Денис Фонвизин

Фонвизин прославился мастерским чтением своих пьес. Внешне невыразительный и болезненный, он преображался, когда брал в руки листы рукописи своей пьесы и читал ее, как тогда говорили, «в лицах». При этом он умел пародировать людей, подражать их голосу и манерам, и слушатели покатывались со смеху, узнавая своих знакомых. Так, в Петергофе, в уютном Эрмитаже сразу же после ананасов и клубники к столу государыни, обедавшей с несколькими придворными, был «подан» Фонвизин со своей комедией «Бригадир», чем вызвал «прегромкое хохотанье». Впрочем, такова уж судьба многих художников и до сих пор – выступать на ковре у сытой власти, развлекая ее. Фонвизин не был исключением. Он всегда искал внимания власти, людей, был тщеславен и суетлив. Собираясь в Италию, он писал:

«Хочу нарядиться и предстать в Италии щеголем… Это русский сенатор! Какой знатный вельможа! Вот отзыв, коим меня удостаивают, а особливо видя на мне соболий сюртук, на который я положил золотые петли и кисти…»

Великий драматург, обличитель чужих пороков ведет себя, как Митрофанушка, и начисто лишен самоиронии. Впрочем, это также часто бывает с великими художниками…

Польза от его декламаций после третьего блюда была огромная. Его приметила императрица, похвалил и сделал своим помощником воспитатель наследника престола Никита Панин. Приглашения к вельможам посыпались одно за другим. Фонвизин прославился. Он шел к славе давно, готовился, усердно учился в гимназии, Московском университете. Как‑то раз, побывав в Петербурге, Фонвизин был потрясен не столько роскошью двора, сколько чудом театра, к которому с тех пор воспылал страстной любовью. Особенно нравилась ему комедия, сатира. Он был будто бы рожден для нее. Под его перо боялись попасть многие. Фонвизин был умен, наблюдателен, беспощаден, даже безжалостен к людям, которых вообще не любил. Светские удовольствия, женщины, еда, нарядная одежда неудержимо влекли его. Так часто бывает – ругаю свет, а сам из него не вылезаю!

«Народу было преужасное множество, но, – писал он приятелю, – клянусь тебе, что я со всем тем был в пустыне. Не было почти ни одного человека, с которым бы говорить почитал я хотя за малое удовольствие».

Разоблачая пороки, он сам не был добр и гуманен. Как‑то Панин подарил ему тысячу крепостных крестьян, которых он так разорил оброками, что они взбунтовались; вид их, оборванных и голодных, вызывал ужас и жалость следователей… Но не будем осуждать Фонвизина, ибо есть множество мизантропов и скряг, которые ничего не создали полезного для общества, а Фонвизин перелил свою мизантропию в гениальные пьесы. В чем же значение «Бригадира»? Это первая оригинальная русская комедия о современности, написанная на русском материале о типическом в нашей жизни. (Многое из того, что смешило зрителей XVIII века, сейчас не смешно. Наверное, так же будет со Жванецким, Шендеровичем и другими нашими сатириками, и потомки будут удивляться, что же нас так потешало? Так и «Бригадир». Но все же что‑то и осталось. Вот бригадирша. Это о ее типе сказана бессмертная фраза: «Толста, толста! Проста, проста!»)

Между тем писать пьесы и одновременно служить Фонвизину было трудно. С ранних лет его мучили страшные, порой невыносимые головные боли, ставшие, по его словам, «несчастьем жизни моей». Вероятно, у Фонвизина было высокое артериальное давление, и он постоянно находился на грани инсульта, который потом его и настиг…

В 1774 году Фонвизин женился на вдове Катерине Хлоповой, дочери богатого купца, что общество осудило как мезальянс. После женитьбы Фонвизин отправился в длительное путешествие за границу. По возвращении в Россию, уже в отставке, он заканчивал давно задуманного им «Недоросля». В этой пьесе затронуты те стороны русского характера, русской психологии, которые являются национальными чертами. И юмор… Ведь до сих пор «Недоросль» кажется смешным. И это примиряет нас с его архаичным языком, делает его понятным и близким. Пьеса была встречена с восторгом в столичном обществе, Фонвизин всюду ее читал и наслаждался успехом. В 1782 году «Недоросль» увидел сцену при полном восторге зрителей. К этому времени относится известная фраза Потемкина, ставшая афоризмом: «Умри, Денис, лучше не напишешь!»

Потемкин и Фонвизин были знакомы с детства – они учились в одной гимназии, и когда Потемкин стал фаворитом императрицы, знакомство продолжилось. Оно было весьма своеобразным. Не раз во время утреннего туалета вельможи Фонвизин выступал в роли шута, забавно передавая сплетни и пародируя окружающих. Впрочем, это мало помогало ему в делах карьеры. Екатерина не любила и сторонилась его. Нелюбовь государыни огорчала Дениса Ивановича, мешала ему получить всю славу, на которую он рассчитывал. В чем же дело? Конечно, государыня слегка ревновала его к Потемкину, не нравилась ей и близость Фонвизина к Панину – ее давнему оппоненту. Но важнее другое: императрица, писавшая бездарные пьесы, ревновала к таланту Фонвизина. Она не могла понять, как же этот шут пишет так, что люди умирают со смеху. В чем секрет его феноменального успеха и почему ее пьесам жарко хлопают одни только придворные и общество не растаскивает их тексты на цитаты, как происходило с текстами Фонвизина? Ведь и она остро пишет! Возможно, она и побаивалась Фонвизина – как бы ее в комедию не вставил! Так, она ни за что не хотела лично встречаться с Вольтером: а вдруг подсмотрит ненароком что‑то в ней, да и опозорит на всю Европу!..

Между тем головные боли становились все сильнее. Один инсульт следовал за другим. Поэт Иван Дмитриев видел Фонвизина в доме Державина за день до смерти драматурга:

«…Приехал Фонвизин. Увидя его в первый раз, я вздрогнул и почувствовал всю бедность и тщету человеческую. Он вступил в кабинет Державина, поддерживаемый двумя молодыми офицерами… Уже он не мог владеть одною рукою, равно и одна нога одеревенела… Говорил с крайним усилием и каждое слово произносил голосом охриплым и диким, но большие глаза его сверкали…».

Фонвизин принес новую комедию.

«Он подал знак одному из своих вожатых, и тот прочитал комедию одним духом. В продолжение чтения сам автор глазами, киваньем головы, движением здоровой руки подкреплял силу тех выражений, которые самому ему нравились. Игривость ума не оставляла его и при болезненном состоянии тела. Несмотря на трудность рассказа, он заставлял нас не однажды смеяться… Мы расстались с ним в одиннадцать часов вечера, а наутро он уже был в гробе».

И хотя к концу своего царствования она отошла от принципов, которые исповедовала в молодости, все же правление Екатерины II отмечено либерализмом политики власти и значительными успехами литературы и журналистики. На смену гениям времен Елизаветы Петровны М. В. Ломоносову и А. П. Сумарокову пришло новое поколение литераторов.

В середине 1760‑х годов засверкал гений Дениса Фонвизина.

Не менее талантливыми, чем Фонвизин, были драматурги Я. Б. Княжнин, В. В. Капнист, а Г. Р. Державин уже при жизни стал классиком русской поэзии. Роль Гавриила Державина в становлении русской литературы вообще огромна. Его оды были подлинными поэтическими шедеврами. В стихах Державина такая сила, мощь и выразительность, что это чувствуется и до сих пор. Бедный дворянский недоросль, потом долгие годы преображенский солдат, затем чиновник, Державин сделал карьеру благодаря не только своему уму, усердию и честности, но и поэзии.

В 1782 году он написал оду, которая оказалась пропуском во дворец и на долгие годы охранной грамотой Державина. Это была знаменитая ода «Фелица», в которой поэт обращается к Екатерине II как к придуманной киргизской княжне Фелице и хвалит ее за разные достоинства:

…Не дорожа твоим покоем,

Читаешь, пишешь пред налоем.

И всем из твоего пера

Блаженство смертным проливаешь;

Подобно в карты не играешь,

Как я от утра до утра…

Все сразу в стихах узнали императрицу, а самое главное – ей самой ода очень‑очень понравилась. Государыня сказала, что никто ее так не понял, как Державин. В награду Екатерина послала поэту золотую табакерку с надписью на пакете: «Мурзе Державину от киргиз‑кайсацкой княжны». Лишенное юмора начальство Державина даже поначалу заподозрило его во взятках от инородцев. В оде «Фелица» есть юмор, свежесть искреннего чувства, точнее – чувства любви, но не обычной, плотской, а возвышенной, государственной – так люди любят властителя только за одно то, что он властитель. С любовью же Державина к Екатерине сложнее. Он полюбил государыню за Наказ для Уложенной комиссии по созданию нового свода законов. В Наказе было столько правильных мыслей: спасение России – в самодержавии, самодержец обязан править по закону, закон должен быть справедлив, и ему должны подчиняться все. Там же дано определение свободы. Это – «право делать все, что позволено законом». Державин думал, что вот наступила новая эпоха, и с такой государыней исчезнет зло, несправедливость… Но от деклараций до реальной политики – дистанция огромная. Как бы то ни было, ода «Фелица» открыла ему путь к власти, его заметила и выделила государыня. Он стал губернатором, но нигде не мог удержаться подолгу, потому что пытался реализовать принципы Наказа буквально и в итоге завоевал звучную славу чудака, скандалиста и склочника. Но Екатерина II умела ценить и такие черты его характера, как прямоту, принципиальность, честность. В 1791 году она сделала его своим статс‑секретарем по приему жалоб. В деле защиты справедливости, исполнения долга он не знал сомнений. Это было не всегда приятно императрице – ведь она была самодержицей и порой с законом мало считалась. Как‑то раз они так сильно заспорили, что Державин даже накричал на императрицу, а когда она пыталась уйти, схватил ее за мантилью. Прибежавшему статс‑секретарю государыня сказала: «Василий Степанович! Побудь здесь, а то этот господин много дает воли своим рукам». Державин почти два года был одним из ее статс‑секретарей. Они дружили и ссорились, за это время он хорошо узнал эту необыкновенную женщину, многие иллюзии в отношении ее рассеялись. Да и Державин надоел государыне своей прямолинейностью и упрямством. И как‑то раз он заболел, а когда выздоровел, то узнал, что императрица уволила его из статс‑секретарей и сделала сенатором – типичное «понижение вверх».

Г. Р. Державин.

Не будем упрощать Державина – он не был Дон‑Кихотом. Когда‑то взятая на себя роль правдолюбца, который режет правду‑матку в глаза, вошла в плоть и кровь Державина. Конечно, эта роль отвечала его импульсивному характеру, но все‑таки это была во многом его игра, маска. На самом же деле он знал меру в обличениях и умел, когда нужно, помалкивать. Да иначе и быть не могло – Державин был и слыл необыкновенным жизнелюбом. Любовью к жизни, еде, телесному удовольствию буквально пышут его стихи. В своем доме на Фонтанке в одной из комнат он сделал настоящую восточную беседку с мягкими пуховыми диванами. Как было хорошо всхрапнуть здесь после обеда. Он обожал и свою Званку – имение на берегу Волхова. До глубокой старости его волновали деревенские девы с их «остренькими глазками беглянок и смуглянок». К женскому полу Державин был всегда слаб. В 1799 году он написал эроти ческое стихотворение «Русские девушки», а его «Шуточное пожелание» вошло даже в оперу Чайковского «Пиковая дама»:

Если б милые девицы

Так могли летать как птицы,

И садились на сучках, –

Я желал бы быть сучочком,

Чтобы тысячам девочкам

На моих сидеть ветвях…

При Александре I Державин стал министром. Но не успехи на служебном поприще обессмертили Державина уже при жизни. Люди ценили его как гения, как настоящего кудесника слова. Даже сейчас мы будто слышим в стихотворении «Снигирь» нежные и печальные звуки флейты под ритмичный рокот барабана на похоронах друга Державина, генералиссимуса Суворова:

Что ты заводишь песню военну

Флейте подобно, милый снигирь?

С кем мы пойдем войной на Гиену?

Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?

Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?

Северны громы в гробе лежат.

Кто перед ратью будет, пылая,

Ездить на кляче, есть сухари;

В стуже и в зное меч закаляя,

Спать на соломе, бдеть до зари;

Тысячи воинств, стен и затворов

С горстью россиян всё побеждать?

Творения русских литераторов свободно печатались в русских типографиях. Екатерининская эпоха стала временем частных типографий, невиданной прежде свободы публикаций. Среди многочисленных издателей, как гора, возвышается Николай Новиков, издавший более 1000 самых разных книг.

Новиков был не просто издателем; он организовал целую систему книготорговли, которая охватывала всю страну и была доступна для всякого любознательного человека. Новиков издавал популярные в обществе журналы «Трутень», «Живописец», «Кошелек», в которых полемизировал с самой Екатериной II, тоже не чуждой журналистике и драматургии. Известно, что императрица написала около десятка пьес. В типографии Новикова впервые на русском языке появились многие переводные книги Д. Свифта, Г. Мабли и других западноевропейских авторов. Переводы стали важным делом русских литераторов. В 1770‑е годы образовалось «Собрание, старающееся о переводе иностранных книг», членами которого были А. Н. Радищев, Н. А. Львов и др.

Энергия Новикова не знала предела – вокруг него постоянно собирались талантливые литераторы. Сначала это было «Дружеское ученое общество» при Московском университете, а затем «Типографская компания». Новиков и близкие ему люди были членами московской масонской ложи; Новиков издавал масонскую литературу. Это и стало поводом для гонений на Новикова. Он вышел из заточения только после смерти императрицы Екатерины, сломленный и больной. (Напомним, что такая же судьба постигла и А. Н. Радищева.) Екатерининское время знаменательно огромным числом частных журналов. Их, кроме Новикова, издавали А. П. Сумароков, М. М. Херасков, М. Д. Чулков, И. А. Крылов, Е. Р. Дашкова и многие другие. Русский читатель сразу же оценил достоинства журнальной формы, которая позволяла узнать многое из мира литературы, политики. Главной целью многих журналов было (как, впрочем, и теперь) желание развлечь, позабавить читателя, но также – созвучно эпохе – незаметно обучить его, просветить. Даже названия журналов говорят сами за себя: «Полезное увеселение», «Свободные часы», «Невинное упражнение», «Доброе намерение». «Всякая всячина» появилась в 1769 году и была первым русским сатирическим журналом.

Д. Г. Левицкий. Портрет Н. И. Новикова.

Журнал был по тем временам передовой – печатал смелые статьи, в том числе и против крепостного права. В нем печатала свои статьи Екатерина II. Новиков в своих журналах полемизировал со «Всякой всячиной», причем порой довольно остро, что государыне не нравилось, но раз заданный стиль политики, позволявший вести журнальную полемику, она долгое время выдерживала.

Заглянем в источник

Излюбленным объектом критики Новикова было безмерное увлечение всем иностранным, слепое доверие к проходимцам из‑за границы. Вот такой иностранец‑авантюрист и плут, разыскиваемый полицией у себя на родине, приезжает в Россию, где становится гувернером, убежденным в своем превосходстве: «…Я француз… и за одни разговоры могу брать столько денег…». Ему противопоставлялся добропорядочный профессор‑немец: «…Приехал я… чтобы увидеть Империю под владением премудрой императрицы… и… чтобы сыскать приличную своему состоянию должность…». Знаменито и шутливое объявление, помещенное Новиковым в журнале:

«Молодого российского поросенка, который ездил по чужим землям для просвещения своего разума и который, объездив с пользою, возвратился уже совершенною свиньею, желающие смотреть могут его видеть безденежно по многим улицам сего города».

Возможно, эта публикация навеяна скандальной историей «образовательной» поездки внебрачного сына Екатерины II и Григория Орлова Алексея Бобринского. Отправленный учиться в Европу, он прославился в Париже по преимуществу своими похождениями. Как сообщали доверенные люди императрицы, Бобринский «вел жизнь развратную, проигрывал целые ночи в карты и наделал множество долгов». Вокруг него вились проходимцы, которые обворовывали его… Императрица, которая поручила его русскому послу во Франции, узнав о разгульной жизни сына, потребовала его возвращения, но он дерзко отказался подчиниться воле государыни и переехал в Лондон. Там похождения юноши продолжались. Как писал видевший его современник, раз утром Бобринский ворвался к нему в комнату и умолял поехать с ним немедленно в Париж, «ибо знакомая ему одна особа внезапно туда уехала, а без нее он жить не может». С большим трудом, только 6 лет спустя после отъезда, в 1788 году, Бобринского, обремененного огромными долгами, удалось выманить в Россию, и императрица посадила его под домашний арест в эстляндском имении. Истинный свин!

Наводнение 1777 года. Екатерининский Петербург

Екатерина II гордилась Петербургом, городом, ставшим ей родным домом. Все годы своего правления она, не жалея сил и средств, украшала свою столицу. Правда, в 1777 году город постигло несчастье – первое великое наводнение. Несчастье пришло, как всегда, внезапно. После полуночи 10 сентября резко усилился ветер с запада (стал «жестким»), и в 5 утра Нева выступила из берегов «и наводнила мгновенно низменные части города», да так, что по Невскому и другим улицам люди плавали на лодках. Высота воды в то утро достигла 310 см выше ординара. Выше она поднималась только дважды: в 1824 году (410 см) и в сентябре 1924 года (369 см). Бешеный ветер с моря нес по воздуху сорванные с крыш листы железа, черепицу, разбивал стекла, выламывал рамы в Зимнем дворце, где находилась императрица Екатерина II.

Множество судов и барок, вошедших в Неву, сорвало с якорей. Буря швыряла их друг на друга, выбрасывала на берег. Как писала Екатерина II М. Гримму, на разрушенной Дворцовой набережной громоздились корабли. На Васильевском острове корабль из Любека не просто вынесло на берег, а забросило в стоящий в отдалении лес. Тогда же фактически погиб Летний сад: множество могучих деревьев повалило, сооружения разрушило водой. Вода быстро ушла, и город представлял собой ужасное зрелище. Трупы людей и животных, поваленные заборы, принесенный водой лес и дрова, мелкие и крупные суда, сломанные деревья – все это громоздилось в невероятном хаосе среди полуразрушенных домов, у которых были сорваны крыши, разбиты окна. Все погреба и склады оказались затоплены, товар перепорчен, купцы несли огромные убытки. Только рыбы было везде в достатке. После внезапного ухода воды ее находили в самых неожиданных местах: в погребах, подвалах, комнатах, прямо на улице…

Город при Екатерине II бурно жил и быстро изменялся. В конце XVIII века он обогнал по численности Москву – в нем жили около 200 тыс. человек. Но не многолюдством примечателен екатерининский Петербург. Его судьбу в ту пору определяло место, занятое Россией в царствование Екатерины II. Город стал одним из центров мировой политики, резиденцией великой государыни, более трети века со славой правившей огромной империей. Экономическая и военная мощь России тогда достигла расцвета и поражала современников. Не было более пышного двора в Европе, чем русский двор в Петербурге. Расходы на него в год смерти Екатерины II (1796) составляли гигантскую сумму, достигавшую почти 12% всех государственных трат!

Заглянем в источник

Огромный город с его пестрым населением, смешением разных народов, лиц, сословий оставлял у наблюдателя странное впечатление.

«Петербург, – пишет француз Сегюр, – представляет уму двойственное зрелище: здесь в одно время встречаешь просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и невежественную толпу. С одной стороны, модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона, с другой – купцы в азиатских одеждах, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и рукавицами и иногда с топорами, заткнутыми за ременными поясами. Эта одежда, шерстяная обувь и род грубого котурна на ногах напоминали скифов, даков, роксолан и готов… Но когда эти люди на барках или на возах поют свои мелодичные, хотя и однообразно грустные песни, сразу вспоминается, что это уже не древние свободные скифы, а москвитяне, потерявшие гордость под гнетом татар и русских бояр».

Сегюр верно подметил истоки поразительных контрастов Петербурга. Он писал, что «вопреки всему обаянию роскоши и художества, там власть ничем не ограничена, навсегда будут только господин и раб, как бы красиво не именовали их». Как писал Н. И. Тургенев, в екатерининское время «в С. – Петербург привозили людей целыми бараками для продажи». Авантюрист и развратник Казанова купил молоденькую девушку за ничтожную для него сумму, причем на вопрос, когда можно оформить свою покупку, его русский спутник ответил: «Хоть сейчас, коли хотите, и вздумай вы набрать себе целый гарем, так стоит лишь молвить одно слово, в красивых девушках недостатка здесь нет». Иностранцам были непривычны толпы дворни, жившей в домах богатых помещиков, отвратительные сцены дворянского быта с постоянным унижением людей и даже побоями.

Имперское могущество отпечаталось и на облике города. Об этом можно было судить по пышным празднествам, парадам на его площадях, по стилю жизни петербуржцев. В екатерининское время особенно ярко проявился «ментальный» конфликт с Москвой. Щегольское, новое, западное, стремительное, но одновременно черствое, холодное, отторгающее человека петербургское начало противопоставлялось московскому, старорусскому, хлебосольному, доброму, но ленивому, инертному, непредприимчивому началу. Отсвет двора, некая особая осведомленность о положении дел «в высших сферах» придавали даже петербургскому лакею, приехавшему с барином в Москву, значительность и важность.

К этому времени Петербург стал крупнейшим портом. На него приходилась половина внешней и две трети морской торговли страны. Купцам становилось выгодно торговать здесь. Порт на стрелке Васильевского острова был переполнен судами, которые приходили из 18 стран Европы. В 1760 году в порт зашло 338 судов, а в 1797 году – уже 1267, причем более половины из них – английские. Стали появляться корабли из Северо‑Американских Соединенных Штатов. Некоторые шкиперы из Бостона и других городов Массачусетса сделали торговлю с Россией своим основным занятием, плавали через океан десятки раз, называли свои корабли «С. – Петербург», «Нева» и т. д. Они везли в Америку множество разных товаров, преимущественно – железо, холст, юфть, кожу, пеньку, сало и лен, а также миллионы гусиных перьев. Это позволяет историкам в шутку предполагать, что Декларация независимости США была подписана 4 июля 1776 года перьями русских гусей.

Дата добавления: 2014-12-07