КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Валерка” и глубина
Мои надежды посмотреть город оказались тщетными. Едва наш транспортник с амфибией на борту достиг берегов Шри‑Ланки, Жаб с Молчуньей оставили нас на корабле, а сами погнали броневик на местную сухопутную базу. Нам впятером оставалось лишь глядеть с палубы на огромный город, из которого в небо торчала бесконечно длинная игла орбитального лифта. К вечеру зажглись огни небоскребов, и город превратился в бушующий праздничный фейерверк, сильно отличаясь от наших северных поселений. С берега доносились приглушенная расстоянием музыка и пряные запахи суши. Иногда недалеко от транспортника проходила, урча мотором, украшенная гирляндами джонка, где под навесом пили, веселились и целовались смуглокожие местные жители. Заметив нас, одна из девушек бросила в нашу сторону пестрый венок из цветов. Она и сама была как цветок, одетая в яркое сари. — Пожить бы здесь, — мечтательно произнес Пас. — Слишком много эмоций, — пожал я плечами. — Я бы здесь устал. Через четыре часа отсутствия на связь вышел Жаб. — Здесь Рипли! — Начальница придержала пальцем микрофон гарнитуры. — Готовы грузиться? — услышали мы голос Жаба в своих наушниках. — Изнываем от нетерпения, — буркнул в микрофон Долговязый. Викинг поднялся с кнехт и молча закинул за плечи пестрый туристский рюкзак, купленный еще на Карибском побережье перед погрузкой на транспортник. — Подгоним “Валерку” минут через десять, — сообщил взводный. — Спускайте шлюпку. Я вытянул шею и стал вглядываться в темноту. Раньше мне доводилось видеть глубинные батипланы только на чертежах в учебке, теперь же предстояло не только вблизи рассмотреть настоящий, но и войти внутрь, опуститься в нем до самого дна. А этот к тому же, как рассказывал Жаб, один из новейших. Мне не терпелось в него залезть.
— Не спать, не спать! — подогнала нас Рипли. — Быстро в шлюпку! Вместе с моряком из команды мы забрались в качающуюся полость спасательной лодки, и тросы заскрипели, опуская нас на воду. Поверхность моря встретила нас всплеском и несильным толчком, но я знал, что совсем скоро, через десять минут, мы пронзим батипланом эту поверхность и уйдем на такую глубину, которую даже представить жутко. И будем там жить, и будем работать, дышать сухим воздухом и, может быть, каждый день выбираться из станции на океанское дно. Такая перспектива одновременно и манила меня, и пугала. Я не мог справиться с чувствами, и они бушевали во мне, подобно шторму, через который я вел корабль всего год назад. Моряк запустил мотор и направил лодку по указанию Рипли. — Вижу вас на сонаре, — раздался в наушниках голос Жаба. — Сушите весла, охотники. Шлюпка сбавила ход, и я увидел прямо по курсу горбатую спину сверхглубинного батиплана. На его темно‑красном борту красовалась белая надпись “Валерка”. — Вот это машина, — приподнялся с баночки Викинг. — Отстали мы от жизни, приятель! Долговязый что‑то буркнул в ответ. Лодка подошла к глубоководному аппарату, и я заметил боковые рули высоты, делающие батиплан похожим на крылатый суборбитальный транспортник. На лобовом обтекателе рубки с сочным чмоком разверзлась диафрагма кессонного люка, ударив в небеса тугим столбом света. — Так, Викинг первым, — скомандовала Рипли. — За ним Долговязый, Чистюля, Копуха. Строиться в коридоре при выходе из кессона. Мы друг за другом выбрались из шлюпки и по рулю высоты добрались до люка. Внутрь вела короткая лесенка, мы спустились по ней, затем миновали шлюзовую камеру и выстроились шеренгой в коридоре. — Команда на борту! — доложила Рипли.
— Принял, — ответил Жаб. Над нашими головами с лязгом сомкнулась диафрагма внешнего люка, а следом за ней встали на место тяжелые створки внутренней броневой двери. Мои ноздри щекотал запах силиконовой смазки, пластика, искусственного воздуха и нагретой электронной аппаратуры. Мое сердце билось в предвкушении перехода границы неведомого, за которой таились такие глубины, где побывало меньше людей, чем в открытом космосе. — Всем слушать расчет команды, — передал взводный из рубки. — Первый помощник капитана и навигатор — Рипли. Первый пилот — Молчунья. Второй пилот — Викинг. Старший оператор стрелкового комплекса — Долговязый. Второй оператор стрелкового комплекса — Копуха. Акустик — Чистюля. Ко мне на борту и по связи обращаться как к капитану. Не забывайте, что “Валерка” хоть и свободный охотник, но не пиратское судно, а потому про вольности предлагаю забыть, особенно это касается Викинга и Долговязого. Доступно? — В полной мере, кэп! — хохотнул в микрофон Викинг. — Все! Занять места согласно расчету! Молодняку помогите сориентироваться.. — Нам бы самим разобраться, кэп, — виновато произнес Долговязый. — Ты такую технику отхватил, что у меня голова кругом. Где здесь может быть пульт стрелкового комплекса? — Где обычно, — буркнул Жаб. — Здесь только расстояния чуть побольше, а так стандартная схема расположения. Привыкнете. — Понял, кэп. Эй, Копуха, не спать! — подмигнул мне Долговязый. — Пойдем, пойдем, не дрейфь, охотник. Будем изучать настоящую снайперскую матчасть, а не пукалки, с которыми тебе приходилось нырять до сих пор. Я двинулся следом за ним. — Не забывать про доклады о каждой степени готовности, — напомнил Жаб. Мы дошли до конца коридора, поднялись по короткому трапу, протиснулись в узкий люк с бронированной крышкой и оказались в рубке стрелкового комплекса. Перед пультом нас ждали два тяжелых анатомических кресла на шарнирных амортизаторах. Панели безжизненно глядели погашенными шкалами и дисплеями. Мы бросили свои рюкзаки в специальный шкаф. — Так! — Долговязый опустился в кресло и потер ладони. — Стрелковый расчет на месте! — доложил он по связи. — Разреши включать комплекс. — Добро, — ответил Жаб. Долговязый пустил ток в систему, и все ожило, замерцало зеленым, гранатовым и васильковым светом, мягко запело и завибрировало. Я тоже уселся в кресло и вздрогнул, ощутив под собой движение — гидравлика подгоняла сиденье под фигуру. Передо мной включился дисплей ходовых камер и круглый тубус одного из прицелов. Над пультом высветились янтарные кольца главного планшета.
— Стрелковый комплекс готов, — доложил отставник. — Желтый режим боевого дежурства. — Принял, — ответил Жаб. — Не слышу акустика. — Я на месте. Только разобрался с приборами. Много нового, — откликнулся Пас. — Разрешите включать? — Валяй. Через минуту Пас снова вышел на связь. — Желтая степень готовности, — доложил он. — Переведи все режимы в красный сектор. Ты наши глаза и уши, Чистюля, не забывай об этом. Особенно на опасных глубинах. — Есть. — Всем пристегнуть ремни. Десятисекундная готовность. Я опустил с подлокотников упругие защитные дуги, и они вжали мое тело в кресло, словно слабая перегрузка. Дуги не мешали мне дотянуться до любой из кнопок на пульте. — Девять, восемь, семь, — считал Жаб. Долговязый не спешил пристегиваться. Наоборот, он выбрался из кресла и присел возле шкафа, копаясь в своем рюкзаке. Наконец он вынул оттуда моток шнура и с таинственным видом закрепил липучками его концы на противоположных стенах. Шнур растянулся ровно, как лазерный луч. — Показательные выступления для новичков, — усмехнулся Долговязый, возвращаясь в кресло. — Четыре, три, — взводный заканчивал свой отсчет. Долговязый опустил дуги. В полутьме огневого поста по его лицу плавали разноцветные отсветы шкал. — Два, один. Ныряем. По стенам пробежала едва уловимая дрожь от включившихся силовых машин, нас чуть качнуло, но амортизаторы кресел гасили даже незначительные колебания. Мой вестибулярный аппарат отреагировал на носовой дифферент и легкую невесомость, что говорило о начале долгожданного погружения. Я тут же бросил взгляд на ходовой монитор, но он был черен, как антрацит. Если бы не индикатор работы, я бы решил, что экран погашен. И только я об этом подумал, на нем полыхнули два узких луча прожектора, расширились, превратившись в световые веера, и обозначили рельефное скалистое дно. Яркие лампы спугнули рыб — разноцветные стайки метнулись в разные стороны, размазываясь в глазах. “Валерка” скользил над материковым шельфом, погружаясь все глубже и глубже, дно проносилось под днищем с нарастающей скоростью, и у меня голова закружилась от таких визуальных эффектов.
— У‑у‑ух! А! — выдохнул Долговязый. Глаза у него полыхали, словно прожекторы. Я бросил взгляд на показания глубиномера — пятидесятиметровую отметку мы уже миновали и продолжали наращивать скорость. Через минуту Молчунья качнула крыльями, проверяя маневренность. — Надо погонять “Валерку” на этих глубинах, — сказал Жаб. — Не отстегиваться без команды. Нас качнуло — Молчунья прекратила погружение и прибавила скорость. Лаг показал тридцать узлов. И тут началось! Кажется, наша водительница только и ждала свободы в трех измерениях — она несколько раз провернула “бочку” и перешла к другим, более сложным пилотажным фигурам. Нас болтало, переворачивало вверх ногами, вдавливало перегрузками в кресла и внезапно выбрасывало в невесомость, заставляя внутренности перемещаться внутри организма. Затем Молчунья заложила крутой спиральный вираж, выполнила петлю Нестерова и ушла в штопор, возобновив стремительное погружение. Вот тут я струхнул не на шутку–стены явственно застонали, сдавленные усиливающимся натиском океана. — Посмотри на шнурок, — хохотнул Долговязый. Я посмотрел на натянутый между стенами шнур, и мне сделалось еще хуже — он ощутимо провис, показывая сокращение расстояния между переборками. — Барракуда... — не удержавшись, выдохнул я. — Не дрейфь, Копуха! Ты же не собираешься жить вечно? — На тот свет я тоже не тороплюсь. Глубиномер показал тысячу двести метров. — Хорошая машина, однако! — веселился Долговязый. — Не плющит ее никак! Молчунья вывела батиплан из штопора, встала на занятый эшелон и разогнала аппарат до сорока узлов. Я представил, какие нагрузки испытывает сейчас корпус судна, и у меня спина похолодела от ужаса. Лучи прожекторов не доставали до дна, теряясь в безликой черноте бездны. Наконец Молчунья выключила их за ненадобностью, и экраны снова показались мне погасшими. Лишь изредка по ним проносились разноцветные треки светящихся глубоководных существ. — Можно пока отдохнуть, — расслабился Долговязый, но дуги поднимать не стал. Я же об отдыхе и думать не мог, меня гипнотизировал стон переборок и светящиеся сполохи на экране. Всеми фибрами души я предчувствовал смерть, и в какой‑то мере это было резонное ощущение — сухопутным тварям на таких глубинах не место. Но человеку можно, плевать он хотел на все запреты природы. — Это акустик, — раздался голос Паса. — Слышу цель. Удаление шесть миль, четырнадцать градусов по полярным, цель глубинная, не скоростная. Движитель — водомет. Вывожу на планшет. Я поднял взгляд и с тревогой разглядел зеленую точку в янтарной паутине планшета. Рядом с ней менялись цифры скорости и глубины. — Меняет эшелон на более глубокий, — доложил Пас. — Возьми ее на прицел, — посоветовал Долговязый. — Все, что есть на планшете, ты всегда должен держать на прицеле. Фиг его знает, что это за цель. Я перевел тубус торпедного прицела в активный режим и прижал к лицу упругую маску, обрамляющую экран. Новый эластид еще хранил характерный для него запах. Я свел голографическую сетку и доложил стрелковые параметры цели. — Средняя скорость два узла, угол погружения девять градусов. Идет толчками, видимо, на не спаренном водомете. Я еще секунду подумал и решил проявить инициативу. — Оранжевый режим готовности! — сказал я в микрофон и нажал мерцающую клавишу затопления торпедных шахт. — Добро, Копуха! — отозвался Жаб. — Акустик, что за цель? Класс, масса, наличие активного сканера? — Определенно биотех, — не очень уверенно отозвался Пас. — Но слишком низкая кормовая турбулентность. Масса около сорока килограммов. Активный сканер отключен. — Хорошо ее слышишь? — поинтересовался взводный, и в его голосе мне послышалась легкая насмешка. — Так точно! — ответил акустик. — Так вот, запомни, это кальмар. Крупный, на глубинах такие встречаются. Так что хорошенько заруби себе на носу его параметры и не смей в бою путать с торпедами. — Есть. — Стрелковый комплекс, не спать! Торпеду из четвертого аппарата к пуску! — Кэп, — произнес Долговязый. — Пятое правило подводной охоты! — На глубине приказы не обсуждают! — прошипел взводный. — Второму стрелку, команда “огонь”! Честно говоря, у меня руки отказались повиноваться. Мне было жалко кальмара. Если Жаб хотел погонять меня в боевой стрельбе, мог бы запустить имитатор, я бы на нем класс показал. Но палить по беззащитной твари показалось мне кощунством. Впрочем, командирского гнева я тоже боялся. Дрогнув, мой палец нажал кнопку пуска. — Есть захват цели, — доложил я. — Есть пуск. “Валерка” коротко вздрогнул, выплевывая торпеду на полном ходу. Я врубил стрелковый сонар, отчего по планшету пошла зеленоватая рябь, как по озерной глади от брошенного в воду камня. Теперь торпеда была видна в координатной сетке как подвижная васильковая искорка, она взяла пологую дугу разгона и вышла на цель. Почуяв ультразвуковой сканер торпеды и наш сонар, кальмар испугался и начал стремительно набирать глубину, но торпеда догоняла его, не выпуская из прицела. У меня сердце сжалось. “Может, кальмар жил в глубине сотню лет, а теперь превратится в кровавые клочья по прихоти Жаба, — подумал я. — Пусть кэп идет к дьяволу”. Я протянул руку и включил блокиратор боевого заряда. Торпеда прошла в шести метрах выше кальмара и, потеряв цель, начала рыскать. Я отогнал ее еще на полторы мили и подорвал в безопасном месте. — Что за фокусы? — прошипел Жаб. — Условная цель условно поражена! — доложил я. — Условный взрыв в шести метрах над целью. — Я тебе глубинную надбавку тоже на условный счет перечислю, — рыкнул взводный. –Ас Долговязым поговорю особо, чтобы не разлагал мне личный состав! — Поговори, поговори, — мой напарник снял гарнитуру и бросил ее на пульт. — А ты, Копуха, настоящий охотник. — Что за пятое правило ты упомянул? — поинтересовался я. — Глубина — твой дом. Не сри, где живешь. — Погоди, а что это вообще за правила? Я о них ни от кого не слышал, кроме как от Рипли и Жаба. — Это у нас была такая игра, — охотно рассказал Долговязый. — Мы считали свою пятерку самыми крутыми охотниками и взялись придумывать специальные правила для охоты, нечто вроде краткого кодекса. Для всеобщего пользования. Первое правило придумал Бак. Он же его сам и выполнил. Второе придумала Рипли. Третье стало детищем Жаба, четвертое сотворил Викинг, а пятое осталось за мной. Потом мы впятером совершили обряд принятия кодекса и по мере возможности доносили его до салаг. Никто раньше его не нарушал. Это первая выходка Жаба. Кажется, свихнулся он окончательно. — Так зачем же ты напросился в его команду? — удивился я. — Чтобы этот псих лишних дров не наломал в океане, — спокойно ответил Долговязый. — А у Викинга причины еще более веские, чем мои. Он поднялся и оборвал шнур. Очень правильно — тот только действовал на нервы, а глубина давила так, что ощущалась без всяких фокусов. Когда приборы показали погружение на две тысячи двести метров, снова вспыхнули прожектора, осветив дно. Я вспомнил рассказ Викинга про базальтовую пустыню. Все‑таки я ее неправильно себе представлял, на самом деле все выглядело еще страшнее. — Стрелковый комплекс! — вышел на связь капитан. — Дайте мне “светлячка”. — Есть! — ответил я, инициируя запуск осветительной ракеты. Она ушла высоко вверх и вспыхнула, словно тусклое, неземное солнце, освещающее безжизненный инопланетный пейзаж. Во все стороны простирались вылизанные водой базальтовые наплывы, черные, местами блестящие, а в низинах покрытые бурым илом. Молчунья выключила прожекторы и сбавила ход. — Добро пожаловать на дно океана, — произнес Жаб. Никто ему не ответил. Мне показалось, что ощущения Долговязого в этот момент немногим отличаются от моих — дно океана всегда впечатляет, сколько на него ни гляди. Только у Долговязого простирающаяся на мониторе картина была еще связана с воспоминаниями, которых не было у меня. Вот и вся разница. — Где‑то здесь расположена “DIP‑24‑200”, — сказал напарник. — Но на сонаре ее не видно, там специальное покрытие против торпед. Так что обнаружить ее можно только визуально. Я представил, как буду искать станцию после вылазки, и мне стало страшно. В базальтовой пустыне, казалось, не было вообще никаких ориентиров. Молчунья гнала “Валерку” малым ходом по сужающейся спирали, пока я не разглядел на мониторе нечто, не соответствующее ландшафту — четыре матовые сферы на ажурном поддоне. — Вот она, — шепнул Долговязый. Станция выглядела умершей, на ее конструкции не выделялось ни единой искорки света или других признаков присутствия человека. — Там что, никого нет? — спросил я. — Уже пятый год. Не дрейфь, охотник, зато это жилище теперь в нашем полном распоряжении. “Валерка” поднырнул под стыковочный узел и присосался люком к входной мембране. Далеко в коридоре зашипел воздух, выравнивая давление. У меня заложило уши. — Приехали! — улыбнулся отставник, доставая из шкафа свой рюкзачок. — Как хорошо отгородиться от суетного мира парой километров водяной толщи! Я пока не испытывал особого воодушевления по этому поводу. Долговязый обесточил пульт, и я, подхватив свой рюкзак, первым выбрался с огневого поста. В коридоре все еще шипел воздух, правда, гораздо тише, броневые створки кессона оказались распахнутыми. — Строиться в кессонном отсеке станции! — скомандовал Жаб. Я выбрался из “Валерки” по лесенке и оказался в длинной трубе стыковочного узла. Единственный источник света, люк нашего батиплана, выхватывал из густой темноты цветные кабели на стенах, трубы, решетчатые фермы и погашенные светильники под потолком. Я поежился от подступившей прохлады и неприятного ощущения окружающей темноты. Почти ничем не пахло, если не считать запаха старого крашеного металла, какой всегда царит внутри подобных конструкций. В луче света замельтешила тень, и вскоре из люка показалась голова Паса. У него на лбу я заметил капельки пота, а лицо у него было бледным, как никогда. Похоже, он не ожидал подобной остроты ощущений. — Две тысячи двести! — он втянул голову в плечи и украдкой глянул на потолок. Странно, но меня больше пугала не эта реальная опасность, а пустота и полутьма безжизненной станции. Если я сегодня усну и мне не приснится кошмар с черным охотником, то я плохо себя знаю. Остальная команда тоже выбралась из батиплана, и мы выстроились в шеренгу. Рипли и Жаб остались вне строя. — Надо перевести электрогенераторы в рабочий режим, включить обогрев и расконсервировать жилые отсеки, — сказал Жаб. — Потом отбой, отдыхать с дороги. Свободных жилых ячеек достаточно, так что, если кто хочет, может занимать двухместную комнату целиком. Он подошел к электрощиту на стене, ввел код и повернул рубильник. Светильники над головой зажглись, и мне стало немного легче.
Дата добавления: 2014-11-29; Просмотров: 414; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |