Досада Золотого Хана 1 страница

Монгольская мировая война: 1211–1261

Часть II

Руками Чингиза и его потомков был сотрясен мир: пали троны султанов, халифы были низвергнуты, а кесари дрожали на своих престолах.

Эдуард Гиббон

Упадок и разрушение Римской Империи

Копыта наших монгольских скакунов ступают всюду. Они возносят нас на небеса и погружают в море.

Елти Чукай, 1237 г.

В 1210, году Лошади по восточному календарю, сорок восьмом году жизни Чингисхана и четвертом году существования его новой империи, в монгольский лагерь прибыла делегация, которая сообщила о том, что новый Золотой Хан взошел на чжурчженьский престол и требует от Чингисхана и его монголов признания его сюзеренитета. Династия Чжурчжень, основанная в 1125 году, из своей столицы Чжунду (современный Пекин) правила Манчжурией и большей частью современной Внутренней Монголии и северного Китая. Поскольку сами они происходили из лесных родов Манчжурии, они претендовали на высшую власть над всеми племенами степи. Он-хан в прошлом принял их власть, и теперь чжурчжени хотели утвердить свое владычество и над Чингисханом, который сменил Он-хана на посту самого влиятельного правителя степи.

Власть чжурчженей над степью основывалась не столько на военной мощи, сколько на полном контроле того потока товаров и материальных благ, которые добирались до варваров из мастерских и городов Китая. Положения хана в степи зависело от его умения побеждать в бою врагов и обеспечивать постоянный приток товаров в свое племя. Поскольку все товары производились на юге, Чингисхан мог либо принять вассалитет по отношению к одному из южных князей и получать товары, как воин на службе у царя, либо напасть на них и забрать все, что пожелает.

Чингисхан не доверял чжурчженям. Монголы были объединены куда более тесными этническими и языковыми связями с киданями, которых чжурчжени некогда покорили и подчинили себе. Чувствуя силу нового хана монголов, многие кидани бежали из чжурчженьских земель, чтобы укрыться от их власти под рукой Чингисхана. В 1208 году четыре высокопоставленных чиновника убежали к монголам и уговаривали их напасть на чжурчженей, но Чингисхан опасался, что это ловушка или еще какой-то хитрый план и потому отказался от этой мысли.

Неожиданная смерть Золотого Хана в 1210 году и восшествие на престол его юного сына дало чжурчженям повод отправить к Чингисхану посла, который с одной стороны оценил бы его силы, а с другой, потребовал бы от него серьезных знаков покорности. Следовало провести церемонию, похожую на ту, описание которой содержится в записи 1878 «Peking Gazette», посвященной возведению в должность монгольского чиновника послом маньчжуров, дальних потомков чжурчженей. Молодой монгол «чинно преклонил колени» и «с величайшей благодарностью» признал себя «монгольским рабом скромных дарований, совершенно неспособным даже в малой степени отплатить за те блага и расположение, которые его семья получала от Империи уже многие поколения», и объявил, что он «будет исполнять свой долг так хорошо, как только позволят его ничтожные силы». Затем он «обернулся лицом к Дворцу и отвесил поклон, коснувшись головой земли, в знак благодарности за дарованное ему Империей благоволение».

Чингисхан прекрасно умел подлизываться — он это делал на горе Бурхан Халдун, чтобы призвать благословение Вечно Синего неба. Но теперь, когда ему исполнилось уже почти пятьдесят лет, он не собирался кланяться ни одному человеку на земле, и никому на земле он не собирался становиться рабом. Говорят, что когда от него потребовали знаков покорности, Чингисхан повернулся на юг и плюнул на землю, а затем разразился бранью в адрес Золотого Хана. После он оседлал своего коня и умчался галопом на север, оставив недоумевающего посла задыхаться в пыли. Такое обращение с послами Золотого Хана было очевидным поводом для объявления войны между монголами и чжурчженями. Чингисхану нужны были богатства южных земель, а требование Золотого Хана предоставило ему повод для нападения.

После встречи с чжурчженьским послом Чингисхан вернулся в свою столицу на реке Керулен и созвал курултай весной 1211, года Овцы по восточному календарю. Поскольку всем было известно, какой вопрос будет обсуждаться, то у народа была возможность наложить на это решение вето, просто не явившись на собрание. Если бы на курултай пришло слишком мало людей, у Чингисхана не было бы возможности продолжать кампанию. В народе широко обсуждался этот вопрос и, таким образом, все были так или иначе втянуты в процесс подготовки к войне, но, что более важно, все поняли, зачем эта война им нужна. Хотя от воинов на поле боя требовали беспрекословного подчинения начальству, даже обычных рядовых считали младшими партнерами, которым следовало понимать общую цель и иметь свой голос в решении таких вопросов. Командиры отрядов собирались на прилюдные обсуждения, а затем возвращались к своим солдатам и продолжали вести обсуждение уже с ними. Чтобы добиться от каждого воина полной преданности, нужно было донести до него общую цель и его место в общем плане действий.

На курултай были приглашены также представители союзных племен уйгуров и тангутов. Этим Чингисхан обеспечил безопасность границ своей империи на время нового завоевания. На внутреннем фронте ему тоже было необходимо вселить в людей храбрость и понимание необходимости войны. Для достижения обоих целей Чингисхан обратился к их чести и необходимости отомстить за прежние обиды, но при этом он развернул перед ними красочную перспективу получения неограниченного доступа к несметным богатствам чжурчженьских городов. Согласно «Сокровенному сказанию», когда он убедился, что его воины и союзники согласны с ним, Чингисхан открыто покинул собравшихся, чтобы помолиться на ближайшей горе. Он снял шапку и развязал пояс, поклонился Вечно Синему Небу, и попросил совета у своих духов-хранителей. Он перечислил все горести, которые испытали многие поколения его народа по вину чжурчженей и красочно описал детали мук и убийств своих предков. Он отметил, что он сам не искал войны с Золотым Ханом, и не он начал эту вражду.

В его отсутствие монголы разделились на три группы, состоящие из мужчин, женщин и детей соответственно, чтобы поститься и молиться. В течение трех напряженных дней и ночей собравшиеся монголы ждали, голодные и с непокрытыми головами, решения Вечно Синего Неба и приказов Чингисхана. Днем и ночью они твердили древнюю монгольскую молитву «хури-хури-хури», обращенную к Небу.

На рассвете четвертого дня Чингисхан явился к ним с ответом: «Вечно Синее Небо обещало нам победу и отмщение».

Когда войска монголов выступили в направлении прекрасных городов Юга, их самоуверенные враги чжурчжени уже ждали их и глумились над ними. «Наша империя как море, а ваша — как горсть песка» — говорил, по свидетельству китайского ученого, хан чжурчженей. «Нам ли бояться вас?»

Вскоре он получил ответ на свой вопрос.

В XIII веке области к югу от Монголии, которые теперь занимает Китай, представляли собой множество небольших независимых княжеств, в которых жило, наверное, около трети всего населения мира. Царство чжурчженей, население которого насчитывало 50 миллионов человек, было вторым по размеру из них. Самой богатой и густонаселенной территорией на юге владела древняя китайская династия Сун, со столицей в Ханчжоу. В их царстве проживало около 60 миллионов человек. Монгольское плато отделялось от сунского Китая цепочкой буферных княжеств. Каждое из них включало набор земледельческих и животноводческих областей, которыми правили бывшие кочевые племена, которые покорили местных земледельцев и осели возле них. Временами из степи приходило новое племя завоевателей, которое смещало ослабевших от многих поколений спокойной городской жизни прежних хозяев. В бесконечном цикле смены власти кочевые армии накатывались из степи на города Юга, покоряли тамошних землепашцев, создавали новую династию и через несколько десятилетий падали жертвами нападения уже следующей волны кочевников. Хотя названия племен завоевателей постоянно менялись, сама система управления существовала в таком виде уже тысячу лет.

К западу от земель чжурчженей располагались царства тангутов, уйгуров и, наконец, черных киданей, живших в предгорьях Тянь-Шаня. Уйгуры уже присягнули на верность Чингисхану, а тангутов он недавно покорил в своего рода тренировочной войне. Покорение тангутов прошло в форме серии набегов между 1207 и 1209 годами. Эта кампания стала генеральной репетицией будущей битвы с куда более сильной армии чжурчженей. Тангуты, тибетская народность, которая создала небольшую империю землепашцев и скотоводов у истоков Желтой реки на территории современной китайской провинции Ганьсу, сохраняли контроль над тонкой цепочкой оазисов во внутренней пустыне, по которым тек ручеек товаров с мусульманского запада на китайский восток. Торговые маршруты тонкими ленточками протянулись по пустыне и были единственным связующим звеном между великими цивилизациями востока и запада. Набеги на земли тангутов заставили Чингисхана овладеть новой формой ведения войны — войны против городов, окруженных стенами, рвами и крепостями. Тангуты не только владели секретами фортификации, их армия насчитывала примерно 150 000 человек, то есть почти вдвое больше, чем привел с собой Чингисхан. В отличие от военачальников, которые выросли внутри городских стен и имели доступ к вековым традициям ведения осадной войны, Чингисхану пришлось изобретать свои собственные способы покорения городов. Он довольно быстро дошел до простых тактических приемов, таких как необходимость отрезать осажденных от внешних источников продовольствия, но вскоре он придумал несколько совершенно оригинальных приемов. Например, во время осады хорошо укрепленной тангутской столицы он провел рукав от Желтой реки к городу, чтобы затопить его. Монголы мало что понимали в инженерном деле и потому вместо столицы тангутов смыли с лица земли собственный лагерь. Как бы там ни было, монголы пережили последствия своей роковой ошибки. Чингисхан учел ее и взял город штурмом. В будущем монголы еще неоднократно использовали этот прием, но с каждым разом они становились все более опытными инженерами и добивались лучших результатов.

Приняв в 1211 году решение пересечь Гоби и завоевать царство чжурчженей, Чингисхан не просто начал очередную пограничную войну: он разжег пожар, которому было суждено вскоре охватить весь мир. Никто, даже сам Чингисхан не мог предвидеть, какая новая эпоха наступает. Сам он не показывал никаких амбиций в отношении мирового господства, поскольку всегда вел одновременно только одну войну, и теперь просто пришло время воевать с чжурчженями. Эта кампания положила начало войне, в ходе которой прекрасно обученная и великолепно организованная монгольская армия прокатилась волной, смывающей все на своем пути, от Инда до Дуная, и от Тихого океана до Средиземного моря. За одно мгновение истории, всего за тридцать лет, воины монголов одержали победу над каждым войском, захватили каждую крепость и завоевали каждый город, какой только попался им на пути. Христиане, мусульмане, буддисты и индуисты вскоре вынуждены были пасть на колени перед запыленными сапогами неграмотных монгольских всадников.

Чтобы пересечь пустыню Гоби, монголам следовало хорошо подготовиться. Прежде чем армия выступала в путь, вперед высылались специальные разъезды, которые должны были разведывать источники воды, наличие пастбищ и погодные условия. Китайский хронист отмечает, что такие разъезды обшаривали каждый холм и каждую долину, прежде чем прибывала основная армия. Они хотели знать всех людей в округе, быть в курсе всех ресурсов и всегда готовили себе свободный путь на случай отступления.

Монголы были идеально приспособлены для дальних путешествий — каждый воин вез с собой именно то, что было ему необходимо, и ничего больше. Кроме дэла, традиционного монгольского халата, они носили штаны, меховые шапки с ушами и сапоги с толстой подошвой. Кроме одежды, которая могла защитить воина в любую погоду, каждый из них вез с собой кремень, чтобы разводить костры, кожаные фляги для воды и молока, напильник для заточки оружия, аркан, чтобы ловить пленников или животных, иголку для починки одежды, нож, топорик и кожаный мешок, в который все это паковалось. К тому же каждый арбан вез с собой небольшой шатер.

Организация и манера передвижения монгольской армии отличалась от всех других армий мира по двум принципиальным пунктам. Во-первых, монгольское войско состояло исключительно из кавалерии. Подавляющее большинство всех других армий традиционных цивилизаций больше чем наполовину состояло из пехотинцев. Приблизительно 65 тысяч монголов, которые были брошены на завоевание чжурчженей, столкнулись с примерно тем же числом всадников и еще 85 тысячами пеших солдат, которые давали чжурчженям численное превосходство два к одному, но лишали их армию преимущества монгольской мобильности.

Во-вторых, монгольские войска путешествовали без фуражиров и медленных обозов, если не считать большого запаса коней, который они всегда брали с собой. Во время переходов они доили животных и забивали их, чтобы затем использовать в пищу, а также кормились охотой и разграблением окружающих деревень. Марко Поло утверждает, что монгольские воины могли десять дней путешествовать, не останавливаясь, чтобы разжечь огонь и подогреть себе пищу, что они пьют лошадиную кровь, и что каждый солдат везет с собой десять фунтов засушенной молочной пасты, чтобы разводить по фунту в день во фляге воды и питаться полученной смесью. Воины также везли с собой полоски сушеного мяса и творога, которые они могли жевать во время езды, а когда у них было свежее мясо, но не было времени его приготовить, они клали его под седло, где мясо скоро размягчалось и становилось съедобным.

Китайцы были удивлены и напуганы способностью монголов существовать на крайне малом рационе весьма долгий срок. Один хронист утверждает, что монгольская армия могла расположиться лагерем, не выдавая себя ни единым клубом дыма, так как им не нужны были костры, чтобы готовить пищу. По сравнению с солдатами чжурчженей монголы отличались лучшим здоровьем и были физически сильнее. Монголы постоянно питались мясом, молоком, творогом и другими молочными продуктами, а сражались они с людьми, которые ели зерновую кашу. Злаковая диета воинов-землепашцев замедляла рост костей и разлагала зубы, оставляя их уязвимыми для различных заболеваний. В то же время даже самый бедный монгольский солдат ел пищу богатую белком, которая укрепляла зубы и кости. В отличие от чжурчженей, которые зависели от углеводной диеты, монголы спокойно могли обходиться без еды по несколько дней.

Традиционные армии передвигались, вытянувшись в одну длинную колонну, за которой шли обозы. Монголы же растягивались на большие расстояния, чтобы обеспечить коням лучшие пастбища и дать солдатам максимальный шанс загнать какое-либо дикое животное. Чингисхан ехал в центре, а по бокам его защищали армии Левой и Правой руки. Меньшие отряды становились авангардом и арьергардом всей армии. Арьергард также охранял запасных коней всего войска. Десятеричная организация армии Чингисхана сделала ее очень гибкой и мобильной. Каждый тумен был устроен так же, как и отряд самого хана. Командир десяти тысяч ехал в центре, защищенный с востока и с запада другими минганами, из которых по необходимости создавались также арьергард и авангард. Вместо того чтобы создать иерархию военных подразделений, Чингисхан организовал своих людей концентрическими кругами.

Хотя монголы часто меняли расположение своих лагерей, центральных лагерь подразделения всегда разбивался одним и тем же образом, так что новоприбывшие солдаты всегда знали, что где находится и куда им идти. Каждый минган вез с собой особый врачебный отряд, укомплектованный, как правило, китайскими лекарями. Все шатры располагались в особом установленном порядке, согласно своему названию и цели, и даже внутри палаток, все вещи располагались по одному шаблону. В конце дня, после перехода, сражения или охоты подразделение становилось на отдых, расставляя шатры офицеров в центре лагеря, окружая их палатками охраны и других солдат. Ночью лошадей всегда держали наготове, а по краю лагеря выставлялись дозорные.

В отличие от четкой структуры и организации центрального лагеря, большинство простых воинов разделялись на свои маленькие отряды и свободно располагались по округе. В сумерках они разжигали небольшие костры, стараясь сделать это тогда, когда было еще достаточно светло, чтобы огонь был виден на расстоянии, но уже достаточно темно, чтобы дыма не было видно издалека. На огне они торопливо готовили себе пищу. После еды они не засиживались и уж точно не спали возле костров. Они разделялись на еще меньшие группы по три-пять человек, которые спали в скрытых углублениях в земле. На рассвете следующего дня они восстанавливали свои порядки и продолжали движение в обычном режиме.

Поскольку войска были сильно растянуты, перед монголами остро стояла проблема координации действий отрядов и передачи им приказов. Обычные армии передвигались и останавливались на отдых большими колоннами, а их командиры могли легко общаться друг с другом при помощи записок и письменных приказов. В войске монголов даже старший командный состав был преимущественно неграмотным, а сама армия была куда больше растянута в пространстве. В таких условиях все коммуникации должны были быть сугубо устными. Приказы передавались по цепочке от одного к другому. Но тут возникала проблема точности передачи приказов. Чтобы исключить ошибки, командиры формулировали свои приказы в стихах, используя стандартную систему, известную каждому солдату. Монгольские воины использовали набор установленных мелодий и поэтических форм, в которые было легко втиснуть необходимые слова. Таким образом, солдат заучивал приказ, как еще один куплет давно известной ему песни.

Так же, как и у современных степных кочевников, у монголов был обычай петь во время езды. Кроме песен на известные всем воинам темы — дом, женщины и битвы — монголы распевали свои законы и устав, которые были превращены в стихи, чтобы каждый мог выучить их. Заучивая законы и, постоянно практикуясь в избранной форме песен, каждый из воинов был готов с первого раза запомнить новое сообщение и отнести его, куда прикажут.

Чингисхан не только не был смущен необходимостью сражаться с превосходящими силами противника на их территории, но даже пользовался преимуществом опыта, накопленного за сорок лет непрерывной войны. К тому же, он знал своих воинов как самого себя. Со многими из них он сражался бок о бок уже четверть века, а некоторые из его военачальников, такие как Боорчу и Джелме были с ним уже сорок лет. Он знал, что может положиться на них там, где не мог все контролировать сам. При этом он хорошо знал сильные и слабые стороны каждого из них. Он знал, то его военачальник Джебе будет сражаться яростно и быстро, не упустит ни единого шанса на победу и вселит боевой дух в своих воинов, в то же самое время Мухали будет продвигаться медленно и планомерно, зато ему можно поручить более сложные и опасные задания.

Как бы прекрасно ни были обучены монголы, как бы ни была высока в их рядах дисциплина, и какой крепкой ни была бы их решимость, им было не под силу покорять укрепленные города при помощи обычных военных приемов. Столкнувшись с чжурчженями, Чингисхан использовал свою старую тактику, которая была направлена на то, чтобы выиграть сражение раньше, чем первая стрела будет пущена в воздух. Он старался победить врага, повергая его в замешательство, а затем в ужас. Поскольку изначально у монголов не было ни знаний, ни машин, необходимых для разрушения массивных городских стен, они подвергали разорению все окружающие город земли и затем отходили, но только чтобы вновь появиться из ниоткуда, когда горожане почувствовали бы себя в безопасности.

Чингисхан старался ослабить противника, используя внутренние противоречия в обществе. В кампании против чжурчжэней его первым шагом стала последовательная работа над тем, чтобы разделить киданей и их повелителей чжурчженей. С приходом его армии вера китайских крестьян в то, что чжурчжени могут их защитить, пошатнулась. Монголы провели великолепную пропагандистскую кампанию, объявив себя освободительной армией, целью которой было восстановление владычества старого киданского царского рода, который был отстранен от власти столетие назад. Прежде чем начались настоящие сражения многие кидани бежали, чтобы присоединиться к монголам, которых они воспринимали, как дальних родичей, которые говорили на одном с ними языке. Одним из первых действий в этой войне стал поход, который возглавили Джебе и брат Чингисхана Хасар. Они провели монгольские войска прямо на историческую родину киданей в долине реки Ляо. Монголы сразу же получили поддержку со стороны киданей и скоро нашли потомка старой киданской династии Елти. В следующем 1212 году Чингисхан официально восстановил на троне киданского монарха, — конечно же, в качестве вассала Монгольской империи. Разумеется, монголы еще не покорили все земли чжурчженей, но создав такое вассальное государство, они смогли внести раздор в стан чжурчженей и привлечь больше сторонников на свою сторону.

Во время этого завоевания Чингисхан обнаружил, что представители старой киданской аристократии жаждут помочь ему в понимании культуры земли, которую он покорил. Одним из самых полезных его советчиков оказался Елти Чукай, молодой человек двадцати лет от роду, происходящий из царского рода киданей. Он привлек внимание монголов тем, что был искушен в тайнах астрологии и владел мистическим искусством скапулимантии, чтения будущего по трещинам на разогретых костях жертвенных овец и коз. Поскольку он был киданем по происхождению и говорил на их языке, у него не возникало трудностей в общении с монголами, но он еще и прекрасно говорил по-китайски и обладал общирными познаниями в китайской культуре. Благодаря своему знанию китайского и монгольского наречий, а также искусства письма и знания законов и обычаев оседлого населения, киданские ученые мужи оказались настолько полезными в администрации Монгольской империи, что Чингисхан уделял много внимания привлечению или захвату ученых всех сортов, чтобы обратить их знания на благо империи. Впоследствии, куда бы он ни пришел, к нему приводили всех местных ученых, чтобы он говорил с ними и узнавал, какими искусствами они владеют, и где в империи им можно найти лучшее применение.

Монгольский метод ведения войны стал выжимкой из традиционной степной системы ведения боевых действий, которая развивалась в Монголии более тысячи лет. Их успех объяснялся не превосходством в оружии. Оружейные технологии нельзя долго хранить в секрете, они могут быть переняты противником уже после нескольких первых битв. Успех монголов вырос из их потрясающей дисциплины, сплоченности и беспримерной верности своему хану.

Всегда и всюду воинов учили умирать за своих властителей, но Чингисхан никогда не просил своих солдат умирать за него. Ведя войну, он всегда старался сохранить как можно больше монгольских жизней. В отличие от других военачальников и императоров в истории, которые с легкостью отправляли на смерть сотни и тысячи людей, Чингисхан никогда не пожертвовал добровольно ни одним из своих воинов. Самые важные правила, которые он создал для своей армии, касались потери солдат. На поле боя и в мирном гэре воину воспрещалось говорить о смерти, ранах или поражении. Одна только мысть об этом могла привлечь такой неблагоприятный исход. Даже упоминание имен павших товарищей или других умерших воинов считалось серьезным табу. Каждый монгольский солдат должен был вести жизнь воина, который верит, что он бессмертен, что ничто и никто не в состоянии повредить ему. В последние мгновения жизни, когда монгол оказывался в безвыходном положении, ему полагалось взглянуть вверх и своими последними словами призвать себе на помощь Вечно Синее Небо. Во время войны в степи кочевники оставляли трупы врагов лежать там, где они упали, на милость диких животных и естественного разложения.

В дальних землях земледельцев монголы опасались, что телам их павших воинов не дадут просто разложиться, что местные жители осквернят их. Во время кампании против чжурчженей монголы впервые начали посылать тела своих павших товарищей для погребения в степи. Военнопленные транспортировали их, видимо, зашивая в кожаные мешки и укладывая на повозки, запряженные быками. В тех нескольких редких случаях, когда это оказалось невозможным, монголы отнесли тела на ближайший травянистый луг и тайно похоронили там воинов со всеми их пожитками. Затем они проводили по лугу своих коней, чтобы скрыть место захоронения, из которого местные жители могли бы попытаться извлечь имущество воина.

Монголы не видели чести в самом процессе сражения, честью для них была победа. В любой войне у них была только одна главная цель — полная и безоговорочная победа. С такой точки зрения, не имели никакого значения, какая тактика применялась против врага, и как именно велись битвы, и велись ли они вообще. Победа, достигнутая благодаря искусному обману или военной хитрости, была, тем не менее, победой и никак не пятнала чести и храбрости воинов, поскольку в будущем у каждого из них будет еще множество возможностей показать свою удаль. Для монгольского воина не существовало такого понятия как личная честь, если битва была проиграна. Легенда приписывает Чингисхану такое высказывание: «Вещь можно назвать хорошей только после того, как она закончена».

Нигде монгольская гениальность не проявилась так полно, как в из умении превратить главное преимущество чжурчженей — их огромное население, в их самый страшный недостаток. Перед тем, как нападать на сам город, монголы обычно опустошали окружающие его деревни. Они насильно включали местных крестьян в свою десятеричную военную машину. Каждый монгольский воин должен был собрать десять местных жителей под своим контролем; если кто-то из них умирал, он должен был пополнить ряды работников так, чтобы в его распоряжении всегда были десять пар рук. Эти пленники выполняли для монголов бытовые работы, добывали им пищу и воду, а также собирали для них необходимые строительные материалы, такие как камни и песок, чтобы наполнять ими защитные рвы. Эти же люди управляли осадными орудиями, которые разрушали стены городов деревянными или каменными снарядами, а также подталкивали к стенам огромные штурмовые башни.

Для монголов сам образ жизни крестьян был совершенно непонятен. На землях чжурчженей было так много людей и так мало скота; совершенно непохоже на родную Монголию, где на каждого человека приходилось 5–10 животных. Для монголов поля и сады земледельцев были просто-напросто пастбищами, а самих крестьян они воспринимали скорее как травоядных животных, чем как людей, которым положено есть мясо. Монголы использовали по отношению к этим травоедам те же слова, что и по отношению к коровам и козам. Толпы крестьян были просто другими стадами, и когда воины отправлялись на охоту за ними, они использовали те же выражения и приемы, что и для обычных стад яков.

Обычные армии этой эпохи рассматривали деревни как объект разграбления, а самих крестьян как мелкую неприятность, от которой можно легко избавиться. Монголы, которые всегда проигрывали в численности народам, которые завоевывали, использовали эти огромные толпы народа для своих целей. Монгольские воины слегка изменили древнюю степную тактику, согласно которой воины гнали скот врага на его позиции, вызывая тем самым смятение и замешательство. В кампании против чжурчженей монголы использовали в этом качестве огромные стада захваченных крестьян. Монгольская армия разделялась на меньшие отряды, которые нападали на беззащитные деревни, поджигали их и гнали перед собой толпу бегущих жителей. Беженцы заполоняли дороги и затрудняли продвижение обозов армии чжурчженей. За время монгольского завоевания более миллиона беженцев в отчаянии скитались по стране и переполняли города. Они как саранча быстро выедали все продовольственные запасы и сеяли вокруг себя хаос и неуверенность.

Большинство армий того времени оставляли после себя толпы беженцев, которые остались без крова. Монгольская армия гнала их перед собой. Монголы использовали крестьян в качестве живых щитов или даже просто живых таранов, которые они бросали на ворота городов. Монголов мало интересовали потери врагов, покуда это помогало беречь жизни самих монголов. Когда те погибали в бою, их телами загромождали рвы и другие защитные структуры врагов. Запертые внутри своих городов, чжурчжени и их подданные голодали; и в одном городе за другим стали прибегать к каннибализму. Недовольство в народе росло, в городах стали поднимать мятежи, вспыхнули крестьянские восстания против власти чжурчженей, которые оказались неспособны защитить своих подданных от монголов, накормить их и справиться с небывалым наплывом беженцев. В ходе подавления одного из самых массовых восстаний армия чжурчженей перебила почти тридцать тысяч собственных крестьян.

В отличие от многочисленных армий пехотинцев, которые медленно передвигались и сражались вдоль четко очерченных фронтов, монголы предпочитали воевать по всей территории страны одновременно. Возникающая в результате сумятица позволяла монголам прибегать к разнообразным хитростям и обманам. Однажды монголы захватили конвой с мелким чиновником, который направлялся в осажденный город Дадин. Один из монголов переоделся в его одежду, взял его бумаги и отправился во вражеский город. Как только он прибыл, монголы сняли осаду с города и отступили. Оказавшись внутри города, лазутчик смог обмануть местных чиновников и убедить их в том, что они победили монголов. Затем он лично пронаблюдал за длительным и трудоемким процессом разбора городских защитных сооружений и роспуском ополчения. Несколько недель спустя он передал монголам сообщение, они вернулись как молния и легко взяли беззащитный город.

Дата добавления: 2015-05-06