Кулътурогенная редуплексиция

Редуплекацией является метафорическое (синтагматическое) сближение разнородных реалий мира, объединяемых по принципу предикатного тождества, в результате чего образуется система, элементы которой стоят по отношению друг к другу в метонимической связи. Так, любой предмет культуры становится метонимическим продолжением тела женщины.
Принцип культурогенной редуплекации, отмеченный фрейденберг, был заново творчески осмыслен в системных исследованиях 60—70-х годов. Противопоставление синтагматических и парадигматических систем, введенное Олегом Генисаретским,

можно представить как организационные моменты человеческой деятельности и мышления. Синтагматика, а не патадигматика является источником инноваций. Синтагматическое знание, по Георгию Щедровицкому, возникает в результате разрыва между «полями зрения» общающихся людей, когда сам предмет играет роль познаваемого предмета и одновременно он — форма знания об этом предмете. Для нас важно, что в синтагматике знание переносится внутрь самой системы знаков. В культурологической синтагматике знанию соответствует культурогенная интенция. И тогда функция предмета появляется задолго до его рождения. Банановый лист или шкура на чреслах человека — уже «знание» об одежде. Две вертикальные палки, которыми бушменка отмечает «вход» на спальную площадку ее и мужа — «знание» о входе в будущий дом. Собирание дикорастущих семян женщиной — «знание» будущей агротехники. Отпечаток женской руки — «знание» будущей письменности.
К числу языковых синтагм относятся экспрессивные сдвоения. Это выражения вроде: жили-были, гуси-лебеди, путь-дорога. Суть этих выражений в усилении качествобюшя. Эту роль в культурогенезе призваны выполнять редуплекации. Покажем культурогенную редуплекацию на одном обряде, связанном с ритуальной наготой. Предварительно отметим, что нагота тела предикативно лишается пола. Это тело само по себе как бы целостный орган, тело как таковое. Нагое тело получает вторичную половую маркировку, если оно будет продублировано синтагматической связью с предметом соответствующей половой символики. Без редуплекации нагое тело выходит из культуры, из зоны половой символики, становится невидимым. Виктор Тэрнер отметил, что в Африке нагота — знак невидимости у людей, находящихся в лиминально-обрядной ситуации. В русском переходном обряде совершеннолетняя девушка раздевается донага, а мать ей предлагает рубаху. В ближневосточном мифе о богине Иштар хорошо показан хтонизм наготы, на что обратил внимание Елеазар Мелетинский: по мере того как Иштар спускается в подземный мир, с нее спадают одежды.
Теперь о самом обряде, называемом опахиванием и проводившемся в русских селах в периоды бедствий, особенно при эпизоотиях. Тогда раздевшиеся женщины тащили плуг, опахивая село вокруг по периметру. В этом обряде исключалось какое-либо

участие или наблюдение со стороны мужчин. Что здесь происходило в культурогенном смысле? Тело нагих женщин благодаря плугу, несущему мирскую символику, становилось мужским. Тем самым женщины создавали исходную полноту бытия, в чистоте которой не было места никакой заразе. С другой стороны, нагота женщины сама наделяет плуг символикой органа человеческого тела — пениса, который может отделяться и быть причастным к женскому телу. Женское тело, таким образом, может синтагматически восполняться вещами. Это и составляет культурогенную силу редуплекации, в которой женщина становится «образом нереальности».
Разве реально, если животное, зверь или птица становится сексуальным партнером женщины? Тем не менее во время сенокоса бурятские женщины при появлении стаи лебедей срочно надевают безрукавки. В архетипе это опасение, что лебеди станут сексуальными партнерами. Безрукавка же мифологически у бурят восходит к оленьей шкуре. А предикативно эта шкура-безрукавка — тот самый бык с палеолитических фресок, приблизившийся вплотную к женщине. И миф, и синтагматическая редуплекапия, — все покоятся на женском «образе нереальности» и раскрывают нам суть культурогенеза.

7. «Быть», а не «иметь».

Из закона редуплекапии следует равенство предмета культуры и женского тела. Оно всегда в горниле культуры, поэтому не первично. У аборигенов Австралии старший брат превратил своего младшего брата в первую женщину. Из ребра Адама создана женщина в Ветхом Завете.
Мужское тело в своей культурогенной функции тоже делается женским. Рука мужчины, берущая орудие, становится женской. Женское тело орудийно и функционально. Николай МиклухоМаклай наблюдал, что папуасы изображают мужчину в виде человеческой фигуры, а женщину — только знаком ее полового органа. Вот и Гален, великий медик античности, говорит, что мужское — это прототип, а женское — аналог.
Поэтому можно констатировать универсалию: женщина сама по себе есть орган, отделенный от мужского тела (и только часть мужчины, его пенис, может быть отделенным органом женщины).

В этой всеобщей незавершенности женщины ее божественность как вечного стимула к культурогенезу. Будучу «антропоморфным» органом, она извлекает из небытия реалии культуры, которые в своей скрытой антропоморфности также являются органами человека. Все вещи, окружающие нас, в своей сущности антропоморфны: стул и лампа, экипаж и плут, здание консерватории и музыкальный инструмент, и музыка, и живопись, и скульптура, и обычай, и правила дорожного движения, и книга. Напомним, что женское тело нестабильно, оно способно увеличиваться. Анри Бергсон заметил, что увеличенное тело требует увеличенной души. Женское тело вечно увеличивается.
Чему нас учит проблема культурогенеза и связанные с нею экскурсы к «образам нереальности»? Прежде всего подлинно человеческому: женщина как «образ нереальности» запредельна к мелочности быта, к вещизму, потому что она относится к ним не в ключе «иметь», а в ключе «быть». Она сродни нашим реалиям культуры и реальности дальней: лесу, морю, солнцу.

Дата добавления: 2014-12-29