СЕСТРИЧКИ 3 страница

Лидия вернулась и села за стол напротив меня.

— У нее что-то не в порядке, — сказала она, прикасаясь к голове.

— Когда это случилось? — спросил я.

— Давно. Нагваль, должно быть, что-то сделал с ней, потому что внезапно она перестала разговаривать.

Лидия казалась печальной. У меня было даже впечатление, что ее печаль обнаруживалась помимо ее желания. Я даже почувствовал искушение сказать ей не бороться так сильно, скрывая свои эмоции.

— Как Жозефина сообщается с вами? — спросил я. — она пишет?

— Пожалуйста, не говори глупостей. Она не пишет. Она — не ты. Она пользуется своими руками и ногами, чтобы сообщить нам, что она хочет.

Жозефина и Роза вернулись в кухню. Они стали около меня. Я подумал, что Жозефина снова была картиной простодушия и доброжелательства. Ее чарующее выражение на давало ни малейшего намека на то, что она могла быть такой безобразной, такой яростной. Глядя на нее, я внезапно понял, что ее невероятная способность к жестикуляции, несомненно, была тесно связана с потерей речи. Я рассуждал, что только личность, которая утратила способность произносить слова, могла быть такой искусной в мимике.

Роза сказала мне, что Жозефина поверила, что если она захочет, она сможет заговорить, т.к. она очень сильно полюбила меня.

— Пока ты не приехал, она была довольна тем, что есть, — сказала Лидия резким тоном.

Жозефина утвердительно кивнула головой, подтверждая высказывание Лидии, и издала ряд кротких звуков.

— Мне хотелось бы, чтобы здесь была ла Горда, — сказала Роза. — Лидия всегда раздражает Жозефину.

— Я делаю это ненамеренно! — запротестовала Лидия.

Жозефина улыбнулась. Казалось, будто она собирается просить прощения. Лидия оттолкнула ее руку.

— Ну тебя, немая идиотка, — пробормотала она.

— Жозефина не рассердилась. Она казалась отсутствующей. В ее глазах было так много печали, что я не хотел смотреть на нее. Я ощутил побуждение вмешаться с целью примирения.

— Она думает, что она единственная женщина в мире, у которой есть проблемы, — бросила Лидия. — Нагваль велел нам обращаться с ней круто и без снисхождения, пока она не перестанет ощущать жалость к самой себе.

Роза взглянула на меня и подтвердила заявление Лидии кивком головы.

Лидия повернулась к Розе и приказала ей отойти от Жозефины. Роза покорно отошла и села на скамейку рядом со мной.

— Нагваль сказал, что в один из этих дней она заговорит снова, — сказала Лидия мне.

— Эй! — сказала Роза, дергая меня за рукав. — может быть, это ты заставишь ее говорить?

— Ха! — воскликнула Лидия, как будто у нее возникла та же мысль. — может быть, это ты, почему мы должны были ждать тебя.

— Совершенно верно! — добавила Роза с выражением подлинного озарения.

Обе они вскочили на ноги и обняли Жозефину.

— Ты будешь говорить снова! — воскликнула Роза, встряхнув Жозефину за плечи.

Жозефина открыла глаза и стала вращать их. Она стала делать слабые приглушенные вздохи, как будто она всхлипывала и кончила тем, что стала метаться из стороны в сторону, крича, как животное. Ее возбуждение было таким большим, что она, казалось, разинула рот. Я искренне думал, что она находится на грани нервного срыва. Лидия и Роза подбежали к ней и помогли закрыть рот. Но они не пытались успокоить ее.

— Ты снова будешь говорить! Ты снова будешь говорить! — кричали они.

Жозефина всхлипывала и стонала так, что у меня по спине пробегал озноб.

Я был совершенно сбит с толку. Я пытался поговорить с ними по-существу. Я взывал к их разуму. Но тут я осознал, что его у них — по моим стандартам — было очень мало. Я расхаживал взад и вперед перед ними, пытаясь сообразить, что делать.

— Ты поможешь ей, не так ли? — настоятельно спросила Лидия.

— Пожалуйста, сэр, ну пожалуйста, — умоляла меня Роза.

Я сказал им, что они сошли с ума, я просто не знаю, что делать. И тем не менее, когда я говорил, я заметил, что в глубине моей души было любопытное ощущение оптимизма и уверенности. Сначала я хотел отбросить его, но оно завладело мною. Однажды раньше у меня уже было подобное ощущение в связи с моей близкой подругой, которая была смертельно больна. Я думал, что мог помочь ей выздороветь и выйти из больницы, где она умирала. Я даже консультировался об этом с доном Хуаном.

— Безусловно, ты можешь вылечить ее и вырвать ее из рук смерти, — сказал он.

— Как? — спросил я его.

— Это очень простая процедура, — сказал он. — все, что ты должен сделать — это напомнить ей, что она неизлечимо больна. Т.к. это крайний случай, то она имеет силу. Ей нечего больше терять. Она уже все потеряла. Когда человеку нечего терять, он становится мужественным. Мы малодушны только тогда, когда есть что-то, за что мы еще можем цепляться.

— Но разве достаточно лишь напомнить ей об этом?

— Нет. Это даст ей поддержку, в которой она нуждается. Затем она должна оттолкнуть болезнь прочь своей левой рукой. Она должна толкать вперед перед собой свою левую руку, сжатую в кулак, словно она держит ручку двери. Она должна с усилием толкать и толкать ее, говоря болезни — вон, вон. Скажи ей, что т.к. ей больше нечего делать, она должна посвятить каждую секунду оставшейся ей жизни выполнению этого движения. Я заверяю тебя, что она может выкарабкаться, если захочет.

— Это звучит так просто, — сказал я.

Дон Хуан фыркнул.

— Это кажется просто, — сказал он, — но это не так. Чтобы сделать это, твоей подруге необходим неуязвимый дух.

Он долго смотрел на меня. Он, казалось, оценивал тревогу и печаль, которые я ощущал по отношению к моей подруге.

— Конечно, — добавил он, — если бы твоя подруга имела неуязвимый дух, то начнем с того, что она бы там не оказалась.

Я сообщил своей подруге то, что дон Хуан сказал мне. Но она была уже слишком слабой даже для того, чтобы пытаться двигать своей рукой.

В случае с Жозефиной основанием для моей тайной уверенности был тот факт, что она была воином с неуязвимым духом. Я молча спрашивал себя, нельзя ли применить то же самое движение руки к ней.

Я сказал Жозефине, что ее неспособность говорить была вызвана каким-то блоком.

— Да, да, это блок, — повторила Лидия и Роза вслед за мной.

Я объяснил Жозефине движение рукой и сказал ей, что она должна вытолкнуть свой блок, двигая рукой этим образом.

Глаза Жозефины застыли. Она, казалось, находилась в трансе. Она двигала своим ртом, производя едва слышные звуки. Она попыталась двигать своей рукой, но ее возбуждение было таким интенсивным, что она махала ею без всякой координации. Я попытался скорректировать ее движения, но она, по-видимому, была в таком помраченном состоянии, что не могла даже услышать, что я говорю. Ее глаза вышли из фокуса, и я знал, что она находится на грани потери сознания. Роза, по-видимому, осознала происходящее, она отпрыгнула в сторону, схватила чашку с водой и плеснула ее на лицо Жозефины. Глаза Жозефины закатились, обнаружив белки. Она много раз моргала, прежде чем смогла сфокусировать свои глаза снова. Она двигала ртом, но не производила никаких звуков.

— Коснись ее горла! — закричала мне Роза.

— Нет! Нет! — в ответ закричала Лидия. — коснись ее головы. Это у нее в голове, тупица!

Она схватила мою руку, и я вынужден был позволить ей поместить ее на голове Жозефины.

Жозефина дрожала и мало-помалу она издала серию слабых звуков. Они казались мне каким-то образом более мелодичными, чем нечеловеческие звуки, которые она производила раньше.

Роза тоже, должно быть, заметила разницу.

— Ты слышишь это? Ты слышишь это? — спросила она меня шепотом.

Но, несмотря на эту разницу, Жозефина издала другую серию звуков, более чудовищных, чем раньше. Когда она успокоилась, она всхлипнула на момент, а потом вошла в другое состояние эйфории. Лидия и Роза в конце концов успокоили ее. Она плюхнулась на скамейку, по-видимому, изможденная. Она с трудом могла поднять свои веки, чтобы взглянуть на меня. Она кротко улыбалась.

— Я очень, очень огорчен, — сказал я и взял ее за руку. Все ее тело вибрировало. Она опустила голову и снова начала плакать. Я ощутил волну горячего сочувствия к ней. В тот момент я отдал бы свою жизнь, чтобы помочь ей.

Она неконтролируемо всхлипнула, пытаясь заговорить со мной. Лидия и Роза были, по-видимому, так захвачены ее драмой, что делали те же самые гримасы своими ртами.

— Ради всего святого, сделай что-нибудь! — воскликнула Роза умоляющим тоном.

Я испытывал невыносимую тревогу. Жозефина встала и заключила меня в объятия или, скорее, вцепилась в меня и рванула меня прочь от стола. В этот момент Лидия и Роза с удивительной проворностью схватили меня за плечи обеими руками и в то же самое время подцепили пятки моих ног своими. Вес тела Жозефины и ее объятия, плюс быстрота маневра Лидии и Розы, застали меня врасплох. Они все двигались одновременно и прежде, чем я понял, что случилось, они положили меня на пол с Жозефиной сверху меня. Я ощущал ее сердцебиение. Она вцепилась в меня с такой силой, что стук ее сердца отдавался в моих ушах. Я ощутил его биение в своей собственной груди. Я попытался оттолкнуть ее, но она держалась крепко. Роза и Лидия прижали меня к полу своей тяжестью на мои руки и ноги. Роза хихикнула, как ненормальная, и начала покусывать мой бок. Ее маленькие острые зубы лязгали, когда ее рот кусал, открываясь и закрываясь от нервных спазм.

У меня одновременно было чувство боли, физического отвращения и ужаса. Я задыхался. Мои глаза не могли сфокусироваться. Я знал, что мне пришел конец. Тут я услышал сухой треснувший звук ломающейся трубки в основании своей шеи и ощутил щекочущее чувство на верхушке своей головы, пробежавшее подобно дрожи по всему телу. Следующая вещь, которую я знал, была та, что я смотрел на них с другой стороны кухни. Три девушки пристально смотрели на меня, лежа на полу.

— Чем это бы занимаетесь? — услышал я, как кто-то сказал громким строгим властным тоном.

Тут у меня возникло невероятное ощущение, как Жозефина отпустила меня и встала. Я лежал на полу и тем не менее, я также стоял на некотором расстоянии от них, глядя на женщину, которую никогда раньше не видел. Она находилась возле двери. Она пошла по направлению ко мне и остановилась в 6-7 футах. На мгновение она пристально взглянула на меня. Я непосредственно знал, что это была ла Горда. Она потребовала объяснить ей, что происходит.

— Мы как раз разыгрывали с ним небольшую шутку, — сказала Жозефина, прочищая горло. — я изображала из себя немую.

Три девушки прижались друг к другу и начали смеяться. Ла Горда оставалась бесстрастной, глядя на меня.

Они разыгрывали меня! Моя глупость и доверчивость казались мне такими непростительными, что у меня начался приступ истерического смеха, который был почти неконтролируемым. Мое тело дрожало.

Я знал, что Жозефина не шутила, как она только что заявила. Они трое преследовали какую-то цель. Я действительно ощущал тело Жозефины, как какую-то силу, которая на самом деле стремилась попасть внутрь моего тела. Покусывание моего бока Розой для отвлечения моего внимания совпало с возникшим у меня чувством, что сердце Жозефины колотится у меня в груди.

Я слышал, как ла Горда убеждала меня успокоиться.

У меня возник нервный трепет в средней части тела, а затем на меня накатил тихий гнев. Я ненавидел их. С меня было достаточно. Я собирался подобрать куртку и блокнот и уйти из дому невзирая на то, что я еще полностью не пришел в себя. Мне было немного дурно, и мои чувства явно были расстроены. У меня уже было чувство, что когда я впервые взглянул на девушек через кухню, я действительно смотрел на них из положения выше уровня моих глаз, из какого-то места недалеко от потолка. Но еще более сбивало с толку то, что я действительно воспринимал, что щекочущее ощущение на верхушке моей головы было то, что вырвало меня из объятий Жозефины. Это было так, как будто бы что-то вышло из верхушки моей головы.

Несколько лет тому назад дон Хуан и дон Хенаро манипулировали моим восприятием, и у меня было невероятное двойное чувствование, я ощущал, что дон Хуан опустился на меня и прижимает меня к земле и в то же время я ощущал, что я продолжал стоять. Я был действительно в нескольких местах сразу. На языке магов я мог сказать, что мое тело сохранило память об этом двойном восприятии и, по-видимому, повторило ее. Тут были, однако, две новые вещи, которые добавились к моей телесной памяти на этот раз. Одна — это было то щекочущее чувство, которое я начал осознавать во время своих столкновений с этими женщинами, и которое было средством прибытия к этому двойному восприятию. А вторая была тем звуком в основании моей шеи, высвобождающим во мне нечто, что было способным выходить из верхушки моей головы.

Спустя 1-2 минуты я совершенно определенно ощутил, что я спускаюсь с потолка, пока не оказался стоящим на полу. Моим глазам понадобилось некоторое время, чтобы приспособиться к смотрению на моем нормальном уровне глаз.

Когда я посмотрел на четырех женщин, я ощутил себя незащищенным и ранимым. Тут у меня возник момент разобщения или потери непрерывности восприятия, как будто я закрыл глаза и какая-то сила внезапно заставила меня крутнуться пару раз. Когда я открыл свои глаза, девушки стояли, уставившись на меня с открытыми ртами. Но каким-то образом я снова был самим собой.

Дата добавления: 2014-12-26