Проект мира как воли к власти. Вечное возвращение. Сверхчеловек

Нигилизм как историческое движение завершается катастрофическим переломом: именно теперь, в «момент наивысшего самосознания», открывается возможность переломить ход истории и судьбу человечества. Одна интерпретация мира погибла, но открывается «множество небожественных возможностей интерпретации». Существует ли в духовной ситуации «смерти Бога» оправдание для мира и человека, возможна ли «философия “да”»? Радикальное устранение трансценденции, «истинного мира» делает задачу оправдания становления, жизни весьма сложной. Человек отныне должен жить «без вида на гору», на «плоской равнине». Если мир есть только «постоянно изменяющаяся ложь», «форма текуча, “смысл” еще более», человеку остается либо впасть в отчаяние, признав, что все бессмысленно и напрасно, либо попытаться найти такую интерпретацию жизни, которая возвратила бы в мир потерянный смысл. Ницше ищет такое истолкование мира и человеческого существования, которое стало бы альтернативой христианства.

Пафос утверждения достигается в философии становления посредством идеи вечного возвращения. Ницше придавал ей огромное значение, считая своим великим открытием, несмотря на то, что подобные представления можно найти в философских и религиозных учениях древности. Эта мысль представлялась философу «самой бездонной» и трагической. Она может быть предельным выражением нигилизма и в этом случае вызывает ужас: «…жизнь, как она есть, без смысла, без цели, но возвращающаяся неизбежно, без заключительного “ничто”: “вечный возврат”» (2, 56). Сказать «да» такой жизни невозможно. Исследователи творчества Ницше по-разному квалифицируют идею вечного возвращения. Некоторые обсуждают ее в качестве космологической, естественнонаучной гипотезы, другие – как миф, третьи – как религиозную идею и этический постулат. Эта идея, действительно, многогранна, более того она во многом остается неразгаданной. Однако, прежде всего, «вечное возвращение» – одно из метафизических положений Ницше, и ее этическое значение вытекает отсюда. Такой статус идеи вечного возвращения недвусмысленно указан Ницше в записях 80-х гг.: «Вместо “метафизики” и религии – учение о вечном возвращении (в качестве средства воспитания и отбора)» (2, 270). И вот почему это учение может служить заменой метафизики: «Против парализующего ощущения всеобщего разрушения и неоконченности я выдвинул идею вечного возвращения» (2, 240).

Ницше ищет возможность внесения смысла в фатальность вечного возвращения. Если мгновение увлекает за собой мгновение, чтобы исчезнуть навсегда, пройти без следа, сказать «да» становлению чрезвычайно трудно. Но если всякое мгновение повторится, и бесчисленное множество раз, значит, оно пребудет вечно, и тогда возникает вопрос о том, чем наполнено это мгновение, что оно означает для человека. Идея вечного возвращения предстает как альтернатива христианской идеи бессмертия души: нет потустороннего мира, нет будущей жизни вечной, есть только «здешняя жизнь вечная» (Ф. М. Достоевский). Вечность остается мерилом человеческой жизни и выдвигает «чудовищное требование для человеческой воли» (Г.-Г. Гадамер): от человека, живущего здесь и сейчас, зависит, какое мгновение возвратится, будет ли оно наполнено смыслом, творчеством, красотой – или это будет возврат вечного ничто. «…само мое вечное бытие – это то, что я делаю теперь; что я такое вечно, решается в данное время» (7, 491). Вот почему, по мысли философа, принятие этой идеи требует преображения самой сути человеческого существования.

Чтобы постичь, что ничто из существующего не должно быть устранено, нет ничего лишнего, нужно мужество и его условие – избыток силы. Это постижение недоступно христианину, как недоступно и нигилисту, занимающим позицию осуждения становящегося мира. Оно требует подъема на недосягаемую духовную высоту, который по силам сверхчеловеку, преодолевающему в себе человека. Ницше в нескольких местах разъясняет самый простой и далекий от какой-либо мистики (равно как и от примитивной трактовки сверхчеловека в качестве нового биологического вида) смысл понятия «сверхчеловек». В сравнении с «современным человеком», «добрым человеком» рисуемый философом идеал должен казаться сверхчеловеческим, а порою даже нечеловеческим. В противоположность христианам и всем «добрым людям», которые считают высшие ценности подарком «истинного мира», сверхчеловек решается взять на себя роль творца ценностей. В этом сверхчеловек – противоположность не только христианина, но и нигилиста, для которого в существовании нет больше смысла, ничто не ценно. Учение о вечном возвращении «просеивает» людей. Нигилисты, неудачники «воспримут веру в вечное возвращение как проклятие» (2, 58) и постараются привести к гибели бессмысленное и бесцельное существование. Только сверхчеловек может выдержать мысль о вечном возвращении, он приходит к осознанию воли к власти, этой черты, «лежащей в самом существе жизни», как своей собственной коренной особенности. Сама жизнь велит ему «стать тем, кто ты есть» – тем, кто, исходя из полноты и избытка своего существа, толкует мир и вносит в него смысл. Сверхчеловек реализует изначальное предназначение человека – быть «оценивающим» – призвание, от которого он наивно отрекся в пользу Бога и бытия.

Важнейшая черта сверхчеловека, таким образом, amor fati (любовь к судьбе, к необходимости (лат.) – Т. К.). «Все необходимо …все невинно» (3, 1, 298). Однако необходимость, о которой здесь идет речь, – это не закономерность природы или истории, это необходимость вечного возвращения; речь идет о «гордом примирении души с тем, чего избежать невозможно» (1, 175). Как уже говорилось, жизнь в качестве воли к власти, согласно Ницше, – «толкующее существование», созидающее себя художественное творение. И тогда в amor fati соединяются «да» жизни, признание мира совершенным, и «да» сверхчеловеку, который чувствует себя «наивысшим проявлением всего сущего». «Я хочу все больше учиться смотреть на необходимое в вещах как на прекрасное: так буду я одним из тех, кто делает вещи прекрасными. Amor fati: пусть это будет отныне моей любовью!» (3, 1, 624). «Смотреть на необходимое в вещах как на прекрасное» – вот возможность принятия невинности становления, путь к «соучастию в божественности мира» (А. Камю). В сверхчеловеке мифологизирован образ философа-художника, преодолевающего свое страдание и претворяющего его в красоту, реализующего творческий инстинкт «к сотворению мира, к causa prima». В сверхчеловеке мир, лишенный трансцендентной высшей цели, и человек, оправданы и искуплены – и это эстетическое оправдание, «героический эстетизм» (Т. Манн), противостоящий христианству и морали.

Сверхчеловек, этот художник вечного возвращения, предстает и как законодатель будущего. В ситуации «смерти Бога» и крушения европейской морали «…все великое земное управление человеком человек должен взять в свои руки…» (3, 1, 245). Чтобы соответствовать грандиозности этой задачи, сверхчеловеку предстоит стать творцом в добре и зле, возвыситься «…до справедливости – до понимания, лежащего по ту сторону оценок добра и зла» (2, 165). Единственный критерий справедливости – торжествующая воля к власти. Следуя логике философии становления, Ницше вынужден признать способность причинять страдания себе и другим, не погибнув от тоски и сомнений, признаком величия, свойством «знатной души». О культе жестокости, аристократизме Ницше написано немало. Однако следует учитывать, что, говоря о «знатной душе», о преодолении сострадания как аристократической добродетели, Ницше заботится о сохранении своей (философа будущего, сверхчеловека) задачи. Знатность заключается в том, чтобы не пытаться избежать ответственности, не унижать свои обязанности до обязанностей других. Когда он говорит о «страшном деянии» и «всякой роскоши разрушения», он имеет в виду прежде всего собственное преступное деяние: ниспровержение прежних высших ценностей, роковое открытие сущности христианской морали – «действительную катастрофу». Точный смысл аристократизма Ницше резюмирован в высказывании Хайдеггера: «Сущность сверхчеловека – это не охранная грамота для буйствующего произвола. Это основанный в самом же бытии закон длинной цепи величайших самопреодолений…» (5, 205). Провозвестник «смерти Бога» и явления сверхчеловека должен оказаться достойным высоты своей задачи. А потому аскетизм, «благородное самообуздание» делается в сверхчеловеке «природой, потребностью, инстинктом». И все же Ницше не смог оградить свою мысль, «целиком освещенную благородством», от грубых извращений и «кровавой перелицовки его философии» (А. Камю). Главный упрек, который должен быть ему адресован, – это утверждение божественности человека: «Абсолютная перемена, наступающая с отрицанием Бога – …нет никакой высшей инстанции: там, где возможен Бог, мы сами и суть Бог… И мы должны приписать себе атрибуты, которые приписывали Богу…» (Ницше Ф. Из наследия (Осень 1887 г. – март 1888 г.)) // Иностр. лит. 1990. № 4. С. 191). Устранив границу между истиной и заблуждением, добром и злом, Ницше создал систему, «…где преступление уже не могло бы послужить аргументом ни против чего и где единственной ценностью была бы божественность человека» (1, 179). Грандиозная попытка отрицать и разрушать то, что он хотел бы утверждать, любить, дорого обошлась философу. В трагическом устремлении к недосягаемой для человека высоте, он «разбился о бесконечность», а, может быть, о «человеческое, слишком человеческое» в самом себе.

Литература:

1. Ницше Ф. Воля к власти: опыт переоценки всех ценностей / Ф. Ницше. – М., 2005.

2. Ницше Ф. Сочинения: в 2 т. / Ф. Ницше. – М., 1990.

3. Хайдеггер М. Ницше / М. Хайдеггер. – СПб., 2006. Т. 1.

4. Хайдеггер М. Слова Ницше «Бог мертв» / М. Хайдеггер. – М., 1993.

5. Шестов Л. Достоевский и Ницше. Философия трагедии / Л. Шестов. Избр. соч. – М.,1993.

6. Ясперс К. Ницше. Введение в понимание его философствования / К. Ясперс. – М., 2004.

Дата добавления: 2014-12-27