ЧАСТЬ III 5 страница

– Цивилизация обошла тебя, – сказала она ему после их первой близости, – городской крестьянин!

Ноэль презирал себя за то, что не знал, как вести себя даже в постели. Где учат таким манерам, которые нравятся этим женщинам?

– Но не вздумай меняться, – предупредила Касси, – в этом твое обаяние.

Они встречались уже несколько месяцев, не очень часто – только когда Ноэль позволял себе пораньше уйти с работы. Он приглашал ее в картинные галереи, а потом выпить чашечку кофе, а Касси покупала билеты в театры и водила поужинать в маленькие ресторанчики, где‑нибудь подальше от главных улиц. Ноэль не возражал, когда Касси платила за ужин, но переживал, что его одежда имела потрепанный вид; тем не менее, когда Касси предложила сводить его в «Брукс Бразерс» купить несколько мужских рубашек и новый пиджак, он пришел в ярость.

– Я такой, как есть, – сердито сказал он. – Я всегда сам платил за все, что имею, зарабатывая на каждую вещь своим трудом, и пока я не могу позволить себе лучшего, я буду носить то, что есть.

– Я не возражаю, если ты не хочешь, – ответила она. – Я просто хотела сделать тебе подарок.

И вдруг, совершенно неожиданно, она пригласила его сопровождать ее на прием.

– Бостон приветствует Гарри Лаунсетона, – объяснила она. – Ты знаешь ГАРРИ ЛАУНСЕТОНА?

Ноэль пожал плечами. Он никогда не слышал о нем.

– Лаунсетон обязательно станет самым знаменитым молодым писателем, живущим в Гарварде. Благодаря своему социальному положению – после смерти отца он теперь сэр Гарри, – а также мнению, что он – гений, не говоря уж о его внешности, бостонское общество жаждет прижать его к своей груди. Черный галстук, дорогой, и тебе понадобится смокинг.

Ноэль часто подрабатывал барменом на приемах такого рода, разнося бокалы с вином на серебряном подносе, но впервые должен был присутствовать там в качестве приглашенного гостя. Касси была частью знатного общества Бостона, и он знал, что ему придется познакомиться с ее друзьями.

Он тщательно побрился, надеясь, что его борода не будет расти слишком быстро и не появится голубоватый оттенок на щеках, что не особенно красит мужчин. Он внимательно изучал свое лицо в зеркале ванной комнаты. У него тело атлета, средний рост, он широкоплеч, с хорошо развитой мускулатурой, и, кроме того, он все‑таки кое‑чему научился у своих богатых подруг – как всем этим воспользоваться, чтобы производить хорошее впечатление. Облачившись в смокинг, взятый напрокат и не очень хорошо сидевший на нем, Ноэль решил, что выглядит вполне сносно, но совсем не как мужчина, с рождения привыкший к такому образу жизни. С чувством неловкости он отошел от слишком откровенного зеркала и направился к двери. Однажды придет день, и он станет частью этого высшего общества, а сегодня вечером он вынужден только играть эту роль.

Себастио до Сантос ждал Пич в баре «Коплей Плаза». Конечно, она опаздывала, хотя ради пригласительного билета на прием в честь Гарри Лаунсетона, который он достал для нее, могла бы появиться и вовремя.

На вечере собирались преподаватели университета, издатели и старые бостонские снобы. Себастио уклонился бы от него, если бы не Пич.

– Как замечательно, – сказала она, рассмеявшись над удивлением Себастио. – О, это просто чудесно. Я ждала этого момента многие годы.

Себастио заметил ее у входа в бар. Трудно было не заметить ее в таком наряде. Силы небесные!

– Вот и я! – сказала Пич, целуя его в щеку.

– Я вижу.

– Ну, как я выгляжу? – Пич вопросительно посмотрела на него. Она потратила несколько часов, решая, подойдет ли это платье, и спрашивая себя, хватит ли у нее смелости надеть его. Она хотела, чтобы Гарри заметил ее. Пурпурное платье без бретелек было сильно открытым – во всяком случае, по понятиям Бостона, – а узкая юбка, как лепесток тюльпана, облегала ее так, как будто шелк стремился слиться с ее кожей. Себастио с неловкостью почувствовал, что Пич стала центром внимания всего бара.

– Я не уверен в правильном выборе платья, – сказал он.

Пич высоко подняла подбородок.

– Никто не подумал бы дважды, надеть ли такое платье в Париже.

– Но готов спорить, ты думала долго. Ты сама от него в ужасе. Позволь рассказать тебе маленькую историю, Пич. Когда твоя бабушка была молоденькой девушкой и готовилась впервые выйти на сцену, на ней было очень узкое платье. Дрожа от испуга и волнения, она стояла за кулисами, но должна была пройти через это – ей нужна была работа и деньги. Это означало для нее выжить. То, что сказала ей одна из девушек, занятых в шоу, изменило всю ее жизнь.

– Если ты должна делать это, – посоветовала она ей, – так гордись собой! Встань прямо, подними подбородок, представь, что ты королева. И мне кажется, Пич, если уж ты решила пойти в этом платье, то именно так тебе и надо себя вести.

Пич смотрела на него, пораженная его рассказом.

– Ты прав, – усмехнулась она, – конечно, ты прав. Пошли, дядя, а то мы опоздаем на прием в честь Гарри.

С высоко поднятой головой, прямой спиной, по‑королевски улыбаясь любопытным посетителям, она прошествовала к выходу из бара, чувствуя, что все взгляды обращены на нее.

Гарри Лаунсетон не любил приемы. Он бы предпочел спокойный ужин в компании нескольких друзей, а не это сборище. Однако его жена Августа, разговаривающая сейчас с какой‑то долговязой особой в коричневых кружевах и огромных рубинах, украшавших ее увядшую грудь, обожала приемы. Только ради нее он согласился прийти сюда.

– Так мы сможем познакомиться со всеми за один раз, дорогой, – уговаривала его Августа. – В конце концов, мы собираемся прожить здесь целый год. Тебе хорошо, – продолжила она, – ты будешь занят работой, будешь встречаться со всеми этими людьми в Гарварде, а я – сидеть одна в этом огромном доме, который мы сняли?

Гарри сдался, и вот они здесь. Он вежливо улыбался настойчивой даме, стоявшей рядом, которая хотела пригласить его на первое же собрание ее литературного кружка, и прятался от высокого, импозантного мужчины, похожего на банкира из голливудского фильма, который интересовался, каких вложений требует сейчас издательское дело. Он решил пробраться через толпу к буфету, где, по крайней мере, можно было увидеть парочку симпатичных девушек.

Августа наблюдала за мужем сквозь прищуренные глаза. Они с Гарри знали друг друга с детства, их отцы вместе ходили в школу, а ее брат учился в Оксфорде вместе с Гарри. Они всегда вращались в одном обществе, но все были удивлены, когда он женился на ней. Тихая маленькая Августа Харриот. Такая умная и милая.

– Именно поэтому я и женюсь на тебе, – рассмеялся тогда Гарри. – Женщины – опасные существа. Женясь на тебе, я хотя бы знаю, что получу.

И, конечно, Августа сознавала важность работы Гарри. Но ему, кроме работы, нравились и красивые женщины.

Ноэль спокойно стоял рядом с Касси, разглядывая великолепие зала с высокими потолками, стенами, затянутыми бледным шелком, и обставленного солидной старинной мебелью. Он отказался от шампанского, решив не пить совсем, боясь, что коктейль развяжет ему язык. Касси старалась втянуть его в общую беседу, но, кроме того, что он из МТИ, никому не удалось продвинуться дальше в своих расспросах. Однако он видел, как велась такая игра, как люди попадались в одни и те же сети. «Я слышал, вы из Огайо, вы знаете такого‑то и такого‑то?» – говорили они, или: «Я ходил в школу с парнем из этих мест, его зовут так‑то и так‑то, его отец занимался железными дорогами, знаете его?» Если вы знали, это было вашими верительными грамотами, и вас впускали в магический круг.

«Подождите, – думал Ноэль, – только подождите». Однажды он покажет им всем, что ему не нужно прошлое, чтобы занять свое место в их мире.

Он заметил девушку сразу. На ней было красное платье и она оглядывала комнату, затаив дыхание в ожиданий чего‑то. Пич де Курмон не изменилась настолько, чтобы ее нельзя было узнать. Конечно, она стала выше ростом, даже выше Ноэля, но пышные блестящие волосы были такого же каштанового цвета, а на лице – все то же выражение любопытства маленькой девочки. Даже в таком экстравагантном платье она не выглядела старше шестнадцати. Это была та самая золотистая девочка из его детской мечты. Символ его свободы. Рядом с ней находился красивый солидный мужчина гораздо старше ее, человек, привыкший бывать в обществе. И Ноэль с завистью наблюдал за ними. Пич де Курмон даже не заметила его, совсем забыв об их случайной встрече в благотворительном приюте для сирот в Мэддоксе. Сам он изменился с тех пор. Он стал другим. Приют был похоронен в его прошлом, и никто в его жизни не должен знать об этом.

Когда Пич увидела Гарри Лаунсетона, сердце ее забилось так часто, что она испугалась, как бы не потерять сознание, но затем волна полнейшего счастья захлестнула ее. Гарри был здесь, ее план близился к завершению. Пробираясь между гостями, она подошла к нему поближе.

Гарри внимательно смотрел на потрясающую девушку в красном платье, стоявшую рядом с окружавшими его людьми, и старался сосредоточить внимание на профессоре, который объяснял ему гарвардские литературные традиции.

– Мистер Лаунсетон. – Голос Пич дрожал от волнения, – Здравствуйте. Мы встречались раньше, в Лаунсетон Магна…

Она была очаровательна, нимфа в шелковом пурпуре, с пышными волосами цвета старого портвейна. Грациозная, женственная и опасно молодая…

– Я помню вас, – сказал Гарри, протягивая к ней руки. – На крикетном матче.

Пич влюбленно смотрела на него, обе ее руки были сжаты в его руках.

– Я была с Мелиндой Сеймор. Ни думала, что вы вспомните.

Не обращая внимания на профессора, Гарри продел руку Пич через свою и вытянул ее из толпы.

– Как я мог забыть? Вы выглядели как экзотическое существо, затерявшееся на скучных английских газонах. Я тогда представлял вас бегущей босиком под тропическим ливнем, или завернутой в шкуры животных, или на мягком белом песке, обнаженной и украшенной яркими красными цветами гибискуса.

– Все писатели так разговаривают? – спросила она заво роженно.

– Я – да, – улыбнулся Гарри. – Это гораздо лучше чем отвечать на вопросы, сколько денег я зарабатываю на книгах, или прятаться от старых дам, которые хотят, чтобы я выступал на их маленьких литературных завтраках. А сейчас скажите, кто вы такая на самом деле?

Они стояли у высокого окна, и он повернул ее к себе лицом. Прикосновение его рук к ее обнаженным плечам заставило Пич вздрогнуть.

– Меня зовут Пич де Курмон, – ответила она, ее тонкий голосок утонул в шуме разговоров вокруг них.

Глаза Гарри не отрывались от ее глаз.

– И где вас можно найти, Пич, кроме как на тропическом острове?

– Я живу и учусь в Радклиффе, – прошептала она, чувствуя несоответствие его экзотических представлений о ней. – И изучаю английский.

Гарри засмеялся.

– Еще одна! – воскликнул он. – Меня все любят за мои книги, а не меня самого.

– Я – нет, – откровенно сказала она. – Я не могу читать ваши книги. Я люблю вас.

Августа Лаунсетон поставила бокал с шампанским и целенаправленно устремилась к своему мужу. Когда Гарри так смеялся, это значило, что ему весело, да и девушка была слишком красива, чтобы не замечать этого.

– Гарри, – позвала она, – Гарри, нам действительно пора уходить. Надо успеть на ужин к Вестмакоттам.

– Мы встретимся снова, – прошептал он Пич. – Радклифф, не так ли?

– Да, – выдохнула она.

– Я позвоню, – сказал он, взглядом скрепляя их тайну.

Покраснев, Пич отвернулась от пронзительного взгляда Августы. Ей было жарко, она была возбуждена и немного испугана и поэтому направилась к буфету выпить бокал вина. Ее взгляд встретился со взглядом темноволосого молодого человека, стоявшего в толпе, и ей вдруг показалось, что она его знает. Такое лицо трудно было забыть.

Пич обошла весь накрытый стол с закусками. Наверное, любовь вызывает чувство голода. Или это волнение? А может, она просто ничего не ела с утра? О Гарри, Гарри, пропела она про себя, какой ты замечательный, какой умный! Пич постаралась вспомнить, что он говорил о ней, о джунглях, о тропических цветах на английских лужайках. А эта его ужасная жена – мягко стелет, да жестко спать. «Я позвоню», – сказал Гарри. Завтра она ни на шаг не отойдет от телефона.

Кто тот человек, который продолжает смотреть на нее, что заставляло ее испытывать какое‑то странное чувство. Он был частью толпы, а в то же время и нет. Молодой человек явно чувствовал себя неловко. Пич была уверена, что встречала его. Она должна выяснить, кто это такой.

– Привет, – просто сказала она, обращаясь к Ноэлю. – Меня зовут Пич де Курмон. Я уверена, что мы встречались, но совершенно не могу вспомнить где…

– Вы ошибаетесь, – сказал Ноэль, смутившись. Его голос резко прозвучал во внезапно наступившей тишине, а Касси и ее друзья посмотрели на них с интересом.

Пич заглянула в темные серые глаза и вспомнила худенькое личико мальчика, заглядывавшего в окно автомобиля так много лет тому назад.

– Ну, конечно! – воскликнула она в напряженной тишине, которая образовалась вокруг них. – Сиротский приют в Мэддоксе. Вы – Ноэль Мэддокс!

Ноэлю показалось, что ее услышали все в зале. Теперь все знали его тщательно оберегаемый секрет. Все знали о его бесславном начале. Теперь все знали, что он – просто никто. Его руки сжались в кулаки, а лицо застыло от гнева, когда Ноэль взглянул в невинные голубые глаза Пич. Он готов был убить ее.

Пич свернулась калачиком в кресле, пытаясь читать книгу «Очертания прошлого», написанную Гарри Лаунсетоном, ожидая, когда же зазвонит телефон. Даже то, что она просто держала в руках его книгу и смотрела на слова, которые он написал, делало ее ближе к нему. Гарри использовал свой давний интерес к мифам и легендам прошлого и исследовал их через призму современной психологии. Получилась «глубокая и умная книга, где человеческие отношения разбирались с анатомической тщательностью» – так писали рецензенты. Пич гордилась, что именно она ожидала сейчас его звонка.

В десятый раз она взглянула на фотографию Гарри на обложке книги. Он улыбался, щуря глаза на солнце, и выглядел молодым и очень красивым. Закрыв глаза, Пич в сотый раз переживала их встречу на приеме. Гарри оказался именно таким, каким она его запомнила. Если бы Августы не было рядом, он, Пич была уверена, закружил бы ее в своих объятиях тут же, на месте.

… О, Господи, она не хотела думать о его жене. Зазвонил телефон, и она кинулась через холл, чтобы первой поднять трубку, но попросили другую девушку. Поникнув, разочарованная, она побрела назад, к своему креслу.

Она едва решалась уходить на занятия в эти дни, боясь пропустить его звонок, и оставляла многочисленные записки с указаниями, где ее можно найти, а также просила всех, если позвонит мужчина, попросить оставить номер, по которому она смогла бы перезвонить. Но Гарри не звонил.

Это из‑за Августы, решила Пич, ища предлог для его оправдания, или он очень занят в Гарварде, а возможно, в муках творчества пишет новую замечательную книгу. У гениев отсутствует ощущение времени. Однако, все тщательно обдумав, лежа в кровати, Пич поняла, что не так все просто, как она себе представляла. Если она хотела встретиться с Гарри, ей необходимо что‑то предпринять.

Она позвонила ему на следующее утро, к телефону подошла Августа.

– Здравствуйте, – заговорила Пич нервно. – Я звоню из Литературного общества Радклиффа. Могу я поговорить с мистером Лаунсетоном, пожалуйста?

– Я слушаю, – произнес Гарри.

По телефону его голос был более глубоким.

– Это Пич де Курмон, – сказала она.

– Правда? – Он оказался довольным. – Это действительно вы? Я думал, это Литературное общество Радклиффа.

Он не назвал ее по имени, и Пич нервно закусила губу.

– Общество интересуется, смогли бы вы выступить для нас в ближайшее время? Рассказать о вашей книге «Очертания прошлого».

– Вы читали ее? – удивленно спросил он.

– Да. – Накручивая телефонный шнур на палец, Пич добавила: – Но, признаюсь, я ничего в ней не поняла. Вот почему мне нужны вы, чтобы все объяснить.

Гарри рассмеялся.

– Тогда, если я вам нужен, мне придется подумать, что можно сделать. Послушайте, в моем расписании есть промежуток восьмого числа – вечером, в следующий четверг. Как, подходит вашему обществу?

– Прекрасно, – воскликнула Пич. Она не ожидала, что это будет так скоро. – Это будет прекрасно.

– Хорошо. Около семи тридцати. Оставьте мне записку и дайте знать где. До встречи.

В трубке, которую она все еще держала в руке, послышались короткие гудки, и Пич с удивлением посмотрела на нее. Он даже не упомянул прием, на котором они познакомились, и не объяснил, почему не звонил. Но она увидит его – вечером в следующий четверг.

Гарри сидел на диване в окружении очаровательных девушек, держа в руках очень маленькую рюмку с очень скверным хересом. Он рассказывал около часа о своей жизни, карьере и своей последней книге, и они восхищенно его слушали, а после этого даже задали несколько интеллигентных вопросов. Все это было очень приятно, а молоденькая Пич – просто неотразима в узких черных брюках и черном свитере с высоким воротом. Она заплела волосы в косички, не была накрашена, и очень отличалась от той уверенной красавицы в открытом красном платье. Очаровательна. Совершенно очаровательна. Гарри сделал глоток ужасного хереса и поморщился.

Пич слышала, что Гарри не водил машину, так как правостороннее движение сбивало его с толку, и однажды он чуть не попал в аварию.

– Мне будет очень приятно отвезти вас домой, мистер Лаунсетон, – сказала она, – когда вы будете готовы.

– Вы очень любезны, – ответил он, посмотрев на часы. Усевшись в ее маленький спортивный синий «курмон», Гарри неожиданно связал имена.

– Неужели вы из тех де Курмонов?

– Боюсь, что да, – ответила Пич. Гарри присвистнул.

– Мой отец рассказывал, как он однажды видел старого Жиля де Курмона – Месье – в «Отель де Пари» в Монте‑Карло. Он пережил тяжелую автомобильную катастрофу, потом удар и все еще был сильнее десятерых. Как он построил свою империю – на господстве страха?

– Может быть, – сказала Пич, – но я слышала, что он всегда был добр к своим слугам. Они оставались с ним многие годы.

Гарри засмеялся.

– Вы должны признать, что он был скандальной личностью: все эти судебные дела и восхитительные женщины.

Пич включила зажигание и теперь могла видеть его лицо в свете приборной доски. Его рука лежала на спинке ее сиденья, немного касаясь ее плеч, и он смотрел на нее.

– Судебное дело касалось моей матери, – сказала она резко, а восхитительной женщиной в его жизни была моя бабушка.

– Прошу прощения, – сказал Гарри, сжимая ее плечо. – Я не заставляю вас открывать семейные секреты Во мне сидит писатель. Я сую нос в чужие жизни.

– Я не могу открыть секреты, – ответила Пич, – потому – что сама не знаю всей правды. Но всю жизнь слышу сплетни, перешептывания, обрывки разговоров о том, что всем было известно – что между ними была огромная любовь. Месье умер до моего рождения, а бабушка никогда со мной об этом не разговаривает. Я спросила ее однажды, но она ответила только, что если бы считала, что мне необходимо это знать, тогда рассказала бы все.

Гарри прислонился к спинке своего сиденья и преувеличенно тяжело вздохнул.

– Значит, я никогда не узнаю, – сказал он.

– А я не знаю, где вы живете, – проговорила Пич. – Предполагается, что я везу вас домой, если вы только не захотите пригласить меня на пиццу. Я умираю с голоду. – Она встретилась глазами с Гарри. – Я могу рассказать еще какие‑нибудь истории о скандальном де Курмоне, – пообещала она.

– Вперед! – согласился он, рассмеявшись.

Пич подъехала к «Панси Пицца» в Бак‑Бей. Она знала, что в этом месте редко можно было встретить ее сокурсниц. Равно как и знакомых Гарри. Ресторанчик был темным и типично итальянским, столы накрыты скатертями в красно‑белую клетку, и на них стояли в бутылках из‑под кьянти зажженные свечи, с которых капал воск. В кабинке, где сиденья с высокими спинками были обиты красным бархатом, она чувствовала себя отрезанной от всего мира – только она и Гарри. Он заказал пиццу для нее и бутылку бордо, которое они пили из толстых зеленых стаканов. Пич едва дотронулась до пиццы.

– Я думал, вы действительно умираете от голода, – разочарованно сказал он и наклонился вперед, чтобы дотронуться до ее толстой косы.

– У вас волосы цвета каштанов в осеннем Лаунсетоне, – объяснил свой жест Гарри.

Он продолжал смотреть на нее, потягивая вино.

– Вы – красавица, Пич де Курмон, и я должен предупредить вас, что я очень чувствителен к красоте.

– Я знаю, – сказала она. – Вы пишете об этом в ваших книгах. О красивых женщинах, о любви.

Они смотрели друг на друга в мерцании свечи. Он думал о том, что ее глаза были самыми ясными, которые ему когда‑либо приходилось видеть.

– Вы не должны верить всему, что читаете в книгах, – заметил Гарри, – писатели никогда не пишут сами о себе.

В ответ она только улыбнулась.

– Пора идти, – сказал он, делая знак официанту.

– Огромное спасибо, – сказала Пич, – за пиццу и вино.

Она была прекрасна, думал он, когда они ехали назад, и, кроме того, очень соблазнительна. Ее улыбка, когда он прощался с ней, была грустной, и Гарри чуть не поддался искушению ее поцеловать. Но удержался. Пич де Курмон была очень опасной молодой женщиной.

С того момента Гарри повсюду натыкался на нее. Сначала он увидел ее на своей лекции. Пич сидела в последнем ряду и была в красном свитере. Прогуливаясь по университетскому двору Гарварда со старым профессором Гиннистоном, он снова заметил ее, одетую в теплый твидовый жакет и укутанную в огромный шарф. Она выглядела замерзшей, как будто долго ждала кого‑то на улице, и Гарри помахал ей рукой. Она присутствовала и на симфоническом концерте, в синем костюме, подчеркивающем ее французское происхождение, а ее роскошные волосы, схваченные на затылке, спускались на плечи сверкающим каскадом. Рядом с ней сидели симпатичный молодой человек и еще одна пара. Он перекинулся с ней двумя фразами на приеме в честь еще одной литературной знаменитости, но, кроме «Как поживаете?», не успел ничего сказать. А потом был прием у Себастио до Сантоса, и она была там.

– Я – ваша хозяйка, – улыбаясь, сказала ему она. – Себастио – мой дядя.

Она была очаровательна в черном шелковом платье с длинными рукавами и узкой юбкой. Такой наряд могла себе позволить женщина вдвое старше нее. Пич выглядела в нем одновременно и скромно, и чрезвычайно соблазнительно. Гарри почувствовал, что у Августы, которая была с ним, испортилось настроение. Бедняжке Августе никогда не шел черный цвет, как, впрочем, и любой другой. Она лучше смотрелась в твидовых костюмах и свитерах, с каплями дождя на лице, гуляющей с охотничьими собаками по Лаунсетону.

За обедом Гарри сидел рядом с Пич, а Августа – в другом конце стола, справа от Себастио.

– Я все время вижу вас, – сказал он. – Куда ни поверну голову, вы там.

– Потому, что я преследую вас, – сказала застенчиво Пич.

Она решила, что откровенность была самой лучшей тактикой поведения с Гарри, поскольку ее хитрости не увенчались успехом. Ей пришлось упрашивать дядю в течение нескольких недель устроить этот прием, и отступать было уже некуда.

Гарри не был уверен, что Пич говорила серьезно. Боже, у нее такие голубые глаза и такая прекрасная кожа, будто покрытая золотом. Она была очень, очень соблазнительна…

– Считайте, – сказал он весело, – что взяли меня в плен.

Бросив осторожный взгляд на своих соседей по столу, чтобы убедиться, что они заняты собственными разговорами, Пич предложила ему:

– Давайте встретимся позже, когда все закончится. Мне нужно с вами поговорить.

Гарри глотнул вина – «От Брион». Себастио до Сантос прекрасно разбирался в винах, как и во многом другом. Понимает ли она, что говорит? И сколько ей лет – семнадцать, может, восемнадцать?

– Пожалуйста, – просила Пич, дотрагиваясь рукой до его колена.

– Где? – спросил он.

– Я напишу адрес и отдам вам после ужина. После этого Гарри уже не мог сосредоточиться ни на чем. Пич была не первой девушкой, которая влюблялась в него, без ложной скромности, он уже привык к этому. Иногда это его даже раздражало. Особенно когда ему нужно было много работать. Но он не был равнодушен к красивым девушкам. А с Пич де Курмон все по‑другому. От нее исходило необыкновенное обаяние, она была так непосредственна и невинна – хотя и пыталась начать по‑взрослому опасную игру.

– Боюсь, что сегодня не оправдал ваших надежд, – сказал Лаунсетон Себастио до Сантосу на прощание.

– Без сомнения, еще один великий роман зреет у вас в голове, – ответил Себастио, пожимая ему руку, – но с вами было веселее, чем с моими обычными гостями.

По дороге домой Гарри сказал Августе, что ему нужно в офис закончить кое‑какую работу, и она отвезла его туда. Вынув записку, которую Пич незаметно вложила в карман его пиджака, он остановил такси и был в указанном месте через десять минут.

– Это квартира подруги, – сообщила Пич, принимая его пальто. В камине горел огонь, и звучала пластинка с концертом Вивальди, которую Пич поставила перед его приходом. Была включена одна лампа у кресла, и Пич села туда. В ее розовом свете волосы Пич, которые она распустила, казались цвета старого вина, выдержанного в дубовых бочках и освещенного отблесками огня из камина. Гарри подумал о том, как бы он мог описать ее словами. Золотистая кожа. Но не сапфиры вместо глаз – больше подходит сравнение со старинными блестящими викторианскими брошами – от них исходит такое же свечение. Впрочем, «глаза, голубые, как викторианская брошь», звучало слишком банально для такого писателя, как он, да еще литературного гения. Он мог бы выразить все гораздо лучше. Господи, о чем он думает! Гарри пришел сюда, потому что она просила, и догадывался о том, чего она хочет. Он тоже испытывал к ней неимоверное влечение.

Она протянула ему бокал вина, которое захватила у дяди Себастио.

– Тот же «От Брион», – сказал он, узнавая вкус. Пич опустилась на пол у его ног. Обхватив руками колени, она сказала:

– Я хотела, чтобы вы пришли сюда, потому что мне надо сказать вам что‑то. – Глубоко вздохнув, она крепче сжала колени. – Я влюблена в вас, Гарри Лаунсетон. Я люблю вас с тех пор, как увидела на игре в крикет в Лаунсетон Магна. Я знаю, это звучит глупо, и вы можете подумать, что я глупая школьница, но это так. И я должна была сказать вам это. Вот почему я все время следую за вами.

Гарри продолжал молчать, и Пич нервно уставилась на ковер.

– Я хочу выйти за вас замуж, – наконец сказала она.

– Иди сюда, – произнес Гарри, протягивая руки, – сядь рядом на диван.

Та грация, с которой она распрямилась и одним движением поднялась с пола, поразила его.

– Я уже женат, Пич, – ласково проговорил он. – И еще я женат на своей работе.

– Я знаю это, – сказала она, не отрывая от него взгляда.

Ее веки с длинными, загибающимися вверх ресницами, закрылись, когда его губы сомкнулись с ее губами, и Гарри услышал ее вздох. Губы Пич были мягкими, как шелк, податливыми и нежными. От таких губ можно было потерять разум.

Она прижалась к нему, обхватив руками шею, и его рука заскользила вверх, к нежной выпуклости ее груди.

Разомкнув ее руки, Гарри встал, развязал галстук, и начал расстегивать свою рубашку. Затем глотнул вина и предложил ей.

– Нет, – сказала Пич, – я хочу помнить все это. Не хочу, чтобы потом казалось, что все произошло из‑за того, что мы были пьяны…

Она свернулась на диване, наблюдая, как он раздевается, а в его глазах поблескивают искорки пламени от камина.

Когда он разделся, она не шелохнулась, чтобы приблизиться к нему.

– Позволь, я помогу тебе, – сказал он ласково, расстегивая сложные застежки ее черного платья. Под ним были только белые девичьи трусики из хлопка и лифчик. В этот момент она вдруг показалась ему очень беззащитной. Когда он раздел ее, Пич потянулась к нему и поцеловала. Обнаженные, они легли на ковер у камина. Огонь в нем уже погас, но тлеющие угли отбрасывали блики на ее золотистую кожу и делали ее похожей на дитя Солнца. Она не касалась его, просто тихо лежала и пристально смотрела на него своими огромными светящимися глазами, осознавая всю значительность момента.

Он нежно гладил ее, дрожа от страсти, лаская ее мягкий живот и шелковистые волоски ее лона.

– Ты уверена, Пич, – прошептал он, целуя ее грудь, – ты уверена, что хочешь этого?

– Да, – выдохнула она. – Конечно, да, Гарри. Именно этого я и хочу.

Ночью лицо Гарри было совсем другим. Она помнила, как оно передернулось, будто в агонии, в последние мгновения их страсти. Пич не закрывала глаз, желая навсегда запомнить их первую ночь. И если чувства, которые она испытывала, были не такими сильными, как у него, Пич объясняла это тем, что была девственницей.

Гарри был поражен.

– Почему ты не предупредила меня? – простонал он после.

– Но я думала, ты знаешь, – сказала Пич, сердясь, что он мог думать иначе. – Я не занимаюсь этим с каждым вторым.

– Конечно, нет, – произнес он с покаянным видом. – Я не это имел в виду. Я был бы более осторожным с тобой.

– Ты думаешь, у меня будет ребенок? – спросила Пич.

Гарри рассмеялся.

– Нет, – сказал он ей, – не будет. Кстати, совсем неплохая вещь.

Дата добавления: 2015-05-06