Интуитивная эвристика

Ю

L

СП

LO

Принцип активности исследователя предполагает целенаправленное и эффективное в меру его способностей креативно-творческое использова­ние всех необходимых в конкретной ситуации парадигмальных «накопле­ний» — его концептуальных представлений о сущности журналистики и ме­тодологических средств исследования на базе и через призму его социально-мировоззренческой позиции. Принцип активности проявляется в специфическом для каждого исследователя форме апперцепции (лат. ad — к + perceptio — восприятие) — таком видении исследуемого явления, в ко­тором сопрягаются свойственные ему научно-журналистские, социально-фи­лософские (мировоззренческие), креативно-методологические установки — научная парадигма, приводимая исследователем в «рабочее состояние», что и предопределяет особенности эвристика (в широком смысле) — присущие ему механизмы решения исследовательских задач. Апперцепция предпола­гает целостность осознания предмета исследования в зависимости от харак­тера и уровня подготовленности и опыта исследователя.

В связи с этим нельзя не заметить, что принцип активности, как будто «выбивающийся» из этого ряда принципов, но на самом деле выступает в ро­ли интегратора различных сторон научной парадигмы.

При этом стремящийся «выйти» на истинное знание исследователь не мо­жет не избегать в своей работе субъективизма и объективизма. Субъекти­визм предполагает исследовательский «произвол» (изучаемое не рассматри­вается на фоне объективных необходимостей генезиса, функционирования и развития, внутренних и внешних связей и взаимодействий), произвольное «выхватывание» и толкование явлений СМИ. Объективизм кажется подхо­дом, более соответствующим реалиям журналистики. Более того, порой гово­рят, что такой подход лишен предвзятости и ориентирован только на полное соответствие реальностям. Но тем самым отвергается необходимость созна­тельной выработки и использования научной парадигмы (хотя нельзя не признать, что в ней могут содержаться и ложные посылки, что, разумеется, вредит исследованию). И поэтому всё, что находится перед глазами исследо­вателя, безоценочно констатируется как равно значимое, господствует фак­тографический подход («вот что было» или «вот что есть»), уход от поиска закономерных связей с прошлым и будущим...

Определяемые принципами дискурсивные возможности исследователя требуют «развертки» и конкретного проявления в совокупности осваивае­мых и применяемых исследовательских приемов и методов.

Второе. Методологические принципы и законы конкретизируются и де­тализируются в системе категорий (греч. kategoria — признак), которые представляют собой систему общенаучных понятий, «сетку» логико-интел­лектуальных средств, применяемых в исследовании как познавательных инструментов. В качестве таковых категории часто характеризуются по типу «монад» (взаимодействие, противоречие), «диад» (сущность — явление;

необходимое — случайное), реже — «триад» (общее — особенное — еди­ничное; свобода — необходимость — ответственность).

Категориальная «сетка» в принципе должна быть в достаточной степени известна даже начинающим исследователям, поскольку с нею они знакоми­лись в разных учебных курсах, прежде всего тех, где рассматривались про­блемы теории познания (гносеологии, эпистемологии). Здесь же, представ­ляется, достаточно краткого перечисления.

Изучая явления журналистики, необходимо понять, в чем заключается сущность изучаемого. Явление выступает как форма выражения сущности в неразрывной связи формы и содержания. И всегда важно ответить на во­прос — а почему именно в такой форме проявляется сущность изучаемого? Тогда важно обратиться к проблеме необходимости и случайности. Раскрыть необходимость в изучаемом — значит добиться понимания его внутренних закономерностей, выражающих сущностные свойства, тогда как случай­ность — поверхностная, незакономерная «оболочка».

Нельзя ли говорить, что «Известия» при А.И. Аджубее и его преемниках на посту главного редактора в сущности (еще мало тогда различимой, но уже ощущаемой в явлении) были провозвестниками необходимости «нового журнализма», рождающегося в демократической России? Значит ли это, что уже тогда возникли причины (необходимые основания) для того, чтобы в ка­честве следствия позднее появились в преобразованном форме такие изда­ния как «Литературная газета», «Московские новости», «Огонек», делавшие «погоду» в эпоху преобразований на рубеже 80-х и 90-х годов? И в чем при­чины трудностей и даже попятных движений в формировании «нового жур­нализма» в 90-е гг.? Теоретико-исторические исследования помогают отве­тить на эти вопросы.

Новое закономерно необходимое качество проявляется вовсе не обяза­тельно сразу и целиком, оно нарастает с «накоплениями» количества в меру наличных и реализуемых (в том числе через действия людей) возможностей, в той или иной форме «перетекающих» в действительность. При этом пе­реход может проходить как эволюционно, так и в форме резкого скачка — все зависит от характера и «силы» накопившихся внутренних и внешних про­тиворечий и характера разнонаправленных действующих сил, осознающих и стремящихся «снять» эти противоречия, по-своему видящие причины и следствия изменений в жизни общества вообще, СМИ, в частности.

Естественно поэтому, что всякий изучаемый индивидуальный «фрагмент» предстает в единстве общего, особенного и единичного. Причем пропорции могут быть самыми разными. Если общее связано с законом, сущностью, то единичное — со случайным, а особенное «располагается» между общим и единичным. Для российской журналистики разных эпох характерно такое явление как «толстый журнал» (от «Московского телеграфа» до «Нового ми­ра»). И при их изучении неизбежно возникает вопрос — что между ними

^

общего, что выделяется в какой-то группе журналов как особенное, а что су­губо единично для каждого. Интересно проследить динамику внутренней ор­ганизации и внешних отношений такого типа СМИ как «толстый журнал», возникшего в 20-х гг. XIX века, существенно менявшегося на протяжении XX и существующего в своеобразном виде поныне. И при этом на каждом этапе «сосуществование» «толстых журналов» выявляется в разных формах связи, взаимодействия — причем отношения могут проявляться в большом диапа­зоне (от сотрудничества до борьбы в разных, в том числе и антагонистичес­ких, формах).

Связи «опутывают» изучаемые явления в самых разнообразных формах (генетических, функциональных, причинно-следственных и т.д.). Изучая публицистику, невозможно не рассматривать ее связи с общественным мне­нием и как абстрактным контрагентом (законы публицистического творчест­ва прямо связаны с особенностями общественного мнения как феномена массового сознания), и как конкретным его состоянием (публицист при со­здании своих произведений не может не «учитывать» реалии текущего и те­кучего общественного мнения).

Следовательно, логический подход исследователя неизбежно сочетается с историческим. Ведь конкретное явление журналистики несет на себе «ос­татки» прошлого — и как развивающуюся позитивную традицию, и как «ро­димые пятна» негативных влияний. В частности, для журналистики, действу­ющей на подлинно демократических началах, необходимо присущ толерантный диалог, но легко обнаруживаются идущие из прошлого не толь­ко его недостатки, но его антипод — стремление средствами «глухого» моно­лога «победить» оппонента в глазах аудитории любыми способами, причем часто недостойными (что называют «информационной войной»).

Третье. К принципам и общенаучным категориям примыкает логика (греч. Logike — наука о приемлемых способах рассуждения и доказательст­ва). Традиционно значима формальная логика, ее законы и правила вы­вода. (Однако надо иметь в виду и при необходимости обращаться к другим логическим системам «выводного знания» — релевантной логике, много­значной логике, нечеткой логике, модальной логике, логике вопросов, диа­лектической логике и др.).

Закон тождества утверждает, что каждое понятие и суждение сохраня­ет в рамках относительно устойчивого состояния предмета «здесь и сейчас» одно и то же содержание. А в изменившихся условиях ситуации существен­но важно найти новую характеристику определяемому. Закон противоречия (лучше: непротиворечия) «запрещает» использовать применительно || к «здесь и сейчас» суждения с различающимся содержанием, т.е. логические _ю противоречия и даже «простые» несогласованности утверждений. Закон ис- ^ю ключенного третьего предполагает, что если относительно одного и того же II явления есть утверждения +А или - А, то третье утверждение исключено

(хотя в иной системе логики может быть «и то, и другое» (+- А). Закон до­статочного основания требует, чтобы каждое положение было логически строго обосновано (иначе говорят о недостаточном основании суждения). На базе этих законов построена система логики.

Конечно, действие этих законов применимо лишь к статическому состоя­нию явлений журналистики. Когда же изучается изменение и развитие яв­лений, да еще и обладающих природными внутренними противоречиями, необходима гибкость их применения с учетом принципа развития, диалекти­ческого подхода. При рассмотрении конфликтных ситуаций (а ими насыще­на и история журналистики, и ее современное существование), все чаще применяются теория игр, теория принятия решений, теория переговоров, те­ория исследования операций, теория управления, теория массового обслу­живания и др. разрабатываемые в наше время концепции, которые, надо ду­мать, окажутся порождающими факторами «дополнительных» принципов исследования. Особенное значение, по-видимому, в ближайшем будущем приобретут основанные на идеях постнеклассической междисциплинарной науки, получившей название «синергетика» (о чем уже говорилось).

Однако «привычные» логические приемы дедукции и индукции способны сыграть важную роль в исследовании.

Дедукция (лат. deductio — выведение) — получение достоверных след­ствий из посылок формально-логическим путем. Правильность построения выводов описывается в логике множеством различного типа («модусов») силлогизмов, характер которых знаком любому студенту.

Индукция (лат. inductio — наведение) — получение вероятностных вы­водов при рассмотрении данных «от частного к общему», преимущественно от эмпирических данных (важно, чтобы они были собраны и систематизиро­ваны научно) к обобщению. В широком смысле индукция — формирование выводов на основе размышления над фактами при «включении» догадки, ин­туиции. А в узком — обнаружение неизвестного с помощью ряда методов «обработки» эмпирических данных. Это метод сходства (если в различных явлениях есть сходные черты, то они в чем-то родственны); метод различия (если в двух предметных областях есть несколько сходных свойств при нали­чии в одной чего-то своеобразного, то нельзя их идентифицировать); метод остатков (если при сравнении двух предметов в одном обнаруживаются от­личия, эти своеобразные свойства специфицируют изучаемый предмет); ме­тод сопутствующих изменений (если изучаемая ситуация изменяется под влиянием какого-то свойства, но не изменяется при других, то выделенное свойство является существенным фактором). Полученные с применением индуктивных методов результаты важно затем проверять дедуктивными средствами и опытным (экспериментальным) путем.

Научная парадигма включает множество требований эвристики, которы­ми должен владеть исследователь. И надо подчеркнуть, что использование

только дискурсивных средств (включение рассудка и разума, ведущих к раци­ональному суждению) недостаточно и даже невозможно, поскольку незави­симо от исследователя в ход его работы «вторгаются» средства интуиции (лат. intiiitus — созерцание, видение, усмотрение; от intueri — пристально смотреть). Дискурс и интуиция — взаимодополнительны.

раз, — когда решения приходили даже во сне; поэтому, между прочим, сто­ит класть рядом с постелью бумагу и карандаш). При этом происходит свое­го рода «возврат креативного здоровья», интеллектуальной «свежести». Впрочем, на самом деле работа продолжается, но теперь на ином уровне. Со­отношение и связь дискурсивного и интуитивного представляют иногда так:

дискурсивное

Четвертое. Уже не раз упоминавшаяся интуиция — своеобразное по­знавательное средство, специфическое, притом часто неосознаваемое ис­следователем, включающееся в процесс работы исследователя независимо от его желания, «обязательное дополнение» к рациональному дискурсивно­му подходу при значимой роли интеллектуальных эмоций в «поисковой до­минанте» исследования. Считается, что интуиция существенно значима для того, чтобы противостоять консерватизму дискурсивной логики привычного мыслительного алгоритма. И помогать адекватному осознанию нового.

У мыслящего исследователя интуитивная догадка «необходима» на всех стадиях познавательного процесса — от выбора «темы», постановки про­блемы, выдвижения гипотез до решения о применяемых методах, интерпре­тации полученных сведений, выработки рекомендаций. Разумеется, значи­мость интуиции в исследовательском процессе зависит от меры ее развитости у подготовленного, целеустремленного, мужественного исследо­вателя и умения прислушиваться к ее «подсказкам», пользоваться ее плода­ми. Интуицию подпитывают и стимулируют высокая исследовательская мо­тивация, интерес к проблеме, вдумчивость, готовность к трудным в своей неожиданности решениям входе неустанной работы над темой.

И когда говорят, что «информация — мать интуиции», это означает, что действует принцип дополнительности дискурсивного, рационального мыш­ления и интуитивного, подсознательного (неосознаваемого, надсознательно-го, сверхсознательного — тут применяются разные термины). Без накопле­ний информации дискурсивным путем интуиция может сработать только как неоправданная фантазия.

Интуиция «включается» тогда, когда предпринятые исследователем дис­курсивные операции, накопленная рациональным путем информация по те­ме «не складываются» и вызывают у него сомнения и неуверенность по по­воду возможного структурирования данных и формулирования новых выводов, когда не удается найти однозначное решение поставленных во­просов при напряженном поиске ответов. Но это не значит, что надо бро­сить работать над проблемой, оставлять свои намерения, планы, стремле­ния, перестать вдумываться в имеющиеся частные данные. Но стоит отвлечься, дать себе отдых, сделать «креативную паузу» (бывало — и не

Дата добавления: 2014-12-26