­знание в своих произведениях: в них имена и даты стер­ты, стили и времена смешаны, текст представляет коллаж из анонимных цитат. Современные постмодернистские фи­лософы, писатели, эстеты толкуют Сознание как поток речепроизводства и текстопроизводства, назначение кото­рого состоит в том, чтобы случайные сигналы и послания ниоткуда выразить в языке и передать неизвестно куда и кому. Сознание отпускается в свободный полет по инфор-

мационному пространству, а его содержание начинает на­поминать шизофренический бред. В ситуации ожидания случайной информации сознание отвыкает трудиться над созданием личности, перестает быть направленным на восприятие внутренних переживаний человека. Оно боль­ше не «всматривается» в бездну духовного опыта личнос­ти, не включается в личную работу разрешения открытых им в этой бездне противоречий. Его главным состоянием становится «праздность души».

Конечно, нужно учитывать, что такое понимание со­знания, созданное в XX в. философствующей и эстетству­ющей элитой, отражает только тенденции в духовной культуре общества. Каждый конкретный индивид приоб­щается к этой тенденции по-своему, в разной степени. Люди потенциально (т. е. в возможности) являются сво­бодными участниками своего духовного становления и созревания, что предполагает самостоятельную работу ума и души каждого. Но работа эта очень трудная, а потому не все ее выдерживают и на нее соглашаются. Тогда сознание начинает «работать» по облегченному варианту: оно или подчиняется власти бессознательных сил, не пытаясь их прояснить, или направляет свое внимание вовне, не задер­живаясь внутри личного духовного опыта с его сомнени­ями и противоречиями.

Литература

Бородой Ю. М. От фантазии к реальности. М., 1995. Давыдов Ю. Н. Память и культура //Социологические исследо­вания. 1987. № 6.

Ильенков Э. В. Философия и культура. М., 1991. Исаков А. Н., Сухачев В. Ю. Этос сознания. СПб., 1999. Мамардашвили М. К. Сознание как философская проблема // Вопросы философии. 1990. № 10.

Мамардашвили М. К., Пятигорский А. М. Символ и сознание: Метафизические рассуждения о сознании, символике, языке. М., 1999.

Маркс К. Капитал //Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т 23, гл. 24. Матяш Т. П. Сознание как целостность и рефлексия. Ростов н/Д,

1988.

Мир философии. Книга для чтения: В 2 ч. Ч. I. M., 1991.

Молчанов В. Одиночество сознания и коммуникативность знака

//Логос. 1997. №9.

Ницше Ф. Веселая наука //Ницше Ф. Соч. В 2 т. Т. 1. М., 1990.

Общественное сознание и его формы. М., 1986.

Патпэм X. Философия сознания. М., 1999.

Проблема сознания в современной западной философии. М.,

1989.

РазеевД. О. Какое значение имеет воображение для сознания?//

Метафизические исследования. Выпуск 7. Сознание. М., 1998.

Сартр Ж. П. Фрейд. М., 1992.

Суворов О. В. Сознание и абсолют: Философский трактат. М.,

1999.

Фромм Э. Душа человека М., 1992.

Хайдеггер М. Слова Ницше «Бог умер» //Вопросы философии.

1990. № 7.

Глава VII ОБЩЕСТВО

1. Общество и его структура. 2. Общество как само­развивающаяся система. 3. Гражданское общество и государство. 4. Формационная и цивилизациопная концепции общественного развития

Дата добавления: 2014-11-28