Благодарности 2 страница. О причине подобного хаоса нетрудно догадаться

О причине подобного хаоса нетрудно догадаться.

Достаточно посмотреть на Элли. Ее белокурые волосы выбивались из растрепанного пучка, тапочки на ногах были разными, а на локте виднелся магазинный ярлычок с ценой, который она забыла отклеить.

– Соседка? – переспросила Элли и повернулась, чтобы взглянуть мне в лицо.

Прежде чем я успела повторить вопрос, складка между ее светлыми бровями разгладилась, и она понимающе кивнула. Хороший признак. Мой вопрос не поставил ее в тупик.

– Никакой соседки у меня не было, – покачала головой Элли. – Мой брат купил эту квартиру, чтобы вложить деньги, и привел в порядок. А потом решил, что во время учебы мне ни к чему во всем себя ограничивать, чтобы выкроить деньги на арендную плату. И предложил мне здесь пожить.

Классный братишка, ничего не скажешь.

Хотя я воздержалась от комментариев, Элли прочла мои мысли по глазам. По губам ее скользнула улыбка, взгляд потеплел.

– Брэден – человек с размахом, – гордо сообщила она. – Ремонт сделал на широкую ногу. Сами понимаете, когда я увидела эту квартиру, отказаться было невозможно. Проблема в том, что она слишком велика, и порой мне бывает здесь одиноко, несмотря даже на то, что по выходным у меня постоянно тусуются друзья. И я сказала Брэдену, что подыщу себе соседку. Идея не привела его в восторг, но когда я напомнила ему, что буду получать за это деньги, он сразу переменил мнение. Деловой человек всегда думает о выгоде.

Сразу видно, что Элли обожает своего богатенького братца и что они очень близки. Стоило ей заговорить о нем, и в ее глазах появилась нежность. Я хорошо знала этот взгляд. Со временем я научилась защищаться от боли, которую он мне причинял. Теперь я спокойно смотрю на лица людей, у которых, в отличие от меня, есть семьи. На лица людей, которым есть кого любить.

– У вас очень щедрый брат, – дипломатично заметила я.

В конце концов, мне нет никакого дела до чьих‑то родственных чувств. Тем более до чувств едва знакомых людей.

Элли пропустила мою реплику мимо ушей. Продолжать разговор о своем брате она, похоже, не собиралась. По‑прежнему улыбаясь, она провела меня в кухню – длинную и узковатую. Правда, заканчивалась она полукруглой нишей, в которой располагался обеденный стол. Как и вся квартира, кухня была шикарно обставлена и снабжена первоклассной техникой. Все новехонькое и, разумеется, самое дорогое. Огромная электрическая плита тоже относилась к разряду последних технических достижений.

– Да, брат у вас очень щедрый, – повторила я.

Элли наконец расслышала мои слова.

– Слишком щедрый, – заявила она. – Мне все эти прибамбасы совершенно ни к чему, но его ведь невозможно остановить. И так во всем. Взять хотя бы его нынешнюю девушку – он балует ее до безобразия. Я жду не дождусь, когда эта девица ему наконец надоест, как это случилось с прежними пассиями. Честно говоря, из всех его подружек эта самая худшая. Ежу ясно, ее возбуждает исключительно его кошелек. Он и сам это прекрасно понимает. И говорит, что такое соглашение его вполне устраивает. Соглашение, видите ли! Разве можно так говорить о подобных вещах?

Да, разве можно так говорить о подобных вещах?

Я с трудом спрятала улыбку. Элли провела меня в свою спальню. Здесь тоже царил хаос. Слушая, как Элли сетует на наглость, тупость и алчность подружки брата, я не без некоторого сочувствия думала о неизвестном мне парне по имени Брэден. Любопытно, знает ли он, что сестра имеет обыкновение обсуждать его личную жизнь с первым встречным?

– А эта комната может стать вашей.

Мы стояли в дверях комнаты, расположенной в задней части квартиры. Огромное окно в фонаре завешено жаккардовыми шторами до пола; тут же, в нише, диванчик. Грандиозная кровать в стиле французского рококо, ореховый письменный стол и кожаное кресло. Идеальная комната для писателя.

Несомненно, я влюбилась в эту квартиру. И эта влюбленность крепла с каждой минутой.

– Очень красиво.

Я хотела здесь остаться. Плевать на цену. Плевать на болтливую соседку. Я достаточно долго вела аскетическое существование. В конце концов, я живу одна в чужой стране. И заслуживаю немного комфорта.

Что касается Элли, к ней я наверняка привыкну. Конечно, она излишне разговорчива, но у меня она сразу пробудила симпатию. По глазам видно, человек она добрый.

– У меня предложение – выпить по чашечке чаю и попытаться узнать друг друга получше, – улыбнулась Элли.

Через несколько минут я уже сидела в гостиной, ожидая, пока Элли приготовит на кухне чай. Внезапно до меня дошло, что не имеет решающего значения, нравится мне Элли или нет. Главное, чтобы я ей понравилась. Иначе она не пожелает делить со мной эту офигительную квартиру. Я встревожилась. Я не самый общительный человек на свете, а Элли, судя по всему, жаждет общения. Возможно, она решит, что я ей не подхожу.

– Это так трудно, – провозгласила Элли, появляясь в комнате с подносом. – Я имею в виду, найти квартирантку. Выяснилось, что девушек нашего возраста, которые могут позволить себе жить в подобной квартире, до жути мало.

Да, и я отношусь к числу этих избранных. Я унаследовала кучу денег.

– У меня состоятельная семья, – сказала я.

– Да? – переспросила она, подвигая мне чашку с горячим чаем и шоколадный кекс.

Я прочистила горло и, чтобы скрыть дрожь в пальцах, обхватила чашку. Кожа покрылась холодным потом, кровь молотом застучала в ушах. Так всегда бывает перед тем, как мне приходится рассказать кому‑то правду о своей жизни.

Мои родители и маленькая сестренка погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было четырнадцать. Из родственников остался только дядя, который жил в Австралии. Он плевать на меня хотел, и несколько лет я провела в приемных семьях – сначала в одной, потом в другой. У родителей было много денег. Папин дедушка жил в Луизиане и был там настоящим нефтяным королем. Папе досталось большое наследство, которым он распоряжался весьма осмотрительно.

Когда мне исполнилось восемнадцать, все деньги достались мне. Сердце немного утихомирилось и пальцы перестали трястись, когда я сообразила, что нет надобности выкладывать Элли мою печальную историю.

– С отцовской стороны моя семья происходит из Луизианы, – сообщила я. – В свое время прадедушка сделал на нефти большие деньги.

– О, как интересно! – Восклицание Элли прозвучало на удивление искренне. – Но потом ваша семья перебралась из Луизианы?

– Да, в Виргинию, – кивнула я. – Кстати, предки моей мамы были шотландцами.

– Значит, в твоих жилах течет шотландская кровь! Здорово! – Она загадочно улыбнулась, словно посвящая меня в тайну. – Я тоже шотландка лишь наполовину. Моя мама – француженка, но семья ее перебралась в Шотландию, когда ей было всего пять лет. К стыду своему, я не говорю по‑французски.

Элли фыркнула и уставилась на меня, ожидая ответной реплики.

– А твой брат? Он говорит по‑французски?

– Нет. Что ты! – Элли даже всплеснула руками, отметая столь нелепое предположение. – Мы с Брэденом – сводные брат и сестра. То есть папа у нас общий, а мамы разные. Они обе живы, а папа умер пять лет назад. Он был довольно известным бизнесменом. Может, ты даже слышала о компании Дугласа Кармайкла? Это едва ли не самое старое агентство по недвижимости в Шотландии. Папа в молодости унаследовал его от своего отца и добился того, что оно стало приносить огромный доход. К тому же ему принадлежало несколько ресторанов и сувенирных магазинов. В общем, настоящая маленькая империя. Когда он умер, все перешло к Брэдену. Теперь проходимцы всех мастей вьются вокруг него стаями, норовят урвать кусок. А так как всем известно, что мы с братом друзья, некоторые пытаются действовать через меня.

Хорошенький ротик Элли изогнулся, придав ее лицу кислое выражение, которое казалось на нем до странности чужеродным.

– Сочувствую твоему брату, – сказала я без всякой иронии.

Богатым наследникам приходится нелегко, это мне пришлось узнать на собственной шкуре. Кстати, это одна из причин, по которой я перебралась из Виргинии в Шотландию.

Почувствовав, что я не кривлю душой, Элли расслабилась. Я никогда не могла понять, какого черта некоторые люди выкладывают о себе всю подноготную не то что друзьям, но даже первым встречным. Но, как ни странно, откровенность Элли меня не слишком пугала. Наверное, она рассчитывает, что я буду с ней не менее откровенна. Но когда она узнает меня получше, наверняка поймет, что ее ожидания напрасны.

К моему удивлению, молчать в обществе Элли оказалось очень даже комфортно. Наверное, Элли тоже это ощутила. Она улыбнулась и спросила:

– А чем ты занимаешься в Эдинбурге?

– Живу. У меня двойное гражданство. Я чувствую себя здесь дома.

Мой ответ ей, похоже, понравился.

– Учишься в университете?

– Только что закончила, – покачала головой я. – В четверг и пятницу работаю по вечерам в «Клубе 39» на Джордж‑стрит. И пытаюсь писать книгу.

Мое признание привело Элли в восторг.

– С ума сойти! Мне всегда ужасно хотелось познакомиться с настоящим писателем. И какая ты молодец – решила заниматься тем, чего действительно хочешь. Мой брат вечно твердит, что степень доктора философии – самая ненужная вещь на свете и сейчас я впустую трачу время. Говорит, лучше бы работала в его компании. Но мне нравится учиться. В университете я работаю на кафедре, читаю лекции и то… В общем, я совершенно счастлива. Знаешь, я из тех смешных людей, которые готовы заниматься любимым делом чуть ли не даром. Живу на папины деньги. Звучит ужасно, правда?

Она сморщила точеный носик.

Я не из тех, кто склонен к обличениям, особенно в подобных ситуациях.

– Почему, Элли? Тебе просто повезло. Я не вижу ничего ужасного в том, что ты пользуешься деньгами, которые оставил тебе отец.

В старших классах я ходила к психотерапевту, и теперь ее насморочный голос зазвучал у меня в голове: «Почему ты не можешь рассуждать так же разумно, когда речь идет о тебе, Джосс? Если ты воспользуешься доставшимся тебе наследством, в этом не будет ничего ужасного. Именно этого хотели твои родители».

С четырнадцати до восемнадцати лет я сменила две приемные семьи. Обе жили в моем родном городе в Виргинии и обе не относились к числу зажиточных. Мне пришлось оставить наш большой красивый дом, позабыть о дорогой еде и модных шмотках, перейти на спагетти и сосиски, а одежду носить попеременно с младшей приемной сестрой, с которой мы были одного роста. Когда мне стало приближаться к восемнадцати, весть о том, что меня ждет значительное наследство, получила огласку. Тут меня сразу начали активно обхаживать всякого рода сомнительные бизнесмены. Каждый рассчитывал на мою наивность, которую надеялся использовать к собственной выгоде. Одноклассники тоже стали проявлять ко мне повышенный интерес, предлагая вложить деньги в их идиотские веб‑сайты и прочую хренотень. В общем, если говорить о причинах, по которым у меня нет желания пользоваться родительским наследством, их две: во‑первых, в подростковом возрасте я научилась ограничивать свои потребности; во‑вторых, я поняла, как это противно – служить приманкой для людей, которых интересуют исключительно твои деньги.

Теперь, когда выяснилось, что Элли тоже богатая наследница и тоже мучается чувством вины, хотя и другого рода, я ощутила к ней острый приступ симпатии.

– Эта комната – твоя, – провозгласила Элли.

Заявление было сделано так внезапно, что я расплылась в улыбке.

– Ты уже решила.

– Просто мне подсказала интуиция – ты именно та соседка, которая мне нужна, – посерьезнев, призналась Элли.

Моя интуиция подсказала мне в точности то же самое, мысленно призналась я, а вслух произнесла:

– Буду готовиться к переезду.

ГЛАВА 2

Неделю спустя я переехала в роскошную квартиру на Дублинской улице.

В отличие от Элли, я люблю, чтобы мое жилое пространство было хорошо организовано. Именно поэтому я сразу принялась распаковывать вещи.

– Может, сначала выпьешь со мной чаю? – предложила Элли, появившись в дверях и оглядывая мои многочисленные коробки и чемоданы.

– Нет, пока я не разберусь со всем этим барахлом, не смогу расслабиться.

Свой отказ я сопроводила наиприветливейшей улыбкой, чтобы Элли не подумала, что мне неприятно ее общество. Этот период зарождения дружбы всегда был мне ненавистен – двигаешься, что называется, на ощупь, пытаясь выбрать верный тон, и это до жути утомительно.

Элли понимающе кивнула:

– О'кей. Через час у меня начинаются занятия. Пожалуй, я не буду брать машину, а прогуляюсь до универа пешком. Так что выйду прямо сейчас. А ты сможешь спокойно осмотреться на месте.

Элли нравилась мне все больше и больше.

– Желаю успеха, – сказала я.

– И тебе того же.

Я улыбнулась, помахала рукой, и Элли, одарив меня лучезарной улыбкой, исчезла.

Как только захлопнулась входная дверь, я растянулась на своей новой, невероятно удобной кровати.

– Добро пожаловать на Дублинскую улицу, – пробормотала я, уставившись в потолок.

«Kings of Leon» во всю мощь пропели «Your sex is on fire». Я заворчала, раздосадованная, что мое блаженное одиночество так быстро прервали, вытащила из кармана телефон и улыбнулась, увидев имя на дисплее.

– Привет, – радостно ответила я.

– Ну что, ты уже перебралась в свою роскошную, грандиозную, претенциозную и какую там еще новую квартиру? – без предисловий спросила Райан.

– Если я не ошибаюсь, в твоем голосе звучит горькая зависть?

– Ты, как всегда, права, мой прозорливый друг. Фотки, которые ты прислала, произвели на меня такое впечатление, что я лишилась аппетита. Даже овсяные хлопья сегодня утром ела без всякого удовольствия. Твоя новая обитель действительно так хороша?

– Я так понимаю, твоя новая обитель в Лондоне обманула твои ожидания?

– Это ты еще мягко выразилась. Я плачу бешеные деньги и живу в картонной коробке.

Я фыркнула.

– Знала бы ты, как я скучаю по тебе и по нашему дерьмовому мышиному заповеднику, – вздохнула Райан.

– Мне ли не знать? Я тоже скучаю по тебе и по нашему дерьмовому мышиному заповеднику.

– Ты говоришь это, любуясь своей колоссальной ванной с золотыми кранами?

– Нет, я говорю это, валяясь на кровати, которая стоит не меньше пяти тысяч долларов.

– Переведи в фунты, будь любезна.

– Не уверена, но, по‑моему, около трех тысяч.

– Господи, значит, ты спишь на собственной арендной плате за шесть недель.

Я застонала, села и принялась открывать ближайшую коробку.

– Зря я тебе рассказала про арендную плату. Не надо было травмировать твою хрупкую психику.

– Да, я могла бы прочесть тебе небольшую лекцию о том, как вместо того, чтобы выбрасывать деньги на ветер, ты могла бы купить собственный дом. Но разве ты будешь меня слушать?

– Не буду. У круглой сироты есть единственное преимущество – никто не имеет права надоедать ей с наставлениями.

Сама не знаю, зачем я это ляпнула.

У круглой сироты нет никаких преимуществ. Ровным счетом никаких.

Если никто не надоедает тебе с наставлениями, это очень грустно.

Райан молчала на другом конце провода. Мы никогда не говорили о моих родителях. И о ее родителях тоже. Это была запретная зона.

– Ну, если твое красноречие иссякло, я, пожалуй, займусь разборкой вещей, – нарушила я молчание.

– А твоя соседка, она сейчас дома?

Райан продолжила разговор, словно пропустив мимо ушей замечание о преимуществах сиротства.

– Нет, она только что ушла.

– Ты уже познакомилась с ее друзьями? Есть среди них парни? Стоящие парни, я имею в виду? Достаточно горячие, чтобы растопить такую ледышку, как ты?

Мой скептический смех замер на губах, когда перед внутренним взором возник Костюм во всей красе. При одном воспоминании о нем по коже забегали мурашки. Признаюсь честно, за последнюю неделю это чудное видение посещало меня далеко не впервые.

– Как расценивать твое молчание? – не унималась Райан. – Как признание в том, что твое ледяное сердце уже плавится в пламени страсти?

– Нет, – буркнула я. Проклятый Костюм все еще маячил перед глазами. – Пока что я не встречалась с друзьями Элли.

– Да, ты у нас закоренелая отшельница.

Вовсе нет, мысленно возразила я. Просто если на свете есть совершенно не нужная мне вещь, так это бойфренд.

– Слушай, мне и в самом деле надо разбирать вещи. Поговорим позднее, хорошо?

– Конечно, лапочка. Поговорим позднее.

Я сунула телефон в карман и тяжко вздохнула, окинув взглядом коробки. Сейчас мне хотелось одного – опять растянуться на кровати и всласть подремать.

– Не расслабляться, – строго приказала я себе и взялась за дело.

* * *

Несколько часов спустя вещи были разобраны, все коробки аккуратно сложены и убраны в большой шкаф в холле. Одежда висела на плечиках, книги расставлены на полке, а ноутбук занял свое место на письменном столе, в ожидании новых строк моей книги. На столике рядом с кроватью стояла фотография родителей, на книжной полке красовалась еще одна, где мы с Райан были сняты на вечеринке в честь Хеллоуина. Моя самая любимая фотография устроилась рядом с ноутбуком, на столе. Я держала Бет на руках, а родители улыбались нам обеим. Снимок был сделан во дворе нашего дома. В тот летний вечер мы жарили барбекю, и нас сфотографировал сосед. Это было последнее лето с родителями.

Я знаю, фотографии возбуждают вопросы, но убрать эти фотки с глаз долой у меня нет сил. Воспоминания о тех, кто тебя любил и оставил навсегда, причиняют боль и разрывают сердце… но отказаться от них невозможно.

Я поцеловала кончики пальцев и коснулась фотографии родителей.

Скучаю по вам. Я так скучаю по вам.

Я ощутила, как по шее катятся ручейки пота, и это вывело меня из меланхолического оцепенения. День был жаркий, и, возясь с вещами, я упарилась, как Терминатор во время сражения с Джоном Коннором.

Настало время обновить мою новую сказочную ванну.

Я открыла кран с горячей водой и налила немного пены. Насыщенный аромат цветов лотоса сразу же помог мне расслабиться. Вернувшись в спальню, я сбросила пропотевшую рубашку и шорты и совершенно голая прошествовала через холл, упиваясь свободой, которую могла позволить себе в этой дивной квартире.

С глупой улыбкой я озиралась по сторонам, не в силах поверить, что вся эта роскошь принадлежит мне – по крайней мере на ближайшие шесть месяцев.

Включив на смартфоне музыку, я погрузилась в ароматную пену и предалась райскому блаженству. Наверное, если бы вода не начала остывать, я лежала бы в ванне до скончания веков. Разнеженная и довольная, я неуклюже вылезла и выключила музыку. Как только вокруг воцарилась тишина, я потянулась к сушилке для полотенец и замерла.

Бред какой‑то.

Полотенец на сушилке не было. Я несколько раз моргнула, словно глазам своим не веря. В том, что на прошлой неделе, когда Элли показывала мне квартиру, они были, я готова была поклясться. А теперь мне придется бежать через холл мокрой, оставляя на полу капли воды.

Тихонько чертыхаясь, я открыла дверь и сделала шаг в просторный холл.

– Э… привет, – раздался чей‑то глубокий голос, и взгляд мой моментально оторвался от лужицы, которая успела образоваться на полу.

Увидев, что передо мной стоит Костюм собственной персоной, я едва не завизжала от ужаса. Но у меня перехватило дыхание.

Что он делает здесь, в моей квартире? Неужели он грабитель?

Челюсть у меня отвисла чуть не до груди, и, пока я водворяла ее на место, он самым бессовестным образом разглядывал мое обнаженное тело.

Обретя наконец голос, я возмущенно завопила и закрыла грудь руками. Взгляд светло‑голубых глаз поднялся выше, к моему лицу.

– Что вы здесь делаете? – выдавила я, судорожно оглядываясь в поисках оружия самозащиты.

Может, зонтик сгодится? У него металлический наконечник. Можно нанести упреждающий удар.

Я услышала сдавленный смех и снова взглянула в лицо незваного гостя. И тут же внизу живота поднялась горячая волна, предательская и незваная. Он опять смотрел так, как тогда, в машине. В точности тот же взгляд, темный и возбуждающий. Мысленно я послала своему вероломному телу тысячу проклятий. Как оно посмело отвечать на призыв какого‑то проходимца, очень может быть, серийного убийцы.

– Отвернитесь! – завопила я, отчаянно пытаясь скрыть смущение и испуг.

Костюм послушно вскинул руки, словно сдаваясь, и медленно повернулся ко мне спиной. Я заметила, что плечи у него трясутся. Чертов мерзавец потешался надо мной.

С бешено колотящимся сердцем я метнулась в спальню, рассчитывая схватить какую‑нибудь одежду… и, если повезет, бейсбольную биту. Тут взгляд мой скользнул по доске с фотографиями, стоявшей у стены. И упал как раз на фотку, где Элли и Костюм красовались рядышком.

Мать твою!

Почему я не заметила эту фотографию раньше? Потому что вообще не люблю разглядывать чужие фотки. Это ведет к лишним вопросам. Но все же я всегда считала себя наблюдательной. Это качество необходимо любому писателю. Похоже, я обольщалась на свой счет. Обернувшись через плечо, я убедилась, что Костюм по‑прежнему стоит ко мне спиной. Вот за это спасибо.

Низкий раскатистый голос нагнал меня уже в комнате:

– Кажется, я забыл представиться. Брэден Кармайкл, брат Элли.

Догадалась, не дура, беззвучно пробурчала я, вытерлась насухо, натянула шорты и майку. Ноги и руки по‑прежнему дрожали – не то от пережитого страха, не то от досады.

Кое‑как заколов на затылке свои темно‑пепельные волосы, я набрала в грудь побольше воздуха и вышла в холл.

Брэден позволил себе повернуться; взгляд его скользнул по моей фигуре, уголки губ дрогнули. Тот факт, что теперь я была одета, ничего не изменил. Паршивец с легкостью раздевал меня глазами. В этом можно было не сомневаться.

Я с видом оскорбленного достоинства уперлась руками в бока и вопросила:

– Что вы себе позволяете? Почему вы вошли, не позвонив?

Удивленный подобным тоном, он вскинул бровь и процедил:

– К вашему сведению, это моя квартира.

– Это обстоятельство не освобождает вас от необходимости соблюдать правила приличия, – парировала я.

В ответ он только пожал плечами и огладил ляжки в безупречных серых брюках. Сегодня он был без пиджака, рукава белой рубашки закатаны до локтя, выставляя на всеобщее обозрение мускулистые руки в голубых прожилках вен.

При виде этих сексуальных рук внутри у меня что‑то моментально напряглось.

Полная засада.

Я не должна этому поддаваться.

– Вы не хотите извиниться? – спросила я, чувствуя, как кровь начинает медленно закипать.

Брэден одарил меня до невозможности наглой и самодовольной улыбкой.

– Я никогда не извиняюсь, если не чувствую себя виноватым, – сообщил он. – А сейчас мне не в чем себя винить. Более того, я ничуть не сожалею о случившемся. Сегодняшнее происшествие наверняка станет самым приятным событием недели. А может, и целого года.

Усмешка, игравшая на его губах, манила улыбнуться в ответ. Но я строго‑настрого запретила себе идти у него на поводу.

Брэден – брат Элли. А у брата Элли, как известно, есть девушка.

И он слишком сильно меня возбуждает, чтобы проигнорировать этот факт.

– Представляю, какую скучную и однообразную жизнь вы ведете, – насмешливо бросила я и неуверенно двинулась к дверям в гостиную.

После того как я продемонстрировала все свои женские прелести почти незнакомому парню, у меня оставался один выход – блеснуть перед ним остроумием. Стоило мне уловить изысканный запах его туалетной воды, в животе запорхали бабочки. По крайней мере, ощущение было именно такое. Не смей обращать внимание на эти происки, приказала я себе. Надо поставить нахала на место.

Брэден, оставив мое язвительное замечание без ответа, вслед за мной вошел в гостиную. Спиной я чувствовала тепло, исходившее от его тела.

Его пиджак был перекинут через ручку кресла, на столике стояла недопитая чашка кофе, рядом валялась газета. Пока я отмокала в ванной, наглец расположился здесь, как дома.

Я обернулась, чтобы метнуть в него сердитый взгляд. Взгляд, который он отбил открытой мальчишеской улыбкой, пронзившей мне грудь. Я поискала глазами, где бы сесть, и притулилась на подлокотнике дивана. Брэден без церемоний плюхнулся в кресло. Он по‑прежнему улыбался, но теперь улыбка была вовсе не мальчишеской. То была ухмылка мужчины, который вспомнил неприличную шутку. Или представил голую женщину. Например, меня.

Очаровывать этого типа не входило в мои планы. Но то, что воспоминание о моей наготе вызывает у него насмешливую ухмылку, меня совершенно не устраивало.

– Значит, вы Джоселин Батлер.

– Джосс, – автоматически поправила я.

Он кивнул и откинулся на спинку кресла, расслабленно свесив руки. Руки у него были что надо. Изящные, но в то же время мужские. Крупные. Сильные. Против воли я представила, как руки эти гладят мои бедра.

Этого еще не хватало.

Я оторвала взгляд от его рук и перевела на лицо. Судя по выражению этого лица, его владелец не ведал, что такое смущение. В любой ситуации ощущал себя на высоте. Внезапно до меня дошло, что этот тот самый Брэден, о котором Элли мне все уши прожужжала. Брэден, взваливший на себя груз ответственности за отцовскую компанию. Брэден, у которого куча денег, вульгарная, алчная подружка и младшая сестра, которой он покровительствует.

– Вы очень понравились Элли.

Элли меня совсем не знает, мысленно сказала я, а вслух произнесла:

– Элли мне тоже понравилась. Не уверена, что могу сказать то же самое про ее брата. Не люблю хамоватых парней, а он, кажется, принадлежит к их числу.

Брэден улыбнулся, сверкнув белыми, слегка неровными зубами:

– Честно говоря, брат Элли тоже от вас не в восторге.

Его глаза говорили о другом.

– Вот как?

– Мне не очень‑то нравится, что моя маленькая сестричка живет в одной квартире с эксгибиционисткой.

Мне ужасно хотелось показать ему язык, но я сдержалась и вместо этого состроила гримасу. Почему‑то рядом с ним я ощущала себя девчонкой, школьницей, а не выпускницей университета.

– Эксгибиционисты разгуливают в чем мать родила на публике, – заявила я. – А я и думать не думала, что вы проникли в квартиру. В ванной не оказалось полотенца, и я…

– Господи, благодарю Тебя за то, что Ты иногда посылаешь мне маленькие радости, – возвел очи к небу Брэден.

Он снова принялся за свое. Поедал меня взглядом… Он что, не понимает, что это неприлично?

– Если говорить серьезно, – продолжал он, пялясь на мою грудь, – вам следовало бы разгуливать нагишом все время.

Дерзкий комплимент мне польстил, и я ничего не могла с этим поделать. Губы мои против воли тронула улыбка. Но я укоризненно покачала головой, словно передо мной стоял обнаглевший школьник.

Брэден, довольный произведенным эффектом, негромко рассмеялся. От этого смеха в животе у меня началось что‑то вроде щекотки, удивительно приятной. Но я понимала: притяжение, внезапно возникшее между нами, необходимо порвать. Никогда прежде со мной ничего подобного не происходило. И мне это не нужно.

– Я сразу поняла, что вы законченный хам, – заявила я.

Брэден выпрямился в кресле и фыркнул.

– Обычно женщины упрекают меня в хамстве после того, как я вызываю им такси. Предварительно хорошенько оттрахав.

Услышав это слово, я растерянно заморгала. Такого я не ожидала даже от него. Мы едва знакомы, а он уже позволяет себе подобные вольности!

Он заметил мою растерянность.

– Только не говорите, что слово «трахать» вас шокирует.

Нет, просто такие слова надо употреблять в подходящий момент, мысленно возразила я, а вслух сказала:

– По‑моему, мы с вами недостаточно близко знакомы, чтобы обсуждать вашу сексуальную жизнь.

Получай. Будешь знать, как распускать язык.

В глазах Брэдена вспыхнули искорки беззвучного смеха.

– А я и не знал, что мы обсуждаем мою сексуальную жизнь.

Лучше свернуть с этой скользкой дорожки, решила я и резко сменила тему:

– Если вы пришли к Элли, то она в университете.

– На самом деле я пришел, чтобы познакомится с вами. Я ведь не знал, что мы уже знакомы. Бывают же совпадения! Я часто вспоминал о вас после нашей совместной поездки в такси.

– Во время свиданий со своей подружкой вы тоже вспоминали обо мне? – съехидничала я.

Когда я разговаривала с этим парнем, мне казалось, будто я плыву против течения. Течения, которое сносило меня в опасный сексуальный водоворот. А мне хотелось плыть в потоке спокойного дружеского разговора с братом моей соседки.

– Холли на этой неделе уехала к родителям, – невозмутимо ответил Брэден. – Она из Саутгемптона.

Похоже, я снова ляпнула что‑то не то.

– Понятно. Что ж… – Я поднялась, рассчитывая показать ему, что визит закончен. – Мне следовало бы сказать – приятно было познакомиться. Но когда во время знакомства предстаешь перед человеком нагишом, честно говоря, это не особенно приятно. Простите, но у меня куча дел. Я непременно скажу Элли, что вы заходили.

Брэден усмехнулся, встал и взял с ручки кресла свой пиджак.

– А вам, как я погляжу, палец в рот не клади.

Ну, если он это понял, значит я держалась так, как надо.

– Вас это не должно волновать. Класть себе в рот пальцы я вам не позволю. Никогда.

Дата добавления: 2015-05-06