Андреева Галина Михайловна 9 страница

Кроме выбора единицы, существует еще и вопрос о «локализации» различных мимических движений, жестов или телодвижений. Нужна тоже более или менее однозначная «сетка» основных зон человеческого лица, тела, руки и т.д. В предложениях Бёрдвистла содержался и этот аспект; все человеческое тело было поделено на восемь зон: лицо, голо­ва, рука правая, рука левая, нога правая, нога левая, верхняя часть тела в целом, нижняя часть тела в целом. Смысл построения словаря сво­дится при этом к тому, чтобы единицы — кины — были привязаны к определенным зонам, тогда и получится «запись» телодвижения, что придаст ей известную однозначность, т.е. поможет выполнить функцию кода. Однако неопределенность единицы не позволяет считать эту ме­тодику записи достаточно надежной.

Несколько более скромный вариант, как уже отмечалось, предло­жен для записи выражений лица, мимики. Вообще в литературе отме­чается более 20 000 описаний выражения лица. Чтобы как-то класси­фицировать их и предложена методика, введенная П. Экманом и полу­чившая название FAST — Facial Affect Scoring Technique. Принцип тот же самый: лицо делится на три зоны горизонтальными линиями (глаза и лоб, нос и область носа, рот и подбородок). Затем выделяются шесть основных эмоций, наиболее часто выражаемых при помощи мимичес­ких средств: радость, гнев, удивление, отвращение, страх, грусть. Фик­сация эмоции «по зоне» позволяет регистрировать более или менее оп­ределенно мимические движения (рис. 7).

Эта методика получила распространение в медицинской (патопси­хологической) практике, в настоящее время есть ряд попыток приме­нения ее в нормальных ситуациях общения. Вряд ли можно считать, что и здесь проблема кодов решена полностью.

Другой важной методологической проблемой является проблема интерпретации невербального поведения. По сравнению с речью интер­претировать различные невербальные проявления весьма сложно. Это обусловлено не только значительными культурными различиями, но и такими характеристиками невербального поведения, как его зависи­мость от ситуации (контекста), многозначность, спонтанность, нена­меренность, что обусловлено индивидуальными психологическими ха­рактеристиками партнеров, их полом, возрастом, принадлежностью к разным субкультурам в одной культуре и т.п. Столь же трудным являет­ся и умение распознавать согласование и рассогласование вербальных и невербальных проявлений (когда слова звучат одни, а жесты, мими­ка, тональность свидетельствуют совсем о другом). Из-за этого актуаль­ной проблемой при интерпретации невербального поведения является проблема доверия/недоверия. Конечно, известную помощь при интер­претации невербального поведения может оказать внимательное изу­чение обратной связи, подаваемой партнерами по общению. Но вряд ли в каждом коммуникативном акте каждый из партнеров способен хоро­шо ее фиксировать, поэтому в целом искусство адекватной интерпрета­ции — достаточно сложное дело, следствием чего является немалое ко­личество драматических событий в человеческой жизни.

Таким образом, анализ всех систем невербальной коммуникации показывает, что они, несомненно, играют большую вспомогательную (а иногда самостоятельную) роль в коммуникативном процессе. Обла­дая способностью не только усиливать или ослаблять вербальное воз­действие, все системы невербальной коммуникации помогают выявить такой существенный параметр коммуникативного процесса, как наме­рения его участников. Вместе с вербальной системой коммуникации эти системы обеспечивают обмен информацией, который необходим лю­дям для организации совместной деятельности.

Литература

Андреева Г. М. Принцип деятельности и исследование общения // Общение и деятельность. На рус. и чеш. яз. Прага, 1981.

Аронсон Э. Общественное животное /Пер. с англ. М., 1998.

Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. М.,1988.

Богомолова Н. Н. Социальная психология печати, радио и телевидения. М., 1991.

Брудный А. А. К теории коммуникативного воздействия // Теоретические и методологические проблемы социальной психологии. М., 1977. Зимбардо Ф. Застенчивость / Пер. с англ. М., 1992.

Зимняя И. А. Психология обучения иностранному языку в школе. М., 1991. Крижанская Ю. С, Третьяков В. П. Грамматика общения. М., 1990. Кучинский Г. М. Психология внутреннего диалога. Минск, 1988. Лабунская В. А. Невербальное поведение. Ростов-на-Дону, 1986. Леонтьев А. А. Психология общения. М., 1997. Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. М., 1972. МайерсД. Социальная психология / Пер. с англ. М., 1997 (Гл. 8). ПизА. Язык жестов. Воронеж, 1992.

Скрипкина Т. П. Психология доверия. М.: ACADEMIA, 2000.. Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. М., 1999. Экман П. Психология лжи / Пер. с англ. М., 2000.

Г л а в а 6

Общение как взаимодействие

(интерактивная сторона общения)

Природа и структура взаимодействия

Интерактивная сторона общения — это условный термин, обозначающий характеристику тех компонентов общения, ко­торые связаны с взаимодействием людей, с непосредственной организацией их совместной деятельности. Иссле­дование проблемы взаимодействия имеет в социальной психологии дав­нюю традицию. Интуитивно легко допустить несомненную связь, ко­торая существует между общением и взаимодействием людей, однако трудно развести эти понятия и тем самым сделать эксперименты более точно ориентированными. Часть авторов просто отождествляют обще­ние и взаимодействие, интерпретируя и то и другое как коммуникацию в узком смысле слова (т.е. как обмен информацией), другие рассматри­вают отношения между взаимодействием и общением как отношение формы некоторого процесса и его содержания. Иногда предпочитают говорить о связанном, но все же самостоятельном существовании об­щения как коммуникации и взаимодействия как интеракции. Часть этих разночтений порождена терминологическими трудностями, в частно­сти тем, что понятие «общение» употребляется то в узком, то в широ­ком смысле слова. Если придерживаться предложенной при характери­стике структуры общения схемы, т.е. полагать, что общение в широком смысле слова (как реальность межличностных и общественных отно­шений) включает в себя коммуникацию в узком смысле слова (как об­мен информацией), то логично допустить такую интерпретацию взаимодействия, когда оно предстает как другая — по сравнению с комму­никативной — сторона общения. Какая «другая» — на этот вопрос еще надо ответить.

Если коммуникативный процесс рождается на основе некоторой со­вместной деятельности, то обмен знаниями и идеями по поводу этой деятельности неизбежно предполагает, что достигнутое взаимопонима­ние реализуется в новых совместных попытках развить далее деятель­ность, организовать ее. Участие одновременно многих людей в этой де­ятельности означает, что каждый должен внести свой особый вклад в нее, что и позволяет интерпретировать взаимодействие как организа­цию совместной деятельности.

В ходе ее для участников чрезвычайно важно не только обменяться информацией, но и организовать «обмен действиями», спланировать общую стратегию. При этом планировании возможна такая регуляция действий одного индивида «планами, созревшими в голове другого» [Ломов, 1975. С. 132], которая и делает деятельность действительно со­вместной, когда носителем ее будет выступать уже не отдельный инди­вид, а группа. Таким образом, на вопрос о том, какая же «другая» сторо­на общения раскрывается понятием «взаимодействие», можно теперь ответить: та сторона, которая фиксирует не только обмен информаци­ей, но и организацию совместных действий, позволяющих партнерам реализовать некоторую общую для них деятельность. Такое решение вопроса исключает отрыв взаимодействия от коммуникации, но исклю­чает и отождествление их: коммуникация организуется в ходе совмест­ной деятельности, «по поводу» ее, и именно в этом процессе людям не­обходимо обмениваться и информацией, и самими действиями.

Психологическое содержание процесса обмена действиями вклю­чает в себя три момента: а) учет планов, «созревших в голове другого», и сопоставление их с собственными планами; б) анализ «вкладов» каждо­го участника взаимодействия; в) осмысление меры включенности во взаимодействие каждого из партнеров. Но прежде чем характеризовать каждый из обозначенных психологических процессов, необходимо как-то описать структуру взаимодействия.

В истории социальной психологии существовало несколько попы­ток дать такое описание. Так, например, большое распространение по­лучила так называемая теория действия, или теория социального дей­ствия, в которой в различных вариантах предлагалось описание инди­видуального акта действия. К этой идее обращались и социологи (М. Вебер, П. Сорокин, Т. Парсонс), и социальные психологи. Все фик­сировали некоторые компоненты взаимодействия: люди, их связь, воз­действие друг на друга и, как следствие этого, их изменения. Задача все­гда формулировалась как поиск доминирующих факторов мотивации действий во взаимодействии.

Примером того, как реализовалась эта идея, может служить теория Т. Парсонса, в которой была предпринята попытка наметить общий ка­тегориальный аппарат для описания структуры социального действия. В основе социальной деятельности лежат межличностные взаимодей­ствия, состоящие из единичных действий. Единичное действие есть не­который элементарный акт; из них впоследствии складываются систе­мы действий. Каждый акт берется сам по себе, изолированно, с точки зрения абстрактной схемы, в качестве элементов которой выступают: а) деятель; б) «другой» (объект, на который направлено действие); в) нор­мы (по которым организуется взаимодействие); г) ценности (которые при­нимает каждый участник); д) ситуация (в которой совершается действие). Деятель мотивирован тем, что его действие направлено на реализацию его установок (потребностей). В отношении «другого» деятель развивает сис­тему ориентаций и ожиданий, которые определены как стремлением к достижению цели, так и учетом вероятных реакций «другого». Может быть выделено пять пар таких ориентаций, которые дают классифика­цию возможных видов взаимодействий. Предполагается, что при по­мощи этих пяти пар можно описать все виды человеческой деятельности.

Эта попытка оказалась неудачной: схема действия, раскрывающая его «анатомию», была настолько абстрактной, что никакого значения для эмпирического анализа различных видов действий не имела. Несо­стоятельной она оказалась и для экспериментальной практики: на основе этой теоретической схемы было проведено одно-единственное исследование самим создателем концепции. Методологически некор­ректным здесь явился сам принцип — выделение некоторых абстракт­ных элементов структуры индивидуального действия. При таком под­ходе вообще невозможно схватить содержательную сторону действий, ибо она задается социальной деятельностью в целом. Поэтому логич­нее начинать с характеристики социальной деятельности, а от нее идти к структуре отдельных индивидуальных действий, т.е. в прямо противо­положном направлении [Леонтьев, 1972]. Направление же, предложен­ное Парсонсом, неизбежно приводит к утрате социального контекста, поскольку в нем все богатство социальной деятельности (иными слова­ми, всей совокупности общественных отношений) выводится из психологии индивида.

Другая попытка построить структуру взаимодействия связана с опи­санием ступеней его развития. При этом взаимодействие расчленяется не на элементарные акты, а на стадии, которые оно проходит. Такой подход предложен, в частности, польским социологом Я. Щепаньским. Для Щепаньского центральным понятием при описании социального поведения является понятие социальной связи. Она может быть пред­ставлена как последовательное осуществление: а) пространственного контакта, б) психического контакта (по Щепаньскому, это взаимная заинтересованность), в) социального контакта (здесь это — совместная деятельность), г) взаимодействия (что определяется как «систематичес­кое, постоянное осуществление действий, имеющих целью вызвать со­ответствующую реакцию со стороны партнера...»), наконец, д) социаль­ного отношения (взаимно сопряженных систем действий) [Щепаньский, 1969. С. 84]. Хотя все сказанное относится к характеристике «социальной связи», такой ее вид, как «взаимодействие», представлен наиболее полно. Выстраивание в ряд ступеней, предшествующих взаи­модействию, не является слишком строгим: пространственный и пси­хический контакты в этой схеме выступают в качестве предпосылок ин­дивидуального акта взаимодействия, и потому схема не снимает погреш­ностей предшествующей попытки. Но включение в число предпосылок взаимодействия «социального контакта», понятого как совместная де­ятельность, во многом меняет картину: если взаимодействие возникает как реализация совместной деятельности, то дорога к изучению его со­держательной стороны остается открытой. Довольно близкой к описан­ной схеме является схема, предложенная в отечественной социальной психологии В. Н. Панферовым [Панферов, 1989].

Наконец, еще один подход к структурному описанию взаимодей­ствия представлен сегодня в транзактном анализе — направлении, пред­лагающем регулировать действия участников взаимодействия через ре­гулирование их позиций, а также учета характера ситуаций и стиля взаи­модействия [Берн, 1988].

С точки зрения транзактного анализа каждый участник взаимодей­ствия в принципе может занимать одну из трех позиций, которые ус­ловно можно обозначить как Родитель, Взрослый, Ребенок. Эти позиции ни в коей мере не связаны обязательно с соответствующей социальной ролью: это лишь чисто психологическое описание определенной стра­тегии во взаимодействии (позиция Ребенка может быть определена как позиция «Хочу!», позиция Родителя как «Надо!», позиция Взрослого — объединение «Хочу!» и «Надо!»). Взаимодействие эффективно тогда, когда транзакции носят «дополнительный» характер, т.е. совпадают: если партнер обращается к другому как Взрослый к Взрослому, то и тот отве­чает с такой же позиции. Если же один из участников взаимодействия адресуется к другому как к Взрослому, а тот отвечает ему с позиции Ро­дителя, то взаимодействие нарушается и может вообще прекратиться. В данном случае транзакции являются «пересекающимися. Житейский пример приводится в следующей схеме (рис. 8).

Жена обращается к мужу с информацией: «Я порезала палец» (апел­ляция к Взрослому с позиции Взрослого). Если он отвечает: «Сейчас перевяжем», то это ответ также с позиции Взрослого (I). Если же следу­ет сентенция: «Вечно у тебя что-то случается», то это ответ с позиции Родителя (II), а в случае: «Что же я теперь должен делать?», демонстрируется позиция Ребенка (III). В двух последних случаях эффективность взаимодействия невелика [Крижанская, Третьяков, 1990]. Аналогичный подход предложен и П. Н. Ершовым, который, обозначая позиции, гово­рит о возможной «пристройке сверху» и «пристройке снизу» [Ершов, 1972].

Второй показатель эффективности — адекватное понимание ситу­ации (как и в случае обмена информацией). В социальной психологии существует много классификаций ситуаций взаимодействия. Уже упо­миналась классификация, предложенная в отечественной социальной психологии А. А. Леонтьевым (социально-ориентированные, предмет­но-ориентированные и личностно-ориентированные ситуации). Дру­гие примеры приведены М. Аргайлом и Э. Берном. Аргайл называет в качестве примеров ситуаций официальные социальные события, слу­чайные эпизодические встречи, формальные контакты на работе и в быту, асимметричные ситуации (в обучении, руководстве и пр.). Берн уделяет особое внимание различным ритуалам, полуритуалам (имею­щим место в развлечениях) и играм (понимаемым весьма широко, вклю­чая интимные, политические игры и т.п.) [Берн, 1988].

Каждая ситуация диктует свой стиль поведения и действий: в каж­дой из них человек по-разному «подает» себя, а если эта самоподача не адекватна, взаимодействие затруднено. Если стиль сформирован на ос­нове действий в какой-то конкретной ситуации, а потом механически перенесен на другую, то, естественно, успех не может быть гарантирован. Различают три основных стиля действий: ритуальный, манипулятивный и гуманистический.

Ритуальный стиль обычно задан некоторой культурой. Его цель — не изменить другого в общении, а просто подтвердить свое присутствие в данной культуре, в данной ситуации, заявить о своей компетентности в ней: например, стиль приветствий, вопросов, задаваемых при встре­че, характера ожидаемых ответов. Так, в американской культуре приня­то на вопрос: «Как дела?» — отвечать: «Прекрасно!», как бы дела ни об­стояли на самом деле. Для нашей культуры свойственно отвечать «по существу», притом не стесняться негативных характеристик собствен­ного бытия («Ой, жизни нет, цены растут, транспорт не работает» и т.д.). Человек, привыкший к другому ритуалу, получив такой ответ, будет оза­дачен, как взаимодействовать дальше. Несоблюдение ритуала порож­дает предположение о некомпетентности человека, о его неумении со­блюдать «правила игры» (например, длительное топтание гостя в при­хожей, когда встреча давно уже закончена, может вызвать негативную оценку поведения с точки зрения принятых норм).

Что касается использования манжулятивного стиля взаимодействия, то цель при его использовании состоит в намерении управлять, обучать, оказать влияние, навязать свою позицию. Ради осуществления манипу­ляции применяется широкий набор средств, таких, как отвлечение вни­мания, перехват инициативы, «эксплуатация» личных качеств объекта манипуляции. Широко известен феномен «нога-в-дверях», когда воз­действие на партнера оказывается порциями: вначале ему предлагается пойти на небольшую уступку, а затем незаметно подчинить его навя­занному мнению [Майерс, 1998]. Умение противостоять манипулятивному стилю зависит от целого ряда факторов: достаточно высокой са­мооценки, твердости сложившихся убеждений, умения противостоять чужому мнению и т.п. Формированию повышения сопротивляемости манипуляции уделяется большое внимание в практической социальной психологии [Петровская, 1983; Шостром, 1992].

Гуманистический стиль проявляется тогда, когда цель взаимодейст­вия — не изменение другого, а изменение представлений обоих партнеров относительно объекта взаимодействия. Относительно же друг друга це­лью выступает взаимная поддержка. Гуманистический стиль предполага­ет соответствующее осознание и даже переживание ситуации взаимодей­ствия. Естественно, особое внимание исследованию этого стиля уделяет­ся в гуманистической психологии, в частности, в работах К. Роджерса.

При использовании каждого стиля применяются разные приемы самоподачи — от стремления понравиться до запугивания. Нельзя одно­значно сказать, какой из названных стилей «хорош» или «плох»: в раз­ных ситуациях и при различных позициях участников взаимодействия возможны разнообразные комбинации стилей поведения. Самым же главным для эффективного взаимодействия остается адекватное согла­сование всех трех компонентов — позиции, ситуации и стиля.

Важно сделать общий вывод о том, что расчленение единого акта взаимодействия на такие компоненты, как позиции участников, ситуа­ция и стиль действий, также способствует более тщательному психоло­гическому анализу этой стороны общения, делая определенную попыт­ку связать ее с содержанием деятельности.

Типы взаимодействий

Существует еще один описательный под­ход при анализе взаимодействия — по­строение классификаций различных его видов. Интуитивно ясно, что практически люди вступают в бесконеч­ное количество различных видов взаимодействия. Для эксперименталь­ных исследований крайне важно как минимум обозначить некоторые основные типы этих взаимодействий. Наиболее распространенным яв­ляется дихотомическое деление всех возможных видов взаимодействия на два противоположных вида: кооперация и конкуренция. Разные авто­ры обозначают эти два основных вида различными терминами. Кроме кооперации и конкуренции, говорят о согласии и конфликте, приспо­соблении и оппозиции, ассоциации и диссоциации и т.д. За всеми эти­ми понятиями ясно виден принцип выделения различных видов взаи­модействия. В первом случае анализируются такие его проявления, ко­торые способствуют организации совместной деятельности, являются «позитивными» с этой точки зрения. Во вторую группу попадают взаи­модействия, так или иначе «расшатывающие» совместную деятельность, представляющие собой определенного рода препятствия для нее.

Кооперация, или кооперативное взаимодействие, означает коорди­нацию единичных сил участников (упорядочивание, комбинирование, суммирование этих сил). Атрибутами кооперации являются такие про­цессы, как взаимопомощь участников, их взаимовлияние, их включен­ность во взаимодействие. Кооперация — необходимый элемент совме­стной деятельности, порожденный ее особой природой. А. Н. Леонтьев называл две основные черты совместной деятельности: а) разделение единого процесса деятельности между участниками; б) изменение дея­тельности каждого, так как результат деятельности каждого не приво­дит к удовлетворению его потребности, что на общепсихологическом языке означает, что «предмет» и «мотив» деятельности не совпадают [Леонтьев, 1972. С. 270-271].

Каким же образом соединяется непосредственный результат деятель­ности каждого участника с конечным результатом совместной деятель­ности?. Средством такого соединения являются развившиеся в ходе со­вместной деятельности отношения, которые реализованы прежде всего в кооперации. Важным показателем «тесноты» кооперативного взаимодействия является включенность в него всех участников процесса. Поэтому экспериментальные исследования кооперации чаще всего имеют дело с анализом вкладов участников взаимодействия и степени их включенности в него.

Что касается другого типа взаимодействий — конкуренции, то здесь на обыденном уровне чаще всего предлагаются негативные характерис­тики этого процесса (включающие в себя даже отождествление его с враждой), что и было отмечено в приведенном определении. Однако более внимательный анализ конкуренции позволяет наделить его и по­зитивными чертами. В ряде исследований вводится понятие продуктив­ная конкуренция, характеризуемая как гуманная, честная, справедливая, созидательная [Шмелев, 1997], в ходе которой у партнеров возникает конкурентно-созидательнаямотивация. В этом случае во взаимодействии хотя и сохраняется единоборство, но оно не перерастает в конфликт, а обеспечивает лишь подлинную состязательность.

Различают несколько степеней продуктивной конкуренции, разли­чающихся мерой такого ее качества, как «мягкость/жесткость»: а) со­ревнование, когда партнер не несет угрозы и проигравший не гибнет (на­пример, в спорте проигравший не выбывает, а просто занимает более низкое место в рейтинге); б) соперничество, когда только победитель оказывается безусловно выигравшим, другой партнер оказывается в аб­солютном проигрыше (например, ситуация шахматного чемпионата мира), что означает нарушение партнерства, возникновение элементов конфликта; в) конфронтация, когда со стороны одного участника взаи­модействия возникает намерение нанести другому ущерб, т.е. соперни­ки превращаются во врагов. Границы между этими степенями, конеч­но, условны, но важно, что последняя степень непосредственно может перерасти в конфликт.

Конфликт иногда рассматривается как особая форма (или вид) взаи­модействия и определяется как наличие противоположных тенденций у субъектов взаимодействия, проявляющихся в их действиях. Специфика со­циально-психологического угла зрения на конфликт заключается в одно­временном анализе двух составляющих: конфликтной ситуации и ее представленности в сознании участников. Это дало основания для обсуждения важнейшей общетеоретической проблемы конфликта — понимания его природы как психологического феномена. В самом деле: есть ли конф­ликт лишь форма психологического антагонизма (т.е. представленности противоречия в сознании) или это обязательно наличие конфликтных дей­ствий [Кудрявцев, 1991. С. 37]. Подробное описание различных конфлик­тов в их сложности и многообразии позволяет сделать вывод о том, что оба названных компонента есть обязательные признаки конфликта.

Задачи его изучения могут быть успешно решены лишь при нали­чии адекватной понятийной схемы исследования конфликта. Она фиксирует как минимум четыре Основные характеристики конфликта: структуру, динамику, функцию и типологию конфликтов [Петровская, 1977. С. 128]. Хотя структура конфликта описывается по-разному разны­ми авторами, основные ее элементы практически принимаются всеми. Это — конфликтная ситуация, позиции участников (оппонентов), объект, «инцидент» (пусковой механизм), развитие и разрешение конфликта. Эти эле­менты ведут себя различно в зависимости от типа конфликта. Обыденное представление о том, что всякий конфликт обязательно имеет негативное значение, опровергнуто рядом специальных исследований. Так, в работах М. Дойча, одного из наиболее видных теоретиков конфликта, называют­ся две разновидности конфликтов: деструктивные и продуктивные.

Определение деструктивного конфликта в большей степени совпа­дает с обыденным представлением. Именно такого типа конфликт ве­дет к рассогласованию взаимодействия, к его расшатыванию. Деструк­тивный конфликт чаще становится не зависимым от причины, его по­родившей, и легче приводит к переходу «на личности», чем и порождает стрессы. Для него характерно специфическое развитие, а именно рас­ширение количества вовлеченных участников, их конфликтных дей­ствий, умножение негативных установок, выражаемых в адрес друг дру­га, остроты высказываний («экспансия» конфликта). Другая черта — «эскалация» конфликта означает наращивание напряженности, вклю­чение ложного восприятия все большего числа как черт и качеств оп­понента, так и самих ситуаций взаимодействия, рост предубежденнос­ти против партнера. Понятно, что разрешение такого типа конфликта особенно сложно.

Продуктивный конфликт чаще возникает в том случае, когда столкно­вение касается не несовместимости личностей, а порождено различием то­чек зрения на какую-либо проблему, на способы ее решения. В таком слу­чае сам конфликт способствует формированию всестороннего понима­ния проблемы, а также мотивации партнера, защищающего другую точку зрения — она воспринимается как более «легитимная». Сам факт допуще­ния другой аргументации, признания ее законности способствует разви­тию элементов кооперативного взаимодействия внутри конфликта, обо­значает возникновение элементов дружественной атмосферы и тем самым открывает возможности его регулирования и разрешения.

Способы разрешения конфликта — важнейшая часть проблемы. Так же как и при коммуникации, большую роль здесь играет обратная связь, т.е. выявление реакции партнера на совершенное действие. Обратная связь служит средством регулирования поведения участников конфлик­та, что особенно проявляет себя при ведении переговоров. Цель перего­воров — достижение соглашения, основной способ которого — компро­мисс, т.е. согласие каждой стороны в равной мере отступить от своей прежней позиции с целью их сближения. В осуществлении такой стратегии велика роль посредника или арбитра — представителя третьей, ней­тральной стороны, способствующего успеху переговоров.

Для более четкого понимания стратегии поведения при достижении компромисса в социальной психологии предложена особая схема — ПОИР («постепенные обоюдные инициативы для разрядки напряженности»), предложенная Ч. Осгудом. ПОИР предполагает последовательное прове­дение каждой из сторон следующих шагов по достижению примирения: «миролюбивое» заявление одной из сторон, соответствующий ответ дру­гой стороны, снова — следующий шаг первой стороны и т.д. Успех может быть достигнут только в случае демонстрации с обеих сторон твердо­сти, но вместе с тем честности и дружелюбия, готовности поддерживать [Майерс, 1997. С. 669—671]. Естественно, что предложенная схема (мно­гократно проверенная в лабораторных экспериментах) не обязательно «срабатывает» в реальных условиях, однако может послужить некото­рой моделью примирения. Проблема исследования конфликта имеет много практических приложений в плане разработки различных форм отношения к нему (разрешение конфликта, предотвращение конфлик­та, профилактика его, ослабление и т.д.) и прежде всего в ситуациях де­лового общения [Бородкин, Каряк, 1983; Базаров, Еремин, 2001].

При анализе различных типов взаимодействия принципиально важ­на проблема содержания деятельности, в рамках которой даны те или иные виды взаимодействия. Так, можно констатировать кооперативную форму взаимодействия не только в условиях производства, но, напри­мер, и при осуществлении каких-либо асоциальных, противоправных поступков — совместного ограбления, кражи и т.д. Поэтому коопера­ция в социально-негативной деятельности не обязательно та форма, которую необходимо стимулировать: напротив, деятельность, конфлик­тная в условиях асоциальной деятельности, может оцениваться пози­тивно. Кооперация и конкуренция лишь формы «психологического рисунка» взаимодействия, содержание же и в том и в другом случае за­дается более широкой системой деятельности, куда кооперация или кон­куренция включены. Поэтому при исследовании как кооперативных, так и конкурентных форм взаимодействия недопустимо рассматривать их вне общего контекста деятельности.

Дата добавления: 2014-12-24