Формирование большевистского режима. гражданская война в России 2 страница

По-видимому, именно недостаток «политического обеспечения» белого движения, ставший особенно заметным после устранения эсеров, сыграл решающую роль в его разгроме. Гражданская война в России вновь - после религиозных войн средневековья и Великой французской революции - продемонстрировала огромную роль политических лозунгов, идеологии в сплочении и мобилизации масс. «Военизированные» белые в отличие от «политизированных» красных не смогли использовать эту козырную карту. Данное обстоятельство порождено было относительной слабостью, нединамичностью правых, буржуазных политических сил, не сумевших отрешиться и адаптироваться к резко изменившейся после Февраля и затем Октября обстановке. Белое движение оставалось разнородным, объединенным во многом негативной целью (борьбы с большевиками). Все это не только не позволило выработать четкие и популярные политические лозунги, но и способствовало внутреннему моральному перерождению белого движения. «Начатое «почти святым», оно попало в руки «почти бандитов», - с горечью писал один из его идеологов Шульгин В.В.

Несмотря на то, что все белые правительства признали верховенство Колчака, между лидерами белых сохранялась несогласованность действий и внутренние антагонизмы (Колчак - чехословаки, Забайкальский атаман генерал Семенов Г.М.; Деникин - Краснов, Кубанская рада и т.д.). Важную, возможно решающую роль сыграла недостаточная согласованность действий Антанты противоречия белых с национальным движением и т.н. лимитрофными государствами.

На стороне большевиков было преимущество – центральное положение в России. Это позволяло им не только использовать мощный экономический потенциал (2/3 населения и подавляющая часть металлообрабатывающей промышленности), но и быстро маневрировать силами. Благодаря созданному ими огромному госаппарату они могли лучше концентрировать ресурсы, эффективней подавлять оппозицию и проводить массовые мобилизации в армию. Несмотря на огромное дезертирство, численность Красной Армии выросла с 0,3 млн. весной 1918 г. до 1,6 млн. в начале 1919 г. и 5,5 млн. в конце 1920 г. Для сравнения: у Колчака было 400 тыс.чел., у Деникина – более 160 тыс., у Юденича – до 20 тыс. Неудивительно, что уже к концу 1919 г. Красная армия одержала решающие победы и лишь вступление в войну Польши в 1920 г. оттянуло срок завершения гражданской войны на территории Европейской России до осени 1920 г.

Поставленные перед суровым выбором рабочие и, отчасти крестьяне после колебаний склонялись все же к большевикам, рассматривая их как меньшее из зол (дали землю, воюют против прежних порядков, против «бар» и «буржуев»). Но поддержка большевиков была ограниченной и условной. Среди крестьян (в меньшей мере и рабочих), едва ли не повсеместно наблюдались настойчивые попытки поисков «третьего пути». Они проявлялись в массовом дезертирстве из обеих враждующих армий, в махновщине, в движении зеленых, выступлениях рабочих против большевиков и т.д. «Средний» путь по-прежнему искали меньшевики и эсеры, отказавшиеся от вооруженной борьбы с большевиками, но, даже противодействуя белым, не желавшие поддерживать и «красных». Раскол общества, ожесточенность глобального конфликта обрекали эти попытки на трагический исход.

Военный коммунизм. Гражданская война, поставившая большевистский режим на волосок от гибели, потребовала создания огромной армии, максимальной мобилизации всех ресурсов, а отсюда дальнейшей централизации власти и подчинения ее контролю всех сфер жизнедеятельности общества. Частичное «наложение», совпадение задач, диктовавшихся чрезвычайной обстановкой, с представлениями о социализме как бестоварном, централизованном обществе, «единой фабрике», а также революции, произошедшие в Европе, с небывалой силой возродили у большевиков психологию революционного штурма и привели к формированию феномена военного коммунизм. Термин «военный коммунизм» был введен в оборот известным социал-демократом Богдановым А.А. Военный коммунизм - социокультурное явление, включавшее в себя не только особую экономическую политику, но и «свой» политический режим, идеологию и тип общественного сознания. Военный коммунизм, сложившийся в основном к началу 1919 г., представлял собой попытку сверхбыстрого перехода к коммунизму, с помощью чрезвычайных средств, частично позаимствованных у «империалистических» стран периода мировой войны. Он был порожден не только утопической верой в мировую революцию, но и всей логикой предшествующего развития Советской России. Его необходимыми предпосылками стали: создание мощного госаппарата и чисто большевистского правительства, провал более острожной политики «госкапитализма» и опыт военно-политического нажима на деревню весной-летом 1918 г.

В период военного коммунизма почти полностью была национализирована промышленность. Дальнейшее развитие продовольственной диктатуры привело в начале 1919 г. к продразверстке. Одновременно была предпринята попытка широкого обобществления крестьянских дворов (своего рода репетиция коллективизации), но она в целом не удалась. Огромная инфляция в сочетании с курсом на ликвидацию товарно-денежных отношений привела к господству уравнительного государственного распределения, к натурализации заработной платы. К числу «социальных новаций» военного коммунизма относится принудительная кооперация населения, отмена платы за коммунальные и некоторые другие услуги, введение всеобщей трудовой повинности и милитаризация труда рабочих, создание трудовых армий.

Своеобразной расплатой за сверхцентрализацию управления, регламентацию всех сторон общественной жизни и за стремление «велениями пролетарского государства» непосредственно перейти к социализму и коммунистическому распределению явилась быстрая бюрократизация. В 1920 г. 40% трудоспособного населения Москвы и Петрограда составляли служащие (в Петербурге в 1910 г. - 6,7%), Эти процессы шли одновременно с укреплением политической монополии РКП(б). 14 июня 1918 г. из Советов были исключены меньшевики и эсеры, после 6 июля - большинство левых эсеров. Отмена этих решений - в отношении меньшевиков 30 ноября 1918 г., а эсеров - 26 февраля 1919 г. принципиальных изменений в сложившийся по существу однопартийный режим не внесла. Функции партии большевиков, выступавшей не только идеологическим, но и во многом организационным стержнем военного коммунизма, все более сливались с функциями госаппарата, а сама партия все более обюрокрачивалась. Согласно сведениям, собранным к IX съезду РКП(б), 53% большевиков являлись служащими, на фабриках и заводах работало лишь 11% коммунистов.

Острейшая обстановка, ставка на государственное принуждение, всемерное культивирование классовой ненависти привели к господству «чрезвычайщины» и массовым репрессиям. Уже в феврале 1918 г. вводится смертная казнь (отмененная II съездом Советов), в том же году начинают создаваться концлагеря. В ответ на покушение на жизнь Ленина и убийство чекиста Урицкого М.С. 5 сентября декретом СНК была введена политика красного (по существу - классового, не виданного ранее) террора, предусматривавшая взятие заложников и расстрел всех лиц, «прикосновенны к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам», а на деле и просто подвернувшихся «под руку» буржуев. Почти бесконтрольная деятельность ЧК, местных властей приводила к злоупотреблениям властью, к произволу и уголовщине, провоцировала антисоветские мятежи.

Гражданская война и военный коммунизм наложили сильный отпечаток на общественное сознание, придав ему еще большую жесткость, бескомпромиссность, веру во всемогущество насилия и военных методов управления. В «военно-коммунистическом» сознании удивительным образом уживалась вера в светлые идеалы, революционный романтизм и пренебрежение человеческой жизнью, личностью и всей существовавшей до Октября «буржуазной» культурой.

В результате отчуждения трудящихся от власти на решения Советов или иных органов политической системы, призванных выражать интересы масс, а мятежи и забастовки 1920-1921 гг. заставили большевиков отойти от этой политики «революционного романтизма» и перейти к НЭПу. Но речь шла лишь о смене политики. Военно-коммунистическая идеология и психология, пропитавшая большевиков, часть рабочего класса, стала как бы квинтэссенцией коммунистического духа и неотъемлемой частью последующей истории большевизма.

Таким образом, небывалый по остроте социально-политический кризис в России, совпавший с общеевропейским кризисом, а с другой стороны, сильные революционные традиции и относительная «небуржуазность» страны (уровень развития буржуазии не соответствовал уровню капитализма из-за огромной роли государства и иностранного капитала в экономике), мощные пережитки феодализма в социально-экономической сфере и в массовом сознании - все это подтолкнуло Россию к поискам некапиталистического, альтернативного пути развития под руководством большевиков. Им удалось сохранить государственность, суверенитет России и создать – в условиях кризиса рыночных отношений – новую экономическую модель. Однако, несмотря на заявления большевиков об их стремлении к «подлинной» демократии и «отмирающему государству – коммуне», управляемому самими массами, их путь выхода из общенационального кризиса неизбежно привел к свертыванию всякой демократии, к формированию жесткой однопартийной диктатуры и бюрократической системы, гораздо более мощной, чем в царской России. Большевики не только реализовали те «антинародные» меры, которые предлагала буржуазия летом 1917 г. (введение смертной казни, милитаризации труда, устранение Советов), но и на порядок превзошли их, превратив тотальное государственное принуждение и террор в важнейшие рычаги управления. Победе большевистской альтернативы способствовали не только массированное насилие и разнородность противостоящих им сил, но и частичное соединение коммунистической идеологии (понимавшейся массами на уровне лозунгов) с особенностями традиционалистского, общинно-уравнительного сознания, в котором новая идеология постепенно замещала религию. Объективно, огромная роль государства отчасти идеологии послужили компенсаторами социально-экономической дезорганизации общества и помогли мобилизовывать ресурсы для выхода из кризиса. В результате Октябрьского переворота и гражданской войны был почти сметен (или частично ассимилирован) тот относительно узкий европеизированный социокультурный слой, который водник в России после петровских реформ. Окончательно этот слой был ликвидирован в 1920-1930 гг.

Литература

Белое движение: исторические портреты: Л.Г. Корнилов, А.И. Деникин, П.Н. Врангель... М., 2006.

Бордюгов Г.А., Козлов В.А. «Военный коммунизм»: ошибка или «проба почвы»? // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства. М., 1991.

Верт Н. История Советского государства. 1900-1991. М., 1992.

Волкогонов Д.А. Ленин. М., 1994.

Гимпельсон Е.Г. Формирование советской политической системы. М., 1995.

Гражданская война в России. 1917-1922. М., 2006.

Гражданская война в СССР. М., 1986. В 2 т.

Иоффе Г.З. Революция и судьба Романовых. М., 1992.

История внешней политики СССР. Т. II. М., 1986.

Кабанов В.В. Крестьянское хозяйство в условиях военного коммунизма. М., 1988.

Карр Э. История Советской России. Большевистская революция. 1917-1923. М., 1990.

новая экономическая политика (Нэп)

Международное положение. В результате мировой и гражданской войн в Европе складывается новея геополитическая ситуация. Ломается традиционная схема регионального равновесия «2 + 1»: два континентальных центра силы (Франция против России, Австрии, Пруссии - конца ХVIII - начала XIX вв.; Германия против Франции, России - начало XX в., и годы Первой мировой войны и т.д.) и Великобритания в роли арбитра, препятствующего чрезмерному усилению одного из них. Стратегическая ориентация новых российских лидеров на «всемирную пролетарскую революцию» и стимулирование ими в этой связи деятельности Коммунистического Интернационала усложнило систему равновесия. Место схемы «2 + 1» занимает другая: «2 (Франция против Германии) + (Великобритания) + 1 (СССР, стоявший как бы вне системы «цивилизованных» государств). Фактором, дестабилизирующим международное равновесие на Востоке, явилось усиление Японии, в кратчайшие сроки создавшей современные отрасли промышленности, но «обделенной» колониями. Однако, несмотря на враждебность мировых держав и СССР, противоречивость их геополитических, экономических интересов препятствовала созданию действенной антисоветской коалиции.

Большевистские лидеры после неудачной попытки «революционизирования штыком Европы» советско-польскую войну и спада революционной волны в Европе вырабатывают новую модель поведения «социалистического государства в капиталистическом окружении», покоившуюся на двух противоречивых основаниях: основополагающем принципе «пролетарского интернационализма», в соответствии с которым СССР поддерживал коммунистическое, национально-освободительное движение в мире, и прагматической концепции мирного сосуществования государств с различным общественным строем, подразумевавшей нормализацию межгосударственных отношений с западными странами (с теми самыми, внутриполитическую стабильность которых был призван подорвать Коминтерн). В советской внешней политике 1920-х гг. идеологические императивы постепенно уступали место прагматическому курсу. В результате СССР в основном сумел преодолеть состояние дипломатической изоляции, хотя и продолжал рассматриваться мировым сообществом как инородное, а отчасти, и враждебное в нем тело.

Внешний фактор развития Советских Республик (в 1922 г. объединившихся в СССР) оказывал значительно влияние на формирование большевистского внутриполитического курса. Исчерпание надежд на скорое свершение мировой революции и материально-техническую помощь западного пролетариата побудило большевистский режим к проведению более гибкой линии в отношении отечественного крестьянства, что, в конечном счете, привело к замене «военно-коммунистической» модели перехода к социализму нэповской.

К тому же толкали и внутренние обстоятельства. К 1921 г. население России (по сравнению с осенью 1917 г.) уменьшилось на 10,9 млн.чел., промышленное производство сократилось в 7 раз, а валовая продукция сельского хозяйства в 1920 г. составила две трети довоенного уровня. Попытка найти выход из кризиса на основе эскалации государственного принуждения (решения IX съезда РКП(б), весна 1920 г.) вызвала массовые крестьянские восстания («антоновщина», повстанческое движение на Украине, в Среднем Поволжье, на Дону, Кубани, в Туркестане, в Западной Сибири), волнения в Петрограде, восстание в Кронштадте в марте 1921 г. В этой ситуации Ленин делает вывод: «только соглашение с крестьянством может спасти социалистическую революцию в России, пока не наступила революция в других странах».

На X съезде РКП(б) (март 1921 г.) принимается решение о замене продразверстки продовольственным налогом - первый шаг к НЭПу. Отныне предполагалось не забирать у крестьянина все «излишки» выращенных им продуктов, лишая всякого стимула к расширению производства, а установить твердый налог - процентное отчисление от урожая. Место голого принуждения занимал материальный интерес. Первоначально торговля оставшимися у крестьян после сдачи продналога продуктами разрешалась только «в пределах местного оборота» – неподалеку от места жительства крестьян. Главным направлением «смычки» промышленности и сельского хозяйства определялся товарообмен через аппарат Народного комиссариата продовольствия и кооперацию. Жизнь показала утопичность этой политики. К тому же страну поразил жестокий голод. В 1921-1922 гг. от голода и болезней погибло 3,3-5 млн.чел. Советское руководство в августе - сентябре 1921 г. вынуждено пойти на отмену государственного товарообмена, разрешить свободную торговлю хлебом, встать на путь раскрепощения товарно-денежных отношений. Вывод о широком использовании рыночных отношений в переходный от капитализма к социализму период - это то новое, что отличало большевистские плены социалистического строительства осени 1921 г. от планов весны 1918 и весны 1921 г. Сложившийся с переходом к новой экономической политике в стране строй Ленин охарактеризовал как «госкапитализм в пролетарском государстве».

Концепция нэпа. Существовали две основные точки зрения на НЭП. «Сменовеховцы» (представители идейного течения в интеллигенции, от названия сборника статей авторов кадетской ориентации «Смена вех». Прага, 1921) и меньшевики считали, что большевики, несмотря на утопичность своих социалистических целей, реально открыли дорогу эволюции российского общества к капитализму, поэтому их следующим шагом должно стать дополнение экономической либерализации политической - установление демократической республики (за это выступали и все другие партии).

Первоначально большевистские теоретики рассматривали переход к нэпу как исключительно тактический ход, временное отступление, вызванное неблагоприятным соотношением сил. Но в дальнейшем они постепенно, с трудом начали склоняться к пониманию нэпа как одного из возможных путей к социализму: не прямого – через фронтальную борьбу с несоциалистическими укладами, быструю замену рынка планом (считалось, что этот путь будет характерен для развитых капиталистических стран); а опосредованного - через относительно длительное сосуществование социалистического и несоциалистического укладов, постепенное - при опоре на «командные высоты» в политике, экономике, идеологии - вытеснение несоциалистических хозяйственных форм.

В отличие от теоретиков II Интернационала, «сменовеховцев», считавших, что если Россия не достигла такой высоты развития культуры, производительных сил, при которой возможен социализм, то не надо его и строить, Ленин полагал, что социализм можно постепенно построить, опираясь на государство диктатуры пролетариата. Главное, что в результате воздействия мировой войны, нерешенности аграрного вопроса в России удалось осуществить «союз «крестьянской войны» с рабочим движением и революционная марксистская партия пришла к власти. В результате произошло «завоевание … не совсем обычных условий для дальнейшего роста цивилизации», как бы обратный порядок создания предпосылок для социализма. Не так, как в классическом марксизме: сначала накопление в рамках капитализма всех материальных предпосылок нового общества, а потом (через социалистическую революцию и относительно кратковременный период диктатуры пролетариата) создание соответствующей надстройки, а наоборот. Поскольку российское общество отличалось многоукладностью (в нем сосуществовал социализм, госкапитализм, капитализм, мелкотоварный и патриархально-крестьянский уклады) возрастала относительная самостоятельность государства, поэтому революционный режим, при условии дисциплинированности, монолитности политического авангарда - партии, отнюдь не был обречен на перерождение. Опираясь на минимум материальных, социокультурных предпосылок нового общества, он мог сам, «сверху», ускоренно подтянуть отсталые технологические, социально-экономические структуры («на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя двинуться догонять другие народы»), создав тем самым недостающие предпосылки социализма. Следовательно, надо не «размягчать» режим диктатуры пролетариата, а всемерно его укреплять. Поэтому Ленин не соглашался с мерами политической либерализации. Более того, в мае 1922 г. он предлагает «расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)… ко всем видам деятельности меньшевиков, с.-р. и т.п....)». Уже в первой половине 1920-х гг. остатки многопартийности в СССР были насильственно ликвидированы.

В целом модель нэповской организации общества, разработанная большевистским руководством и осуществленная на практике, включала в себя жесткий однопартийный режим и административно-рыночную систему хозяйства, с минимальной связью с мировой экономикой (сведенной в основном к внешней торговле на основе монополии), государственной собственностью на крупную, значительную часть средней промышленности, торговли, транспорт; расчетом в промышленности, действовавшем в ограниченном лишь на уровне находившихся в собственности государства трестов (объединений, предприятий), неэквивалентным обменом с деревней (безвозмездное отчуждение части ее продукции в форме продналога); торможением роста индивидуального крестьянского хозяйства в деревне.

Экономические результаты нэпа. В промышленности прирост продукции осуществлялся высокими темпами: 1921 г. – 42,1%, в 1922 г. - 30,7%, в 1923 г. - 52,9%, в 1924 г. - 14,4%; в 1925 г. - 66,1%, в 1926 г. - 43,2%, в 1927 г. - 14,2%. Однако это официальные, завышенные данные. Так, согласно им национальный доход СССР в 1928 г. по сравнению с дореволюционным временем вырос на 19%. По подсчетам же современных исследователей он оказался на 12-15% ниже уровня 1913 г. Причем, рост промышленного производстве в дореволюционной России продолжался не до 1913 г., а до 1916 г. Уровня 1916 г., даже по завышенным официальным данным, народное хозяйство СССР достигло по большинству показателей не в 1925 г., а лишь в 1927-1928 хозяйственном году. «Восстановительным эффектом» во многом и объяснялись высокие темпы экономического «роста» при нэпе: загружалось имевшееся оборудование, вводились в оборот старопахотные земли. Когда же к концу 1920-х гг. эти резервы иссякли, страна оказалась на пороге острейшего кризиса, в основе которого лежала нехватка капиталов для реконструкции промышленности. Известно, что в индустрии в 1928 г. создавалось прибыли на 20%, а на железнодорожном транспорте в 4 раза меньше, чем до войны, в обеих отраслях - в 2 раза меньше.

Высокими темпами (особенно в первой половине 1920-х гг.) развивалось и сельское хозяйство. В 1925 г. валовой сбор зерновых на 20,7% превысил среднегодовой сбор в 1909-1913 гг., в последующие годы производство зерна постепенно уменьшалось за счет роста производства технических культур. К 1927 г. был достигнут довоенный уровень в животноводстве. По некоторым оценкам, потребление пищевых продуктов в 1927 г. превысило уровень дореволюционной России.

Однако рост крупного товарного крестьянского хозяйства сдерживала налоговая политика: 1922/23 гг. было освобождено от сельхозналога 3%, в 1923/24 - 14%, в 1925-26 – 25%, в 1927 – 35% беднейших крестьянских хозяйств. Зажиточные крестьяне, составившие в 1923/24 г. 9,6% крестьянских дворов, выплатили 29,2% суммы налога. В дальнейшем удельный вес этой группы в налогообложении еще больше возрос. В результате темпы дробления крестьянских хозяйств были в 1920-е гг. в 2 раза выше, чем до революции (со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями для товарности крестьянского хозяйства). Разделяя дворы, зажиточные слои деревни пытались ускользнуть из-под налогового пресса.

Низкая товарность крестьянского производства приводила к заниженным объемам экспорта сельскохозяйственных продуктов, а, следовательно, и импорта, столь необходимого для модернизации страны оборудования. По сравнению с 1909-1913 гг. в 1925 г. их экспорт составил 21,7%, в 1926 г. - 27,1%. В 1928 г. из-за небольших объемов экспорта СССР смог ввезти лишь половину импорта оборудования дореволюционной России (при этом пришлось пожертвовать импортом предметов потребления, который сократился по сравнению с 1913 г. в 10 раз).

Итак, хотя, на первый взгляд, в 1920-е гг. социально-экономическое развитие страны осуществлялось успешно, в нем обнаружились тревожные явления. Низкая товарность аграрного сектора отрицательно сказывалась на экспорте, а значит, и импорте оборудования, что замедляло темпы технологического обновления советской индустрии, не позволяло наверстывать технико-экономическое отставание от стран-лидеров, т.е. реализовать стержневую идею ленинского замысла: «на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя двинуться догонять другие народы»; обостряло проблему безработицы (количество безработных в 1927 г. составило 12% от числа занятых в народном хозяйстве рабочих и служащих; если в 1922 г. на биржах труда зарегистрировалось 160 тыс. безработных, то на 1 апреля 1927 г. их насчитывалось уже 478 тыс.чел.).

Эти и другие социально-экономические проблемы, переплетаясь с борьбой за власть, лежали в основе внутрипартийных дискуссий, сотрясавших партию и страну в период нэпа.

Механизм внутрипартийной дискуссии. Авторитарный политический режим 1920-х гг., как и любой режим данного типа, мог быть эффективным лишь при безусловном авторитете вышестоящих инстанций по отношению к нижестоящим. Авторитет достигался последовательностью, четкостью, непротиворечивостью спускаемых сверху указаний. Между тем, в 1920-е гг. народное хозяйство в своей основе оставалось рыночным, подверженным колебаниям. Импульсы от кризисных сбоев в работе экономического механизма цепи: «экономика - госсектор - государство – партия» приводили к появлению в партийном руководстве различных оценок причин хозяйственных затруднений, предложений о путях их преодоления. Это вело к возникновению в партии группировок, борьба которых способна была парализовать авторитарный режим. Объективно возникало противоречие между императивами политического авторитаризма и плюралистической экономики.

Противоречие снималось присутствием на вершине партийно-государственной пирамиды харизматического лидера - Ленина, перед которым склоняли голову самые амбициозные большевистские руководители. Вождь служил своеобразным компенсатором отсутствия демократического механизма принятий решений, учета прав меньшинства. Опираясь на свой непререкаемый авторитет, Ленин добивался согласия противоборствующих сторон, интегрировал различные точки зрения, имел возможность проводить последовательный политический курс. Положение резко изменилось после его смерти: сложилась парадоксальная ситуация - авторитарный режим без авторитарного вождя.

Объективно возможно было двоякое развитие событий. Либо выдвижение нового вождя, либо переход к социал-демократической модели партии (сосуществование фракций, платформ в партии), к плюралистической общественной модели. Учитывая, что большевизм как политическое течение сформировался в непримиримой борьбе с российским вариантом социал-демократии - меньшевизмом, переход его лидеров на социал-демократические позиции был немыслим. Выдвинуть же нового вождя мешали политические амбиции большевистских олигархов, их неспособность договориться между собой о преемнике Ленина.

В сложившихся условиях реальная власть в партии и государстве принадлежала группировке, контролировавшей партийный аппарат. Следовательно, та или иная объективно возникавшая «фракция» для того, чтобы утвердить свою позицию должна была, в свою очередь, овладеть партаппаратом, т.е. бороться за власть. Это придавало внутрипартийным дискуссиям крайнюю ожесточенность. С другой стороны, в условиях переплетения партийной, государственной, хозяйственной властей борьба претендентов на лидерство неизбежно принимала форму соперничества конкурирующих социально-экономических программ. После каждого раунда внутрипартийной дискуссии (1923-1924 гг. - борьба с «троцкистами», 1925 г. - борьба с новой оппозицией - сторонниками Каменева - Зиновьева, 1926-1927 гг. - борьба с объединенной «троцкистско-зиновьевской» оппозицией) число потенциальных «наследников Ленина» уменьшалось. Все четче вырисовывались контуры нового вождя - Сталина. Он начал целенаправленную и изощренную борьбу за власть, и, в частности, за оттеснение Троцкого еще до смерти Ленина и уже в 1925 г. завоевал положение не только официального, но и «неформального» (хотя и далеко не единственного) вождя.

Основные противоречия нэпа. По мере завершения восстановительного периода обострялись присущие нэпу противоречия.

В экономике: Загрузка производственных мощностей требовала значительных инвестиций для обновления машинного парка, создания новых производств. Причем, речь шла о капиталоемких отраслях тяжелой индустрии с длительным сроком оборота капитала. Однако жесткая политика большевиков в вопросах уплаты дореволюционных долгов, компенсаций за национализированную собственность препятствовали притоку капиталов извне. Перелив же внутренних частнокапиталистических накоплений блокировался законодательным путем. Индустриальный рост требовал увеличения товарности крестьянского хозяйства (чтобы накормить растущие города, обеспечить сырьем промышленность, форсировать агроэкспорт с целью импорта оборудования), однако в деревне тормозилось развитие индивидуальных крупнотоварных хозяйств.

В социально-политической сфере: Усиливалось противоречие между многообразием социальных интересов и большевистским авторитаризмом. Хозяйственно возрождающаяся деревня, крепнущий частнопредпринимательский сектор стремились обеспечить политические гарантии своих экономических интересов (требования «Крестьянского союза», политической либерализации и т.д.), что в условиях однопартийной системы создавало почву для усиления фракционной борьбы в ВКП(б).

Нарастал антагонизм между политикой и экономикой. В городе партию в основном пополняли «рабочие от станка», не питавшие особых симпатий к «нэпманам». В деревне важным источником пополнения рядов партийно-советского аппарата являлись «жертвы рынка» - разорявшиеся крестьяне. Эти противоречия, в конечном счете, привели нэп к гибели.

Литература

Валентинов Н.В. (Вольский Н.) Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. М., 1991.

Верт Н. История Советского государства. 1900-1991. М., 1992.

Гимпельсон Е.Г. Политическая система и НЭП: неадекватность реформ // Отечественная история. 1993. № 2.

Горинов М.М. НЭП: Поиски путей развития. М., 1990.

Горинов М.М., Цакунов С.В. 20-е годы: становление и развитие новой экономической политики // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства. М., 1991.

Карр Э. История Советской России. Большевистская революция. 1917-1923. М., 1990.

Дата добавления: 2014-12-27