PTR. RF. SU. 13 страница

То же самое в случае с многочисленными Логосами. Тогда как Сосиош зороастрийцев создан по образу десятого брахманистского аватара и пятого Будды последователей Гаутамы; и мы находим первого, после того как он целиком перешел в каббалистическую систему царя Мессии, — отраженным в апостоле Гаврииле назареев, в Эбел-Зиво, Посланце, посланном на землю Владыкой Celsitude и Света; все они — индусские и персидские, буддийские и еврейские, Христос гностиков и Логос Филона — обнаруживаются объединенными в “Слове, ставшем плотью” из четвертого Евангелия. Христианство включило в себя все эти системы, залатавши и приспособивши себе по надобности. Возьмем, например, “Авесту” — мы находим там систему дуализма, так сильно преобладающую в христианской схеме. Борьба между Ахриманом,[268] Тьмою, и Ормаздом, Светом, шла в мире непрерывно с начала времен. Когда произойдет худшее и будет казаться, что Ахриман завоюет мир и развратит все человечество, тогда появится Спаситель человечества, Сосиош. Он придет верхом на белом коне, сопровождаемый армией добрых гениев, также восседающих на снежно-белых конях.[269] И мы обнаруживаем это с точностью скопированным в “Откровении”: “И увидел я отверстое небо, и вот конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный... И воинства небесные следовали за ним на конях белых” [ Откровение, XIX, 11, 14]. Сам Сосиош есть ничто другое, как более позднее персидское видоизменение индусского Вишну. Фигуру этого бога можно найти и ныне, изображающей его как Спасителя, “Сохранителя” (сохраняющего духа Божия), в храме Рамы. На картине он показан в своем десятом воплощении — как Калки-Аватар, который еще должен прийти — как вооруженный воин верхом на белом коне. Размахивая над головой мечом разрушения, он держит в другой руке диск, состоящий из многих колец, входящих один в другой — эмблему вращающихся циклов или великих веков,[270] ибо Вишну так должен появиться только в конце калиюги, что соответствует концу мира, ожидаемому нашими адвентистами. “Очи у него как пламень огненный, и на голове Его много диадим” [ Откровение, XIX, 12]. Вишну часто изображается с несколькими коронами, наложенными на голове одна на другую. “И увидел я одного Ангела, стоящего на солнце”. (17) Белый конь есть конь Солнца. [271] Сосиош, персидский Спаситель, также родился от девы,[272] и под конец дней он придет как Искупитель для обновления мира, но ему будут предшествовать два пророка, которые придут провозгласить его приход.[273] Вот почему евреи, у которых были Моисей и Илия, ожидают теперь Мессию. “Затем наступает всеобщее воскресение, когда добрые сразу же войдут в эту счастливую обитель — в обновленную землю; а Ахриман и его ангелы (дьяволы),[274] и грешники будут очищены путем погружения их в озеро из расплавленного металла... С тех пор все будут наслаждаться неизменным счастьем, и, будучи возглавляемы Сосиошем, постоянно будут петь хвалу Извечному”.[275] Вышеприведенные строки являются полным повторением приписываемого Вишну в его десятом аватаре, так как он тогда бросит грешников в адовы обиталища, в которых они, когда очистятся, будут прощены — даже дьяволы, восставшие против Брахмы и брошенные в бездонную пропасть Шивою,[276] так же как “благословенные” пойдут обитать с богами над горой Меру.

Проследив таким образом аналогичность взглядов в отношении Логоса, Метатрона и Медиатора в таком виде, как они изложены в “Каббале” и в “Кодексе” христиан-назареев и гностиков, читатель подготовлен к тому, чтобы должным образом оценить наглость замысла отцов церкви превратить чисто метафизическую фигуру в конкретную форму и повернуть все так, точно палец пророчества с незапамятных времен указывал в веках на Иисуса как на грядущего Мессию. Теомиф, созданный для символизирования грядущего времени, близком к завершению великого цикла, дня, когда “радостная весть” с небес провозгласит всемирное братство и всеобщую веру человечества, дня возрождения — был насильно искажен превращением его в уже совершившийся факт.

“Почему ты называешь меня благим? Никто не благ, кроме одного, то есть Бога ”, — говорит Иисус. Разве это речь Бога, второго лица Троицы, которое тождественно с Первым? И если этот Мессия или Святой Дух гностической и языческой Троиц пришел собственной персоной, то что он подразумевал, делая различие между собой, “сыном человеческим”, и Святым Духом? “И кто бы ни сказал слово против Сына человеческого — тому простится, но кто будет кощунствовать против Святого Духа, — тому не простится”, он говорит [ Лука, XII, 10]. И как объяснить эту поразительную тождественность сказанного им со сказанным за века до него каббалистами и “языческими” посвященными? Нижеследующее представляет только несколько примеров из множества.

“Ни один из богов, ни человек, ни Владыка, не может быть благим, а только один бог”, — говорит Гермес [ 501, VI, 55].

“Быть благим человеком невозможно, только Бог один обладает этой привилегией”, — повторяет Платон с небольшой разницей.[277]

За шесть веков до Христа китайский философ Конфуций сказал, что его учение просто и легко доступно пониманию [“Лунь-ю”, гл. 5, § 15]. К этому один из его учеников добавил: “Учение нашего Учителя состоит в том, что нужно иметь постоянную сердечную чистоту и делать другим то, чего желаем, чтобы другие делали нам”.[278]

“Иисуса Назарея — Мужа, засвидетельствованный вами от Бога силами и чудесами” [ Деяния, II, 22], — восклицает Петр, спустя значительное время после Распятия. “Был человек, просланный от Бога; имя ему Иоанн” [ Иоанн, I, 6], — говорит четвертое Евангелие, приравнивая, таким образом, Иоанна Крестителя к Иисусу. Иоанн Креститель в одном из наиболее торжественных моментов своей жизни, а именно в момент крещения Христа, не думает, что он собирается крестить Бога, но пользуется словом мужчина: “Сей есть, о котором я сказал: за мной идет муж” [ Иоанн, I, 30]. Говоря о себе Иисус сказал: “А теперь ищете убить меня, человека, сказавшего вам истину, которую слышал от Бога ” [ Иоанн, VIII, 40]. Даже слепой в Иерусалиме, будучи исцелен великим чудотворцем, полный благодарности и восхищения своим благодетелем, рассказывая об этом чуде, не называет Иисуса Богом, но просто говорит — “человек, называемый Иисус, сделал брение” [ Иоанн, IX, 11].

Мы кончаем этот список примеров не из-за недостатка других примеров и доказательств, но просто потому, что то, что мы теперь говорим, было уже сказано и доказано другими много раз до нас. Но нет более неисцелимого порока, как слепой и нерассуждающий фанатизм. Мало людей, которые, подобно д-ру Пристли, осмелятся писать:

“Мы не находим ничего похожего на божественность, приписываемую Христу, до времени Юстина Мученика (141 г. н. э.), который из философа превратился в христианина” [ 512, c. 2, раз. 2].

Магомет появился почти за 600 лет спустя после предполагаемого богоубийства.[279] Греко-римский мир все еще находился в конвульсиях религиозных расхождений, несмотря на все объявленные в прошлом имперские эдикты и насильственную христианизацию. В то время как Собор в Тренте вел диспуты о “Вульгате”, единство Бога спокойно вытеснило Троицу, и вскоре магометане превзошли численностью христиан. Почему? Потому что их пророк никогда не стремился отождествлять себя с Аллахом. Иначе, можно с уверенностью сказать, он не увидел бы расцвета своей религии. До нынешнего дня магометанство приобретало и приобретает больше последователей, чем христианство. Будда-Сиддхартха пришел как простой смертный, за века до Христа. Ныне находят, что религиозная этика этой веры по своей нравственной красоте намного превосходит все, что когда-либо снилось Тертуллианам и Августинам.

Истинный дух христианства может быть полностью найден только в буддизме; частично он проявляется и в других “языческих” религиях. Будда никогда не делал из себя Бога, также он не был обожествлен своими последователями. Известно, что в настоящее время буддисты по численности намного превосходят христиан — их число доходит до 500.000.000. В то время как случаи обращения в христианство буддистов, брахманов, магометан и евреев стали настолько редки, что показывают бесплодность усилий наших миссионеров, — атеизм и материализм гангренозными язвами все глубже вгрызается в самое сердце христианства. Среди языческого населения нет атеистов, и те немногие среди буддистов и брахманов, которые заразились материализмом, обычно попадаются лишь в больших городах, набитых европейцами, и то только среди образованных классов. Правильно сказал епископ Кидер:

“Если бы умному человеку пришлось выбирать для себя религию по тем людям, кто ее исповедуют, то, вероятно, христианство было бы последним, что он бы выбрал!”

В талантливо написанной небольшой брошюре, принадлежащей перу популярного лектора Дж. М. Пибла, доктора медицины, автор цитирует статью из лондонского “Athenaeum”, в которой описано благосостояние и цивилизация обитателей Яркенда и Кашгара, “которые кажутся добродетельными и счастливыми”. “Милосердные небеса!” — восклицает с жаром честный автор, который сам когда-то был священником универсалистом, — “не допустите миссионеров в “счастливую” и языческую Татарию!” [ 513 ]

С самых ранних дней христианства, когда Павел укорял Коринфскую церковь за преступление, “какого не слышно даже у язычников, что некто вместо жены имеет жену отца своего”; и за то, что они превращают “Святую Вечерю” в предлог для разврата и пьянства [ 1 Коринф., V, 1], — вероисповедание имени Христа всегда было более предлогом, чем свидетельством возвышенных чувств. Однако, правильное изложение этого абзаца следующее: “Везде среди вас слышно о непристойных деяниях, таких непристойных, как нигде среди языческих народов — даже об овладении или женитьбе на жене отца”. Кажется, что в этих речах налицо персидское влияние. Такие деяния “нигде среди народов” не происходили, за исключением Персии, где они рассматривались особо похвальными. Отсюда и возникновение еврейских повествований об Аврааме, женившемся на своей сестре, о Нахоре — на племяннице, об Амраме — на сестре своего отца, и о Иуде, женившемся на вдове своего сына, чьи дети, кажется, были законными. Арийские племена ценили эндогамные браки, тогда как татарские и все варварские народы требовали, чтобы все брачные союзы были эксогамными.

Был только один апостол Иисуса, достойный этого имени, и этим апостолом был Павел. Как бы руки догматиков ни исказили его “Послания”, прежде чем допустить их в Канон, — его концепцию о великой и божественной личности философа, умершего за свою идею, все еще можно проследить по его обращениям к различным языческим народам. Только тот, кто захотел бы лучше его понять, должен сначала изучить Логос Филона, порой отражающий индусского Шабду (логоса) школы Миманса.

Что же касается других апостолов — тех, чьи имена прикреплены к Евангелиям, то мы не можем по-настоящему поверить в их достоверность, когда обнаруживаем, что они приписывают своему Учителю чудеса, окруженные обстоятельствами, записанными если и не в старейших книгах Индии, то, по крайней мере, в таких, которые намного опережают христианство, и притом в точности соблюдая фразеологию этих преданий. Кто в дни своей простой и слепой доверчивости не восхищался трогательным повествованием в Евангелиях Марка и Луки о воскрешении из мертвых дочери Иаира? Кто когда-либо сомневался в его достоверности? И все же это повествование скопировано целиком из “Хари-Пураны”, где оно числится среди чудес, приписываемых Кришне. Мы переводим это с французской версии:

“Царь Ангашуна назначил обручение своей дочери, прекрасной Калавати, с молодым сыном Вамадэвы, могущественного царя Антарведи, по имени Говинда; обручение должно было совершиться с большой пышностью.

Но когда Калавати забавлялась в роще со своими подругами, ее укусила змея, и она умерла. Ангашуна разорвал на себе одежды, посыпал себя пеплом и проклял день, когда он родился.

Вдруг говор пронесся по всему дворцу, послышались крики, тысячу раз повторяющиеся: “Пация питарам; пация гурум!” “Отец! Учитель!” Затем подошел Кришна, улыбающийся, упираясь на руку Арджуны... “Учитель!” — закричала Ангашуна, бросаясь к его ногам и омывая их слезами: “Посмотри на мою бедную дочь!” — и он указал ему на тело Калавати, распростертое на циновке...

“Почему ты плачешь?” — ответил Кришна ласковым голосом. — “Разве ты не видишь, что она спит? Прислушайся к звуку ее дыхания, подобного вздоху ночного ветра, шелестящего листьями на деревьях. Смотри, как на щеках ее возобновляется краска; веки трепещут на ее глазах, точно собираются раскрыться; губы ее дрогнули, как будто она хочет что-то сказать; она спит — я вам говорю; вот посмотрите! она двигается, Калавати! Встань и иди!”

Едва Кришна это произнес, как дыхание, тепло, движение и жизнь мало-помалу вернулись в труп, и юная девушка, повинуясь велению полубога, встала со своего ложа и присоединилась к подругам. Но толпа восхищалась и кричала: “Это бог, раз смерть для него не более чем сон””.[280]

Все такие притчи навязаны христианам с добавлением догм, которые по своему чрезвычайному характеру превосходят самые дикие концепции язычества. Христиане, чтобы поверить в божество, нашли необходимым убить своего Бога, чтобы сами могли жить!

И теперь Верховным, непознаваемым, Отцом благоволения и милосердия и его небесной иерархией церковь распоряжается точно они являются театральными звездами и статистами, получающими жалование! За шесть веков до христианской эры Ксенофан разделался с таким антропоморфизмом бессмертной сатирой, записанной и сохраненной Климентом Александрийским:

“Есть над богами всеми единый Бог, божественнее смертных,
Чья форма не похожа на человеческую, как не похожа и его природа;
Но смертные напрасно возомнили, что боги им подобно рождены,
С человеческими чувствами, и голосом, и членами телесными;
Так львы или волы, когда б имели руки и уменье, подобно человеку,
Ваять резцом иль кистью отразить их представление о Боге,
То львы богам придали б сходство с львами, волы — с волами,
Каждый наделил бы божественное формой и натурой, присущей им самим”.[281]

И послушайте Вьясу — индийского поэта пантеиста, который, судя по тому, что доказывают ученые и как считает Жаколио, жил приблизительно 15 тысяч лет тому назад — как он рассуждает о Майе, иллюзии чувств:

“Все религиозные догмы служат только затемнению человеческого разума... Поклонение божествам, под аллегориями которых скрыто почитание законов природы, отгоняет истину в пользу самых низких суеверий” (“Вьяса Майа”).

Так христианству дано было изобразить для нас Всемогущего Бога по образцу каббалистической абстракции “Ветхого Днями”. От старых фресок на потолках соборов: католических молитвенников и других икон и изображений, мы теперь находим Его в изображении поэтической кисти Густава Дорэ. Внушающее Благоговейный страх, непознаваемое величие Того, кого ни один “язычник” не осмелился воспроизвести в конкретной форме, в нашем веке фигурирует в “Иллюстрированной Библии” Дорэ. Попирая облака, плывущие в высоте, оставив тьму и хаос за собою, а землю под ногами, стоит величественный старик; его левая рука придерживает развевающиеся вокруг него одежды, а правая приподнята в повелительном жесте. Он произнес Слово, и из его возвышающейся персоны струится сверкание Света — Шехина. Как поэтический замысел, эта композиция делает честь художнику, но делает ли она честь Богу? Лучше хаос за Ним, чем сама фигура, ибо там, по крайней мере, мы имеем торжественную тайну. Что же касается нас, то мы предпочитаем молчание язычников древности. При наличии таких грубых, антропоморфических и, по нашему мнению, кощунственных изображений Первопричины, кто может удивиться иконографической экстравагантности в изображениях христианского Христа, апостолов и мнимых Святых? У католиков Св. Петр вполне становится привратником Небес и сидит у дверей царствия небесного — в качестве билетера к Троице!

В религиозном столкновении, которое недавно произошло в одной из испано-американских провинций, на телах некоторых убитых были обнаружены паспорта, подписанные епископом епархии и адресованные Св. Петру, приказывающие ему “пропустить предъявителя сего, как истинного сына церкви”. Впоследствии было установлено, что эти уникальные документы были выданы католическим прелатом как раз перед тем, как его введенные в заблуждение прихожане пошли в бой по наущению своих священников.

В своем безмерном желании найти доказательства подлинности Нового Завета лучшие люди, наиболее эрудированные ученые, даже среди протестантского духовенства, слишком часто попадают в вызывающие сожаления ловушки. Мы не можем поверить, что такой ученый комментатор как Кэнон Уэсткотт мог остаться в неведении в отношении талмудистских и чисто каббалистических писаний. Как же тогда получается, что мы находим его с такой спокойной уверенностью цитирующим, в качестве “поразительных аналогий к “Евангелию от Иоанна””, отрывки из труда “Священник Гермия”, которые представляют собою целые сентенции из каббалистической литературы?

“Воззрение, которое Гермий выражает по поводу сущности Христа и его труда, полностью гармонирует с апостолической доктриной, и оно представляет поразительные аналогии “Евангелия от Иоанна”... Он (Иисус) есть утес, более высокий, чем горы, способный удержать весь мир, древний и все же имеющий новые врата!.. Он старше, чем творение, так что он советовался с Отцом о творении, им совершенном... Никто не придет к нему иначе, как только через его Сына”.[282]

Теперь, помимо того — как это автор “Сверхъестественной религии” вполне доказывает — что в этом нет ничего, что выглядело бы похожим на подтверждение доктрины четвертого Евангелия, — он пропустил констатацию того факта, что почти все, выраженное псевдо-Гермием в связи с его иносказательной беседой с “Господом” — есть очевидное цитирование с повторными вариациями “Зогара” и других каббалистических книг. Мы также можем сопоставить, чтобы читателю нетрудно было судить самому.

“Бог”, — говорит Гермий, — “посадил виноградник, то есть, Он сотворил людей и отдал их Своему Сыну; и Сын... сам очистил их от грехов, и т. д.”, то есть, Сын отмыл их в своей крови, в память чего христиане пьют вино во время причащения. В “Каббале” показано, что Старец Старцев или “Великий Лик” сажает виноградник, причем последний олицетворяет человечество, а виноградная лоза — Жизнь. Дух “Царя Мессии”, поэтому, показан как моющий свои одежды в вине сверху, от сотворения мира [ “3огар”, XI, с. 10]. Адам или А-Дам есть “кровь”. Жизнь плоти находится в крови (нэфеш — душа) [ Левит, XVII]. И Адам Кадмон есть Единородный. Ной тоже сажает виноградник, аллегорически — рассадник будущего человечества. В результате адаптации той же самой аллегории мы находим ее воспроизведенной в “Кодексе назареев”. Порождены семь виноградных лоз, которые происходят от Иукабар Зива, и Ферхо (или Парха) Раба поливает их водою [ 257, т. III, c. 60-61]. Когда благословенные вознесутся и станут среди сотворении Света, они увидят Иавар-Зиво, Владыку ЖИЗНИ и Первую ВИНОГРАДНУЮ ЛОЗУ! [ 257, т. II. с. 281; т. III, с. 59] Таким образом эти каббалистические метафоры вполне естественно повторены в “Евангелии от Иоанна” [XV, I]: “Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец мой — виноградарь”. В “Бытии” [XLIX] в уста умирающего Иакова вложены слова: “Не отойдет скипетр от Иуды [львенка] и законодатель от чресел его, пока не приидет Шилох (Силох) [Примиритель]... Он привязывает к виноградной лозе осленка своего и к лозе лучшего винограда сына ослицы своей, моет в вине одежду свою и в крови гроздов одеяние свое”. Шилох есть “Царь Мессия”, так же как Шилох в Эфраиме, который должен был стать столицею и местом святилища. В “Таргуме Онкилоса” вавилонянина слова Иакова звучат так: “Пока не придет Царь Мессия”. Это пророчество не оправдалось ни в христианском, ни в каббалистически-еврейском значении. Скипетр ушел от Иуды независимо от того пришел ли уже Мессия или придет, если только мы не поверим вместе с каббалистами, что Моисей был первым Мессией, перенесшим свою душу в Иошуа — Иисуса.[283]

Гермий говорит:

“И в середине долины он показал мне великий белый утес, который высился над долиной; и утес этот был выше гор, прямоугольный — такой, что мог удержать целый мир; но утес этот был стар; в нем были высечены ворота, и казалось мне, что высечены они были недавно”.

В “Зогаре” мы находим:

“На 40 000 высших миров белизна черепа Его Головы (наиболее священного Патриарха in absconditus) простирается...[284] Когда Сеир (первое отражение и подобие своего Отца, Древнего из Древних), тайною семидесяти имен Метатрона спустится в Иециру (третий мир), он откроет новые врата... Spiritus Decisorius разрежет и разделит одеяние (Шехину) на две части...[285] Во время пришествия Царя Мессии белый свет из священного кубического камня Храма будет исходить в течение сорока дней. Он будет распространяться, пока не объемлет весь мир... В это время Царь Мессия откроется, и его увидят выходящим из врат сада Одана (Эдема). “Он откроется в земле Галил”... [ 515, c. 11]. Когда “он воздаст за грехи Израиля, он поведет их через новые врата к седалищу правосудия”.[286] У Врат Дома Жизни трон приготовлен для Царя Славы” [ 257, т. III, с. 60].

Далее комментатор приводит следующую цитату:

“Этот утес и эти врата суть Сын Божий. “Почему, Господи”, — сказал я, — “этот утес старый, а эти врата — новые?” “Слушай”, — сказал Он, — “и пойми ты, невежественный человек. Сын Божий старше, чем все его творение, так как он был Советник Отца в Его трудах сотворения; и поэтому он стар”” [ 488, c. 178 ff].

Теперь, эти два утверждения не только чисто каббалистичны, совпадая даже по выражению, но также и брахманистские и языческие “Vidi virum excellentem coeli terroeque conditore natu majorem... Я видел наиболее превосходного (высшего) ЧЕЛОВЕКА, который старше по рождению, чем создатель неба и земли”, — говорит каббалистический “Кодекс”. [287] Элевсинский Дионис, чье особое имя было Якх (Якхо, Яхо),[288] — Бог, от которого ожидали освобождение душ, — считался старше, чем Демиург. В мистериях Анфестерий у озер (Limnae) после обычного крещения посредством очищения водой, мистов заставляли проходить через другую дверь (врата), специально для этой цели сооруженную, которую называли “вратами Диониса” и вратами “очищенных”.

В “Зогаре” каббалисты узнают, что создатель Демиург сказал Владыке: “Давайте сделаем человека по нашему образу”.[289] В подлинном тексте первой главы “Бытия” написано: “И элохимы (переведено как Высочайший Бог), которые являются высочайшими богами или властями, сказали: Давайте сделаем человека по нашему (?) образу, по нашему подобию”. В Ведах Брахма советуется с Парабрахмой, как наилучшим образом приступить к сотворению мира.

Кэнон Уэсткотт, цитируя Гермия, показывает его спрашивающим:

“И почему эти ворота новые, Господи? — спросил я. “Потому”, — ответил он, — “что он был проявлен в последний из дней завета; по этой причине ворота были воздвигнуты заново, чтобы те, которые будут спасены, могли через них войти в Царство Бога””.[290]

В этом абзаце имеются две особенности, заслуживающие внимания. Во-первых, он приписывает “Господу” ложное заявление — такого же рода, как заявление, так сильно подчеркнутое апостолом Иоанном, и которое в более поздний период ставило всех ортодоксальных христиан, воспринявших апостолические аллегории в их буквальном смысле, в такие неудобные положения. Иисус, в качестве Мессии, не был проявлен в последний из дней — ибо им еще предстоит наступить, несмотря на множество боговдохновенных пророчеств, за которыми следовало разочарование в надеждах, свидетельствовавших о его немедленном приходе. Вера, что настали “последние времена”, была вполне естественной, раз уж было признано, что Царь Мессия уже пришел. Вторая особенность заключается в том факте, что это пророчество вообще могло быть принято, если даже приблизительное его определение является прямым противоречием апостолу Марку, который вкладывает в уста Иисуса ясные слова, что ни ангелы, ни сам Сын не знают ни дня, ни часа этого [ Марк, XIII, 32]. Мы могли бы добавить, что так как верование это, бесспорно, возникло вместе с “Апокалипсисом”, то это должно послужить очевидным доказательством, что оно относится к вычислениям, свойственным каббалистам и языческим святилищам. Это было сокровенное вычисление цикла, который, по их расчетам, заканчивался во второй половине первого века. Это также можно считать подтверждающим доказательством того, что “Евангелие от Марка” так же, как Евангелие, приписываемое Иоанну, и “Апокалипсис” были написаны людьми, из которых ни один не был достаточно знаком с другим. Логоса сперва определенно называли петра (скала) по Филону; кроме того, это слово, как это мы уже доказали в другом месте, на халдейском и финикийском языках означало “истолкователь”. Юстин Мученик во всех своих писаниях называет его “ангелом” и делает ясное различие между Логосом и Богом-Творцом.

“Слово Божие есть Его Сын... и его также называют ангелом и апостолом, ибо он провозглашает все, что нам следовало бы знать (истолковывает), и послан объявлять все, что раскрыто” [ 468, т. I, с. 63].

“Адан Низший распределен по своим собственным путям на тридцать две стороны путей, все же он никому неизвестен, кроме Сеира. Но никто не знает ни ВЫСОЧАЙШЕГО АДАНА, ни Его путей, за исключением Великого Лика” — Верховного Бога.[291] Сеир есть “гений” назареев, которого называли Эбел-Зиво; и Гавриил Посланец — также “апостол Гавриил” [ 257, т. I, с. 23]. Назареи вместе с каббалистами верили, что даже грядущий Мессия не знал “Высочайшего Адана”, сокрытого божества; никто, кроме Верховного Бога, показывая таким образом, что выше верховного постигаемого божества есть один еще более сокровенный и непроявленный. Сеир-Анпин является третьим богом, тогда как “Логос” согласно Филону Иудею, является вторым.[292] Это ясно изложено в “Кодексе”.

“Ложный Мессия скажет: Я Дэус, сын Дэуса; мой Отец послал меня сюда... Я — первый Посланец, я — Эбел Зиво, я пришел с выси! Но не верьте ему: ибо он не будет Эбел Зиво. Эбел Зиво не позволит увидеть себя в этом веке”.[293]

Отсюда верование некоторых гностиков, что тот, кто “осенил” Марию, не был Эбел-Зиво (архангел Гавриил), а Ильда-Баоф, сформировавший материальное тело Иисуса; тогда как Христос соединился с ним только в момент крещения в Иордане.

Можем ли мы подвергать сомнению утверждение Норка, что “Берешит Рабба, самая старая часть из Мидраш Раббот, была известна отцам церкви в греческом переводе?” [294]

Но если, с одной стороны, они были достаточно ознакомлены с различными религиозными системами своих соседей, чтобы быть способными построить новую религию, якобы отличающуюся от всех других, то их невежество по части самого Ветхого Завета, уже не говоря о более сложных вопросах греческой Метафизики, как теперь найдено, было прискорбным. “Так, например, в “Евангелии от Матфея”, XXVII, 9, отрывок из “Захария”, XI, 12-13, приписан Иеремии”, — говорит автор “Сверхъестественной религии”. “У Марка, I, 2, цитата из “Малахии”, III, 1, приписана Исайе. В 1 Коринф., II, 9, приводится абзац, якобы взятый из Священного писания, которого вовсе не имеется в Ветхом Завете, но который взят, как установили Ориген и Иеремия, из апокрифического сочинения “Откровение Илии” (Ориген, Tract, XXXV), и этот абзац подобным же образом приводится в так называемом “Послании Климента Коринфянам”, XXXIV.

Насколько можно положиться на набожных отцов в их объяснениях различных ересей — это видно из случая с Епифанием, который ошибочно принял пифагорейскую священную Тетраду, названную в “Гнозисе” Валентина Кол-Арбас, — за вождя еретиков. [295] Что же касается невольных ошибок и умышленных фальсификаций учений, не совпадающих с их взглядами, — канонизации мифологической Aura Placida в пару христианских мучениц — Св. Ауру и Св. Плациду;[296] обожествления копья и покрова под именами святых Лонгима и Амфибола [ 424, c. 84] и приводимых отцами цитат из пророков, которых в самом деле у этих пророков никогда не было, — то в немом изумлении можно задать вопрос, была ли когда-нибудь так называемая религия Христа после смерти этого Великого Учителя чем-либо иным, как не бессвязным сном?

Настолько злобными мы находим святых отцов в своем безжалостном преследовании мнимых “ересей”, [297] что видим, как они, не колеблясь, рассказывают наиболее нелепые выдумки и изобретают целые повествования, чтобы лучше запечатлевать свои собственные, иначе необоснованные, аргументы на невежестве. Если ошибка в отношении тетрады сначала возникла как простое следствие невольного заблуждения Ипполита, то объяснения Епифания и других, впавших в ту же самую абсурдную ошибку,[298] выглядят менее безвинными. Когда Ипполит серьезно разоблачает великую ересь Тетрады, Кол-Арбас, и сообщает, что воображаемым вождем гностиков является “Колорбас, который пытается объяснить религию при помощи мер и чисел” [ 520, IV, § 13], — тогда мы можем просто улыбнуться. Но когда Епифаний с большим негодованием разглагольствует по этой теме, “которая является Ересью XV”, и, притворяясь тщательно ознакомившимся с этим предметом, добавляет: “Некий Гераклеон является последователем Колорбаса, что представляет собою Ересь XVI”,[299] — то здесь он не может уйти от обвинения в умышленной фальсификации.

Дата добавления: 2014-11-29