Животные

ЛЕС

ЖИЗНЬ

В человеке, весящем 70 килограммов, содержится, между прочим:

– 45 литров воды,

– достаточно извести, чтобы побелить курятник,

– фосфора, которого хватит на 2200 спичек,

– жиру примерно на 70 кусков мыла,

– железа на двухдюймовый гвоздь,

– углерода на 2000 карандашей,

– одна ложка магния.

Я вешу более семидесяти килограммов.

А еще я помню телевизионный сериал под названием «Космос». Карл Саган расхаживал среди декораций, как бы изображавших Вселенную, и беззастенчиво сыпал гигантскими числами.

В одной из серий он сидел над резервуаром, где находились все вещества, из которых состоит человек. Он размешивал их палочкой, чтобы посмотреть, получится ли у него создать из этой смеси жизнь.

Ничего у него не получилось.

На улице весна.

Внезапно стало тепло.

Сегодня я отыскал у брата в шкафу велосипедные шорты. И футболку.

Я приготовил себе в дорогу бутерброды и налил воды в старую бутылку из-под «Фаррис». Еще я взял с собой мяч.

Собравшись, я сел на велосипед и поехал в лес. Сейчас я в лесу.

Тут тихо-тихо. Сегодня рабочий день, так что, кроме меня, никто не выехал за город погулять. Все на работе. Сидят в университете.

Ну и пускай их сидят!

У меня, как я уже говорил, довольно приличный велосипед. С несколькими скоростями. И покрышки с толстым рифлением. Там, где я люблю кататься, все это необходимо. Что касается велосипеда, тут я фанат.

Перед тем как купить велосипед, я перечитал уйму брошюр и каталогов ведущих производителей велосипедов. Я люблю разглядывать велосипеды на картинках, воображая себе, как я буду на них выглядеть. Среди прочих мне попалась брошюра некоего Гэри Фишера. Он живет в Калифорнии. Гэри Фишер хвастается, что будто бы это он изобрел горный велосипед. Возможно, так оно и есть. Он составил толстый и дорогой каталог с картинками, на которых можно видеть множество отличных велосипедов; там приводятся также все технические данные, а вдобавок цитируются его высказывания.

В одном месте есть такое: «Anybody who rides a bike is a friend of mine» [[2]].

Мне это понравилось.

Я чувствую, что все, кто ездит на велосипеде, мои друзья. Большая, дружная семья.

Встречаясь с другим велосипедистом, я иногда говорю «привет!»

Но сегодня я в лесу один.

Это тоже здорово.

Когда я выезжал со двора, ко мне подбежал Бёрре. Он спросил, купил ли я шлем.

Я сказал, что куплю, как только будут деньги.

Он еще раз напомнил мне, что случилось с папой одного мальчика из детского сада, Я кивнул и сказал, что буду ездить осторожно.

Но я не особенно осторожничаю.

Приятно ездить по лесным тропинкам.

Временами меня подкидывает, когда под колеса попадается камень или корень.

Когда я сказал Бёрре, что отправляюсь в лес, он рассказал, что его папа однажды встретил лося. Бёрре сказал это с гордостью. Я тоже встречал лосей, но сейчас у меня не повернулся язык это сказать.

Мы с Бёрре условились, что я потом расскажу ему, каких я встречу зверей.

Пока что я встретил только одну лошадь и одну белку.

Вспотев от езды, я остановился у лесного озерца и искупался.

Искупался, несмотря на то что сейчас еще только апрель и вода холодная.

Жарясь на солнце и дожидаясь, когда обсохну, я подкидываю мячик. Лежу на спине и подбрасываю его вверх. По большей части я его удачно ловлю, но иногда он отлетает в сторону, и тогда мне приходится вставать и подбирать мячик.

Наконец у меня кончилось терпение.

Надоело мне за ним бегать.

Пускай лежит там, куда укатился, пока я не обсохну.

Я стал думать, с чего начались мои неприятности.

Судя по всему, причина лежит где-то глубоко.

Мои родители сделали свое дело неплохо. Я на них не в претензии. В школе тоже у меня все было в порядке. Никто меня не обижал. Во всяком случае, долго и настойчиво.

Бывало, конечно, что кто-нибудь скажет гадость, но я в ответ пинал его в голень или давал кулаком в живот. Так что ничего особенно страшного не было.

Выходит, дело в чем-то другом.

Мне почему-то кажется так, что я, наверное, слишком много знаю о таких вещах, много знать о которых – глупо.

Я знаю страшно много всякой всячины.

Вот список вещей, о которых я что-то знаю:

– кино,

– литература,

– средства массовой информации,

– политика,

– конфеты,

– искусство,

– реклама,

– аэродинамика,

– общество эпохи информационных технологий,

– Ролан Барт,

– компьютеры,

– история,

– языки,

– музыка,

– топ-модели,

– пустыня Сахара.

Много – это действительно значит много.

Я знаю имена, даты. Сотни имен и дат.

Я знаю, кто первым поднялся на Эверест.

Я знаю фамилии режиссеров самых идиотских американских сериалов.

Я знаю про исследовательскую работу, в которой доказано, что в 1957 году, после того как Брижит Бардо сыграла главную роль в фильме «И Бог создал женщину», сорок семь процентов всех разговоров, которые вели французы, были посвящены Брижит Бардо.

Я знаю, что в воздушном потоке над верхней частью крыла самолета возникает зона пониженного давления и благодаря этому самолет может летать.

Я знаю суждения Аристотеля.

Я знаю суждения других философов об Аристотеле.

Я знаю, сколько денег зарабатывает Клаудиа Фишер.

Я знаю, что на Солнце время течет чуть медленнее, чем на Земле.

Я знаю, как долго Христо и Жанне Клод пришлось добиваться, чтобы им позволили упаковать здание берлинского рейхстага.

Я знаю надпись на бутылке кока-колы.

Я страшно много всего знаю.

Не я один знаю все это.

Многие знают больше, чем я. К счастью, это меня не волнует.

Меня волнует другое: зачем мне эти знания?

Что мне с ними делать?

Конечно, я мог бы принять участие в телевикторине и выиграть путевку в Грецию. На двоих.

Но у меня нет девушки. Мне пришлось бы ехать одному.

Да и на что мне сдалась Греция?

Нет никаких оснований предполагать, что там я буду чувствовать себя лучше.

Я не так уж глуп, чтобы не понимать, какая польза может быть от тех или иных знаний.:

Но я не могу с уверенностью сказать, какие из них важны, а какие нет.

У меня отсутствуют критерии. Нет общего взгляда.

Откуда взять общий взгляд?

Может быть, это приходит с годами. А может, и нет.

Что же мне делать: ходить дурак-дураком и ждать, когда оно свалится?

Зря я учился читать.

Одна приятельница моих родителей рассказывала, что в детстве она ходила в такую группу или там клуб, где дети играли, пели песни и всякое такое.

Она считала, что этот клуб называется «Дум-дель-тей», она гордилась, что ходит туда. И ей нравилось это веселое название.

Научившись читать, она поняла, что ошибалась и на самом деле он назывался «Дом детей».

Ей было очень обидно.

То же самое происходит и со мной.

Кажется, все началось еще тогда, когда я разглядывал «Игротеку».

Где есть про то, какое сегодня число, про маленькую стрелочку – если она подошла к пяти, то, значит, скоро пять часов.

Медвежью услугу оказала мне Вибеке Сэтер.

Теперь я знаю числа и буквы. И читаю вон как быстро.

Но вот хотел бы я знать, что мне с этим делать!

Сейчас поздно спрашивать. А может быть, даже глупо. Дело сделано.

Я не могу вести себя так, как будто ничего этого не знаю.

Паршивое дело! Честное слово!

Мне бы лучше мячик.

Мне бы велосипед.

Вот вещи, с которыми я могу как-то сладить.

По дороге домой я снова вижу лошадь.

Гнедую лошадку.

Я запираю замок на велосипеде, и тут опять ко мне подходит Бёрре.

Детский сад сегодня закрыт. Бёрре играет во дворе один. Он строит в песочнице домики и хочет, чтобы я ему помогал.

Я отвечаю, что сначала мне надо подняться в квартиру, чтобы переменить одежду и поесть, а потом я к нему спущусь.

Факс от Кима.

Довольно долго он не подавал о себе вестей. Ким пишет, что было много работы. Наверное, там на Севере что-то творилось с погодой. Но сейчас все успокоилось. Погода устойчивая, ветер северо-западный, слабый, переменная облачность.

У Кима выдался часок свободного времени.

Мой список вещей, которые в детстве приводили меня в восторг, вдохновил его на создание собственного списка.

Вот список Кима:

– играть в детектива,

– Тарзан,

– девочка в детском саду, которую звали Яннике. С длинными ресницами.

– еще одна девочка в детском саду, которую звали Вибеке. Тоже с длинными ресницами,

– шпионить,

– воровать яблоки,

– "Лего",

– космос,

– супермен,

– радиопьесы,

– мой день рождения,

– подарки,

– театр,

– рождественские календари,

– синий детский автомобиль,

– лазить летом на деревья,

– строить домики,

– поджигать автомобильчики из спичечного коробка,

– еще одна девочка, которую тоже звали Вибеке; она жила через дом от нас, была старше меня и учила меня ездить на велосипеде,

– ездить на велосипеде.

Список Кима, по-моему, очень хорош.

Несколько пунктов оттуда надо бы вписать и в мой, но у меня такое чувство, что уже нельзя ничего менять. Это значило бы слизать у Кима. Как-то нехорошо. Но езда на велосипеде и игра в детективов непременно должны были попасть и в мой список. Я сам не понимаю, как я мог это забыть.

А вот то, что насчет девчонок, не имеет ко мне никакого отношения. Я очень долго был к ним равнодушен. Я дружил с некоторыми девочками, но не задумывался о том, что они – девчонки, а какие там у них ресницы – длинные или короткие, – этого я и подавно не замечал.

Мне кажется, я впервые стал обращать на это внимание, когда в автобусе какой-то дядька спросил меня, девочка я или мальчик.

Идиот!

«Лего» и космос есть в обоих списках. Еще бы их не было!

Что-то не верится, чтобы Кима не интересовали письки и какашки.

Уверен, что он просто забыл.

Он писал второпях.

Я спустился на двор. Бёрре по-прежнему сидит в песочнице. Он мурлычет какую-топесенку, но, что это, я не разобрал. На голове у него велосипедный шлем. Может быть, у него строгие родители. Бёрре понастроил множество цилиндрических домиков. Наверное, он наполнял песком свое ведерко и, хорошенько утрамбовав песок, переворачивал ведерко вверх дном.

Так и делают домики.

Он предлагает мне, если я захочу, провести дороги и построить мосты.

Конечно хочу!

Некоторое время мы с ним сидим в песочнице, строим и переговариваемся. Это даже здорово. Снимает напряжение.

Бёрре говорит, что у меня хорошо получается.

Я говорю, что у него тоже получается хорошо.

Мы с ним оба молодцы.

Затем он спрашивает у меня, каких зверей я видел в лесу.

Я отвечаю, что видел лошадь и белочку.

Только двух зверей? – удивляется Бёрре.

Ему кажется, что это мало. В лесу ведь столько зверей.

Наша беседа все больше сосредоточивается на животных.

В нее включается элемент соревновательности: кто видел больше животных?

Я говорю, что я, вероятно, видел их больше, чем Бёрре, но это и неудивительно – ведь я на двадцать лет старше.

Я говорю ему, что еще раньше, чем он родился, я уже успел повидать уйму зверей. Он спрашивает, видел ли я бобров.

– Да, видел.

– А северных оленей?

– Да.

– А глухаря?

– Да.

– Медведей?

– Нет.

А вот Бёрре видел медведей. В зоопарке.

– В зоопарке – да, – говорю я. – Я тоже видел медведей в зоопарке. Но я думал, что в зоопарке не считается.

Бёрре удивлен:

– Почему не считается?

– Но тогда можно считать и тех зверей, которых мы видели по телевизору, – предлагаю я.

– А у тебя есть кабельное телевидение?

Порассуждав и поспорив со мной, Бёрре согласился, что зоопарк не считается, Мы решили, что будем считать только тех зверей, которых видели в природных условиях.

Сначала я предложил ему считать только тех зверей, которых мы видели в действительности, но Бёрре сразу поймал меня на ошибке, указав, что зоопарк тоже действительность.

С этим не поспоришь.

А чтобы компенсировать разницу в возрасте, Бёрре будет считать и тех зверей, которых видел его папа. Я решил, что-так будет правильно. Это было мое предложение. Несмотря на такую уступку, я был уверен, что все равно выиграю.

На мой вопрос, знает ли он, каких зверей видел его папа, Бёрре спокойно кивнул. Он не допускает такой возможности, чтобы папа не рассказывал ему про всех зверей, которых видел.

Мы договариваемся, что будет учитываться только один представитель каждого вида, независимо от пола и возраста. Так что не записываем по отдельности «жеребец», «кобыла» и «жеребенок», а только лошадь.

На мой взгляд, лучше было бы отбросить таких зверей, которых все видели. Чтобы не мучиться, вспоминая обыкновенных, скучных животных. Таких как, например, кошки и собаки. Или коровы.

Но Бёрре не соглашается проводить такое различие.

– Все равно это звери, – говорит Бёрре. – Собака же не виновата, что она обыкновенная.

– Конечно нет, – соглашаюсь я с ним.

Вот каких зверей видел папа Бёрре:

– лошадь,

– змею,

– курицу,

– кита.

Я перебиваю его вопросом:

– Кто видел кита – ты или папа?

– Папа.

– Ты точно уверен? Бёрре кивает и продолжает:

– поросенка,

– козу,

– лебедя,

– лося,

– северных оленей,

– косулю,

– лань,

– треску.

– Постой-ка, – говорю я на это. – Треска не зверь. Треска – рыба.

– Ну и что? – говорит Бёрре. Я громко вздыхаю и говорю, что тогда нам придется перечислять всех рыб.

– Конечно! – подтверждает Бёрре. – А ты как думал?

– Пикша,

– сайда,

– лосось,

– акула.

– Перестань, – говорю я. – Не надо выдумывать. Пускай твой папа видел кита, я согласен. Но акулу… Акулу редко кто видел – да почти никто!

Но папа моего приятеля Бёрре, конечно же, видел и акулу.

– Где же он ее видел?

– Где-то там, в Австралии наверное.

Мне только осталось развести руками. Что тут еще скажешь!

– И кенгуру он тоже видел? – задаю я саркастический вопрос.

– Да, – говорит Бёрре.

– Кенгуру,

– орла,

– черепаху,

– дикобраза,

– кабаргу,

– краба,

– овцу,

– белку,

– выдру,

– хомяка,

– дятла,

– кошку,

– сову,

– лягушку,

– лисицу,

– зайца,

– глухаря,

– оленя,

– барсука,

– певчих птиц.

Напрасно я в это ввязался! К счастью, теперь уже дело пошло помедленнее. Я благодарю судьбу, что Бёрре не знает названий всех птиц.

– Корову,

– белую куропатку,

– горностая,

– собаку.

Бёрре умолкает. Надолго.

Бёрре думает.

Я вижу на его лице некоторую неуверенность.

Наконец он произносит еще одно название:

– Тигра.

– Тигра? – переспрашиваю я. Бёрре кивает.

– Что-то не верится, – говорю я.

– Нет, правда же! – говорит Бёрре. Я спрашиваю, где он видел тигра.

– В Африке, – говорит Бёрре.

Тут-то он и попался! Всем известно, что в Африке не водятся тигры!

Всем, кроме Бёрре.

Я предлагаю ему сбегать наверх и спросить у папы, видал ли он тигра.

Уж если играть, так по честному!

Бёрре направляется к подъезду. Вид у него смущенный. Он явно не уверен в своей правоте.

Через несколько минут он выскакивает из дома. Вид у него веселый. Оказывается, его папа не ездил в Индию, и он не видел тигра, зато он видел белого медведя. На Свальбарде [[3]]. Бёрре показывает мне снимок с медведем, которого сфотографировал его папа. Отчаянный папа!

С таким папой трудно тягаться.

Я вычеркиваю из списка тигра.

– Почему ты назвал тигра? – спрашиваю я.

– Я знал, что кого-то не назвал, только забыл кого, – отвечает Бёрре.

Мне понравился этот ответ. Бёрре пошел на риск.

Все было честно и благородно.

И вот я вношу в список последнего зверя:

– Белый медведь.

Наконец-то все!

Теперь надо написать, каких зверей видел я.

Я просматриваю список Бёрре и его папы. Я видел всех зверей, которых видели они, кроме белого медведя, кенгуру и выдры. Ну почему я никогда не видел выдру?

Зато я видел бобра, а кроме того, разных рыб и птиц, хотя если заняться подробностями, то скорее всего окажется, что отец Бёрре тоже их видел. Я не хочу этим заниматься, поэтому решил придержать язык.

Выиграли Бёрре и его папа.

Бёрре в знак победы подымает руки над головой.

Из чистого любопытства я спрашиваю, кого из этих зверей видел Бёрре.

Выясняется, что совсем немногих.

Он видел лошадь, курицу, кошку и собаку, корову, лисицу, треску и пикшу.

И еще несколько птиц, но он не знает, как их зовут.

Восемь зверей и несколько птиц.

Бёрре счастлив, что я видел меньше зверей, чем они с папой.

Бёрре зовет меня к себе в гости поиграть в машинки.

Предложение заманчивое, но я уже выдохся.

И кроме того, меня что-то не тянет встречаться с таким бывалым путешественником, как его папа.

Я отвечаю, что подумаю о его предложении.

Может быть, поиграем как-нибудь в другой раз.

Бёрре согласен встретиться когда угодно.

Дата добавления: 2015-05-06