Франция, декабрь. 21 страница

Глава 25

Лондон, отель «Плаза»

– Да как ты смеешь ставить условия, дрянь! – вскричала Лорен. Она была в ярости. – Забыла, кто тебя из дерьма вытащил? Совсем страх потеряла? – продолжала она орать. Глаза певицы горели лихорадочным огнем, прожигая стоявшую рядом девушку насквозь.

– Да плевать я хотела! – дерзко ответила девица и затянулась сигаретой. – Мне нужны бабки! Я свою работу сделала!

– Ты получила деньги, так что закатай губу!

– Хорошо! Только завтра я обращаюсь в какую‑нибудь газетенку и рассказываю свою историю, точнее нашу!

Лорен чувствовала, что еще пару слов, и она слетит с катушек. Ее вымотал перелет, а теперь вдруг откуда‑то взялась эта шлюха и сыпет на нее угрозы. После сьемок видео Лорен больше ее не видела и надеялась, что больше никогда не увидит! Шлюхе было хорошо заплачено, но видимо идиотка умудрилась просадить все деньги. Липкий страх и гнев охватили все существо Лорен, она не знала, что предпринять! Тело ломило, мозг работал с трудом – чертовы наркотики! Бегая взад вперед, она пыталась придумать хоть что‑то, но кроме как «убрать» сучку – ничего на ум не приходило. Если сейчас она пойдет у нее на поводу, то та не отстанет и будет доить постоянно! Но и допустить, чтобы ее тайна раскрылась, она не могла, она еще не достигла поставленной цели. Ублюдок крепко держится, и это особенно злило, нет, даже не злило, это рвало на части Лорен. Она не понимала, она не верила. Неужели он любит?! Нет, этого просто не может быть! Маркус Беркет на такое не способен! Но все кричало об обратном, с каждым днем, Лорен задыхаясь от ненависти и боли, понимала, что он женился на девчонке не только потому, что та залетела. И в то же время она испытывала удовлетворение – значит, волк полюбил овечку! Значит, ему больно. Это то, что ей и нужно было! Почти… А может? Губы Лорен расплылись в победной улыбке, и она, уже более спокойно посмотрела на свою собеседницу:

– А знаешь, дорогуша, мы наверно так и сделаем! – девушка с изумлением посмотрела на Лорен, от чего та расхохоталась довольным и каким‑то злорадным, ужасным смехом.

– Ты совсем спятила? – со страхом спросила девица.

– Да детка совсем! – усмехнулась Лорен, проходя к бару. – Выпить хочешь?

Девка лишь кивнула. Лорен же пребывала в своем мире, мире под названием «наказать Беркета»! Все полгода она питалась мыслями и предположениями, она с трепетом ждала, когда же он выкинет русскую из своей жизни, но этого не происходило. Они продолжали вести себя, как и раньше, а Лорен рвала и метала – неужели не поверил?! Но время дало свои результаты, Лорен ликовала, она с жадностью впитывала новости, которые подмечали и гадали, например, почему чета Беркетов перестала вместе выходить в свет?! Она с упоением взирала на редкие фотографии «русской», девушка была болезненно худа, взгляд затравленный. Однажды Мейсон удалось даже заметить синие отметины от пальцев на кистях девчонки – значит, зверь таки показал свою истинную натуру. Только почему не выгонит, ведь это удар по его гордости, по его самолюбию, удар по всем фронтам?! Маркус же превратился в тень, мрачную, злую, яростную, сжигающую‑глаза были потухшими, но он терпел, молчал, скрывал в себе! И она знала, что он боится. Боится потерять. Боится отпустить. Ей‑то известно, каково это! Но ей мало, она хочет его тотального уничтожения и она это сделает! Плевать, что потом будет! Главное она достигнет цели!

– Я решила, ты получишь деньги! И приготовься, скоро будешь делать заявление на весь мир, постарайся за пару месяцев привести себя в приличный вид, поняла меня? – объявила Лорен, безразлично разглядывая шлюху, в который раз поражаясь невероятному сходству с Анной Беркет и неустанно благодаря судьбу за такую удивительную находку.

– Я не буду этого делать, меня же потом просто уничтожат! – запротестовала девка, вызывая у Лорен раздражение.

– А у тебя выбора милочка! Не сделаешь – тебя уничтожу я, и поверь, уничтожу очень изощрённо, будешь молить о пощаде! – процедила певица, с удовлетворением отмечая, как побледнела шлюха.

– Я поняла! – сглотнула та.

– Вот и отлично, можешь проваливать и исчезни из Лондона, какого черта ты вообще сюда прилетела! Еще не хватало, чтоб тебя кто‑нибудь увидел! Я позвоню тебе, когда ты понадобишься, и не вздумай учудить какую‑нибудь глупость! Ладно, иди, мой шофер отвезет тебя в аэропорт. – Лорен махнула рукой в сторону двери и выпила залпом мартини. Когда дверь номера захлопнулась, возвещая об уходе девицы, она вздохнула с облегчением и упала на кровать, погружаясь в мысли.

– Любишь ее ублюдок?! – прошептала она в пустоту. – Теперь‑то ты прочувствовал на своей шкуре, каково это? Каково это, когда тебя втаптывают в грязь! Но этого мало для такого чудовища как ты, Маркус, таких как ты надо уничтожать… …

Лондон, Гайд‑парк Гарденс.

– Маркус, ты пьешь, но ведь сейчас сезон?! – услышал он хриплый голос, губы на мгновение задержались у края рюмки, но уже через секунду мужчина опрокинул в рот обжигающий напиток. Морщась и со стуком отставляя пустую рюмку, он медленно повернулся и безразлично посмотрел на девушку. Она была абсолютно голая, хотя с таким телом грех носить одежду, лицо в обрамление длинных жгуче‑черных волос тоже было красиво – чувственные губы, кошачий разрез глаз. Она была яркой девушкой, но ему было все равно! Перед глазами стояла Она – истощенная, с синими кругами, вздрагивающая от его голоса. Женщина, которую он ненавидит больше всего на свете, но еще больше любит! Женщина, текущая по его венам, выжигающая его изнутри, отравляющая и опустошающая. Она почти выкачала из него жизнь! Когда же конец?!

– Ложись спать! – грубо бросил он обнаженной красотке, игнорируя ее игривый взгляд.

– Я без тебя не усну, милый! Мне страшно! – прошептала девушка и подошла к мужчине, протягивая к нему руки и прижимаясь шикарным телом. Маркус усмехнулся и впился голодным поцелуем, девушка с энтузиазмом начала отвечать. Он как утопающий пытался зацепиться за что‑то, пытался найти, распробовать, уловить, но ничего не выходило. Он пытался не думать, но в глубине души знал, что ищет. Ее! Опять, снова, до бесконечности только Ее одну! Хотелось вопить от этого раздирающего чувства. Она стала всем, от нее невозможно было оторваться, но и рядом с ней не жила его душа, им было мало места вдвоем в этом мире – они не сочетаемы. Но вопреки всему, Маркус не мог отпустить ее – это было подобно смерти и, хотя внутри него ничего не осталось, он все же жил, выживал. Пытался бежать, как от чумы, боясь однажды просто убить ее. После каждого разговора, прикосновения, удара, проникновения он чувствовал к себе отвращение. Смотрел в зеркало и видел свирепого зверя, готового растерзать ее на куски, в клочья. Он не выдерживал больше, ему нужна была разрядка, ему нужно было собрать хотя бы кусочки того, что от него осталось. Гордость требовала сделать хоть что‑то! И он сделал, только легче не стало, стало еще горше от ощущения зависимости и беспомощности перед проклятыми чувствами к ней. «Будь ты проклята Анна!» – стало его молитвой.

– Маркус, дорогой! – девушка недоуменно смотрела на него, а он пытался вернуться в реальность.

– Ты сегодня, какой то не такой. А вообще, все как то странно! Когда мы занимались любовью, мне показалось, что в комнате кто‑то был, до сих пор не по себе! – девушка продолжала говорить что‑то еще, но он не слушал. Маркус перенесся в тот миг, когда услышал сдавленный вскрик. Что он почувствовал? Удовлетворение? Да, хоть и не хотел, чтобы она увидела все воочию. Хотя почему бы и нет, он ведь жил одним желанием – превратить ее жизнь в ад?! Пусть она не любит его, но этого и не нужно, чтобы почувствовать унижение и боль от предательства. В конце концов, он ее муж! Ее! Только почему так горько то?! Почему когда их глаза встретились, он хотел умереть от боли вместе с ней?! Почему, черт возьми, чуть не сорвался и не побежал следом?! Боже, доколе он будет ходить по краю, любя и ненавидя ее! Что же в нем сильнее? Даже сейчас он не мог, отделаются от беспокойного шепота: «Что с ней, где она?» Это приводило в неописуемую ярость – как слабак, бесхребетный придурок, умудрившийся влюбится в шлюху! Маркус горько усмехнулся самому себе и выпил еще одну рюмку водки. Он совсем забыл о своей гостье, поэтому, когда взглянул на нее, лицо девушки было слегка хмурое от понимания, что он, где то далеко.

– Милый, я тебе не нравлюсь? – обиженно надула она губки.

– Не парься детка, лучше сделай что‑нибудь приятное! – подмигнул Маркус девушке, та в свою очередь улыбнулась понимающей улыбкой и опустилась на колени. Он почувствовал ее горячие губы на животе, медленно спускающиеся все ниже и ниже, Маркус закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться на действиях девушки. Но память – предательница, и здесь подкинула ложку дегтя, воскрешая ощущения от неумелых ласк жены, а также возбуждение и удовольствие, которые он испытывал от ее неуверенных, хаотичных движений. Только к этому всему примешивалось еще и омерзение, да, именно, омерзения к себе – порой, он доходил до таких грязных вещей, что самого корежило. Раньше он никогда не позволял себе орального секса с женой, сама мысль казалась ему кощунственной, да и не хотелось, но теперь границы были стерты, теперь становилось даже смешно над собственной наивностью. Смешно и горько! И все же, даже сейчас, он продолжал где – то глубоко внутри видеть в ней ту девочку, которую встретил на дороге. Это пронзало, словно лезвием ножа, выворачивало наизнанку. Эффект усиливали ее неловкие движения, словно для нее это было впервые. Чертова сука, знает на какие кнопки жать! Хотелось придушить ее за этот спектакль, на который он, как последний кретин все‑таки велся! Злость он выражал в грубости и жестокости, но в последнее время сам уже не мог выносить этой пытки, ибо каждый его удар по жене был подобен смерти. Каждый удар отравлял его. Ее боль разъедала, как кислота! Он исчерпал все силы, сжег себя в этой войне с самим собой, пустился во все тяжкие – мстя, ломая, убивая себя в ней. Ничего практически не осталось, но и то, что осталось не давало покоя. Кажется, Маркус медленно сходил с ума. Он искал спасения с другой, но с каждой минутой все сильнее увязал в болоте, глотая грязь. Анна, она была везде, со всех сторон, она въелась в кожу, как зараза медленно уничтожала его, продлевая его агонию. Вот и сейчас все внутри бунтовало, приводя его в бешенство. Маркус оттолкнул голову девушки, поднял ее и развернул спиной, грубо вторгаясь в податливое тело, пытаясь выплеснуть раздражение, но перед глазами стояла Она, она, она – хотелось волком выть!

Все последующие дни до игры с Тоттенхемом Маркус растворился в тренировках, ему почти удалось загнать себя до бессознательного состояния, до состояния, когда от усталости перестаешь что‑либо чувствовать, как судьба провернула нож в его ране на триста шестьдесят градусов.

– Маркус привет! – услышал он голос менеджера по связям с общественностью. В душе что‑то перевернулось в болезненном предчувствии. Дьявол, да сколько же еще?! Липкий страх сковал внутренности. Неужели его болевые рецепторы еще на что‑то способны?

– Что случилось?

– Случилось то, чего мы боялись Маркус. Мне очень жаль, но видео просочилось в прессу – мы упустили дубликат! – менеджер продолжал говорить, но Маркус больше ничего не понимал. Краны были сорваны, вены лопались, изорванная душа затихла, а он хохотал, давился горьким, безумным смехом. Положив трубку, он быстро сорвался и понесся в особняк, Маркус не знал зачем, но он горел одним желанием – увидеть ее, сейчас!

– Где Анна? – нетерпеливо спросил Маркус у экономки, проходя в дом.

– Миссис Беркет легла спать – она рано ложится! – ответила женщина с вызовом. Маркус удивленно поднял бровь, но ничего не ответил – ему сейчас было не до прислуги. Он торопливо поднялся наверх, поцеловал спящего сынишку, а потом нерешительно направился в ее спальню. Спальню, когда‑то, принадлежащую им двоим. Осторожно открыв дверь, он медленно направился к кровати, освещенной нежным светом бра. Анна лежала, как и Мэтти, на боку, поджав под себя ноги и сложив ладони как в молитве под щеку. Сердце пропустило удар. Она такая хрупкая, такая маленькая, такая красивая. Он тихонько опустился на край кровати и нежно провел по ее щеке, чувствуя, как внутри все начинает ныть и стонать от тоски. Лег рядом, вдохнул ее аромат и почувствовал, что захлебывается болью. Анна шевельнулась, а потом напряглась. Маркус повернулся и посмотрел ей в глаза, только сейчас он заметил разбитое лицо. Дотронулся кончиками пальцев, молча спрашивая, но она отшатнулась, словно он обжег ее. В глазах плескались слезы, губы дрожали, он и сам дрожал. Они смотрели друг на друга и не смели ничего сказать, да и нужно ли было?! Они предавали друг друга огню, глаза вопили о пощаде, молили о покое. Боль снедала, выкручивала. Такие близкие и такие далекие!

– Зачем ты пришел? – сдавленно прошептала она.

– Не могу без тебя…. – также сдавлено прошептал он в ответ, не отводя глаз. – Что с лицом?

– Уходи Маркус, тебе есть к кому идти! – отвернулась она, пряча слезы. Он прижал ее к себе, чувствуя невыносимую потребность в ней. Она сжалась в его объятиях, но не оттолкнула.

– Прекрати! – он вдохнул аромат жасмина. – Что ты со мной сделала, в кого ты меня превратила, Анна? Я же подыхаю, понимаешь? Зачем ты это сделала, девочка моя, зачем? Боже, Эни, я не могу без тебя! – шептал он с надрывом и болью, целуя, прижимая все сильнее ее сотрясаемое рыданиями, тело. Дыхание смешалось, он лихорадочно гладил ее тело, лицо, сцеловывал слезы, разлетаясь на осколки, сгорая вместе с ней, пытаясь впитать в себя ее запах, ее вкус, пытаясь забыться. Он нежно дотронулся до ее разбитых губ, но Анна высвободилась из его рук;

– Не надо Маркус, ты ведь будешь жалеть, не мучай меня и себя! – прорыдала Анна, заставляя его содрогнутся. – Господи, я никогда не лгала тебе, у меня не было ни одного мужчины кроме тебя, слышишь! – прокричала она. Он горько сглотнул, крепко сжал челюсть, а потом обхватил ее лицо руками и потянул к себе:

– Замолчи! Я все проверил Анна, все! Хватит! Просто признай и все! – его голос дрожал.

– Отпусти меня Маркус, не могу больше?! – в каждом ее слове была мука.

– Не могу…. – прошептал он с болью.

– Уходи! Прошу тебя… – простонала она с мольбой и он, как бы не было больно, выполнил ее просьбу – поднялся и направился к двери, только на пороге обернулся и сказал:

– Видео у журналистов!

– Неважно! Хуже мне уже не будет! – услышал он ее безразличный ответ. – Или ты намерен развестись?!

– Мне легче убить тебя Анна! – С этими словами он вышел из комнаты и прислонился к стене лбом, пытаясь прийти в себя. Руки были сжаты в кулаки, он до крови закусил костяшки пальцев, пытаясь сдержаться и не заорать от боли.

Агония была заглушена алкоголем, он пил до беспамятства каждый вечер после тренировки. Ему было плевать на режим, на тренера, на всех! Его телефон разрывался – звонили сестры, мать, журналисты, в интернете кипели его фанаты, споря, поливая грязью его жену. Общественность была взорвана, как и его душа. Маркус был морально истощен, выжат как лимон. Сил не было кому‑то что‑то объяснять, особенно родным! Он просто отключился, забываясь в работе, сексе и алкоголе. Пытался не сойти с ума, но, видимо, уже поздно, разума почти не осталось, реальность давила. Он игнорировал все вопросы, касательно личной жизни, хотя и понимал, что своими изменами только подтверждает, что жена ему грязно наставила рога! Хотя какое ему уже дело, что подумают люди, если его жена действительно шлюха. Маркус считал, что испытал весь спектр боли и горечи, но как оказалось, грань еще не была достигнута….

Этот день начинался особенно – игра с Тоттенхемом, событие значимое, к которому они упорно готовились, точнее, готовилась вся команда, а Маркус впервые «ехал на статусе», но все относились к этому с пониманием, что было для Маркуса унизительным. Жалость была невыносима, она нарывала как заноза, заставляя захлебываться гноем и кровью боли и ярости. А мир считал своим долгом поддержать его, унижая ее, не понимая, что она по‑прежнему его жена.

Тоттенхем был разбит в пух и прах, эта была напряженная игра, болельщики ликовали, эмоции зашкаливали. Маркус же ничего не чувствовал, взгляд скользил по ее месту на трибане, которое сегодня пустовало, заполняя его такой же пустотой. Присутствие Селены раздражало, хоть он и не скрывал наличие любовницы, все же сейчас эта неприкрытая ничем правда хлестала по нему. Но он не снимал маску – лицо было невозмутимо, улыбка натянута, взгляд холодный. Он принимал поздравления, жал руки, не замечая ничего вокруг, он даже не понял, как приехал на вечеринку по случаю победы, но когда подошел тренер, он, наконец, очнулся:

– Маркус ты в порядке? – пытливо посмотрел на него Фергюсон.

Маркус кивнул, поднимая бокал с виски.

– Крепись сынок! – похлопал его по плечу тренер и отошел. За понимание и постоянную ненавязчивую поддержку Маркус уважал этого человека. Весь вечер он пил, впрочем, как и многие. Когда собравшиеся как‑то взволнованно зашептались, он не сразу обратил внимание, пока не наткнулся взглядом на Анну, разговаривающую с Сэмом Роджерсом. Сердце пропустило удар. Маркус сразу узнал ее, хоть глаза и пытались уверить его в обратном. На ней был невероятный наряд ничего, который не скрывал, зеленое боди, расшитое камнями, босоножки на высоких каблуках, подчеркнули длинные стройные ноги. Все мужики пускали слюни, пожирали ее. Он и сам почувствовал дискомфорт, а потом ярость заклокотала в груди. Анна же продолжала о чем‑то горячо говорить с Роджерсом, не замечая его. Вот сука!

– Сэм! – обратился Маркус к Роджерсу. Как только он подошел, Анна замолчала и теперь с вызовом смотрела на него. – Извини, но мне нужно поговорить со своей женой!

– Конечно! – нагло ухмыльнулся тот.

Маркус взял ее за локоть и сжал, проводя ее на террасу, чувствуя, что за ними все наблюдают. Когда они оказались на улице, Анна вырвала руку и посмотрела ему в глаза. Она была пьяна.

– Что ты здесь делаешь, мать твою? – вскричал он, больше не сдерживаясь.

– Наблюдаю за самками вьющимися вокруг кобеля! Скольких из них ты трахнул за этот месяц? – иронично процедила она.

– Достаточно, чтобы компенсировать два года самого беспонтового секса в моей жизни!

– О, да! Как же?! Ты у нас такой жеребец, что у тебя даже сейчас стоит на такую беспонтовщину, как я! – язвительно пропела она и положила руку на его пах, после чего довольно хмыкнула. Вот сука! Знает, что он ее хочет. Теперь то она показала свое истинное лицо.

– Ты сейчас же собираешься и едешь домой, ты поняла меня? И если еще раз ты наденешь нечто подобное, то пожалеешь! – прорычал он в ответ, все больше заводясь.

Она захохотала пьяным смехом, а потом сказала:

– И не подумаю! А это! – указала она на одежду. – Это как нельзя больше подчеркивает мой статус в твоих глазах, разве нет?

– Я сказал тебе все! Если через пять минут ты не уберешься, то лучше бы тебе вообще не родиться! – после этих слов он вернулся на вечеринку, игнорируя любопытные взгляды. Он был уверен, что она послушается, она всегда слушалась! Но этого не произошло и он, скрипя зубами, чувствуя, как ревность разрывает его, следил за тем как жена, продолжает что‑то выяснять с Роджерсом. Их разговор перетекал в какую‑то ссору, Маркус ничего не понимал, но решил вмешаться, а потом словно получил удар под дых.

– То, что было между нами дорогуша – закончилось! И не втягивай меня в это! – процедил Роджерс.

– Что? – вскричал Маркус.

Анна же застыла на месте, пригвожденная его яростным взглядом, гнев заражал его кровь, разносясь по венам.

– Это не правда! – прошептала она.

– Мне жаль Маркус, но твоя жена еще очень давно, в самую первую нашу встречу, предлагала мне интим, я долго… – ублюдок не успел ничего сказать. Маркус взорвался и ударил в челюсть, отправляя его в нокаут. Он не успокаивался, ногами добивая лежащего перед ним мужчину, не замечая криков паники, сбрасывая с себя пытающихся его успокоить мужчин, он бил со всей силы, разбивая костяшки пальцев в кровь, выплескивая всю свою ненависть и боль.

– Маркус, пожалуйста, прекрати! – услышал он ее истеричный крик. Горящий, безумный взгляд прожег ее насквозь, она попятилась, он пошел следом. Его пытались сдержать, но он вырвался. Она же, получив преимущество, уже уезжала с вечеринки. Быстро прыгнув в машину, Маркус пустился следом как свирепый зверь, в крови бушевала смесь невыносимой боли, ненависти, безумия и жажды крови, он вдавливал педаль в пол. Во двор они въехали почти одновременно. Она выскочила из машины и побежала в дом, пытаясь скрыться в комнате, он бежал следом.

– Мистер Беркет… – пыталась, что‑то сказать ошарашенная прислуга.

– Пошли все вон! – Проревел он не своим голосом, поднимаясь наверх за ней. Дверь в комнату была заперта:

– Открывай, шлюха, или я вынесу эту дверь на хер! – яростно проорал он ей.

– Папа…. – услышал он испуганный голосок.

– Пошел в свою комнату, живо!

Мальчик испуганно скрылся. А Маркус со всего маху ударил дверь ногой, срывая ее с петель. Она стояла посреди комнаты, сжимая что‑то в руках, губы тряслись, также как и руки:

– Что, сучка, придумала себе алиби?

– Не подходи…

– Давай расскажи мне, ты ведь профессиональная актриса. – Он подходил все ближе, пока она не уперлась спиной в стену. А потом перед глазами блеснуло лезвие ножа.

– Отойди, Маркус, иначе, иначе… – прорыдала Анна.

– Что иначе? – вкрадчиво поинтересовался он, проводя пальцем по лезвию. – Ну, давай, Анна! Ты ведь хочешь убить меня?! – он вплотную прижался к ножу горлом, игнорируя инстинкт. Она захлебывалась слезами и мотала головой.

– Что, ты даже себе не можешь признаться, что ты не милая девочка, а самая конченная бл*дь?! Настолько заигралась, что не чувствуешь опасность! Давай, мать твою, ты меня уже довела до скотского состояния, делай, сука! Иначе, клянусь, я порежу тебя на кусочки!

Он схватил ее руку и вывернул, нож упал на пол, а она закричала от боли в руке. Но крик был остановлен пощечиной, а потом ярость завладела всем его существом, он чувствовал только потребность убивать! Маркус схватил ее, разрывая ткань костюма. Анна яростно сопротивлялась, но Маркусу было все равно, он бил ее со всей силы, как скотину, он сам превратился в зверя.

– Сука, я говорил тебе, что убью тебя, говорил, мать твою?! – орал он. – Как ты посмела снова это сделать! Сколько тебя перетрахало? – он сам себя распалял, она же просто хрипела, задыхаясь от боли. – Ты не поняла, да? Тебя надо как скотину, через боль учить? Только так ты понимаешь.

Он не обращал внимания на боль в содранных костяшках, перед глазами стояла кровавая пелена. Он поднял избитое тело и бросил на кровать, резко сорвал галстук и привязал тонкие руки к кровати. Разорвал оставшуюся одежду на ней, а потом расстегнул ширинку, он был все еще возбужден‑ ее наряд шлюхи, слишком горячил кровь. Да и после всего хотелось доказать, что это чертово, продажное тело принадлежит ему! Маркус резко вошел в нее сзади, хватая за волосы и оттягивая голову назад, так чтобы ее глаза смотрели в зеркало напротив.

– Смотри, дрянь! Я хочу, чтобы ты точно знала, кто тебя трахает! – прорычал он, яростно разрывая ее тело болью от грубого проникновения. Она была сухая, он тоже не испытывал ничего, кроме желания уничтожить ее. ЕЕ крики боли только подстегивали его. Он никогда не думал, что будет заниматься жестким, грязным сексом с ней. Не думал, что его будет возбуждать садизм. Но это было. Было удовлетворение на уровне психики. Ему нравилась ее боль, он хотел, чтобы она хотя бы физически поняла, как сделала ему больно. – Чувствуешь, Анна? Ты чувствуешь, как рвешь меня?

– Не надо, пожалуйста! – прохрипела она, лицо было залито слезами, губы искусаны в кровь, но ему было мало. Он вышел из нее, поднял с пола нож. Маркус уже ничего не понимал, он хотел только ее боли. Хотел ее уничтожить, хотел крови, он сел на ее поясницу и прошептал:

– Сейчас ты узнаешь, Анна, что ты со мной делаешь! Знаешь, как ты впилась в меня и выкачала всю кровь, как разодрала на куски и обезвожила, как смешала с дерьмом….

Он твердой рукой прикоснулся холодным лезвием к ее разгоряченной спине и медленно вдавил, вырывая оглушающий крик, струйка крови потекла на белую простыню.

– Ну, как? – прошипел он.

– Не надо, прошу тебя, умоляю, не надо, – давилась она слезами.

– А мне какого было? Знаешь, какого это знать, что твоя жена дает всем кому не лень?! – он с безумной яростью выводил на ее спине буквы, купаясь в ее крови и агонизирующих хрипах. Когда он закончил, она была без сознания, а он чувствовал пустоту, словно из него выбили жизнь. Он смотрел на дело своих рук и чувствовал, что его окунули в кипящий котел. Разум стал проясняться, ужас накатывал с яростной силой. Упав на колени рядом с кроватью, он смотрел на безвольное тело любимой женщины, чувствуя агонию, по щекам текли слезы, он задыхался, целовал ее руки, ноги, орошая слезами, размазывая ее кровь по лицу.

– Эни, девочка моя, боже…., боже…! В какого ты меня превратила, боже! – рыдал он. Он ничего не понимал, перед глазами мелькали слуги, кто‑то оттаскивал его, он не помнил, как оказался на улице. Он был раздавлен, убит, он даже не знал, жива ли она! Боль оплела все существо, не давая вздохнуть, он готов был жрать землю от терзающей его агонии, он не выдержал. Ночь огласил мучительный вопль.

Глава 26

Она медленно приходила в себя. Глаза закрыты, слух различает мерный писк медицинских приборов. Вдох – невероятная боль в каждой клеточке, каждая частичка трепещет и ноет от этого притупленного и незатихающего ощущения. Она слышала только свое тело, сейчас она ощущала даже течение крови по венам. Хотелось пошевелиться, но было страшно – вдруг станет больнее, хотя куда еще?! Аня медленно пошевелила рукой – больно, пальцы судорожно сжались в попытке заглушить боль, но ничего не выходило. Девушка застонала, сквозь стиснутые зубы. Глаза были по‑прежнему закрыты, но туман в голове постепенно рассеивался, сознание просыпалось, рождая рой мыслей, вопросов и переживаний. Пульс ускорился – прибор запищал. К ней кто‑то подбежал, она услышала взволнованные голоса, захотелось посмотреть. Глаза потихонечку открывались усилием ее воли сквозь невыносимую боль, режущий свет и слезы. Картинка расплывалась, но она различала людей в белом и светлую комнату. Аня ничего не понимала, хотела спросить у этих людей, но ее опередили:

– Анна, вы меня слышите? – склонился к ней какой‑то мужчина, картинка становилась четче.

– Да! – прошептала она потрескавшимися губами, во рту было сухо и отдавало кровью.

– Анна? – повысил голос мужчина, голова среагировала на звук резкой болью.

– Слышу! Не кричите! – простонала Аня. – Где я?

– Вы в частной клинике Веллингтон! Анна, сейчас мы введем вам обезболивающее и успокоительное, и вы немного поспите, а позже мы поговорим! – голос был приятный и успокаивающий, Анна кивнула и вскоре провалилась в пустоту.

Когда она вновь очнулась, боль была не такой сильной и девушка почувствовала облегчение. Аня открыла глаза и обвела палату изучающим взглядом, наткнулась на женщину в кресле. Внутри что‑то зашевелилось, что‑то липкое, болезненное и в тоже время стало спокойно. Аня всматривалась в заплаканное, осунувшееся лицо женщины, пытаясь ухватить за ниточку, которая мелькала в голове, но ничего не выходило. От досады хотелось скрежетать зубами. Но тут же пришло ощущение, что это уже с ней было. Перед глазами возникла та же женщина только чуть моложе, лицо такое же измученное. А потом начался калейдоскоп картинок, повергающий все ее существо в ужас и страх. В голове мелькали образы – темноволосая женщина в крови что‑то кричит, но насильников это не останавливает. Аня содрогнулась и начала задыхаться, зажмурила глаза, но картинка не исчезла, а приняла другую форму – темная комната, из зеркала на нее смотрит девушка с разбитыми в кровь губами, она что‑то шепчет, что‑то кричит, но сзади мужчина – Аня не могла разглядеть его лица, он насилует ее, невзирая на ее мольбы. В голове она услышала хриплый голос: «Я хочу, чтоб ты точно знала, кто тебя трахает…!» – сердце дрогнуло, Аня замотала головой, но голос не замолкал: «…знаешь, как ты впилась в меня и выкачала всю кровь, как разодрала на куски и обезвожила, как смешала с дерьмом…» – ее трясло как в лихорадке, слезы катились по щекам. Женщина подбежала к ней и начала гладить по лицу, плача вместе с Анной:

– Девочка моя, все хорошо родная! Я здесь милая, я здесь! – она прижала ее голову к груди, не переставая целовать и гладить. Аня начала потихоньку успокаиваться. Образы исчезли, но внутри поселилась пустота и невыносимая боль, она резала. Было чувство, что жизнь медленно покидает тело.

– Что происходит? – тихо спросила она, когда окончательно пришла в себя. Аня по‑прежнему не могла ничего понять, как не пыталась напрячь память – ничего, пустота!

– Нюра, а ты не помнишь ничего? – спросила женщина со слезами.

У Ани ком встал в груди, она пыталась сглотнуть, но ничего не выходило. Ком нарастал. В голове проносились смутные воспоминания, связанные с этой женщиной, картинка складывалась – перед глазами стояло детство, юность, университет, но дальше – ничего, словно жизнь оборвалась! Слезы текли по щекам – как же она могла не вспомнить бабушку?! В сердце разрастался страх, он опутывал как паутина и высасывал остатки сил.

Дата добавления: 2015-05-06