Все галлюциногены производят непредсказуемое, но всегда негативное действие. 16 страница

Не меньшее значение для успешной деятельности в особых или экстремальных условиях имеет степень психологической готовности человека к работе в подоб­ных условиях. Процесс подготовки человека к выполнению определенной дея­тельности в необычных условиях предполагает знание того, как и к чему готовить. Сама по себе эта задача подготовки к деятельности в особых или экстремальных условиях выполнима, но требует организации и проведения целого комплекса научнообоснованных медицинских, психологических и социально-психологичес­ких мероприятий.

Таким образом, на основе вышеприведенного материала мы можем утверждать, что между понятиями «деятельность в экстремальных условиях» и «экстремаль­ные ситуации» действительно существуют принципиальные различия. Эти раз­личия представлены в табл. 23.2.

Деятельность в экстремальных условиях не проходит бесследно даже для про­фессионалов. В значительной степени это обусловлено характером смены дея­тельности, что требует адаптационной перестройки функционирования структур организма и механизмов регуляции мотивированного поведения. Для сохранения их работоспособности и профессионального здоровья целесообразно осуществ­лять мероприятия медико-психологического сопровождения, а после завершения деятельности — медико-психологической реабилитации. Если подобные меропри­ятия не проводить, то существенно повышается риск возникновения различных психогенных расстройств и психосоматических нарушений. В настоящее время ни у кого не возникает сомнения в том, что большинство психогенных расстройств обусловлено сменой деятельности, а точнее, особенностями адаптации к новым условиям.

Особенности психогенных расстройств при деятельности в экстремальных условиях

При выполнении специалистом служебных обязанностей в экстремальных услови­ях весьма высока вероятность возникновения разнообразных психогенных рас­стройств. Чаще всего с подобными явлениями сталкиваются врачи-психиатры под­разделений МЧС, Вооруженных Сил, МВД и других так называемых «силовых структур». Военные врачи одними из первых начали исследовать данную пробле­му, поскольку на поле боя им приходилось сталкиваться с разнообразными прояв­лениями последствий психотравмирующего воздействия происходящих событий.

Пожалуй, самые первые научные описания психотравмирующего воздействия боевого стресса как фактора экстремальных условий деятельности относятся ко второй половине XIX в. Они основаны на наблюдении за участниками Гражданской войны в Северной Америке. Так, Да Коста (Da Costa) наблюдал 300 солдат дей­ствующей армии, которые жаловались на одышку, учащенное сердцебиение, жгу­чие боли в груди, слабость, головную боль и головокружение. Выявленный спе­цифический симптомокомплекс был назван им «солдатское сердце» (Kaplan Н. I. Sadoc В. J., 1988). Весьма похожую картину наблюдал несколько позднее у участ­ников той же войны В. А. Хэммонд (W. A. Hammond, 1883).

Исследования психогенных нарушений у солдат продолжились во время Пер­вой мировой войны. Так, американскими психиатрами был описан симптомокомп­лекс, получивший название shellshok («снарядный», или «артиллерийский», шок). К проявлением данного симптомокомплекса различные специалисты того време­ни относили: паралич, потерю ориентировки, истерическую слепоту, ипохондриче­ские, фобические или тревожные симптомокомплексы, оцепенения вплоть до ката-тоноподобного ступора, повышенную раздражительность, чувствительность к вне­запному шуму, тремор, бессонницу, ночные кошмары военного содержания и др.

Россия также столкнулась с психогенными проявлениями у солдат в начале XIX в. Так, например, согласно отчету Главного военно-санитарного управления российской армии, во время войны с Японией неврозы диагностировались у 4 сол­

дат и 75 офицеров из каждой тысячи военнослужащих. Во время Первой мировой войны неврозы диагностировались: в 41,5% случаев на воронежском эвакопункте, в 36,2% — на Северном фронте. В петроградских лазаретах у 70% офицеров и 19% солдат также отмечались неврозоподобные состояния (Тимофеев Н. Н., 1957).

Во время Второй мировой войны для армий многих воюющих государств пси­хогенные нарушения стали подлинным бедствием. Так, в США «психиатрические потери» по сравнению с Первой мировой были на 300% больше и составили око­ло 1 млн человек, из них 64% случаев — неврозы (Appel L. W.,1966; Glass A. J., 1969). Это при том, что существовал весьма жесткий отбор для службы в армии и на флоте. За период с 1 января 1942 по 30 июня 1945 г. были признаны негодными по различным психиатрическим статьям 175 тыс. человек, подлежащих призы­ву (Bulletin of the U.S. Army Medical Department, 1945). В какой-то момент число уволенных по психиатрическим статьям превысило число всех вновь призванных на военную службу (Tiffany W. Y., Allerton W. S., 1967). Среднее число уволенных по психиатрическим диагнозам в период с 1943 по 1944 г. составило от 9 до 20 тыс. человек в месяц (Rennie Т.А., 1944)

К сожалению, современная история человечества сопровождается войнами и военными конфликтами. Конец XX и начало XXI в. не стали исключением. Хотя крупномасштабные военные кампании не велись, но военных конфликтов было предостаточно: в Корее и Вьетнаме, Афганистане и Чечне, на Ближнем Востоке и в Европе, в странах Африки и Латинской Америки. Все эти события привели к еще большему пониманию актуальности массовых психогенных нарушений. При этом следует отметить, что актуальность данной проблемы растет пропорционально числу лиц, чья профессиональная деятельность протекает в экстремальных усло­виях. Сегодня профессии «экстремального характера» стали как никогда массо­выми. К ним относятся не только военнослужащие, но и сотрудники МВД и других силовых структур, спасатели, шахтеры, летчики... Причем большинство психогенных нарушений, наблюдаемых у профессионалов, чья работа связана с деятельностью в экстремальных условиях, во многом аналогичны психогенным нарушениям военно­служащих, которые возникают у них в период боевых действий.

Комплекс симптомов, характерных для психогенных нарушений, наблюдае­мых у военнослужащих в период ведения боевых действий, российскими военны­ми психиатрами чаще всего обозначается как «боевая психическая травма», или «боевой стресс». С точки зрения психофизиологии сущность боевого стресса за­ключается в перераспределении ресурсов человеческого организма для выживания в экстремальных условиях. Этот процесс сопровождается напряжением различ­ных адаптационных механизмов и выраженными психофизиологическими изме­нениями, которые обладают чрезмерной интенсивностью и продолжительностью, что, в свою очередь, помимо непосредственных психотравмирующих факторов боевой обстановки может оказывать вторичный повреждающий эффект и стано­виться причиной расстройств психической деятельности.

Следует отметить, что до настоящего времени нет общепринятого определения боевой психической травмы. Одни исследователи соотносят это понятие с реак­тивными состояниями и острыми стрессовыми реакциями, развивающимися в

условиях жизнеопасной ситуации. Другие авторы под боевой психической трав­мой понимают всю совокупность симптомов, обусловленных стрессом, т. е. вкла­дывают в это понятие более широкий круг расстройств, в том числе доболезнен-ные проявления (Сидоров П. И., Литвинцев С. В., Лукманов М. Ф., 1999 г.). При­чем если задать вопрос, что собой представляют так называемые доболезненные проявления, то закономерно можно прийти к выводу о том, что речь идет о нару­шениях психологического типа, когда болезни еще нет, но отдельные ее признаки уже проявляются.

Впервые диагноз боевого стресса был использован русскими психиатрами в период русско-японской войны. Ими же была предпринята попытка раскрыть механизмы патогенеза боевой психической травмы. Так, Н. А. Вырубов (1915) рассматривал боевую психическую травму как «контузионный психоз» и «пси­хоневроз». По его мнению, в основе психогенных нарушений у военнослужащих лежат «органические» нарушения «молекулярного» характера. Одновременно с этой точкой зрения была высказана и другая. Так, С Н. Давиденко (1915) настаи­вал на функциональной, эмоциогенной природе «боевых психозов». Позднее ста­ло ясно, что вторая точка зрения в большей степени соответствует истине. Наи­более ярко эмоциогенная природа боевой психической травмы проявилась в годы Второй мировой войны.

Однако к такому пониманию механизмов психогенных нарушений у людей, выполняющих профессиональные обязанности в экстремальных ситуациях, вра­чи-специалисты пришли не сразу. Долгое время отечественные психиатры рассмат­ривали расстройства, связанные с боевым стрессом, преимущественно с физиоло­гической позиции и многие его симптомы объясняли травматическим повреждени­ем головного мозга. Такая позиция прежде всего определялась доминирующим длительное время учением И. П. Павлова, который все психические процессы объяснял торможением и возбуждением. Поэтому стресс рассматривался в каче­стве фактора, запускающего возникновение психических расстройств исключи­тельно на материальной почве.

В ходе Второй мировой войны стало ясно, что с увеличением продолжитель­ности пребывания в боевой обстановке повышается специфическая устойчи­вость организма к воздействию боевых стрессов, закрепляются новые поведен­ческие навыки и стереотипы, имеющие ведущее биологическое значение для сохранения жизни. В клинических проявлениях боевой психической травмы нарастает частота агрессивных и асоциальных форм поведения. Причем враж­дебность весьма часто проявляется не только в словах, но и в поведении. По мнению военных врачей-психиатров, агрессивное поведение, как правило, отра­жает формирование «нажатых» способов реагирования, вторичных по отноше­нию к состоянию хронической тревоги (Сидоров П. И,, Литвинцев С В., Лукма­нов М. Ф., 1999.).

По нашему мнению, основанному на практическом опыте оказания психоло­гической помощи специалистам различного профиля, выполнявших служебные обязанности в экстремальных условиях, проявление невербальной агрессивнос­ти вряд ли стоит рассматривать как «закрепленную» форму поведения, обуслов­

ленную биологической целесообразностью. Анализ лонгитюдного наблюдения за военнослужащими, находящимися в условиях реальной витальной угрозы, сви­детельствует о том, что рост агрессивности предшествует или психическому сры­ву, или совершению аварии, или гибели военнослужащего вследствие ошибочных действий или ошибочных решений. Поэтому рассматривать возникновение агрессив­ности в условиях боевой обстановки в качестве «биологически значимой» формы поведения нецелесообразно. Скорее всего, повышение уровня агрессивности следу­ет рассматривать как недостаточное развитие личности или как индикатор осложне­ния психической регуляции,, предшествующей психогенным расстройствам.

К другому типу феноменологических проявлений психопатологии боевой трав­мы принято относить «бегство от реальности», что проявляется в виде невроти­ческих, соматоформных и диссоциативных расстройств, аддиктивного и суици­дального поведения. Как правило, расстройства, относящиеся к первой группе, наиболее часто развиваются в первые месяцы пребывания в экстремальной обста­новке, в то время как разнообразные формы агрессивного поведения нарастают по мере увеличения продолжительности пребывания в данных условиях.

Еще в большей степени выражены психические нарушения у лиц, получивших ранения, травмы или увечья в процессе выполнения служебных обязанностей в экстремальной обстановке. Так, обследования раненых военнослужащих показы­вают, что практически у всех наблюдаются более или менее выраженные измене­ния психического состояния. Причем эти состояния чаще всего бывают двух ти­пов: гиперстенические и астено-депрессивные с выраженными реакциями страха и беспокойства. (Очень часто аналогичные состояния можно наблюдать у лиц, ставших свидетелями особо разрушительных стихийных бедствий или техноген­ных катастроф.)

Следует также отметить, что характер психогенных нарушений в значительной степени определяется условиями, в которых специалистам приходилось выпол­нять свои профессиональные обязанности. Например, если сопоставить состоя­ние военнослужащих, принимавших участие в боевых действиях на Северном Кавказе и в Афганистане, то можно обнаружить, что в первом случае преоблада­ли депрессивные состояния (особенно в первой половине 1995 г.), а во втором — астенические как следствие хронического эмоционального стресса и социальной изоляции.

Не менее сложная проблема сохранения здоровья людей, выполняющих про­фессиональные обязанности в экстремальных условиях, — алкоголизм и наркома­ния. По мнению ряда авторов, данные явления следует рассматривать в качестве вторичных симптомов по отношению к невротическим и аффективным расстрой­ствам, т. е. как следствие психогенных нарушений (Khantzian Е. J., 1985; Ronde-pierre С, Ades J., 1985). Уже в период русско-японской войны (1904-1905) было отмечено, что по мере того как русские войска все больше увязали в затяжной, непопулярной среди населения войне, возрастало количество больных с алкоголь­ной патологией. Чаще всего высокий уровень алкогольной патологии в то время объяснялся «потребностью подбодрить нервную систему» (Озерецковский А. И., 1906).

Во время войн в Корее и Вьетнаме анонимные опросы американских солдат показывали, что до 50-80% из них принимали марихуану и до 30% — героин. По мнению врачей-психиатров, употребление психоактивных веществ позволя­ло военнослужащим временно справляться с психологическими проблемами. Вместе с тем употребление наркотических веществ увеличивало, в свою очередь, количество психических заболеваний. Так, во втором периоде войны американ­скую армию фактически захлестнула волна наркомании. Около 60% санитарных потерь составляли случаи психических нарушений, большинство из которых усу­гублялось хроническим употреблением наркотиков (Price Н. Н., 1984).

По данным отечественных психиатров, в годы Афганской войны около трети психических нарушений были вызваны употреблением наркотических веществ или алкоголя. Так, психические нарушения у рядового состава (примерно 31%) были связаны с употреблением наркотиков (в основном гашиш и опий). Среди психических нарушений у офицеров 35,2% заболеваний были обусловлены упот­реблением алкоголя (П. И. Сидоров, С. В. Литвинцев, М. Ф. Лукманов, 1999).

В 1995 г. в период Чеченской войны употребление спиртных напитков стало одним из самых распространенных явлений. Причем уровень употребления алко­голя возрастал в период ведения боевых действий (до 98%) и снижался во время отдыха и перерывов между боями (до 12%). Большинство военнослужащих, ре­гулярно употреблявших спиртные напитки, объясняли употребление алкоголя стремлением снять внутреннее напряжение, «на время забыться» и т. д.

Таким образом, выполнение профессиональных (служебных) обязанностей в условиях реальной витальной угрозы сопровождается не только непосредствен­ным воздействием психогенных факторов, но и высокой вероятностью возник­новения психогенных нарушений, обусловленных вторичными причинами. К их числу следует отнести алкоголизм и наркоманию. Вместе с тем вопрос о влиянии личностных характеристик профессионалов на вероятность возникновения пси­хогенных нарушений, а также их влияния на характер течения реабилитационно­го процесса — отдельная проблема. Имеющиеся в настоящее время данные экспе­риментальных исследований позволяют утверждать, что подобная связь суще­ствует. Так, в табл. 23.3. представлены результаты обобщенного исследования С. В. Литвинцева (1994) и Е. В. Снедкова (1992), изучавших характер реабилита­ционного процесса у военнослужащих, находящихся на излечении в медицинских учреждениях по поводу реакций боевого стресса (РБС).

Как известно, акцентуации характера, в отличие от акцентуаций личности, принято рассматривать в качестве определенного критерия психической нормы. С этой точки зрения представленные в табл. 23.3 данные свидетельствуют о том, что наиболее благоприятный исход течения реакций боевого стресса в большей степени присущ людям, у которых отсутствуют признаки акцентуаций характе­ра. Следовательно, особенности психики человека могут выступать в качестве прогностических критериев развития психогенных нарушений в экстремальных условиях деятельности, что особенно актуально при решении задач профессио­нального психологического отбора специалистов для деятельности в подобных условиях и оказания им специализированной психологической помощи в процес­се сопровождения деятельности и реабилитации.

Контрольные вопросы

1. Какие критерии классификации экстремальных ситуаций вы знаете?

2. Назовите принципиальные различия в понятиях «экстремальная ситуация» и «экстремальные условия деятельности».

3. Дайте общую характеристику чрезвычайных ситуаций.

4. Что такое техногенные катастрофы и экологические катастрофы?

5. Что характерно для социальных катастроф?

6. Дайте общую характеристику поведенческих и психических реакций чело­века в экстремальных ситуациях.

7. Что вы знаете о психогенных расстройствах, возникающих при экстремаль­ных ситуациях?

8. Каковы психические механизмы психогенных нарушений в экстремальных условиях?

9. Охарактеризуйте особенности деятельности в экстремальных условиях.
10. Расскажите об особенностях психогенных расстройств при деятельности в

экстремальных условиях.

Литература

1. Александровский Ю. А. Психоневрологические расстройства при аварии на Чернобыльской АЭС // Медицинские аспекты аварии на Чернобыльской АЭС - Киев: Здоров'я, 1988. - С. 171-177.

2. Александровский Ю. А. Состояния психической дезадаптации и их компен­сация. — М.: Наука, 1976.

3. Александровский Ю. А. Пограничные психические расстройства. — М.: Зевс; Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.

4. Александровский Ю. А., Лобастое О. С, СпивакЛ. И., Щукин Б. Я. Психоге­нии в экстремальных условиях. — М: Медицина, 1991.

5. Воловин В. Г. Человек в экстремальных условиях природной среды. — М.: Мысль, 1983.

6. Ковалевский Ю. Я. Стихийные бедствия и катастрофы. — Рига, 1986.

7. Леонова А. Б._у Медведев В. Я, Функциональные состояния человека в тру­довой деятельности, — М.: МГУ, 1981.

8. Решетников М. М., Баранов А. 10., Мухин А. П., Чермянин С. В. Уфимская катастрофа: особенности состояния, поведения и деятельности людей // Психологический журнал. — 1990. — Т. И, № 1. — С. 95-101.

9. Селье Г. Стресс без дисстресса. — Рига: Виеда, 1992.

Глава 24

ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ ВЫГОРАНИЕ И РЕСУРСЫ ЕГО ПРЕОДОЛЕНИЯ

Феномен «выгорания» и его причины

Интерес к синдрому «выгорания» вызван тем, что значительно увеличилось чис­ло работающих, которые ощущают себя измотанными, обессиленными и эмоцио­нально «потухшими», что в итоге сказывается на продуктивности работы. В зару­бежной литературе этот синдром известен как burnout, который был введен аме­риканским психиатром X. Фрейденбергером в 1974 г. Понятие «выгорание» обычно используют для обозначения переживания человеком состояния физического, эмоционального и психического истощения, вызванного длительной включенно­стью в эмоционально напряженные и значимые ситуации. Синдром «выгорания» берет свое начало в хроническом повседневном напряжении или эмоциональном переутомлении, переживаемом человеком в личностно значимых ситуациях об­щения с другими людьми. Наиболее часто выгорание рассматривается как долго­временная стрессовая реакция или синдром, возникающий вследствие продолжи­тельных профессиональных стрессов средней интенсивности. В связи с этим син­дром «психического выгорания» ряд авторов обозначает как «профессиональное выгорание», что позволяет рассматривать это явление в аспекте личной деформа­ции профессионала под влиянием профессиональных стрессов¹. Если экстремаль­ный стресс можно сравнить с тайфуном, то стрессовый процесс выгорания срав­ним с медленным, почти незаметным течением. Тем не менее выгорание имеет сильные негативные последствия; это одна из самых критических областей стрес­са для современного индустриального общества, поскольку отдельным людям, семьям и продуктивности бизнеса наносится значительный урон².

¹ Maslach С, Schaufeli W. History and conceptual speciificity of burnout // Recent Developments in Theo­ry and Research, Hemisphere. — New York, 1993. ² Shirom A. Burnout in work organizations // International review of induatrial and organizational psy­chology. - New York, 1989.

Выгорание проявляется, с одной стороны, в душевном неблагополучии (дис­комфорте), неудовлетворенности качеством личной жизни, а также в физическом недомогании. С другой стороны, оно отрицательно сказывается на продуктивнос­ти трудовой деятельности работников. Поэтому выгорание как феномен попада­ет в поле зрения не только психологов, психотерапевтов, врачей, но также и рабо­тодателей, заинтересованных в энергичных сотрудниках, которые «горят», но не «сгорают» полностью на работе.

Впервые на проблему психического выгорания обратили внимание американ­ские специалисты в связи с созданием и массовым распространением социальных служб. Люди, работающие в области психологической и социальной помощи, по долгу службы обязанные проявлять сочувствие и эмпатию, длительное время кон­тактируют с посетителями и их жизненными проблемами. Обязанность работни­ков этих служб — оказание психологической поддержки: они должны выслушать и поддержать людей, обратившихся за помощью. Несмотря на специальную под­готовку и подбор персонала для социальных служб по определенным критериям, необходимым в этом виде деятельности, руководители служб через некоторое время нередко сталкивались с фактами неудовлетворительной работы сотрудни­ков, прежде всего с жалобами посетителей на их невнимание, равнодушие, чер­ствость, а иногда и грубость. Проведенные исследования привели к обнаружению своеобразного профессионального «стресса общения», который получил название синдрома «психического выгорания». Данный синдром стал рассматриваться как стресс-реакция на продолжительные стрессы межличностных отношений (Гри­шина Н. В., 1997).

В начале 70-х гг. XX в. специфическая симптоматика выгорания первоначаль­но была обнаружена исследователями у лиц помогающих профессий: социальных и медицинских работников, работников благотворительных организаций, адми­нистраторов и обслуживающего персонала, учителей, преподавателей. Позже спи­сок профессий, связанных с опасностью «выгорания», был дополнен адвокатами, полицейскими, тюремщиками, политиками, торговым персоналом, менеджерами среднего и высшего звена. Таким образом, «из платы за сочувствие» (Маслач К., 1986) синдром «выгорания» превратился в «болезнь» работников «коммуника­тивных» профессий, т. е. профессий, предъявляющих высокие требования к пси­хологической устойчивости в ситуациях делового общения.

Специфика данных профессий заключается в большом количестве эмоцио­нально насыщенных и когнитивно сложных межличностных контактов, что тре­бует от специалиста значительного личного вклада в ежедневные профессиональ­ные дела. Кроме этого, в профессиях, ориентированных на работу с людьми, боль­шое значение имеет получение от них необходимой обратной связи (например, благодарность, признание, проявление уважения, информация об изменениях са­мочувствия или о новых планах, касающихся дальнейшего делового взаимодей­ствия, и др.). Одна из причин выгорания, как отмечают исследователи, — отсут­ствие обратной связи от большинства реципиентов или ее негативный характер. Эта общая особенность помогающих и «коммуникативных» профессий позволя­ет причислить их к категории «профессий высшего типа» по классификации Шаф­рановой Л. С. (Шафранова, 1924).

К настоящему времени синдром «выгорания» включает более 100 симптомов. Несмотря на многочисленные публикации по этой проблеме, большинство из них до 1980-х гг. носило описательный характер. Как отметили Б. Перлман и Е. Харт-маи в 1982 г., только единицы исследователей поднялись выше описательного уровня и представили статистический анализ данных.

Маслач К. и Джексон С. (1981) к наиболее характерным проявлениям синдро­ма «выгорания» относят чувство эмоционального истощения или изнеможения,

невозможность работать с полной отдачей сил, дегуманизацию (деперсонализа­цию) как тенденцию к циничности и негативизму по отношению к зависимым лицам (пациентам, клиентам, подчиненным, учащимся), негативное самовоспри­ятие в профессиональном плане (редуцирование личных достижений или обязан­ностей).

В результате проведенного контент-анализа описанных в литературе симпто­мов выгорания Перлман и Хартман предложили следующее определение выгора­ния:

Выгорание — это ответ на хронический эмоциональный стресс, включающий три компонента: эмоциональное и/или физическое истощение; снижение рабочей продуктивности; деперсонализацию, или дегуманизацию, межличностных отношений.

Среди наиболее характерных последствий «выгорания» авторы называют: де­формацию Я-концепции (повышение негативизма по отношению к «Я»), гневли­вость, циничность, подозрительность, депрессию, сверхдоверчивость, ригидность и различные формы дезадаптации, которые непосредственно относятся к психо-со-циальному здоровью личности.

После того как феномен выгорания стал общепризнанным, закономерно воз­ник вопрос о факторах его «риска» — потенциальных «виновниках» развития выгорания. По данным ряда авторов (Форманюк Т. В., 1994), можно выделить три группы переменных, оказывающих определенное влияние на развитие синд­рома «выгорания» в профессиях типа «человек—человек»: личностные, статусно-ролевые и корпоративные (профессионально-организационные).

К личностным факторам риска выгорания относятся:

♦ склонность к интроверсии (низкая социальная активность и адаптирован-ность, социальная несмелость, направленность интересов на внутренний мир и др.);

♦ реактивность (динамическая характеристика темперамента, проявляюща­яся в силе и скорости эмоционального реагирования);

♦ низкая или чрезмерно высокая эмпатия (способность постигать эмоцио­нальное состояние других людей, понимать мир их душевных переживаний, сочувствовать и т. п.);

♦ жесткость и авторитарность по отношению к другим; низкий уровень само­уважения и самооценки (Rodgers, Dobson, 1988)¹.

¹ RodgersJ. С, Dobson S. С. Burnout in occupational] therapists // American Journal of Occupational The­rapy. - 1988.-Vol. 42.

В ряде исследований обнаружено, что выгоранию в большей степени подверже­ны «трудоголики» — те/кто полностью поглощен работой, постоянно трудится без отдыха, ежедневно работает с полной самоотдачей и ответственностью, с установ­кой на карьеру, тешит тщеславие в ущерб другим личным интересам и потребнос­тям, чья жизнь заполнена только работой до самозабвения. Наиболее уязвимы те, кто реагирует на стресс по типу Л: агрессивно, эмоционально-несдержанно, некон­структивно использует конфликтные ситуации, стремится всегда быть первым (ли­дером), нетерпим к любым препятствиям на пути достижения поставленных целей.

Можно выделить личностные факторы риска выгорания менеджеров коммер­ческих фирм; подозрительность, нонконформизм, низкий уровень эмпатии, высо­кая тревожность, интровертированность, неконструктивные модели поведения в проблемных (конфликтных) ситуациях, низкая коммуникативная компетент­ность (Махер Е. 1983; Водопьянова Н. Е.2000).

Статусно-ролевые факторы риска выгорания включают:

♦ ролевой конфликт;

♦ ролевую неопределенность;

♦ неудовлетворенность профессиональным и личностным ростом (сауоакту-ализацией);

♦ низкий социальный статус;

♦ ролевые поведенческие стереотипы, ограничивающие творческую активность;

♦ отверженность в значимой (референтной) группе;

♦ негативные полоролевые (тендерные) установки, ущемляющие права и сво­боду личности.

Вестерхоузе (Westerhouse, 1979) изучал влияние стажа пребывания в данной должности и ролевого конфликта у 140 молодых учителей, имеющих хорошее образование и работающих в частных школах. Он обнаружил, что значимым фак­тором в предсказании выгорания является не столько наличие ролевых конфлик­тов, сколько частота ситуаций, связанных с ними. В исследовании не выявлено значимой связи между стажем работы учителей и выгоранием.

Корпоративные (профессионально-организационные) факторы риска выго­рания. В зарубежной психологии к корпоративным факторам риска выгорания от­носят те переменные, которые ведут к высокому уровню организационного стрес­са. Величина организационного стресса связана с организационной культурой и ее привлекательностью для работников, с трудностью и ответственностью выпол­нения профессиональных обязанностей в конкретной организационной струк­туре. В качестве основной причины выгорания исследователи называют продол­жительность и интенсивность рабочей нагрузки в ситуациях напряженного дело­вого общения. Перлман и Хартман (В. Perlman, Е. A. Hartman,1982) установили значимую связь психического выгорания с административными, управленчески­ми и коммуникативными особенностями организации, с одной стороны, а с дру­гой — со статусно-ролевыми и индивидуальными характеристиками менеджеров, а также с результатами их деятельности. По мнению К Маслач, организационные причины, характер и состояние работы несут в себе больше потенциального рис­ка выгорания, чем личностные характеристики работников.

Дата добавления: 2015-05-06