Международно-правовые источники

В отличие от всех прежних российских конституций Кон­ституция 1993 г. впервые включила международно-правовые нормы в правовую систему государства. Это обстоятельство имеет довольно существенные правовые последствия, ибо пред­полагает прямое применение судами, другими правопримени­тельными органами норм международного права в рамках своих полномочий. Признавая в целом позитивность данного консти­туционного нововведения, обратим внимание на необходимость учета при этом ряда факторов.

Во-первых, согласно ч. 4 ст. 15 Конституции частью право­вой системы России являются «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации». Таким образом, в конституционном тексте закрепляется принадлежность отечественной правовой системе не всех принципов и норм международного права, а лишь общепризнанных и договорных. Причем в отношении последних указан источник – международные договоры Рос­сийской Федерации.

Конституция России не уточняет, какие именно принципы и нормы являются «общепризнанными», в международном праве также отсутствует их определение, нет и конкретного документа, содержащего перечень таких принципов и норм. Поэтому суды и другие правоприменительные органы должны в каждом конкретном случае самостоятельно определять принадлежность тех или иных принципов и норм к общепри­знанным. Для этого им надо изучать правоприменительную практику международных судебных органов и арбитражей, национальных судов иностранных государств по применению норм международного права[80]. Кроме того, здесь надлежит опираться на общепризнанное определение источников общего международного права, данное в ст. 38 Статута Международно­го суда ООН. В соответствии с ней такими источниками служат международные конвенции, международный обычай как доказательство всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы, общие принципы права, признанные цивили­зованными народами. Общепризнанные принципы и нормы могут иметь и договорно-правовую форму (Устав ООН), суще­ствовать в форме международного обычая (принцип свобо­ды открытого моря)[81]. Надо также иметь в виду наличие при­знания таких принципов и норм самой Российской Федера­цией. В противном случае эти принципы и нормы, естественно, не могут входить в её правовую систему в качестве составной части.

Отметим, что резолюции международных конференций и организаций, если иное специально не оговорено, юридиче­ской силой не обладают и не подлежат применению правоохра­нительными органами. Они могут использоваться лишь при толковании норм международного права. Верховный Суд РФ в постановлении от 31 октября 1995г. разъяснил судам вопро­сы применения ч. 4 ст. 15 Конституции. Однако он, по мнению В. И. Андрианова, «необоснованно сузил содержание этого по­ложения», ибо «предписал судам при осуществлении правосу­дия исходить из общепризнанных принципов и норм междуна­родного права, закрепленных в международных пактах, конвен­циях и иных документах, в частности во Всеобщей декларации прав человека, поскольку общепризнанные принципы и нормы могут действовать как нормы обычного права»[82].

Отсутствие четкого перечня общепризнанных принципов и норм международного права существенно осложняет работу правоохранительных органов. Трудно не согласиться с В. М. Бара­новым в том, что «до тех пор, пока в Конституции России или в специальном федеральном законе не будет закреплен исчерпы­вающий перечень "общепризнанных принципов международного права" и не появится дефинитивная юридическая норма о содер­жании каждого из них, трудно рассчитывать на практическую реализацию ст. 15 Конституции РФ»[83].

Во-вторых, международные договоры Российской Федера­ции также объявлены частью правовой системы страны и, сле­довательно, могут применяться соответствующими компетент­ными органами. Поскольку Конституция умалчивает, о каких собственно договорах идет речь, уместно предположить (с учетом положений Венской Конвенции о праве международных догово­ров 1969 г.), что к ним относятся международные договоры, которые Россия признала обязательными и которые вступили для неё в силу (т. е. также и договоры СССР, в которых Россия является его правопреемником и договоры, участие в которых Российской Федерации оформлено посредством присоедине­ния). Отметим, что согласно Федеральному закону «О порядке опубликования и вступления в силу федеральных конституци­онных законов, федеральных законов, актов палат Федерального Собрания РФ» международные договоры, ратифицированные Федеральным Собранием, публикуются одновременно с феде­ральными законами об их ратификации. К другим договорам применимо общее правило, установленное ч. 3 ст. 15 Конститу­ции, по которому любые нормативные правовые акты, затраги­вающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если не опубликованы официально для всеобщего сведения.

В-третьих, Конституция установила соотношение закона и международного договора Российской Федерации, причем только на случай их противоречия (в этой ситуации применяются правила международного договора). Верховный Суд Рос­сии в названном постановлении конкретизировал данное поло­жение, разъяснив, что речь идет о международном договоре, «решение о согласии на обязательность которого для Россий­ской Федерации было принято в форме федерального закона». Федеральный закон «О международных договорах Российской Федерации»[84] устанавливает соотношение закона и международ­ного договора в случае их согласованности, т. е. при отсутствии противоречия. В силу ч. 2 ст. 5 Закона «положения официально опубликованных договоров Российской Федерации, не требую­щие издания внутригосударственных актов для применения, действуют в Российской Федерации непосредственно. Для осуществления иных положений международных договоров Российской Федерации принимаются соответствующие право­вые акты»[85], т. е. в других случаях наряду с международным договором РФ надлежит применять соответствующий внутри­государственный правовой акт.

В-четвертых, действие ч. 4 ст. 15 Конституции в части примата международных договоров над внутригосударственным законода­тельством не распространяется на саму Конституцию, т. е. между­народные договоры могут обладать приоритетом только в отно­шении законов и не имеют преимуществ перед конституционными нормами. Что же касается норм международного права, то примат признается лишь за теми из них, которые касаются прав и свобод человека, поскольку они поставлены самой Конституцией на тот же уровень, что и положения Основного Закона (ч. 1 ст. 17).

И, наконец, в-пятых, не надо понимать выражения «непо­средственное действие» или «непосредственное применение» норм международного права буквально, т. е. как их применение помимо национальной правовой системы. Поскольку междуна­родно-правовые источники включаются Конституцией в право­вую систему страны, они и применяются как часть этой системы в соответствии с её целями и принципами, а также в установленном ею процессуальном порядке[86].

Учитывая новизну и сложность практики прямого примене­ния норм международного права для российских правоприме­нительных органов, ученые-правоведы предлагают свои рекомендации, призванные оптимально адаптировать рассматриваемые источники к национальной правовой системе. Так, И. И. Лука­шук формулирует следующие правила применения норм меж­дународного права правоохранительными органами РФ:

а) международные нормы применяются в соответствии с Кон­ституцией РФ, целями и принципами правовой системы страны и в установленном ею порядке;

б) международная норма применяется с учетом того, что она является частью иной, международно-правовой, системы и пото­му должна толковаться в соответствии с правилами толкования норм международного права;

в) в соответствии с международным правом определяется действие его норм во времени и пространстве, а также решают­ся коллизии между различными международными нормами;

г) при необходимости правоохранительный орган может запросить мнение МИД или научного учреждения по вопросам, связанным с применением норм международного права;

д) непосредственному применению подлежит лишь такая норма международного права, которая обладает достаточно конкретным содержанием, способна порождать права и обязан­ности для физических и юридических лиц;

е) в случае коллизии международной нормы и внутренней нормы необходимо толковать их в духе сближения, согласова­ния и лишь при невозможности достичь этого отказываться от применения внутренней нормы;

ж) необходимо по возможности избегать такого толкования и применения права, которые могли бы повлечь за собой между­народную ответственность РФ, породить внешнеполитические осложнения¹.

При рассматрении международно-правовых источников нельзя не упомянуть и о Конституционном Суде РФ, который, с одной стороны, наделен полномочием разрешения дел о кон­ституционности не вступивших в силу международных догово­ров Российской Федерации[87], а с другой – сам применяет в своей деятельности общепризнанные принципы и нормы международного права[88].

Анализ решений, принятых Конституционным Судом РФ, показывает, что он применял нормы международного права исключительно по вопросам, касающимся нарушений конститу­ционных прав и свобод граждан. Большая часть таких дел рассматривалась по жалобам граждан. Однако и в тех случаях, когда поводом к рассмотрению дела служили запросы групп депутатов или глав субъектов РФ, Суд обращался лишь к международно-правовым документам, гарантирующим основ­ные права и свободы человека. Так, в п. 5 мотивировочной части постановления от 10 июля 1995 г. Суд, в частности, апеллирует к п. «б» ст. 25 Международного пакта о гражданских и политических правах. В соответствии с названным пунктом каждый гражданин должен иметь без какой бы то ни было дискриминации и без необоснованных ограничений право и воз­можность голосовать и быть избранным на подлинных периоди­ческих выборах, проводимых на основе всеобщего и равного избирательного права при тайном голосовании и обеспечиваю­щих свободное волеизъявление избирателей. Суд подчеркивает необходимость закрепления таких гарантий в законах субъек­тов Российской Федерации так же, как это сделано междуна­родным правом и федеральным законодательством.

В постановлении по «чеченскому делу» Суд сослался на Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 ав­густа 1949 г., касающийся защиты жертв вооруженных кон­фликтов немеждународного характера. Несмотря на ратифика­цию данного Протокола союзным парламентом, его положения не нашли отражения во внутреннем законодательстве России, что послужило «одной из причин несоблюдения правил назван­ного Дополнительного протокола, согласно которым примене­ние силы должно быть соизмеримо с целями и должны прилагаться усилия к тому, чтобы избежать ущерба граждан­ским лицам и их имуществу».

Из дел, рассмотренных Судом в первый период своей деятельности, можно назвать «татарстанское» дело. И хотя по действовавшей тогда Конституции нормы международного права не признавались составной частью правовой системы государства, ссылки на такие нормы содержались и в постанов­лении по данному делу. В частности, Суд использовал Всеоб­щую декларацию прав человека 1948 г., Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах 1966г., Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г., Декларацию о принципах международного права, каса­ющихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН 1970 г., докумен­ты Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе – Хельсинкский Заключительный акт 1975 г., Итоговый документ Венской встречи 1986 г., Документ Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ 1990 г. и др.

Как уже отмечалось, большая часть постановлений Суда, где применяются нормы международного права, была принята по делам, поводом к рассмотрению которых явились жалобы на нарушение конституционных прав и свобод. Наиболее часто в них цитируется Международный пакт о гражданских и поли­тических правах. Так, в постановлении от 3 мая 1995 г. приводится положение из преамбулы Пакта о том, что «призна­ние достоинства, присущего всем членам человеческого сообще­ства, является основой свободы, справедливости и всех неотъ­емлемых прав личности». В постановлении от 20 декабря 1995 г. содержится ссылка на п. 2 ст. 12 Пакта о праве каждого человека покидать любую страну, включая свою собственную, и об отсут­ствии у него какой-либо обязанности возвращаться в эту страну. На данное положение Суд опирается, мотивируя постановление от 4 апреля 1996 г. (здесь Суд ссылается и на ст. 2 Протокола № 4 к Европейской конвенции о защите прав человека). Различные аспекты права на судебную защиту, закрепленные в Международном пакте о гражданских и политических правах (возможность исправления судебных ошибок; право на квали­фицированную юридическую помощь и самостоятельный выбор защитника; гарантии от произвольного ареста), были использо­ваны Судом в постановлениях от 2 февраля, 27 марта и 13 июня 1996 г., от 28 января 1997 г.[89] (в постановлении от 2 февраля 1996 г. Суд ссылается еще и на Всеобщую декларацию прав че­ловека 1948г., а в постановлении от 13 июня 1996г.– на Свод принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме, принятый Генераль­ной Ассамблеей ООН 9 декабря 1988 г.).

В постановлении от 23 мая 1995 г. Суд подкрепляет свою аргументацию ссылками на ст. 26 Международного пакта о гражданских и политических правах, установившую, что «все люди равны перед законом и имеют право без всякой дискри­минации на данную защиту закона», и на Декларацию основ­ных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупот­ребления властью, принятую Генеральной Ассамблеей ООН 29 ноября 1985 г. Последняя, в частности, включает в понятие «жертвы» лиц, «которым индивидуально или коллективно был причинен вред, включая телесные повреждения или моральный ущерб, эмоциональные страдания, материальный ущерб или существенное ущемление их основных прав в ре­зультате действия или бездействия, еще не представляющего собой нарушения национальных уголовных законов, но явля­ющегося нарушением международно признанных норм, каса­ющихся прав человека».

Положения Международного пакта об экономических, соци­альных и культурных правах применяются Судом в постанов­лении от 17 мая 1995 г. В нем, в частности, приводятся нормы, в соответствии с которыми запрет права на забастовку допус­тим в отношении лиц, входящих в состав вооруженных сил, полиции и администрации государства (ч. 1 ст. 8), а в отноше­нии других лиц ограничения возможны, если они необходимы в демократическом обществе в интересах государственной без­опасности или общественного порядка или для ограждения прав и свобод других (п. «с» ч. 1 ст. 8).

Постановление Суда от 16 мая 1996 г. содержит ссылку на ч. 2 ст. 15 Всеобщей декларации прав человека 1948 г., по которой «никто не может быть произвольно лишен своего гражданства или права изменить свое гражданство».

В постановлении от 17 декабря 1996 г.[90] Суд ссылается как на Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах (в части допустимости ограничения прав человека и гражданина), так и на Всеобщую декларацию прав человека. В последнем случае Суд цитирует ч. 1 ст. 29 (каждый человек имеет обязанности перед обществом, в котором только и возможно свободное и полное развитие его личности), а также ч. 2 этой же статьи (при осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в де­мократическом обществе).

Конвенция Международной организации труда (МОТ) № III 1958 г. относительно дискриминации в области труда и занятий была применена Судом в постановлении от 6 июня 1995 г.

В постановлении от 28 ноября 1996 г.¹ Суд, аргументируя тезис о недопустимости возложения на судебные органы каких бы то ни было функций, не согласующихся с их положением как органов правосудия, ссылается на резолюцию Экономиче­ского и Социального Совета ООН от 24 мая 1989г[91]., утвердившую Процедуры эффективного осуществления основ­ных принципов независимости судебных органов, согласно кото­рым, в частности, ни от одного судьи нельзя требовать выпол­нения функций, несовместимых с его независимым статусом.

Во всех названных решениях нормы международного права применялись Конституционным Судом лишь наряду с нормами внутреннего законодательства, в первую очередь конституцион­ного. Объясняется это тем, что Суд не выступает в качестве некоего международного трибунала, применяющего исключи­тельно международно-правовые нормы, а является националь­ным органом судебной власти, осуществляющим конституцион­ный контроль в рамках Российского государства.

Глава 4

Дата добавления: 2014-12-27