Зеркала без отражения 1 страница

Часть вторая

Глава 7

Ким оказался таким же, как раньше, да не совсем. Он погрузнел, в нем появилась какая‑то плавность, а малоподвижное лицо стало еще более невыразительным. Кроме того, у него начали светлеть глаза. Это было невероятно – карие глаза стали приближаться к ореховому цвету, на что Рост и обратил внимание.

– Ты чего, – спросил он у друга, – совсем уже оевропеился? Даже глаза светлеют?

Ким блеснул на миг очень белыми зубами.

– Как скажет господина… Скажет европеися, буду европеися. Как господина скажет бедному кореися.

За такие шутки Ростик его в прежние годы поколачивал, но сейчас было как‑то не с руки. Все‑таки почти год не виделись, хотя новости друг о друге старались узнать раньше, чем все остальные.

Рост обнял его, потом хлопнул по черным завиткам на макушке, это был жест, знакомый обоим чуть не с младенческой поры. За это Ким стукнул Ростика по брюху.

– У тебя, часом, не водянка? Какой‑то ты стал… пухленький.

– Я хотел тебе то же самое сказать.

Одноногий Серегин, который, несмотря на каменную, суровую физиономию, все отлично понимал, тем не менее спросил с выраженным сарказмом:

– Встреча друзей закончена? Может, за дело примемся?

Ким еще раз хлопнул Ростика по заду, без комментариев обозначая еще одно место, где у него прибавилось, потом кивнул.

– Примемся. Рост, какое у нас задание?

Ростик рассказал, показывая на карте примерные сектора, которые он увидел в подзорную трубу. Ким опечалился.

– Вот ведь зараза! – Про себя Ростик отметил, что раньше Ким, кажется, так не ругался. – И ведь поднимался я выше всех этих шариков раз тысячу, а заметили они.

– У тебя не было подзорной трубы, – отозвался Серегин.

– Ну и что? Мог бы догадаться и поставить.

– Тебе бы вибрация не дала, – высказался Рост. – Там, наверху, когда машина слишком близко проезжает, и то изображение начинает дрожать.

– Слышали мы об этой машине, – отозвался Серегин. – Говорят, что ходит на спиртовом топливе пополам с растительным маслом каких‑то семян. Еще говорят – обкатка, то да се… А топливо, чтобы в Одессу сгонять, отливают по каплям.

– А то и вовсе нас гоняют, – вздохнул Ким.

– Тебя не гонять, ты, поди, сам и не попросишь? – спросил Рост.

– Наоборот, – отозвался Серегин. – Дальние земли обследовать – у них кубиков не хватает. А в Одессу сортирную бумагу везти в виде распоряжений – срочно да немедленно.

Рост подумал.

– Да, это верно. Обследование как‑то остановилось. А это зря, тут ты прав.

– Еще бы, – кивнул и Ким. На миг стало видно, сколько рапортов с просьбой об этих дальних полетах он подавал, сколько отказов получил. – Хорошо… хоть сейчас смотаемся дальше обычного. Давай обсудим, как думаешь подбираться к этим горкам?

– Это не горки, – отозвался Рост, снова обращаясь к карте. – Скорее столбы. И на той, что дальше от марева, следует залечь, замаскироваться, а потом… Смотреть.

– Почему не на ближней к объекту?

– На ближней нет растительности. Кроме того, ее посещают летучие страусы. Подозреваю, что они могут поднять переполох, тогда наблюдения не получится. Да и пернатики, если мы обозначимся, начнут приглядывать за округой внимательнее. Понимаешь, у нас есть только один шанс, не больше.

– У вас еще такой шанс, – ворчливо отозвался Серегин, – если обнаружат, то кончат в момент. Одной лодкой вы от всей их стаи не отобьетесь. И помочь никто не сумеет.

– Верно, – согласился Ростик. – Поэтому я думаю, что заходить на столб нужно в темноте. Очень тихо, чтобы никто из их наблюдателей не трехнулся. И лучше, если под утро.

– А заходить ты хочешь как‑то по‑особенному? – спросил Ким.

– Я думаю, у нас есть два пути. Давай подумаем над обоими. Первый. Мы можем подойти к этому столбу со стороны полей, но придется пересечь всю пернатую обитаемую территорию…

– Вообще‑то территория не бывает пернатой, – тихо отозвался Ким, не мог не поправить.

– Второе. Мы можем зайти со стороны моря. Это значит, что будет труднее. Потому что нам точно известно – берег свой они наблюдают довольно плотно, хотя судоходства у них нет. Это доказано.

– Я тоже слышал, – кивнул Ким. – Хотя участвовал только раз.

– Вместе участвовали, – согласился Ростик. – И было это тогда впервые. К счастью, отбились. Должно быть, повезло. Они сами не дали поглубже на их территорию залезть, а не то… Да, вот еще, с моря труднее будет ориентироваться, вообще можно проскочить нужное место.

– И в носу ковырять – можно палец сломать, – отозвался Серегин, – если не умеючи. Потому вас и посылают, соколики, что не должны вы промахнуться.

– А уходить как будем? – спросил Ким.

– Уходить можно напрямую, – сказал Рост. – Они вряд ли так наивны, что не догадаются, кто и зачем к ним пробрался. Но ведь поделать уже ничего будет нельзя.

Он и не подозревал, что эта его фраза приведет едва ли не к самой большой ошибке во всей операции. Он полагал, что они летят только посмотреть и потому пернатым будет легко их простить, если обойдется без стрельбы. Он не думал, что дело повернется совсем не так, и не без стрельбы. Но Ким уже запомнил эту сентенцию и, привыкнув доверять Ростику, поступит так, как поступать нельзя.

Ким принялся циркулем, вырезанным из деревяшек, отмерять расстояния.

– Если зайти с севера, потом срезать вот тут, – его циркуль пробил морские просторы ломаными прямыми, – потом строго на юг, чтобы не сбиться, как справедливо было замечено, потом вернуться… – Он помолчал. – М‑да, получится почти тысяча километров. А значит, топлива нужно взять…

– Бери под завязку, – отозвался Серегин. – Мало ли что? И патронов вам я дам, сколько захотите.

– Тебе дай волю, – сказал Ким, – ты бы нас и бомбами снарядил.

– Бомбами – нет, они тяжелые очень.

– Бомбы? – спросил Рост.

– Горшки, начиненные аммиачной ватой, – махнул рукой Серегин. – Больше хлопают, чем взрываются.

– Ничего себе хлопают! – запротестовал Ким. – При удачном попадании дом Гошодов из лучшего их камня слизывает как языком, а ему все мало!

– Я не знал о таких испытаниях, – отозвался Рост. – А зачем дом триффидов бомбить?

– Прочнее просто ничего не нашли, – сказал Ким. Потом улыбнулся. – Ты не волнуйся, никто с твоими драгоценными кустиками воевать не собирается.

– Что у нас со временем? – спросил Серегин.

– Если лететь по тому маршруту, что наметился, то есть через море, то выходить нам нужно… Да, часа за три до темноты. Если не заблудимся, то через десять часов, самое позднее, будем на месте, а это… Час до рассвета.

– Хорошо считаешь, – сказал Рост. – Убедительно.

– Тогда, – в голосе Серегина появились приказные нотки, – до обеда спать. Машину я приготовлю. Если нет возражений, то Безголовую.

– Кого? – не понял Рост.

– Есть у нас очень легкая леталка, – пояснил Ким, – всего на четыре души, ходкая, хотя и любит нос задирать, а тогда хвост тормозит… У нее нет башенки на горбу, это позволяет километров семь в час прибавить.

– Башенки нет? А если за нами погонятся?

– Тогда перейдешь к Винторуку и будешь из кормовых пушек палить. Может, и отобьемся.

Раз имелись кормовые пушки, Ростику стало полегче.

– Вот что, – решил Серегин, – положу‑ка я вас в разных казармах, а то проболтаете до самой побудки.

Так и вышло, хотя Ким и попытался немного протестовать. Но ничего не получилось, чтобы остудить его, Серегин даже часового поставил у комнаты, где уложил Кима, а потом, подумав, выставил солдатика у двери темной, хорошо проветриваемой кладовки, куда уложил спать Ростика. Как позже Рост узнал, конечно, это была не кладовка, а комната самого Серегина. Которой, кстати, он почти не пользовался – дневал и ночевал то в ангарах, то на полетной вышке.

Потом их разбудили. Они умылись, наспех проглотили отличный, приготовленный по летным нормам обед и поднялись в воздух.

Небо были чистым, как родниковая вода. Вот только не совсем летним, не пыльным еще, а с какой‑то очень свежей сероватой дымкой. Лететь в таком небе было приятнее, чем гулять по лугу или купаться в море.

Конечно, Ким заставил Ростика поуправлять лодкой, похвалил за силу, которая в нем появилась, потом сам взял управление и побил рекорды Ростика почти в полтора раза. Потом они пролетели мимо Одессы, а примерно через час после этого выключилось Солнце. Ростик в темноте увидел огоньки города, который они с ребятами некогда открыли и который стал едва ли не самым главным успехом их трехлетней тут истории. Но довольно скоро и эти огоньки растаяли в тумане, поднявшемся над водой.

Этот туман вообще оказался штукой неприятной, главным образом потому, что на него никто не рассчитывал – ни Рост, ни Ким, что было еще существеннее. Оказалось, он и лодку тормозит, и ориентацию сбивает, и обшивка от него намокает. От этого Ким работал на своих рычагах, как грузчик, и довольно быстро стало понятно, что пухлость его тела – отнюдь не жир, а, наоборот, – мускулы, причем такой силы, что Ростику стало завидно.

А потом они вывалились из тумана, и по каким‑то одному богу известным признакам Ким определил, что они оставили залив позади и идут теперь над океаном. Чтобы передохнуть, Ким бросил управление на Ростика, и новоявленному второму пилоту пришлось держать машину в черной, почти непроглядной тьме часа два, пока его узкоглазый друг восстанавливался.

Потом, разумеется, все кончилось тем, что Ким уже и не хотел брать рычаги, утверждал, что у Роста все отлично получается, что они и так дойдут, но шутки кончились, когда Ростик от усталости чуть не «выронил» рычаги на неожиданном скачке напряжения, неизвестно почему возникшем в котле. Или это был «провал гравитации», нечто, понятное только очень опытным пилотам.

Правда, была еще вероятность, что они проскочили очень маленький шквалик. В Полдневье, в котором по разным причинам почти не бывало ветра, иногда возникали настоящие шквалы… Ни Ростик, ни Ким, ни даже Винт, который знал об окружающем мире больше всех, не стали даже гадать, отчего это получается. Потому что причиной могло послужить что угодно. Даже воздушный червяк, который попытался атаковать их лодку, но промахнулся, хотя это и звучит сомнительно – чтобы червяк, да вдруг промахнулся…

Это могло быть нечто, еще не встречавшееся ранее, а потому и неизвестное людям Полдневья. Могло оказаться и что‑то уже случавшееся, но все‑таки неясное, потому что лодки… пропадали. За последний год, как сказал Ким, четыре лодки вышли из исходной точки, но до места назначения не добрались. А обломки нашли только от одной из них. Что случилось с ними – неизвестно. Черных ящиков тут, конечно, не было – не та техника, не та технология.

Потом они дошли до точки поворота на юг. Ростик даже посерьезнел. Момент в самом деле был решающий. Если все получится, они пересекут береговую линию, найдут выбранный столб и «залягут» в наблюдение. Если они ошибутся, наделают шуму, за ними погонятся и собьют, как мишень для упражнений в меткости.

Берег встретил их молчанием, они пересекли фронт воды на высоте метров в триста, двигаясь со скоростью едва ли двадцать километров в час. Медленнее было уже неразумно, а быстрее – возникал какой‑никакой, а шум. Потом прошлись над тем местом, где Ким подозревал их гору. Ничего похожего поблизости видно не было… Впрочем, тут вообще ничего видно не было. Но Рост знал, как с этим справиться. Он прошел вперед, встал у котла и пояснил:

– Винт, дай‑ка я покручу экватор, а ты позыркай по сторонам своими глазищами… Нам нужна столбовая гора с кустами наверху.

Винторук очень тихо порычал, передал пост на котле человеку и просунулся в пилотскую кабину между котлом и верхней обшивкой. Обычно тут находилась кабина стрелка, но в этой лодке оставалось сантиметров тридцать пространства. И чтобы тут мог протиснуться мохнатый бакумур?.. Этого Рост даже не подозревал. Впрочем, мех на теле этих типов визуально увеличивал объем, на самом деле они могли оказаться не толще иных людей.

– Что видишь, Винт? – спросил Ким.

Винторук вдруг крякнул и едва слышно стал что‑то уверенно лопотать.

А у Ростика появились свои проблемы. Сначала он никак не мог разглядеть лунки, куда полагалось вставлять топливные таблетки, а на ощупь у него выходило не очень хорошо. Потом дело вроде бы пошло, хотя Ким спереди пару раз и потребовал, чтобы Рост работал шустрее. Потом стало очень тяжело, потому что следовало поддерживать довольно напряженный ритм и малейшие ошибки грозили травмой – то пальцы можно было отбить ребрами вращающегося экватора, то закованный в металл локоть стукался о шпангоут лодки, и тогда возникал таинственный гул, как внутри глуховатого колокола, что грозило уже тревогой в стане пернатых…

Потом их лодка довольно неаккуратно плюхнулась на что‑то твердое, под полозьями заскрипели мелкие камешки, и Рост почти физически ощутил, как нагрузка на котел упала. Вокруг не улавливалось ни единого звука тревоги, волнения, опасности.

Рост высунул голову в задний люк, устроенный между кормовыми блинами, как до этого, видимо, делал Винторук, прислушался к внешним звукам, потом вылез наружу. Ветер показался ему сначала очень свежим и непривычным, потом Рост сообразил, что сказывается недалекий океан, и вдруг он разобрал запах… Чуждый, неприятный, отдаленно похожий на тот, который издает курица, намокшая под дождем.

Около него оказался Ким. Он шепотом спросил:

– Винт утверждает, что это ближайший к их городу столб с большими кустами. Кажется, не совсем тот, что имел в виду ты, но, по его заверениям, тут будет лучше.

– Город… пернатых?

– У них тут город, только вы его с шара не увидели, он то ли деревьями закрыт, то ли холмами.

– И отсюда их город виден? – еще раз спросил Ростик.

– Винт говорит, что отсюда – нет. Но если спуститься чуть ниже, залечь в каких‑то кустах, то увидеть можно.

– Ладно. Давай замаскируем лодку.

– Уже, господин начальник, – так же шепотом, совершенно серьезно по тону ответствовал Ким. – Винт ищет, где можно проредить нижние ветки кустиков, чтобы затащить под них лодку.

– Такие высокие?

– Кустики тут, товарищ‑господин командир, высотой с наше хорошее дерево, так что с этим проблем не будет.

Рост подумал.

– Слушай, что это ты насчет моего «господинства» все время проходишься. Тебе мое лейтенантское звание покоя не дает?

– Я ведь и сам лейтенант, – отозвался Ким.

– Я не знал, – признался Рост. – Поздравляю. Тогда что?

– Не знаю. Понимаешь, я страшно рад тебя видеть, но… Как‑то непривычно, что не я командую, а кто‑то другой.

– Ты давай, брат, с этим борись, – серьезно проговорил Рост. – Если уж мы с тобой не договоримся, тогда кто вообще сможет?

– Согласен, – вздохнул Ким. – Не волнуйся, это просто гонор дурацкий. Скоро выветрится. Как только ситуация станет безвыходной, так и выветрится. Я ведь помню, что ты лучше меня рассчитываешь действия.

– Ну вот, опять.

– Нет, я серьезно.

Тут вернулся Винторук, и разногласия кончились. Нужно было прятать лодку, разбивать и маскировать лагерь, находить место для наблюдения за пернатыми. Рост надеялся, что этот разговор не возобновится, даже в таком вот неагрессивном виде он был нелегким. Потому что у них была не та ситуация, чтобы отвлекаться на внутренние передряги. И не то место.

Глава 8

– Когда‑нибудь это назовут «великое сиденье на каменном столбе», – сказал Ким, усаживаясь рядом с Ростиком и подсовывая ему миску с какой‑то отвратительной массой, состоящей, кажется, из сладкой каши, прогорклого масла, жесткой вяленой рыбы и неизменных корешков, которую приготовил им на обед Винторук, возведенный на эти несколько дней в ранг повара.

Рост покосился на свой обед, отдающий запахом несвежих портянок, и вздохнул.

– Может, стоит объяснить Винту, чтобы он не так серьезно относился к стряпне?

– Если привыкнуть, то в этой стряпне действительно все очень полезное и нужное организму, – ответил Ким, который, как Эдик Сурданян, иногда нарушал все мыслимые нормы русского языка. Что было тем более заметно при его любви поправлять других.

– А если не привыкнуть, то это месиво – ужасная отрава. Не говоря уж о вкусе.

Ким забрал бинокль Ростика и принялся изучать окрестности, хотя каждый камень осматривал, наверное, тысячу раз.

Дежурства они разбили очень просто. Рост менялся с Кимом в течение дня. А Винторук, который тоже немного маялся бездельем, должен был следить за пернатыми по ночам. Для этой цели он тоже просил бинокль, но как подозревал Ростик, скорее спал на своих дежурствах, чем действительно приглядывал за бегимлеси. Волосатому это совершенно ничем не грозило, потому что поймать его на нарушении приказа Ростик не мог – Винт всегда просыпался раньше, чем Росту удавалось к нему подкрасться. Да еще он, наверное, потешался, глядя в темноте своими огромными глазищами, как этот человечек, полуслепой и на три четверти глухой – с точки зрения бакумуров – пытается застукать его спящим на посту.

– Может, тебя подменить? – спросил Ким. – Ты это к тому, что ничего не происходит? Нет, не надо. Я еще не устал.

– А я и не заметил, что у них на соляных заливах забастовка.

Соляными заливами назывались три или четыре неглубокие ямки на самом берегу моря, куда пернатые пускали воду, потом перегораживали их и ждали, пока сделает свое дело Солнце, чтобы аккуратно собрать совочками полученную соль. Причем этим, как правило, занимались девушки, как их пренебрежительно величал Ким, – «курицы». Перед заключительной стадией сборов они танцевали и так пронзительно пели, что даже на скале, отстоящей от заливчиков километра на четыре, были слышны особенно удачные вскрики и трели.

Пернатые вообще здорово любили повеселиться и потанцевать. Особенно радовало кружение в хороводе нескольких сот пернатиков, когда каждый удерживал руками плечи соседа, как на Земле танцуют шотландцы, гуцулы и некоторые кавказцы.

– Это не забастовка, просто они очень много соли собрали за последнюю неделю, вот и решили передохнуть. Все равно больше, чем им нужно.

– И зачем им соль? Они ее почти не едят. Я обращал внимание – очень редко.

– Пока не знаю. Кстати, как ты выяснял, что их хозяйки готовят?

– Я не за отдельными хозяйками следил, а только за поваром на больших сборищах. Но там – не захочешь, а увидишь.

Тоже верно. Пернатые больше всего на свете любили обряд, который Рост назвал свадьбой. Это происходило при большом скоплении народа, причем треть приходила из соседних городков. Угощение бывало куда как щедрое, пили не только воду, но и что‑то, что заставляло хмелеть самых сильных мужчин, а потом танцевали так, что это скорее походило на оргию, чем на праздник.

Свадьбы случались часто по той причине, что местные девицы очень любили выходить замуж. Они выходили, через некоторое время, по‑видимому, разводились, потом подыскивали другого «петушка»… У Кима сложилось впечатление, что девицы определенного возраста только и делали, что готовили еду, коллекционировали мужей да рожали детей, которые почти без «высиживания» в течение всего одного дня вылуплялись из очень слабой, прозрачной скорлупы. Так что пернатиков следовало скорее отнести к живородящим, чем к яйценесущим.

И никто не чинил им преград, никто не обижал их и, разумеется, даже не пытался поработить таким понятием, как долговременные брачные обязанности. Как правило, детей воспитывали матроны постарше, которым мужей уже не находилось. А мальчишек с определенного возраста «образовывали» мужчины.

Вот пернатые мужички были народом, не в пример женщинам, солидным. Они обучались бою, растили какие‑то злаки, пасли стада разных животных, из которых добывали местное молоко, и, разумеется, охраняли свой город. Причем, если девицы бродили по этим землям где вздумается, то приход мужчины не в свою стаю грозил ему как минимум скандалом.

– А знаешь, в общем‑то у них неплохая жизнь. Вот только попутешествовать от души их петушкам не удается, а так – вполне, – высказался Ким, как в детстве, думая заодно с Ростом.

– Для многих путешествия не являются большой ценностью. К тому же гарем с собой не потащишь, а это для их парней – главная забота.

– Да, с семейственностью у них – не в пользу мужиков сложилось.

– Ты осторожнее биноклем крути, – отозвался Ростик. – Не дай бог, линзами засверкаешь, тогда каюк нам, и не поймем, когда прокололись.

Наблюдение означало ту опасность, что можно было выдать себя, блеснув стекляшками бинокля. Чтобы этого не получилось, Ростик сначала попробовал навешивать сверху и перед линзами тонкую марлю, выкрашенную в серый цвет, но она очень уж затемняла поле зрения. Тогда он попытался создать почти непроницаемый занавес из кустов над собой и по бокам, наблюдая за городом в щелку между листьями. Но высматривание в узком секторе, когда они не знали, что ищут, никого не устраивало. В общем, нужно было рисковать, хотя, как сказал как‑то Ким, – «с неудовольствием».

– На, смотри дальше, – отозвался Ким и вернул бинокль. – Но когда начнется, позови. Я тоже хочу посмотреть, ради чего мы тут сидели.

Просматривать город оказалось нетрудно, потому что он создавал очень уж странную картину. По сути, конечно, это был не совсем город. С человеческой точки зрения он походил на кучу гнезд, расположенных на земле, поскольку бегимлеси летать не умели. А вот уже между ними были устроены из ветвей мостики, переходы и довольно большие площадки, часто высоко поднятые над землей. Этот многоярусный мирок, по‑видимому, должен был создавать иллюзию парения и компенсировать утраченное пернатыми искусство полета.

Еще эти находящиеся на земле «дома» приводили на ум раскопки доисторического города, потому что состояли из стен, плетней, загородочек, но были напрочь лишены крыш. Так что при желании каждая девица могла определить, что на ужин своему мужу варит соседка.

Огнем пернатики пользовались очень уверенно, даже можно сказать – с азартом. Иная хозяйка и огонь под таганами зажигала не иначе как выстреливая каким‑то определенным образом из легкого пистолетика мужа. Ростик сначала думал, что именно огни и очаги города создали тот колышущийся тепловой фон, который засекли из наблюдательного шара Боец с Сонечкой. Но потом отказался от своей идеи. И вот почему.

По понятным причинам больше всего таганков с хворостом или даже древесным углем горело холодными ночами. А марево над городом не возникало. Получалось, что даже предельной теплотворной мощности города не хватало, чтобы устроить то, что он видел с шара. Поэтому приходилось ждать, ждать…

Они уже две недели ждали, даже слегка отчаялись, но продолжали наблюдать. Про себя Ростик знал, что причину того явления, на которое они устроили засаду, они выяснят обязательно, потому что для человечества это обернется настоящим открытием. Но вот терпеть безделье было в самом деле нелегко. Скоро и июль должен был наступить, а у них по‑прежнему не было никакого результата.

Вдруг, незадолго до полудня и в тот самый день, когда закончилась вторая неделя их сидения, в городе возникла необычная возня – очень много старцев собралось на главной площади города, потом к ним присоединились старухи. Это были не простые старухи, а такие, которые носили, как и постаревшие воины, особенные блестящие щитки на груди.

Рост как‑то подумал, что это были те «курицы», которые в свое время служили в армии, то есть относились к служивому сословию. Судя по всему, никаких запретов на вступление девиц в армию не было, и если «дева» шла служить, это обеспечивало ей более высокий социальный статус, к тому же с потенциальными мужьями проблем не возникало. Но как понял Ростик, «в отставку» они выходили позже, чем прекращали свои свадьбы «родительницы», и потом маялись, бедные, в стариковских казармах или принимались дрессировать молодняк, да так, что и не всякие вожди решались с ними спорить.

Итак, процессия, состоящая целиком из «служивых», вышла из города и потащилась куда‑то на северо‑запад, к морю, в сторону мелких, ослепительно белых, по‑видимому, известковых скал. У подножия этих скальных возвышений Рост давно, еще на второй вечер, обнаружил странное сооружение, окруженное как‑то слепленным песком и прикрытое травяными циновками. Сейчас Росту предстояло узнать, чем оно являлось в действии.

Подойдя к непонятному строению, пернатые выдвинули из своих рядов ряд одетых в темно‑серые хламиды сородичей, которые не только двигались как‑то иначе, чем остальные, но и были лишены каких‑либо блестящих побрякушек, которые пернатики так любили. Сначала Рост принял этих серых за рабов, уж очень они были невыразительны, и лишь позже, день на пятый, по формам почтения, которые им оказывали стар и млад, понял, что, наоборот, – если у них и есть формальные гражданские, а не военные вожди, это были именно птицелюди в сером.

На этот раз серые пернатики стали отодвигать циновки, распевая, очевидно, какие‑то гимны, остальные построились в кольцо и стали танцевать, поднимая когтистыми лапами тучи песка. Когда последняя циновка отпала в сторону, Ростик ахнул.

Под укрытием находились перевернутые вверх углублением очень большие антигравитационные блины. И было их много. Зато котел оказался один, и был он тоже не вполне привычной формы – плоский, даже чечевицеобразный, с очень широким экватором. Чтобы не ошибиться в своих оценках, Рост позвал Кима, и спец по полетам и антигравитационным лодкам подтвердил замеченные Ростиком нарушения привычных людям пропорций.

Тем временем серые соорудили вокруг одного из блинов, не самого большого, невысокий бортик из какого‑то прозрачно‑сверкающего материала. Потом поставили двенадцать пернатиков из числа не очень старых на котел и стали его раскочегаривать, проложив легкие, передвижные шины антигравитации прямо по песку к выбранному блину. Эту операцию Ким прокомментировал так:

– Надо же, а мы считали, что любая складочка на этих шинах способна испортить всю картину… А эти – ничего не боятся, как с проволочной головоломкой обращаются, и хоть бы хны.

– Может, у них поле другой формы?

– Какой? – подозрительно спросил Ким. – Что ты знаешь о гравитационных полях и их формах?

– Ничего, – признался Рост. – Просто предположил.

– А почему предположил? – Ким помолчал. – Ты свои предположения тоже объясняй, они у тебя просто так не случаются.

– Сам понимаешь, другая форма блинов, другое предназначение… Явно что‑то в этих полях возникает в другом виде.

Внезапно рядом что‑то проворчал Винторук. Как оказалось, он проснулся после ночного дежурства и утренней готовки еды и присоединился к наблюдателям. Только ему, в отличие от людей, никакие бинокли были не нужны, с его‑то глазами он все видел и без оптики. И по всей видимости, соглашался с Ростом.

Наконец печка раскочегарилась, из котла даже стал вырываться какой‑то довольно горячий выхлоп, хотя, конечно, до настоящего тепла, которое можно было бы увидеть из Боловска, ему было далеко. Но тут вдруг серые ребята – а в сером были одни петушки – вытащили огромное параболическое зеркало. Потом легкими, какими‑то играющими движениями установили в его фокус открытый котел объемом не больше литра и принялись бросать в него длинными щипцами кусочки металла.

Насколько мог судить Рост, это был обыкновенный металл, чистые, без примесей, шрапнелины из морских раковин. И они практически сразу, едва попав в эту емкость, начинали таять…

– Ничего не понимаю, – отозвался Ким, когда подошла его очередь разглядывать непонятное мероприятие в бинокль. – Почему, как, зачем?!

– Не кричи, – попросил Рост. – Почему – понятно. Свет от этого зеркала сходится на котелке, вот металл и плавится. Там, наверное, температура за полторы тысячи, а может, еще больше. Помнишь, Пестель говорил, что у градин температура плавления чуть больше, чем у нашей нормальной стали?

– Не помню. Но тогда – для чего?

Вдруг из котелка накопленный жидкий уже металл вытек… Ростик не успел понять на таком расстоянии – то ли кто‑то из жрецов опрокинул котел, дернув невидимый рычаг, то ли металл сам перевесил и вылился, сработав как запрограммированный переливной датчик времени, как было у греков на иных клепсидрах.

– Дай бинокль. – Он почти вырвал его из рук Кима, это вышло грубо, но сейчас было не до галантерейностей…

Вместо того чтобы упасть, перелившийся металл вдруг застыл непонятным каскадом в воздухе, а потом все вернее стал растекаться над гравитационным блином сверкающим, тончайшим куполом… И этот купол не оседал вниз, не падал, а висел, все надежнее – так показалось Ростику – размазываясь по невидимой, но реальной антигравитационной опоре. Ким взволнованным голосом пояснил:

– Надо же, как ловко вылили сбоку, а растеклось повсюду.

– Точно, – согласился Ростик. – Потому что гравитационное поле тут однородно, для него это все равно что в лунку скатиться.

Вдруг – опять вдруг, как почти все, что происходило в этом странном ритуале, – отвалилась крышка другого котла, который, как оказалось, подогревался десятком вогнутых зеркал чуть в стороне. Было даже странно – почему ни Рост, ни Ким это устройство не заметили раньше… Должно быть, они слишком внимательно следили за жрецами, а работу по соседству провернул кто‑то менее заметный, вот и получилось…

Дата добавления: 2015-05-06