Десятая неделя. Салли: на этой неделе мы занимались тремя вещами, и все они заканчивались погромом

ДЕВЯТАЯ НЕДЕЛЯ

По записям.

Салли: На этой неделе мы занимались тремя вещами, и все они заканчивались погромом.

Смех в группе.

Салли: Сначала он сделал из глины мотоцикл, и для меня сделал тоже, и когда я его обогнала, он стал врезаться в меня и действительно меня сбил. Потом мы делали кирпичи. Он сказал: «Ты делай свои, потому что ты можешь сделать лучше, чем я». Ну, я сделала несколько кирпичей и он — несколько, мои были больше, и он сказал: «Смотри. Волны смывают твои кирпичи и оставляют только мои — красивые!». Потом мы взяли игрушечных животных, и я сказала, что хочу собаку, а он сказал: «Тебе нельзя собаку». Потом собака и лошадь подрались и убили друг друга. И все время он громко распевал: «Моя малышка далеко за морями!».

Смех в группе.

Салли: В этот раз муж был дома — это впервые, что он был дома, — и, я думаю, что Джордж специально шумел, чтобы отец услышал.

Ну-ну. Мышонок действительно изменился! Из былых робких попыток и «прощупываний» в начале нашего знакомства он восстал во всей полноте гнева, наверстывая упущенное! Это был чертовски прекрасный симптом!

Первое замечание матери, связывающее все три происшествия: «погром» — подсказало мне, что она постепенно преодолела путь от неприятия наличия гнева как такового до полного его осознания и спокойного и открытого его принятия. Она стала терапевтом Джорджа! Возникновение его гнева и ее принятие этого чувства связаны между собой, как курица и яйцо. Мне все равно, что возникло сначала; несомненно, они переплетались между собой, подпитывая друг друга.

Очевидно было, что, по крайней мере, частично, гнев Джорджа был индикацией соперничества с матерью. Он разбил ее мотоцикл, когда она обошла его. Он «смыл ее кирпичи», когда они оказались лучше, чем его. В этот раз я подумал: хорошо, что она ничего не сказала. Это было не то, что в первый раз, — когда она не нашла слов, чтобы ответить. Это было лучше, чем во второй раз, когда она заговорила, но не приняла его чувств («Собаке не убить корову»). На сей раз это было безмолвное, спокойное принятие.

По магнитофонной записи.

Салли: На игровом занятии, как раз на следующий день после того, как мы разговаривали, он пришел домой после обеда и хотел побить меня, и я сказала: «Ох, я думаю, ты на меня ужасно злишься». Он сказал: «Да-а, ты заставляешь меня самого готовить обед». Он действительно помогает мне по дому, но это он и в самом деле не любит делать. Но потом он сказал: «Но я ноблю тебя, и хочу показать, как сильно я тебя люблю — я эти дела все равно сделаю». Но это действительно всплыло — он злился потому, что слишком много у него было дел.

Возможно. Может быть он называл действительную причину своего гнева, а может быть, и нет. Я чувствовал, что это было неважно; важна была открытость.

Д-р Крафт: Почему на последнем игровом занятии вы не чувствовали себя вместе с ним?

Салли: Последнее игровое занятие было совершенно иным. Вместо обычной рутины он просто достал краски и сказал: «Ну-с, я хочу сделать эту картину совершенной. Я ее делаю, и она должна быть совершенной!» В какой-то момент он сказал: «Накладывай краску ты», — а ее было, знаете ли, не слишком много. И ее выжимала. Сначала он рисовал красным, потом — синим, потом — желтым. Потом он не мог отчистить пальцы и весь измазался. Он разозлился на меня и сказал: «Почему ты мне не сказала, что у меня пальцы будут в краске?» А я просто сидела. Я не хотела отвечать ему, потому что не хотела произнести: «Ну, я просто стараюсь ничего не делать».

Смех в группе.

Салли: Затем он продолжил работу, и конечно, был не слишком доволен картинкой. И все спрашивал меня, что ему делать, и я сказала: «Просто делай, что хочешь». Он провел все занятие за красками. Когда оставалось около пяти минут, он помыл руки. Но в это время наверху послышался шум, работал телевизор, кто-то смотрел телепередачу, и он сказал: «Мы должны играть все полчаса?»

Смех.

Салли: Он сказал: «Я ждал, чтобы посмотреть телевизор». А я сказала: «Да, мы будем играть полчаса». Я сказала: «Ты успеешь к своей передаче». И тогда, не сказав ни слова, он пошел к столу и стал вытирать руки и прибираться.

Д-р Крафт: Он хотел быть готов.

Салли: Он все прибрал. Он сложил игрушки и пошел наверх.

Д-р Крафт: Понятно. Что же, это был пример замечательного компромисса. По крайней мере, он будет готов идти, когда прозвонит звонок. Ох, уж этот телевизор — с ним невозможно соперничать!

Мы обсудили перфекционизм. Об этом следовало говорить, потому что он вполне мог быть тем фактором, который влиял на учебную деятельность Джорджа. Иными словами, если он опасался, что не будет учиться на отлично, он мог предпочесть вообще ничего не делать.

Д-р Крафт: Вы можете попробовать теперь идти от противного: «Сейчас правильно. Никаких ошибок. Это должно быть абсолютно правильно. Запомни — никаких ошибок — до миллиметра». Если вы будете чересчур настаивать на этом, возможно, в какой-то момент он заметит это: «А что, может быть, прежде всего я сам хватил через край? Если мама этим пользуется и таким тоном это говорит?» К этому надо подойти с юмором. Или что-нибудь вроде: «Может, нам профессионального художника пригласить — мы ведь хотим, чтобы это было сделано правильно». Что-то такое, чтобы он взглянул на происходящее немного со стороны. Тогда он скажет: «Хорошо, я очень стараюсь, но я же не упаду замертво, если рисунок не получится совершенным». И еще одно: у него была на руках желтая краска, и он этого не знал? Он ее размазал? «Почему ты мне не сказала?»

Смех.

Д-р Крафт: Это напоминает мне, как моя мама кричала на отца: «Из-за тебя я разбила яйца». Я часто слышал это, когда был ребенком. Я никогда этого не понимал.

Смех.

Одна из матерей: Он с ней разговаривал.

Д-р Крафт: Правильно. Он с ней разговаривал — в неподходящее время. Я не знаю, должны ли вы на это вообще реагировать, потому что это a kind of cute. Но если вы хотите прокомментировать это, есть что-то подходящее?

Салли: Я не могла в тот момент ничего придумать, поэтому промолчала.

Д-р Крафт: Я не уверен, что и я смог бы, но это бросается в глаза, потому что это абсурд. Понимаете — это ваша вина, что он краской измазался... Теперь, десять недель спустя, вы говорите, что вам кажется будто он больше открылся?

Салли: Ну, сейчас дома он не только со мной, но и с отцом, который в занятиях не участвует, — он огрызается и «возникает», и, может быть, вне дома это с ним гоже случается. Не знаю, уверен ли он до такой же степени в себе, чтобы говорить в школе. С детьми, с которыми он играет — да. Он на улице много кричит.

Д-р Крафт: Вы имеете в виду, последние месяц?

Салли: Он стал «возникать». А в прошлом году он итого не делал. Но если он хочет играть в мяч, а они — нет, он вопит: «Давай играть!» Он настаивает на том, что ему хотелось бы делать, и они в конце концов уступают.

Д-р Крафт: Верно. В прошлом году он был мышонком. Вам кажется, что это чем-то вредит ему?

Салли: Нет.

Д-р Крафт: То, что он слишком мудрый. Нет?

Салли: Нет, он нормальный.

Д-р Крафт: Вашему мужу может так показаться.

Салли: Нет, Джордж не дерзит.

Д-р Крафт: Не разнес дом на части.

Салли: Он ничего не поломал.

Д-р Крафт: Я думаю, что вы имеете мощный страховочный ремень: он способен сказать вам, что он сердится, и объяснить, что именно его раздражает. Потому что, если ребенок может это сказать, он знает, что думать так — можно. Это помогает избежать множества неприятностей.

Позже на занятии я спросил каждую мать, что она будет делать, когда наши встречи закончатся. Салли сказала, что она будет продолжать игровые занятия, и надеется, что Джордж раскроется и дальше. Я сказал: замечательно.

Потом она заговорила опять. (Не стала ли она более разговорчивой с ровесниками, как и Джордж?)

Салли: Но без ваших консультаций мы можем не знать...

Мое следующее замечание относилось к «диплому», который я вручил каждой женщине в начале этой последней встречи. Он наделял их правом играть с детьми, когда они пожелают.

Д-р Крафт: Вот для этого и нужен диплом. Это способ сказать вам: вы компетентны.

Салли: Ну, когда я вижу, как он продвигается, вижу, что он выходит из скорлупы и все больше верит в себя, я верю, что он движется в правильном направлении.

Д-р Крафт: Отлично.

Вскоре цикл занятий закончился. Снова — прощание.

Теперь обратимся к информации, полученной нами впоследствии. Это письмо Салли написала в ответ на мое обращение к ней через полтора года.

Мне трудно оценить занятия, потому что то, чему я научилась на них, стало теперь частью нашей жизни Я действительно чувствую, что, участвуя в групповой дискуссии, я усвоила больше, чем (могла би усвоить) в индивидуальной терапии. Вы заставили нас понять, что у Джорджа были трудности, которым нельзя помочь без определенных усилий с нашей стороны. До того мы надеялись, что причиной всему просто незрелость, которую он со временем перерастет. Занятия помогли нам понять, с чего начать. Там я поняла, что мы не единственная семья, испытывающая такие трудности.

Когда мы выяснили, что именно мешает Джорджу в повседневной жизни, мы постарались взглянуть этим феноменам в лицо. Одним из примеров может быть семейный разговор, когда говорили, в основном, старшие дети, а Джордж вышел и стал играть с машинками. Мы помогли ему вернуться и присоединиться к общему разговору. (Это было непросто — ему требовалось так много времени, чтобы рассказать свою историю, которая не всегда была логичной, и он так ерзал!) Сегодня ситуация изменилась. Теперь он включается в разговор, и, если на него не обращают внимания, настаивает до тех пор, пока его не выслушают. Он поддерживает умный разговор с гостями, приходящими к нам в дом,— раньше он боялся просто сказать: «Здравствуйте!».

Под вашим влиянием отец перестал прибегать к силе в попытках обучить Джорджа (а также и других наших детей), и это делает нашу семейную жизнь все более гармоничной.

В прошлом году Джордж потихонечку продвигался (в школе). Он был в классе для слабо успевающих детей и многого боялся. (В отличие от класса для умственно отсталых, дети в классах для слабо успевающих развиты нормально в интеллектуальном отношении, но «непродуктивны».) Мы были разочарованы тем, что успеваемость его улучшалась не так быстро, как мы надеялись. В этом году он по-прежнему учится в том же классе, но у него появилась новая учительница, которую он очень любит. Она чувствует, что он уже может читать, и мы и восторге от его успехов. Он все еще спотыкается и переворачивает двухбуквенные слова, но он пытается сам читать. Он в четвертом классе читает на уровне второго. (Те, кто не связан с образованием, должны будут прищать, что это не так плохо, как кажется, так как, когда ребенок достигает уровня второго класса по чтению, он впервые осуществляет то, что называется «настоящим» чтением.)

Что ж, все началось с обращения учительницы, его первой учительницы. Ниже приводятся выдержки из аттестации Джорджа учителями — год за годом.

Первый класс — до родительских семинаров. Способности ограниченные (учительница настаивает на том, что Джордж — умственно отсталый ребенок или близок к этому, хотя я утверждал обратное). Стремится угодить. Общая незрелость. Речевые дефекты. Координация неразвита (тут он опять «обдурил» учительницу).

Второй класс — во время родительских семинаров. Неуверен. Незрел. Ведомый. Очень напряженный. Сообразительный.

Третий класс — после родительских семинаров. Класс для слабоуспевающих детей: чаще выступает, более расслаблен. По-прежнему подавляет чувства. Очень нуждается в поддержке взрослых. Любит помогать, сотрудничает, симпатичный и вежливый.

Четвертый класс — второй год после родительских семинаров. Специальный класс: любим одноклассниками. Сотрудничает. Стал агрессивнее с друзьями в спортивных играх. Становится более независимым как в социальном, так и в учебном плане.

Глава 4
ОРГАНИЧЕСКОЕ ПОРАЖЕНИЕ МОЗГА

Дата добавления: 2015-03-31