Начали выполнять функцию методических центров, куда за советом и помощью либо на стажировку приезжали посланцы провинциальных учебных заведений. 3 страница

Для разрешения подобной ситуации, как показывает история Европы, годились два способа. Один заключался в изменении об­щественных представлений о потенциальных возможностях слепца и в подборе для слепых ремесленников незанятой ниши на рынке труда. Одновременно требовалось принципиальное изменение госу­дарственной социальной политики, в частности установления инва­лидам (в том числе инвалидам по зрению) социальных льгот и пен­сионных выплат. По этому пути накануне Первой мировой войны пошли страны Северной Европы. Другой способ заключался в орга­низации для образованных, профессионально подготовленных вы­пускников специальных учебных заведений особой, как правило, замкнутой протекционистской среды обитания, где нанятые специа-

листы помогали инвалиду найти применение знаниям и трудовым навыкам. Так, экономически могущественная Англия Викториан­ской эпохи не сочла государственной задачей создание рабочих мест для слепых соотечественников и пошла по пути формирова­ния для них особой среды. России не подошли оба варианта.

Открыв в столице мастерские (1883), Попечительство ВУИМ на­деялось разом решить две задачи: во-первых, предоставить незрячим ремесленникам помещение для работы, обеспечить их сырьем и зака­зами, хранить изготовленную продукцию, во-вторых, помочь овладеть ремеслом взрослым слепым, не получившим школьной подготовки.

Возможности мастерских оказались минимальными, в двух отде­лениях (корзинном и щеточном) в 1909 г. обучалось 16 человек (за все же годы существования курс окончило 77 человек), кроме того, 110 слепых пользовались училищными складами. Попечительство под­держивало работающих, выплачивая им ежегодные пособия (15 р. на человека), предлагая дешевые обеды и места в общежитии¹. На собст­венные заработки выпускники заведений попечительства жили бы нироголодь, тем более не могли существовать за счет самофинансиро­вания ремесленные училища. На содержание столичных мастерских в 1903 г. попечительство истратило 67 000 р., тогда как произведенной ими продукции удалось продать только на 39 000 р. О самоокупаемо­сти, тем паче о прибыли речь не шла. ВУИМ осознавал материальные трудности подведомственных заведений и регулярно фиксировал их и отчетах, не забывая с гордостью отмечать успехи.

В 1909 г. попечительство собрало пожертвований на 50 000 р. меньше, чем в предшествующем 1908 г. Нестабильное финансиро­вание не позволяло планировать развитие сети учреждений, буду­щее большинства из них представлялось непредсказуемым, и это при том, что на 1 января 1910 г. капитал попечительства (деньги, ценные бумаги и недвижимость) приблизился к 8 000 000 р.

Уделяя главное внимание воспитанию и обучению незрячих людей, способных к труду, попечительство старалось помочь не­трудоспособным и старым слепцам. Часть средств расходовалась па содержание для их убежищ, на оплату коек в других профиль­ных приютах и богадельнях, на разовые денежные субсидии².

¹ В 1910 г. в России существовало 9 небольших общежитий для слепых,
в том числе 5 женских: Санкт-Петербургское (28 человек), Киевское (11), Ко­
стромское (4), Воронежское (25); четыре мужских: Санкт-Петербургское (6),
Самарское (11), Одесское (4), Московский приют имени А. Г. Тряпкиной (4).

² В подчинении попечительства находилось 8 убежищ для престарелых и
не способных к труду слепых, три из них в Санкт-Петербурге: убежище сле­
пых женщин им. княжон Волконских (50 чел.), приют слепых в память Ели­
заветы Кудюра (46) с отделениями для малолетних и отсталых слепых дево­
чек (12), Николаево-Александринский дом призрения слепых (21). Кроме
того, Владимирское убежище для не способных к труду слепых им. А. Л. Ло­
сева (24), Воронежское убежище для слепых стариков (8), Казанское убежи­
ще для слепых женщин (8), Орловское убежище слепых (90), Тульское убе­
жище слепых им. А. С. Баташева (21). Последнее размещалось в доме,
подаренном А. С. Баташевым, дополнительно фабрикант пожертвовал
(И) 000 р. на содержание незрячих.

:..^,—.^..........,,.. |_Е_

.Л.'**. ~»*ч-л;**"/,

з23:«:^й«'^;-:^#

Важнейшим направлением деятельности попечительства в начале XX столетия стали выявление, лечение и профилактика глазных заболеваний¹.

Создать общественную организацию, представлявшуюся А. А. Адлер и ее единомышленникам как Российский союз слепых, не удалось. Подобные национальные общественные объединения инвалидов но зрению или по слуху возникали в западных индуст­риально развитых странах в пору относительно спокойной внутри­политической жизни. Хронологический отрезок отечественной ис­тории, на который пришлась попытка инициаторов создания Российского союза слепых (РСС), для подобных акций оказался более чем неудачным. В начале XX в. Россия вошла в полосу дли­тельного политического кризиса после проигранной Русско-япон­ской войны. Позиция верховной власти вновь ужесточается, II Го­сударственная дума распущена, самодержавное правительство всячески сдерживает любые либерально-демократические устрем­ления. В сложившейся внутриполитической атмосфере создание любых общественных организаций, РСС в том числе, недопусти­мо. Но стоило начаться либеральным послаблениям, как энтузи­асты во главе с А. А. Адлер тотчас этим воспользовались, в 1916 г. они организуют Московский союз слепых.

Крушение стереотипов в отношении незрячих людей в Европе ускорило знаменитое письмо Дидро «О слепых в назидание зря­чим» (1749). Философ-просветитель убеждал читающую европей­скую публику в глубокой несостоятельности укоренившихся в их сознании представлениях о слепцах, чем не только шокировал со­временников, но и подвиг некоторых из них на реальные дела во благо слепых детей. Нечто подобное произошло и в России, прав­да, случилось это полутора столетиями позже. В нашем отечестве роль упомянутого письма сыграла книга В. Г. Короленко «Слепой музыкант» (1886). Исходным материалом, пишет автор, послужи­ли «воспоминания о слепорожденной девушке, которую я знал в детстве, наблюдения над мальчиком, моим учеником, который постепенно терял зрение, и, наконец, над одним взрослым слепым человеком, развитым и образованным и вдобавок музыкантом по профессии». Опубликованная в наиболее благоприятный истори­ческий момент повесть не просто привлекла внимание читающей публики, но и перевернула ее представления о слепых. В. Г. Коро­ленко открыл российскому читателю неординарность незрячего человека, богатство его внутреннего мира.

¹ Офтальмологическую помощь населению России оказывала 21 лечеб­ница Астрахани, Вильно, Воронежа, Верного, Гомеля, Кишинева, Ковно, Му­рома, Оренбурга, Орла, Пскова, Саратова, Скобелева, Ташкента, Твери, Тиф­лиса, Троицко-Сергиевского Посада, Тулы, Уфы, Ялты и Ярославля. За 1909 г. лечебницы посетило 70 880 больных. Бесплатную офтальмологиче­скую помощь можно было получить в 24 глазных пунктах и у врачей так на­зываемых глазных отрядов. По инициативе попечительства только в 1909 г. состоялось 32 выезда специалистов в населенные пункты, не имеющие оф­тальмологических служб. Беднейшим больным из средств попечительства вы­делялись деньги на проезд к врачам.

■■

СИСТЕМА СПЕЦОБРАЗОВАНИЯ

Общественный деятель, немало сделавший для защиты граж­данского достоинства тех, кого попирало большинство, быть может, одним из первых в империи почувствовал глубинные, еще мало за­метные окружающим перемены в сознании русского человека и вы­разил их в художественной форме. Завершив повесть, В. Г. Коро­ленко не перестал думать о судьбе слепца. Писателя, отличавшегося обостренным чувством справедливости, гражданского долга, волно­вало социальное положение незрячих, их бесправие, обреченность являться объектом жалости. Размышляя над тем, почему общество, способное сочувствовать убогому, не желает принимать слепого равным, В. Г. Короленко возвращался к первоначальному тексту по­вести, многократно его редактируя¹.

Итак, в начале XIX в. русский самодержец захотел воспроизве­сти в Северной столице копию Парижского института и пригласил в помощь парижанина Гаюи. На протяжении столетия под влиянием либеральных реформ и изменения уклада жизни развивалась и крепла деятельная светская благотвори­тельность, обретая формы подлинного общественного движения. Одним из его направлений становится призрение сле­пых, в том числе организация обучения слепых детей. Выстрои­лась цепочка причин и следствий, приведших к эволюционной смене отношения соотечественников к незрячим людям, измене­нию их социального положения в российском обществе.

Ряды сторонников специального образования множатся, их усилия начинают консолидироваться

Открывая в России опытные училища для глухих и слепых де­тей, наши соотечественники преподавателями вынужденно при­глашал и исключительно иностранцев. Выписанные из-за границы учителя в своей практической работе строго следовали тем педаго­гическим концепциям, тем представлениям о целях, организацион­ных формах и содержании обучения, которые на соответствующий исторический момент главенствовали на их родине. По понятным причинам российские помощники западных миссионеров какое-то время пытались неукоснительно соблюдать рекомендации чуже­земных наставников. Одна из специфических особенностей началь­ного этапа развития отечественной практики специального обуче­ния заключается, как мы уже знаем, в том, что страна получила училища (для глухих и слепых детей) задолго до того, как испыта­ла в них потребность. Специальная школа уже функционировала, а собственные учителя не просто отсутствовали, их и быть не могло.

¹ Шестое издание (1898) писатель дополнил новым эпизодом — беседой слепорожденного звонаря с утратившим зрение напарником. В основу лите­ратурного диалога лег реальный спор двух слепых звонарей, услышанный автором повести во время посещения Саровского монастыря (1890).

,,Шн*ь-- ■ '■'

л.лм!		: _;: ^	н&щ:
Ллж,	:/:;::

Легко предположить, что богатый помещик, решивший украсить имение экзотическими растениями, вместе с саженцами выпишет из-за границы и садовника. Но напрасно ждать от крепостных, что, увидя диковину в барской усадьбе, они загорятся желанием завес­ти подобную у себя в палисаднике. Так и училища, чудесным об­разом возникшие в столице по прихоти главного помещика импе­рии, не вызвали на первых порах ответного желания населения создать аналогичные в родных городах и весях.

В отличие от европейских стран в России учреждение первых специальных школ не являлось итогом многовековой эволюции мысли философов, заинтересованных клириков, филантропов, пе­дагогов, которые поначалу признали необходимость обучения де­тей-инвалидов, а затем вышли на размышления о его целях, содер­жании и организационных основах.

Кто нуждается в специальном обучении, где и как его можно по­лучить? Кто принимает решение об открытии училищ и содержит их, как они должны выглядеть? Кто заказывает содержание обуче­ния и контролирует его качество (родители, община, Церковь, мест­ная власть, государство)? Что есть цель обучения? Должно ли специ­альное образование строго следовать программе общей школы, и если да, то какой? Программе церковно-приходской школы, про-грамме реального училища или гимназии? Следует ли ребенка-инва­лида учить ремеслу и какому? Кто и как должен трудоустраивать, решать житейские проблемы глухого или слепого выпускника? Где лучше жить ребенку во время получения специального образова­ния — дома или в учебном заведении закрытого типа? Эти и иные не менее важные и сложные вопросы вплоть до конца XIX столетия на Руси не возникали. Отечественные устроители опытных училищ не задумываясь вошли вслед за французами, англичанами и немцами в «лабиринт специального образования». Никто не предполагал, что на трудном пути возможны ловушки, ложные ответвления и тупики, казалось, есть единый путь, проторенный западными странами, и до­статочно вступить на него, руководствуясь в движении счастливыми возгласами впереди идущих, чтобы достичь успеха.

Российский самодержец и его близкие, следуя за европейцами, доверяли западным лоцманам, не обратив должного внимания на то, что европейские государства собирались в поход несколько столетий, да к тому же каждое двигалось индивидуальным, нацио­нальным, маршрутом. Попадая в иной социально-культурный кон­текст, заимствованные модели утрачивали изначальную нацио­нальную принадлежность, на Русской земле они видоизменялись, притирались к местным реалиям, со временем преображаясь в соб­ственно российскую специальную школу.

Спустя столетие, к концу XIX в., российские училища уже более походили друг па друга, чем на своих зарубежных прародителей. Пришло понимание, что учебные заведения разных регионов импе­рии сталкиваются с похожими проблемами и что для их решения необходимо объединять усилия, а из опыта первопроходцев следует извлечь уроки. Постепенно между специальными школами одного типа стали возникать связи, а столичные училища

СИСТЕМА СПЕЦОБРАЗОВАНИЯ

Западный учитель, приступая к работе, имел программу и учебники, за его спиной стояли десятки, если не сотни ученых, повлеченных в решение проблемы медицинской и педагогической помощи детям-инвалидам. Российские же учителя часто были вынуждены самостоятельно составлять программы, придумывать и изготавливать учебные пособия. Так, например, учебную и худо­жественную литературу для слепых в большинстве школ долгое время ручным способом тиражировали сами тифлопедагоги.

Постепенно опыт педагогических на­блюдений за глухими, слепыми, умст­венно отсталыми детьми накапливался и обогащался, формировались представле­ния о способности этих детей к воспита­нию, школьному обучению. Наиболее пытливые наставники старались понять закономерности развития своих воспи­танников, все острее ощущая потреб­ность в сотрудничестве с психологами, физиологами, психиатрами, офтальмо­логами, отоларингологами, представите­лями других медицинских профессий.

В. П. Кащенко

В свою очередь, многие практикую­щие врачи, в числе пациентов которых нередко оказывались и дети с отклоне­ниями в умственном или физическом развитии, не ограничивались исполне­нием лечебных функций, но смотрели па проблему шире. Предметом их инте­реса становились этиология и патогенез заболевания, медицинская статистика, вопросы наследственности, психиче­ский статус глухих, слепых и умственно ((тсталых детей. В те тридцать с неболь-шим предреволюционных лет, которые были наиболее динамичными в истории строительства специальной школы в са­модержавной России, врачи сыграли важную роль, выступив «мотором» спе­циального обучения.

А. Ф. Лазурский

Так, у истоков организации школь­ного обучения слепых детей стоял врач-офтальмолог А. И. Скребицкий. Отношение соотечественников к идее организации школьного обучения глу­хих менялось не без активного участия врачей отоларингологов: М. В. Богданова-

Березовского, Е. С. Боришпольского,

С. С. Преображенского, Е. В. Членова,
П. И. Якобий. Обучение умственно от­
сталых детей во многом стало возмож­
ным благодаря энергии и труду многих
психиатров и невропатологов: А. Н. Берн-
штейна, В. М. Бехтерева, Я. А. Боткина,
В. П. и П. П. Кащенко, П. И. Ковалевско­
го, А. Я. Кожевникова, С. С. Корсакова,
А. Ф. Лазурского, И. В. Маляревского,
И. П. Мержиевского, Г. И. Россолимо,
В. П. Сербского, И. А. Сикорского. Не
все участвовали в практической работе
специальных школ непосредственно, но
затратили немало сил и времени на про­
паганду идеи о возможности и необходи­
мости обучения детей с физическими и
Г. И. Россолимо умственными недостатками. Не без их

усилий менялся взгляд соотечественни­ков на инвалидов. В начале XX в. просвещенная часть населения России уже не от­торгала предложений о расширении числа специальных учебных за­ведений, а поддерживала их, что объясняется и сменой взглядов об­щества на школьное образование. До 70-х гг. XIX столетия население империи оставалось равнодушным к образованию, затем пришел ин­терес, а вскоре и осознание необходимости просвещения.

«С 1900-х гг., — пишет П. Н. Милюков, — губернские земства, предоставлявшие до тех пор почти всю школьную работу уездным, начинают признавать общественное и государственное значение школы, ставят на очередь вопросы о всеобщности образования, разрабатывают типы школьной сети, необходимой, чтобы сделать школу доступной, задумываются над вопросом о школьном возрас­те, принимают участие в школьном строительстве, идут на расши­рение программы и повышение типа школы» [12, с. 342].

Благодаря усилиям местной и верховной власти процент не­грамотных понемногу снижается. Если в 1894 г. таковыми остава­лось 70,8% населения страны, то к 1911 г. их 61,7%. В 1908 г. Го­сударственная дума, определяя размер финансовых субсидий российским земствам и городам, согласилась увеличить их при условии заключения местными органами самоуправления особых договоров с Министерством народного просвещения. Договор пре­дусматривал открытие в подписавшем его земстве или городе необходимого количества школ для всех детей 8—11 лет. Под­черкнем, документ оговаривал включение в школьную сеть суще­ствующих церковно-приходских, фабричных и частных школ в ра­диусе трех верст. В случае вынужденного закрытия таких школ органы самоуправления взамен гарантировали открывать собст­венные. Начни действовать упомянутый договор, и судьба россий­ских частных специальных учебных заведений сложилась бы вполне благополучно.

, ^ ш>...

СИСТЕМА СПЕЦОБРАЗОВАНИЯ

Попытки городских властей Санкт-Петербурга, Мо­сквы и Киева организовать всеобщее обучение детей за­кономерно повысили интерес научной общественности к вопросам специального обучения. Медики (офтальмологи, отоларингологи, невропатологи, психиатры) и педагоги ведут экс­периментальные исследования, интенсивно переводят иностран­ную научную литературу, изучают зарубежный опыт, предлагают собственные оригинальные подходы и методики обучения глухих, слепых, умственно отсталых детей. Число переводных и отечест­венных научных, научно-методических, научно-публицистических изданий множится. В России, как и на Западе, появляются специа­лизированные периодические издания. В 1884 г. петербургский врач И. В. Маляревский¹ начинает выпускать ежемесячный «Ме­дико-педагогический вестник». «Наш журнал, — заявили члены редакции, — предлагает всестороннее изучение природы, потребно­стей и жизни детского возраста в его прошлом, настоящем и буду­щем с тем, чтобы на страницах его постепенно выяснялись и раз­рабатывались как условия, содействующие правильному развитию подрастающих поколений, так и порождающие болезненные от­клонения в нем». С 1886 г. начинает выходить журнал «Русский слепец», на который школы активно подписываются, наряду с ним многие выписывали и популярный в Европе «ВНпаештеипа». 1! 1902 г. появляется «Вестник Попечительства государыни импе­ратрицы Марии Федоровны о глухонемых».

В конце XIX в. состоялась первая в России научная конферен­ция, посвященная вопросу специального обучения. Усилиями мос­ковских энтузиастов обучения слепых детей (прежде всего А. А. Ад­лер, Г. Г. Дикгофа, М. В. Духовского, П. П. Горячего, М. П. Постов-ской) удалось добиться включения в программу Второго съезда русских деятелей по техническому и профессиональному образо­ванию (1895) специальной тифлопедагогической секции. Материа­лы заседаний секции (ей был присвоен номер XII) составили.'550 страниц.

Секция задумывалась исключительно в целях обсуждения проблем технического и профессионального обучения слепых, од­нако вдохновение и тщательность, с которой Анна Адлер готови­лась к проведению будущей секции, привели к неожиданным ре­зультатам.

«Начало подготовительной деятельности секции было положено заседанием, состоявшимся в начале декабря 1894 г. под председа-гельством А. А. Адлер и при участии К. К. Мазинга, К. Л. Адельгей-ма (состоявшего несколько лет врачом при учебно-воспитательном заведении слепых в Москве и знакомого с подобными учреждения-

¹ Маляревский Иван Васильевич (1846—1915) — врач и писатель. Осно­вал частный приют для детей-идиотов, эпилептиков и обнаруживающих от­сталость в умственном и нравственном отношении (1883). Издавал и редак-гировал «Медико-педагогический вестник» (1884—1885), в котором опубликовал несколько статей, посвященных вопросам лечения, воспитания и обучения умственно отсталых детей.

ми за границей), М. П. Лебедевой, С. А. Левицкого (практически знакомого с делом воспитания и образования слепых и работавше­го на этом поприще), С. Я. Никитинского, М. П. Постовской и П. П. Горячего. <,..> К вопросным бланкам, выработанным секцией, были присоединены вопросные бланки по школьной гигиене, со­ставленные профессором Ф. Ф. Эрисманом. <...>

На протяжении работы съезда, с 28 декабря 1895 г. по 5 января 1896 г., секция имела 10 заседаний — 2 общих по всем трем отде­лам и 3 специальных по образованию слепых, 2 по образованию глухонемых и 3 по образованию ненормальных. Прочитано и рас­смотрено 32 доклада» [6].

Достаточно представительной оказалась подсекция по образова­нию глухих, в ее работе приняли участие директор и сурдопедагоги Арнольдо-Третьяковского училища (Д. К. Органов, Ф. Ф. Томкеева, А. Н. Пуговкина), инспектор Петербургского училища А. Ф. Остро­градский, доктора С. С. Преображенский и Е. В. Членов. Подсекция по вопросу об образовании ненормальных детей собрала немало из­вестных профессоров медицины, достаточно назвать имена Я. А. Боткина, С. С. Корсакова, Г. И. Россолимо, В. П. Сербского, чтобы оценить уровень научной дискуссии.

О чем же говорили на первой столь представительной встрече пионеры специального образования? Конечно, обсуждали вопросы содержания и методов обучения и воспитания слепых, глухих и умственно отсталых детей, делились опытом, рассказывали о проб­лемах учреждений, которые представляли, т. е. вели профессио­нальные дискуссии на те же темы, что и их западные коллеги на подобных европейских симпозиумах. Вместе с тем Всероссийский съезд имел важное отличие, собственно педагогические аспекты оказались не главной его темой, значительная часть участников смотрела на проблему масштабнее. Говорили о необходимости открытия значительно большего числа специальных школ, о жела­тельности преобразования их из частных и благотворительных в государственные, даже о введении всеобуча для глухих и слепых детей. В ряде выступлений состояние помощи детям-инвалидам в стране подвергалось критике, докладчики мечтали о скорых пе­ременах и высказывали соответствующие пожелания в адрес попе-чительств, Министерства народного просвещения, российского об­щества. Многие докладчики оказались максималистами, они не хотели помнить, что специальная школа появилась в империи со­всем недавно и что идея специального образования не поддержи­валась большей частью населения.

В установочном докладе «О задачах XII секции» А. А. Адлер сетовала на то, что «затрагиваемые вопросы слишком специаль­ные, а число лиц, заинтересованных ими, еще очень незначитель­но. <...> Было бы трудно выполнить даже отчасти намеченную программу, если бы некоторые профессора и медики-специалисты не приняли участия в докладах. В деле воспитания и образования слепых, глухонемых и других ненормальных детей роли врача и педагога очень тесно связаны между собою; в некоторых случаях трудно даже разграничить их деятельность; из практики мы убеж-

даемся, что только при совместной работе тех и других можно до­стигнуть правильной точки зрения при выработке методов препо­давания и воспитания». Констатируя, что «на Западе в деле воспитания слепых, глухонемых и психически недоразвитых детей выработаны уже твердые принципы, на основании которых и по­ставлено это дело», А. А. Адлер полагала, что «остается только воз­можно полнее проводить эти принципы в практическую деятель­ность, применяя их к условиям русской жизни» [6, с. 13—15].

Сравнив охват слепых детей в России (менее 3%), Саксонии (10%) и Дании, где «все слепые дети уже получают образование», Л. А. Адлер среди причин подобного благополучия указала подчи­нение специальных школ правительственной инспекции учебных округов. Ее поддержал профессор С. С. Преображенский, приведя в пример США, где «нет ни одного глухонемого, который бы рис­ковал получить отказ в принятии в школу», и Пруссию, где «еще десять лет назад было более полусотни школ и в них обучались все глухонемые». По мысли С. С. Преображенского, «положение дела обучения глухонемых, при котором училища не находятся между собой ни в какой связи, возникают и содержатся исключи­тельно по частной инициативе и на частные средства, не может быть признано нормальным» [6, с. 49]. Доклад Е. В. Членова изо­биловал сравнительными статистическими выкладками и заканчи­вался жесткой оценкой российской ситуации: «Государства Евро­пы представляют громадное разнообразие. С одной стороны, встречаются такие (Дания, Нидерланды), где почти все глухоне­мые получают правильное образование; с другой — мы находим страны с громадным населением (Россия, Португалия), где про­цент обучающихся так мал, что затрудняешься даже объяснить это явление» [6, с. 27].

«Обзор результатов деятельности Попечительства о слепых в России за четырнадцать лет», подготовленный А. И. Скребиц-ким, прозвучал как обвинительный акт чиновникам ВУИМ.

«С высоты престола текут миллионные даяния, — писал А. И. Скре-бицкий, — страна жертвует и жертвует много, но какие результаты после четырнадцатилетней деятельности может это учреждение предъявить? Возникло несколько великолепных зданий, организова­ны канцелярии, пишущие уставы для каждого областного учреждения в отдельности, хотя они составляют лишь повторение общего, раз принятого устава; снаряжаются командировки, расходуются суммы на разъезды, пособия и награды чиновникам; печатаются дорогосто­ящие отчеты, в которых нельзя найти ответа на самые естественные вопросы; печатаются книги рельефом, но по ценам разорительным; в училища принимаются и содержатся слепые дети, но из них окан­чивает заведение лишь половина, другая, пробыв несколько лет, не­редко 7—8, бесследно исчезает из него без пользы, поглотив десят­ки тысяч на свое содержание» [6, с. 64].

Можно понять обиду А. И. Скребицкого на функционеров попечительства. Для энтузиаста помощь незрячим была смыслом жизни, тогда как для многих чиновников ВУИМ она являлась

ШйяЛ*аыЛШя

обычной службой и источником заработка. Вряд ли люди, которых упрекал А. И. Скребицкий, были столь плохи, просто на часах по­движника и его оппонентов время (периоды эволюции) различа­лось. Новатор специального образования, как правило, предвосхи­щает ценности следующего периода, интуитивно предлагая модели, которые будут востребованы только в будущем. Те же, на чью помощь энтузиаст полагается, — представители власти, инс­пектора понечительств и Министерства народного просвещения руководствуются правилами и нормами периода, который прожи­вается государством в сию минуту. Вот почему отношения между сторонниками реформ в специальном образовании и представите­лями власти никогда не могут складываться бесконфликтно.

Равнодушие чиновников и государственных ведомств огорчало специалистов, но более всего их удручало непонимание со стороны большей части населения. «Часто приходилось слышать, — жало­валась А. А. Адлер, — что вопрос об образовании слепых, глухоне­мых и других ненормальных детей не может иметь права граждан­ства в России, пока миллионы зрячих, нормальных, а потому более полезных людей еще ждут образования. <...> Во имя [сострада­ния] открываются у нас школы для ненормальных детей с целью хоть сколько-нибудь облегчить их вечную тьму, вечное безмолвие и умственную темноту. Если образование здоровых зрячих имеет целью сделать людей совершеннее и счастливее, то больных не­нормальных оно делает лишь менее несовершенными и менее не­счастными» [6, с. 8—9].

Дата добавления: 2015-03-31